Камуфлет

Глава четвёртая. Хмурое утро

Напущу я на вас неотвязные лозы,

И род ваш проклятый джунгли сметут,

Кровли обрушатся, балки падут,

И карелою, горькой карелой дома зарастут.

Голова прямо раскалывается. А каков я в зеркале? М-да… Как там у поэта:

Нет, не так. А, вот:

А мне ещё ведь на симпозиум переться, потом фуршет. Ох, не хочу, уже нафуршетился. Но одно дело откладывать нельзя: добычу надо разделать.

Где моя шпаргалка? И что там накануне восхищало?

УПРЕЖДЕНИЕ – это да! Настоящее золото, бегом в записную книжку. А ещё ведь и ПРЕВЕНТИВНО! Я нашёл-таки слово, да не одно!Сладкая парочка сверкает как Эльбрус двойной вершиной. Уже не зря в Москву приехал! Так, а что у нас дальше?

Провалы. Ага, это о провалившихся агентах. Но почему с большой буквы и к тому же с вопросом? Не тормозим, дальше, дальше.

2–5 лет… Хм, за что же нынче столько дают? За провалы? А коль зажопят в метро, срок удваивается? Неясно, однако тут надо как с кроссвордом – вперёд и на одном дыхании.

Продать все $. Не просто доллары, а все доллары. Это что же, снова срок за валюту, как при советской власти? Да нет, сейчас будет проще, баксы отберут без церемоний. А будешь упираться – по фаберже напинают. Или уведут к себе, а там в тиски зажмут. Тут не то что доллары – последние рубли отдашь.

Не, хрень какая‑то получается, похоже здесь другой смысл. Эх, Александр Павлович, тебе важную инфу слили, а ты и закрепить‑то не сумел.

Странно. Вроде и не шифровал особо, лишь сократил немного. Но что же мешает? И не бодун тому виною. Но где тогда барьер?

Ответ пришёл вдруг. Пакостят две вещи. Первая – стакан. Причём не мой, а Белого, с водкой почти доверху. В этой последней порции было что‑то гадкое. Так вот же он стоит, правда, пустой. Стакан как стакан. И две порожние бутылки на полу.

Ладно, позднее разберёмся. Что тормозит ещё? Вторая производная. А этот гондурас с чего бы беспокоил? Господи, башка моя бедная!

Попробовать шпаргалку с обратной стороны?

Три строчки, не считая ПРЕВЕНТИВНО. Но и здесь вопрос: почему Фидель Кастро Рус я записал целиком? Плюс команданте. Да ещё с эпитетом – родной. Хм, полное имя в комплекте с воинским званием… А может, я тем самым хотел зашифровать само слово «полностью»? Но как связать Фиделя с Бойцовским клубом? А хрен его знает… Вернёмся назад, на прежнюю страничку.

Боже милостивый, так вот же оно, недостающее звено! Ну да, тот жуткий эпизод из фильма «Бойцовский клуб»! Полный пипец!

Тут не о тисках уже речь! Они сделают полное кастро моему родному «фиделю». По самое команданте, чтобы уже ничего не выросло. Точно, блин. Ну да, и Путин как-то обронил, мол, есть у нас специалисты и по этому вопросу… Кто бы сомневался. Правда, президент окоротил таким образом какого-то француза. А тут Фидель Кастро Рус. Да кто будет разбираться, рус ты или не рус? Раз уж превентивно, то, как говорится, лес рубят – щепки летят.

И насчёт поперёк желания – умри, лучше не скажешь. А хорошо бы уточнить: процедура коснётся лишь оппозиции? Или беспартийных тоже? Огласите весь список, пжалста.

Я потряс головой: во идиот! Так нафантазировать можно что угодно. Давно замечено: кто неправильно застегнул первую пуговицу, уже не застегнётся как следует.

Ну не то, не то. Не раскрывается по‑быстрому невольный ребус. Мешает долбаный стакан. И хватит себя дурить, всё ты уже понял. Привет из Академии… Надо же, так вляпаться: застрял‑таки в подкорке негативный блок. И оставлять отравленную занозу нельзя. Ни в коем случае. Потому как известно, что будет дальше. Вернее, чего не будет.

Ни одной новой книги. Строки, которые чего‑то стоят, требуют изменённого состояния сознания. Которое именуют вдохновением. А откуда ему, вдохновению, теперь взяться? Вон, собственная бумаженция с дюжиной слов и то не читается.

М-да… Попили водочки, называется. Конечно, «Превентивно» и «Упреждение» – трофеи ценные. Но какой прок от добычи, коль нести её некуда?

Будь я работягой, столяром-слесарем («Возвращаюся с работы, рашпиль ставлю у стены»[3]), – ничего бы страшного. Ну, запорол пару-тройку деталей – с получки бы возродился. Но здесь, если кураж ухнет, пиши пропало. Не только с книгами, по жизни не поднимешься.

Отлучили меня от источника, вышвырнули из потока. Но сидеть и ждать, как невеста на выданье – себе дороже. Значит, что? По всему выходит, не обойтись без ментальной чистки. Лишь она способна вытащить из моей башки инородный осколок, стакан это зловредный.

А, может, оно и к лучшему? Заодно в Академию загляну, пусть и с чёрного хода. Вот и выясним, стоила ли Москва мессы. Правда, и риск немаленький, проблему невозвращенцев никто не отменял. Как там? «Нам не нужны трупы на скамейках». А, ладно. Где наша не пропадала.

Решено, сегодня же. Но перед серьёзной работой мозгам нужен отдых. Координатору звонить придётся, отпрашиваться: симпозиум никто не отменит.

– Да, слушаю.

– Семён Петрович, привет! Константинов это.

– Утро доброе, Палыч.

– Доброе, да не для всех. Что‑то поплохело мне, командир, нездоровится. Хочу сегодня сачкануть, не возражаешь?

– Это как же? Фуршет лишь намечается, а тебе уже плохо? Ты что, и вечером не появишься?

– Ох, не хотелось бы.

– Ну как знаешь. Давай, выздоравливай.

– Добрая ты душа, Петрович.

Завёл будильник на одиннадцать и упал досыпать.

Глава пятая. Чистилище

– Почему с оркестром?

– Ваше Величество, ситуация сложная. Сначала намечались торжества. Потом – аресты. Потом решили совместить.

До Лубянки я доехал на метро. Вот и знакомый скверик, и прежняя скамейка. Можно начинать – я присел. Стоп, а часы? Ну да, вечером заводил. Но тут случай особый, лучше перебдеть, чем недобдеть. Закрутил головку своего «Полёта» до упора.

Теперь освежим в памяти правила ментальной чистки. Хотя тренинги Академии буквально впечатались в память – так виртуозно проводил их инструктор.

В первую встречу, стоило ему войти – высокому, по‑военному подтянутому, – словно волна прокатилась по залу.

– Лучший чистильщик Академии, – прошелестел за моей спиной женский шёпот.

Говорил инструктор отчётливо и неторопливо.

– Нам не нужны трупы на скамейках. Вы можете вернуться без добычи. Допустимо потерять трофей в дороге. Но возвратиться вы должны обязательно. Помните, главнейшее правило – третье. Оно стоит двух первых, вместе взятых.

– Итак, правило первое, – продолжал он. – Максимальная свобода. Не зацикливайтесь на логических схемах, дайте волю чувствам. Если душа, как утверждает религия, существует, она обретается, как доказывает наука, в правом полушарии головного мозга.

– Правило второе: подъём допустимо использовать для решения попутной задачи. Не разбрасывайтесь, выбирайте одну, важнейшую.

– Правило третье – и последнее. Всегда возвращайтесь. Повторяю, – он понижал голос. – Возвращайтесь. Вы должны думать не только о себе. Держите в сердце Академию. Не забывайте: смерть при хороших прижизненных показателях всегда вызовет подозрение. Ещё раз: нам не нужны трупы на скамейках. Вопросы? Вопросов нет.

Дальше начиналось главное – практические занятия.

Итак, с правилами ясно. Теперь очерёдность. Три стадии ментальной чистки. Стадия первая – погружение за сокрытой от сознания информацией, или чистилище. Стадия вторая – подъём из виртуала в реал, или эскалатор. Стадия третья – актуализация, или расшифровка добытого. Смогу ли?

Главная проблема – в стакане. Гранёный стакан. С водкой. Причём не мой, а Белого. И попутно решить бы ещё загадку – вторую производную.

Всё? Всё. Пора.

Что там часики мои? Пока идут, как положено. Маленькая стрелка замерла на цифре «12», большая неумолимо к ней подбирается. Похоже, всё случится в полдень. Как говорят военные, в двенадцать ноль‑ноль.

Что‑то странное происходило на площади. Сюда нагнали целую кучу гаишников и спецназовцев. Плюс роту бойцов, в бронежилетах и касках. С автоматами, да ещё и с ранцами за спиной.

Картина как на ладони. Вчера не заметил: скверик‑то, оказалось, приподнят над площадью, и промеж ними лестница, конца‑края не видать. Как же раньше не разглядел?

И правда – началось. Вон как слаженно действуют, в жизни так не бывает.

Гаишники носятся, как муравьи перед дождём, ни одного лишнего движения. Одни перекрывают проезды, ведущие к Лубянке; другие сбрасывают с подъехавшего КАМАЗа чугунные столбы на бетонных стаканах‑основаниях; третьи расставляют их по кругу. Прочие навешивают на опоры канат с красными треугольными флажками. Остальные тормозят пешеходов, приблизившихся к огороженному участку.

Спецназовцы окружают натянутый канат двойной – спина к спине – цепочкой. Бойцы выдвигаются на перекрёстки.

А на моих часах?.. Двенадцать ноль‑ноль – и стрелки замерли. Главное, чтоб не навечно.

Послышался мощный гул: со стороны Театрального проезда показался огромный тягач. На подобных махинах прежде на парадах возили МБР[4], но этот был ещё крупнее: отъезжающий КАМАЗ на его фоне смотрелся пигмеем.

Монстр пытался въехать на Лубянку, не задев ограждения; он медленно выворачивал оглобли, но протиснуться не получалось. И гаишники без пользы: слишком размеристым оказалось стальное чудище.

На тягаче, в центре гигантской, с баскетбольную площадку, платформы возвышался памятник Железному Феликсу. В длинной шинели с кровавым подбоем. А вокруг монумента замерла толпа необычно одетых – одни обмотки чего стоят – людей. И тут же – сверкающий металлом герб: орёл с двумя головами, увенчанными крупными рубиновыми звёздами. В правой лапе хищная птица сжимала молот в человеческий рост, в левой – столь же устрашающих размеров серп.

В двух шагах от монумента разместился странный агрегат с гофрированным шлангом, впившимся прямо в грудь Железного Феликса. К затылку рыцаря революции примыкал щелястый ящик, соединённый кабелем с загадочным устройством. А подле ног Феликса скучились мелкие коричневые бруски. Тротиловые шашки?

Тягач окутался дымом, сизая пелена стелилась по земле. Поднимаясь, она уже скрывала нижние этажи ближайших зданий. Но в ограниченный канатом круг дым не проникал.

Исполинская машина ритмично исторгала выхлопные газы, и в ритм этот вписалась невесть откуда – извне или изнутри – взявшаяся мелодия. Григ, «Пер Гюнт», интермеццо «В пещере горного короля». Воплощение силы – абсолютной, бездушной и не по‑доброму, издевательски весёлой.

Кажется, я понял. Кондиционер! Ну конечно: одним выстрелом – двух зайцев: горячее сердце и холодную голову. Гениально! А бруски? Тогда не взрывчатка, а мыло. Чтобы, значит, чистые руки.

Но что за люди стоят на платформе? И сколько их? Ага, двадцать шесть. Похоже, бакинские комиссары. Хм, латышские стрелки оказались бы уместней. «А может, – прозвучал ехидный голос внутри черепной коробки, – тебе подать ещё и Анку‑пулемётчицу, до кучи? А пива холодного в постель не хочешь?»

Я увял.

Стальной великан изрыгал дымные клубы всё быстрее, музыка звучала громче и громче. Безжалостное неистовство искало выход. Чадные тучи с хлопьями сажи заползали всё дальше в соседние улицы; резкий запах гари ударил мне в нос.

Чёрная метель крутилась по Лубянке. Мертвенное мерцание высветило платформу и белый круг площади – словно сцену в гигантском театре.

Злорадствующие ритмы плавно перешли в разухабистый финал в исполнении группы «Делириум тременс»:

И – тишина. Резкая, внезапная как удар, тишина. Всесокрушающая сила так и не вырвалась наружу.

Лишь сейчас я заметил несуразность: бо́льшая часть платформы пустовала. Зачем же понадобился исполин-тяжеловоз?

"Понты дороже денег", – мелькнула мысль. И в тот же миг в голове моей раздался сухой щелчок. Железный Феликс вспыхнул, на секунду меня ослепив. Запах горящей серы перебил вонь выхлопных газов.

Дым сгустился в кромешную мглу. Тьма, пришедшая из Театрального проезда на смену ослепляющей вспышке, накрыла всё вокруг Лубянки. Исчезли улицы и переулки, исчез во мраке чудовищный тягач и всё, что на нём размещалось. Исчезли двадцать шесть бакинских комиссаров. Исчезла куча мыльных брусков. Пропал нелепый и страшный герб, как будто не существовал на свете. Всё пожрала тьма, напугавшая всё живое на площади и в её окрестностях.

Стоп. Подобное где-то встречалось, насчёт тьмы пришедшей. Может, обойдется? Но как это я потерял бдительность? А, понятно: не по трудам легко взломался первый код.

Значит, нужные книги ты в детстве читал[5], – раздался внутри родной голос Володи Жеглова. О, блин! Час от часу не легче, такая осечка.

На сей раз кара последовала немедленно.

У, ё!.. – страшный удар молотком в правый висок, и вослед серия, уже отбойным.

Времени в обрез – и надо успеть…

Птицы смерти в зените стоят…

Летят самолеты – крандец мальчишу.

Ну? Ну, всё?

Нет, просто пулемёт заклинило. Возврат каретки – и по новой.

Да не хочу я, вашу мать!

Мозгоклюй долбаный…

Мама…

Уфф, отпустило. Даже не верится. Ещё бы чуть, и в самом деле – всё. Инсульт-привет. В грунт, на минус полтора. Нельзя! Нам не нужны трупы на скамейках.

Ох… Сам виноват. Тщательне́й надо. И пока неясно, сполна мне навешали или ещё осталось.

Мгла рассеялась, на Лубянке начиналось новое действо. Не вставая со скамейки, на негнущихся ногах я подошёл к самому краю площадки.

В призрачном свете очертания зданий и машин размывались. Люди в форме, дружно сняв ранцы, достают из них что-то похожее на спаренные зимние шапки. Напяливают на головы… Наушники, да такие огромные! Вот сволочи, предупреждать же надо.

Широко открыв рот, я плотно прижал ладони к ушам.

И тут зарябило – до тошноты, до занудной боли в глазных яблоках. Земля вспучилась, встала дыбом и осела. Но даже вернувшись на место, так и ходила ходуном. Тугой воздух ударил в лицо, а по голеням будто врезали доской.

В голове противно звенело.

Я окинул взглядом площадь. Огромная – дух захватило – круглая дыра пронзила Лубянку ровно по центру. ПРОВАЛ – выплыло из глубин подсознания. Именно так – Провал – с прописной буквы.

А что с оцеплением? Свирепый акустический удар сбил с ног почти всех: они корчились на земле. Всех, кроме одного, ближайшего ко мне спецназовца. Приземистый крепыш, очень похожий на командира СОБРа из фильма «Антикиллер». Как и я – без наушников, – расставив слегка согнутые в коленях ноги, он смотрел в сторону бывшей площади и… улыбался.

Почувствовав мой взгляд, спецназовец повернулся и отдал честь рукой в чёрной перчатке со срезанными пальцами. И этой же рукой указал на Провал. Но жест его был не совсем обычный: четыре пальца сжаты и вниз – большой. Так в древнем Колизее римские граждане приговаривали к смерти побеждённого гладиатора.

А там, в глубине круглой шахты, что-то происходило. Из бездны доносилось странное, немыслимое в центре Москвы гудение. Заполнив шахту, гул выползал на поверхность. Он пульсировал, то слабея, то усиливаясь; рокот накатывался волнами – одна за другой, одна за другой. Могучий удар, долгая тишина, и через мгновение снова гул. Громче и громче – и опять удар огромной жидкой массы о твёрдую стену. А потом всё повторяется, с каждым разом громче и ближе. И запах. Древний как мир запах истинной, не городской жизни. И вот показались над пропастью пенистые гребни самых высоких волн.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

1

Геннадий Шпаликов.

2

Николай Олейников. Карась

3

Владимир Высоцкий. Песня про плотника Иосифа, деву Марию, Святого Духа и непорочное зачатие.

4

МБР – межконтинентальная баллистическая ракета.

5

Владимир Высоцкий. Баллада о борьбе.