Залечь на дно в Тагиле, или «В глаза смотреть!»

Новый сосед. Два соседа

День, когда у него появилась цель в жизни, Дан запомнит навсегда. Цель – недостижимая. Однако кто сказал, что если шансов достигнуть великой цели нет, то стремиться к ней не следует? Ну, кто-то, может, так и считает, кто-то, но не Дан. Тем более если в стремлении этом и заключается смысл жизни. Два в одном – и цель, и смысл.

А сначала было предчувствие. Появилось оно из ниоткуда, однако в тот именно момент, когда из-за поворота выскочила нарядная, ярко раскрашенная, вся в наклейках и со сверкающими на солнце дисками колёс, LADA Niva Legend, она же LADA 2121 (4 х 4), она же – просто «Нива». Подлетела она к недавно возведённому дому неизвестного будущего жильца деревни и остановилась, как вкопанная. Дорога по-деревенски ухабистая, с ямами и надолбами, а автомобиль этот глубоко нездешнего вида такое вытворяет. Это – удивительно. Тем более удивительно, что водителем оказался седовласый старикан, одетый словно байкер, только без шлема.

А уж когда из салона автомобиля бодро скакнул маленький ослик, всеми четырьмя копытами вцепившись в придорожную травку, Дан был сражён окончательно. Он даже не заметил, что резко подался вперёд и почти наполовину высунулся из чердачного окна.

Ослик! Настоящий! А как стоит! Он стоит так, словно позирует для того, чтобы быть отлитым в бронзе. Голова, правда, не неподвижна – налево повернулась, затем направо. А взгляд… Нет, глаз не рассмотреть.

Строительство этого дома началось ещё в начале лета. И строили его, как выразилась Хельга Михайловна, бабушка Дана, набегами. Действительно, в первый раз приехавшие строители сделали лишь фундамент, во второй – возвели стены из бруса и увенчали их стропилами. А вот теперь уже почти совершенно понятно, что жить в этом доме будут этот дед и ослик. Ну а как? Два чемодана, огромный рюкзак и две клетчатые сумки, плотно чем-то заполненные доверху. Это только то, что было в пространстве экспедиционного багажника.

Если бы Дан был способен, он бы спустился с чердака и помог новым соседям занести вещи в дом. Это было бы правильно. Однако не всё правильное возможно. Поэтому Дан всего лишь мыслями и всей душой был с приехавшими, которые ему сразу понравились, но не готов был оказаться ими обнаруженным. И, вероятно, зря. Ведь если бы его заметили, а затем попросили помочь перенести извлечённый из автомобиля багаж, что, конечно, вряд ли, то он не сумел бы отказаться. И спустился бы с чердака, и вышел бы на улицу, и подошёл бы к ним.

И да, пришлось бы знакомиться. И называть своё имя. А вот это уже не просто. Он именовал себя Даном. Только лишь он сам – себя. И больше никто. Бабушка и другие обычно называли Даней, в случаях крайней необходимости – Данилой Грозушкиным. Без отчества. Которое было, однако упорно игнорировалось. Даня так Даня. Дан хмурился, но ничего не говорил. Просто молчал. Это было не трудно. Мучительно было чувствовать на себе чужие взгляды. А ещё – встречаться с кем-либо глазами. Кроме, разве что, бабушки. И то не всегда. Обычно и ей-то он в глаза не смотрел. И нарывался порой на свирепый окрик: «В глаза смотреть!» Но это лишь когда был либо виноват, либо подозревался в чём-то. И когда у Хельги Михайловны было скверное настроение.

Сколько времени прошло бы, прежде чем состоялось бы знакомство с новыми соседями, можно лишь гадать. Дан и гадал. Ну, думал, прикидывал, строил предположения. А потом в собственном огороде столкнулся с Карлосом. Так, со слов бабушки, звали ослика. Карлос неторопливо пощипывал морковную ботву прямо с грядки. Дан непроизвольно вскрикнул. От удивления и возмущения. Разве это допустимо – лишить морковочек, ещё молодых, совсем маленьких, возможности расти, набираясь красоты и силы от солнечного света?

– Да, несомненно, – как бы ответил ослик Карлос, подняв голову и открыто и прямо посмотрев на Дана. По крайней мере, именно такой ответ читался как в его весёлом взгляде, так и вообще во всей физиономии, кажется, слегка насмешливой.

– Нельзя! Уходи! – сказал Дан строгим голосом и для наглядности обозначил своё требование взмахом руки. – Если увидит бабушка…

Карлос перестал жевать и не без разочарования во взгляде, заметно посерьёзневшем, осмотрел Дана. Дан внутренне поёжился и отступил чуть назад. Ослик – это как лошадь, правда, маленькая. А лошадь способна и укусить, и ударить. И передними ногами, и задними.

– Ну, я могу нарвать моркови и отдать тебе ботву. Всё равно её прорежать надо, – сказал Дан. Подумав, добавил: – И сами морковки отдам. Нарву, помою в бочке…

Карлос ещё раз ощупал Дана внимательным взглядом, затем повернулся и пошёл. Дан хотел остановить ослика, но не знал, как это сделать. Кричать? Догонять? Забежать вперёд и попытаться остановить Карлоса и не пустить к задней калитке, к которой тот, судя по всему, и направлялся?

В общем, так, истуканом, Дан и простоял, пока Карлос не исчез из поля его зрения. Потом подошёл к отворённой задней калитке и остановился, крепко задумавшись. И было о чём. Калитка должна быть всегда закрыта. И её необходимо не просто затворить, но и проволочную петлю накинуть.

Однако если это сделать, то получится, что Дан выгнал из огорода ослика Карлоса, у которого умный, весёлый и необидно насмешливый взгляд. Дан попятился, затем повернулся и побежал. Он вернётся к себе на чердак, в свою резиденцию, и там ещё раз обо всём хорошенько подумает.

И всё-таки… калитка не может оставаться незапертой. Дан, прервав бег, перешёл на шаг, затем повернулся и побрёл обратно. Он прикроет калитку и… Да, прикроет калитку и петлю набросит. Наверняка же Карлос самостоятельно сбросил её. И если в первый раз у него вышло, то и во второй получится, несомненно.

– Вот и договорились. Договорился, – вслух подумал Дан и тотчас огляделся по сторонам. Да нет, он один, никто его мысли расслышать не способен, не существует ещё таких технологий.

Технологий не существует, а что-то другое существует. Это другое существует, и нет покоя в душе. А этот покой нужен. Ну, до того момента, пока скучно не станет. Но скука Дана практически никогда не одолевала. Так, касалась порою крылами слегка. Обмахнёт и улетучится, не мешая думать, тревожиться и мечтать. И читать, конечно.

А уж в дни, когда ему предстояло вынужденно общаться с большим количеством людей, было и вовсе тяжко. Но никуда не денешься. Можно лишь перед выходом подняться на чердак и осмотреть видимую часть деревни.

Аналогичным образом поступил он и в тот день. Однако лишь ступив за калитку палисадника, почти что нос к носу столкнулся с новым соседом, которого бабушка, в зависимости от обстоятельств, называла то дачником, то понаехавшим, а порой – или просто хипстером, или хипстером престарелым. И это при том, что знакома была с ним, знала его имя-отчество, а возможно, и фамилию. Дан тоже знал, что соседа звать Георгием Павловичем, однако как назвал его, лишь только увидев, стариком, так и именовал его в дальнейшем. Старик и старик. По-другому, в мыслях, во всяком случае, и не получалось.

– А-а, молодой человек! – воскликнул Георгий Павлович. – Не жалуете вы наш мир, не жалуете. А ведь я на вас рассчитывал.

Дан, и без того пребывающий в состоянии, близком к полуобморочному, окончательно впал в ступор.

– Чердак – это здорово, – после паузы доверительным голосом произнёс старик. – У меня у самого в детстве был оборудованный для автономного существования чердак. Но… пришлось расстаться с ним. Цирковое училище, далее – везде. Догадался, зачем ты мне нужен?

Дан еле приметно дёрнул головой. Не догадался, то есть. Он и о том, что «нужен», не успел сообразить.

– Тебя как звать? – спросил Георгий Павлович.

– Дан… я, – вымолвил Дан.

– А, да. Мне же говорили, – взмахнул рукой старик. – Даня. Ну да, Даня. Ты ведь уже знаком с Карлосом? Он – четвероногий и потому… Да ты понимаешь, о чём я. Так ведь?

Дан слабо кивнул.

– Ну вот. А у меня сейчас новое увлечение. Типа, хобби. – Георгий Павлович многозначительно помолчал. – Догадался уже? Я же пенсионер. Поликлиники, больнички, анализы, кардиограммы, таблетки, естественно, в немереных количествах по восемь с половиной штук в сутки. Это всё, я тебе скажу, до добра не доводит и ведёт на кладбище.

Дан испуганно округлил глаза и даже отступил чуть назад. Тема ухода стариков из жизни уже звучала в речах его бабушки неоднократно. Но, однако, не так отчётливо, размыто несколько и отвлечённо.

Георгий Павлович улыбнулся и продолжил:

– А Карлос и вообще-то не переносит одиночества. Среди людей всю жизнь.

– Вы хотите умереть и оставить Карлоса мне? – проговорил Дан взволнованно, и в голосе его прозвучала целая гамма чувств вплоть до невольной радости.

Старик сморщил немолодое лицо и дёрнул головой.

– Нет, умереть не очень хочу. Да и опеки подобного рода над моим приятелем никто не допустит. Ты же несовершеннолетний. Более того – малолетка. Давно ли из памперсов вырос?

– Давно, – выговорил Дан и впервые за весь разговор довольно-таки открыто посмотрел в глаза собеседнику. – Мне одиннадцать.

Старик удовлетворённо кивнул.

– Ладно, скажу Карлосу, что ты согласен. Утром нормально поднимаешься?

– Да.

– Всё, сговорились. К семи подходи.

Сосед ушёл, а Дан ещё некоторое время стоял, молча радуясь открывающимся перспективам. Сначала радуясь, потом радуясь и волнуясь одновременно, а затем – просто сильно волнуясь. В конце концов, Дан до такой степени разволновался, что даже бабушка, усаживающая его ужинать, на секунду замерла и с подозрением посмотрела на внука.

– Заболел? Вид твой меня смущает. Признавайся! – Лицо бабушки стало максимально строгим, даже чуть-чуть зверским. – Вот только попробуй у меня заболеть! Говорила им: закаливайте ребёнка, к правильной еде приучайте – нет, он у нас, видите ли, не такой, как все. А теперь что? Воспитывать надо, как раньше говорили, когда поперёк лавки. Да только кому? Один сбежал, вторая… Ну, с этой я сама маху дала.

Ворчание бабушки мешало Дану сосредоточиться, поэтому он постарался съесть полностью все три сырника, уложенные на его тарелку, и в несколько глотков расправиться с кислющим клюквенным морсом. Теперь оставалось лишь максимально скоро, с минимальными потерями покинуть кухню.

– Спасибо, бабушка, – отчётливо выговорил Дан, затем поднялся из-за стола и, быстро переставляя ноги, попятился к выходу.

– Наелся? Точно? – насторожилась бабушка.

– Да, – сказал Дан, а затем дважды, добавляя уверенности в голос, повторил: – Да. Да! – И выскочил из кухни.

– Стой! – крикнула бабушка, и Дан вынужден был вернуться. – Тут хипстер этот, ну, Георгий Палыч, собирался просить тебя за осликом своим присмотреть, так я отказала.

– Отказала? – удивился Дан.

– Он же наглец! – Хельга Михайловна ткнула пальцем в сторону окна.

– Кто?

– А оба.

– Нет, – возразил Дан.

Бабушка раздражённо взмахнула рукой и отвернулась.

– Ну да у вас, Грозушкиных, на всё своё мнение. Иди!

– А я согласился, – сказал Дан.

– Что?

– Присмотреть.

Бабушка, переполненная возмущением, по её мнению, наверняка праведным, не сразу нашлась, что сказать, и Дан благополучно покинул кухню.

Следующим утром, без четверти семь, Дан уже стоял у соседской калитки. Войти? А вдруг ещё не встали? Дан на собственном опыте знал, как дорога порой бывает каждая минута утреннего сна, отнимаемого пунктуальной бабушкой. В прежние суровые времена средневековья холопа, лакея или оруженосца, потревожившего хозяина в неурочный час, ожидали, вероятно, очень большие неприятности. Если и не голова с плеч, то, по крайней мере, хорошая трёпка вплоть до порки плетьми на конюшне.

Деструктивными мыслями терзаемый, Дан с некоторым запозданием обнаружил появившегося во дворе старика. На голове соседа была кожаная бандана, а в руках – коса с остро блеснувшим на солнце длинным металлическим лезвием. Георгий Павлович также увидел Дана и неторопливой, но упругой походкой, не похожей на походку умирающего, направился калитке.

– Привет! Заходи! – сказал он и пропустил Дана во двор. Затем кивнул на лавочку у входной двери. – Ты посиди, а я травки подкошу. Он немного избалован. Ну или коэффициент лени повышенный. Времени-то навалом – ходи, пощипывай. Ну и сразу, в качестве напутствия. Он, я бы сказал, излишне категоричен бывает. Ты с ним не спорь. Не обязательно во всём соглашаться, но… Да просто существуй рядом в автономном режиме. Будет обижать – прямо скажи, что не потерпишь, что будешь жаловаться. – Произнося эти слова, старик смотрел на Дана с некоторым смущением во взгляде, и в голосе его проскальзывали извиняющиеся нотки. – Главное – помни, что не обязан исполнять все его капризы.

– Обижать – это как? – максимально нейтральным голосом задал вопрос Дан.

– Ну как мы друг друга обижаем? Взять, хоть, твою бабушку. Наверняка же не всё гладко, а?

Бабушка временами бывает достаточно язвительна и не в полной мере сдержанна в своих высказываниях, отметил про себя Дан и почти успокоился. Он же, Дан, не бабушка, у него совсем иной характер. Он и вообще отличается от всех людей без исключения. Иначе у него был бы друг, возможно, и не один.

– Не буду, – сказал Дан.

– Что не будешь? – не понял старик.

– Обижать.

– Ты-то не будешь, – вздохнул Георгий Павлович и нахмурился. – Однако он уж больно не любит один оставаться. Ладно, пойду косить.

Старик ушёл, а Дан присел, как и велено было, на лавочку и принялся осмысливать только что состоявшийся разговор. Спустя минуту встал и прошёлся по двору, в одну сторону, в другую… Так и ходил, непроизвольно поёживаясь, пока из дому не вышел Карлос. Тут уж Дан остановился и почти что замер, поглядывая на не особенно приветливо рассматривающего его Карлоса.

– Хороший ослик, – произнёс Дан. Просто чтобы что-то сказать. Подумал и добавил не вполне уверенно: – Мы можем стать… друзьями.

Карлос выдохнул, словно вздохнул, и отвернул голову в сторону.

«Не хочет дружить!» – мелькнула мысль, и Дан вдруг осознал, что именно это и тревожило его с той самой минуты, как поступило от старика предложение остаться сегодня с Карлосом. Да и кто вообще когда-либо рвался дружить с ним? Да никто. А ослы – не глупые. Раз никто, то и они не будут. Этот Карлос, по меньшей мере. Уже понятно вполне.

Возвратившийся сосед окинул взглядом загрустившего Дана и, обернувшись к Карлосу, укоризненно покачал головой. Карлос фыркнул, развернулся и ушёл в огород.

– Пустой трёп не для него, – сказал Георгий Павлович Дану. – Да вы с ним два сапога пара. Очень упорный, что задумает – прёт, как танк.

Про ослов говорят, что они упрямые, а старик сказал – «упорный». Или это одно и то же в его представлении? Хотелось задать уточняющий вопрос, однако Дан промолчал.

Мечтать, надо мечтать

Когда уже даже не вечерняя мгла, а ночная темень легла на деревню, прижав к земле все окружающие предметы, приехал старик, подрулив прямо к калитке, вплотную практически. Именно приехал и именно подрулил, а не примчался и не затормозил привычным образом, словно в стену влетая.

И из автомобиля выбраться не торопится – просто сидит и смотрит прямо перед собою куда-то в укутанную тьмой даль. Не только мимо Дана, но прямиком сквозь темнеющую громаду дома.

Дану хотелось спросить Георгия Павловича, где тот так долго был. Однако он этого, конечно, не сделал, просто стоял у калитки и ждал, когда старик покинет салон автомобиля и отпустит его домой. И было предположение, что Георгий Павлович потребует от него отчёта о том, как прошёл день и всё ли было благополучно. И придётся что-то говорить. Даже, возможно, сообщить, что Карлос его упорно в течение всего дня не замечал. Как бы не замечал и не видел, конечно.

Опасения Дана оказались напрасны. Старик выбрался из салона автомобиля, постоял, словно раздумывая о чём-то, а затем ушёл в дом. Дану он ничего не сказал, лишь коротко похлопал того по плечу, проходя мимо. Дан закрыл за Георгием Павловичем калитку и посмотрел на «Ниву», оставшуюся также незапертой. Не значит ли это, что старик намерен вернуться? Впрочем, не похоже.

И спустя несколько минут круживший вокруг автомобиля Дан оказался на месте водителя. Внутренне замирая, он протянул руку и нащупал находившийся в замке зажигания ключ с брелоком в форме кинжала с хищно выгнутым, остро заточенным клинком да вычурными рукоятью и упорами.

Тому, что случилось в последующем, объяснений нет. Да и какие объяснения, если Дан опомнился лишь тогда, когда автомобиль, предварительно несколько раз недовольно фыркнув, остановился. Бензин кончился. Дан глянул по сторонам. Он – в середине своей улицы, а до дома старика… Дан поднял взгляд и увидел Георгия Павловича и Карлоса. Они стояли около своего дома и смотрели на него, на Дана. Или, скорее, – на замерший посреди ночной улицы автомобиль. Давно они стоят? Сколько раз Дан проехал мимо них? Или вышли только что?

Было желание исчезнуть. Для этого требовалось бесшумно приоткрыть дверцу, незаметно выскользнуть наружу и мгновенно раствориться во тьме. С бесшумностью, незаметностью и мгновенностью могли быть проблемы. И скорость реакции на ситуацию оказалась чрезмерно замедленной – Дан ещё и за ручку двери не ухватился, а Карлос уже дёрнул головой и направился прямо на автомобиль, быстро и решительно переставляя свои кривоватые ножки. А Георгий Павлович повернулся и, сделав несколько шагов по направлению к калитке, скрылся за нею, в тени дома.

Дан выскочил наружу и замер в нерешительности. Было не понятно, как поведёт себя Карлос, если он попытается проскочить мимо него. Да никак, наверное. Были бы рога – боднул бы, конечно, в наказание за несанкционированное использование автомобиля хозяина. А этот не боднёт. Укусит, разве что.

Дан принялся по дуге огибать Карлоса, стремясь не выпускать того из поля зрения. И обнаружил, что и Карлос, остановившись, наблюдает за ним, насмешливо поблёскивая правым глазом, в котором отражается свет ближайшего фонаря. Не злится, похоже. Да и с чего? Не его же личным имуществом является этот далеко не самый шикарный автомобиль. Хотя и очень яркий.

– Я больше не буду, – на всякий случай пробормотал Дан и, повернувшись, бросился бежать к своему дому.

Вот Дан уже и на чердаке, у торопливо и осторожно приоткрываемого окна. И видит направляющегося к «Ниве» старика, в правой руке которого – оранжевая канистра. Стыдно-то как. И за то, что сделал, и за то, что сбежал, словно последний трус. Придумать бы, что сказать в своё оправдание, и тогда можно было бы пойти и извиниться.

Впрочем, это невозможно. Ни придумать, ни извиниться у него не получится – и пробовать не стоит. Просто пойти и лечь спать. А завтра…

А завтра, может быть, налетит ураган и разрушит всю деревню. Или загорится лес, и пожар погонит лесных жителей, которые будут в панике бежать по улицам деревни в восточном и южном направлениях. И медведи, и волки, и лисы, и зайцы, и кабаны – все, кто в состоянии быстро бегать. И кто летать высоко и стремительно может. Задача будет одна – остановить приближающуюся стену огня, чтобы спасти зверей, не способных перемещаться быстро из-за коротких ножек или беззащитных детёнышей.

И самим людям необходимо будет спасаться, а не разборки с соплеменниками по поводу пустяков устраивать. Таких в том числе пустяков, как автомобиль, который серьёзным пожаром за какую-то минуту сжирается почти без остатка. Разве что кованый брелок-кинжал пиратского покроя и уцелеет, слегка закоптившись.

Однако стихия и людям значительным не подвластна. А уж Дану, человеку во всех отношениях зависимому, – тем более. Что ж, действительно, не остаётся ничего иного, как бухнуться в кровать и лежать, пока не получится заснуть. Может, даже удастся перед сном помечтать. Но уже не о самостоятельной поездке на автомобиле. О совсем уж невозможном и неосуществимом подумать.

А утром просыпаться очень не хотелось. Настолько сильно не хотелось, что когда в комнату вошла бабушка, Дан даже не сразу её обнаружил.

– Вставай, Данька, пришли к тебе, – огорошила Хельга Михайловна внука.

– Что?! Кто?! – подскочил Дан.

– Ну а кто мог к тебе прийти? Включи соображалку.

Мозг Дан быстренько «включил», однако ответа не нашлось. И у бабушки не спросишь – она успела покинуть комнату. Спустя минуту Дан уже знал, что его навестил сосед. Он стоял у порога и спокойно рассматривал выскочившего из своей комнаты и растерянно замершего в неловкой позе Дана.

– С Карлосом не побудешь? – проговорил Георгий Павлович после паузы.

– Да, – кивнул Дан и еле приметно пошевелился, принимая более устойчивое положение.

– Жду, – ответил старик, повернулся и вышел.

Хельга Михайловна посмотрела на внука и, скривившись, проговорила:

– Всё-таки он очень невежливый. А на днях и вообще он, старикашка этот хмурый, намекнул, что я в возрасте.

Дан хотел сказать, что это не так, что, по его ощущениям, Георгий Павлович то ли расстроен чем-то, то ли встревожен.

Но, конечно, ничего такого Дан не сказал. Он убежал в свою комнату, схватил рюкзак и приступил к сборам. Взять всё необходимое, чтобы лишний раз не отлучаться из дома старика и постоянно находиться при подопечном.

Дан не знал, что только что сосед и бабушка разговаривали о нём. Или, правильнее сказать, Хельга Михайловна произнесла монолог, а Георгий Павлович молча её выслушал.

– У него ж нет друзей, – прозвучало из её уст в самом начале. – Эта, ну, дочь моя, заявляет: он, типа, особенный. От природы, причём. Уродился таким. Ну так что она, что отец его, зять мой бывший… Этот уж совсем… Так гены-то пальцем не придавишь. Хотя постричь и одеть, я считаю, можно было по-людски. Помню, привезла его… Ужас! Красная шапочка, куртка оранжевая и зелёные штаны! Шапочку снял – патлы как у девки. «К тебе внучка приехамши?» – бабки местные у меня спрашивают. Скажу, что внук, так чуть ли не крестятся. Теперь-то на человека боле-мене похож.

Когда Дан, наскоро перекусив (бабушка заставила-таки), оказался у соседского дома, Георгий Павлович уже сидел за рулём автомобиля, двигатель которого мерно постукивал, а Карлос стоял неподалёку от калитки и делал вид, что предстоящий отъезд хозяина его ничуть не волнует. А то и вообще никоим образом не касается.

Дан подошёл к Карлосу и погладил ослика по спине. Карлос дёрнулся и мотнул головой, словно приглашая Дана пройти на придомовую лужайку, и направился к калитке. Дан обратил взгляд на находящегося в «Ниве» старика и, кажется, уже сделал шаг к автомобилю, как тот, взревев мотором, сорвался с места и, круто развернувшись, умчался. Значит, никаких инструкций и напутственных слов. Уже неплохо. А то, что бабушке про вчерашнее сосед не рассказал, уже и вообще… Да даже и неожиданно.

Пройдя за калитку, Дан нашёл Карлоса лежащим на травке в позе крайне расслабленной. Не выспался, видимо. Дан вынул из рюкзака смартфон и уселся на скамейку.

Сам списан, а осла отдай

Ещё в вестибюле он ощутил, словно бы, неуют, будто холодком, будто неродным чем-то повеяло. И лестница не та. Словно не по-над этими ступенями взлетал он на административный этаж когда-то.

В приёмной никого не оказалось, и Георгий Павлович прошёл в директорский кабинет.

– А вот и я. Салют! – проговорил максимально бодрым голосом.

– Уже пообщался с кем-то из наших? – не отозвавшись на приветствие вошедшего, унылым голосом задал вопрос Киселёв, мешком сидевший в кресле за огромным своим столом.

Георгий Павлович, уже ухватившийся за спинку стула, замер.

– Нет. А что случилось? И где Галина Николаевна?

– А Галина Николавна носочки вяжет. Но – дома. Да ты садись, Палыч.

Георгием Павловичем овладело нехорошее предчувствие. Он присел на стул и выжидающе уставился на Киселёва. Да что предчувствие, теперь уже совершенно понятно было, что в цирке что-то происходит. И – не из приятного.

Однако, спохватившись, подумал, что ему никакого дела до этого нет. И объявил:

– Я же и сам собирался приехать. Хочу просить, Юрий Ильич, подыскать Карлосу другого компаньона. Чтобы здоровьем покрепче… А то я… Болячки, в общем, косяком пошли. Вплоть до того, что дом свой уступлю.

– Не-не, твой дом – ты и живи, – взмахнул рукой Киселёв и глубоко вздохнул. – У нас, понимаешь, учредитель сменился. Человек – замечательный. Хороший человек. С большим жизненным опытом человек.

– Понял, – кивнул Георгий Павлович. – Не из наших. Не из цирковых.

– Нет, ну он тоже… – пожал плечами Киселёв. – Он дублёров одной популярной группы по регионам возил. Начинал с этого. Это уж потом – железо из какой-то страны третьего мира. Ну, для компьютеров. Ещё – окорочка. Это аж из самих уже штатов. Кстати, у него у первого я когда-то увидел агроменный «Хаммер» жёлтого цвета возле замка в стиле…