Спецназовец. Шальная пуля

Глава 4

Из комнаты охраны на первом этаже доносились полные азарта гортанные возгласы. Переступив порог, Аман Муразов без труда установил причину шума. Дежурная смена, все четыре человека, собралась у экрана портативного телевизора, установленного прямо на консоли с мониторами видеонаблюдения, что позволяло одновременно следить как за тем, что происходило снаружи, так и за перипетиями финальных схваток чемпионата мира по вольной борьбе. Канал «Боец» транслировал эту запись уже далеко не впервые, но здесь, в этом доме, она неизменно собирала полный аншлаг.

Накурено в комнате было так, что хоть топор вешай. На экране телевизора двое мужчин в борцовских трико, пыхтя и отдуваясь, в странных позах медленно и трудно ломали друг друга на ковре. Один из них приходился присутствующим земляком, чем и был вызван их неослабевающий интерес к схватке, исход которой был давно известен. В другое время и при иных обстоятельствах Аман Муразов с удовольствием присоединился бы к коллегам, чтобы насладиться захватывающим зрелищем, которое было особенно приятным потому, что не сулило никаких сюрпризов. Но сейчас у него были дела поважнее, и он ограничил свое участие в общем веселье парочкой азартных возгласов и хлопков по спинам прильнувших к экрану охранников.

– Уже вернулся, дорогой? – спросил начальник дежурной смены, и, не выслушав ответа, снова всем телом подался к телевизору. – Что делаешь, э?! Кто тебя учил такому захвату?!

– Ай, ишак! – добавил к общему хору свой возглас Аман и попятился обратно к дверям, подле которых на деревянном щите висели запасные ключи от всех жилых и служебных помещений дома.

Ключи от жилых комнат выглядели совершенно одинаково, поскольку все внутренние двери были оснащены замками одного и того же типа. Это было очень удобно; незаметно для окружающих сняв с крючка ключ от кабинета хозяина, Аман повесил на его место ключ от своей комнаты, придержал, чтобы тот не раскачивался, и, отступив на шаг, быстрым взглядом оценил плоды своих рискованных усилий. Плоды получились ожидаемые и вполне удовлетворительные: на доске все выглядело точь-в-точь так, как было до прихода Амана.

Чувствуя себя куском овечьего помета, увлекаемым в неизвестном направлении стремительным горным потоком, Аман Муразов вышел из комнаты охраны и по главной лестнице поднялся на второй этаж. На душе у него было скверно, поскольку он точно знал, куда несет его горный поток. Аман Муразов со страшной скоростью двигался навстречу позору и смерти и, увы, ничего не мог с этим поделать: те, кто вовлек Амана в это губительное движение, были сильнее и крепко держали его за горло.

Кабинет находился в дальнем конце короткого, устланного пушистым ковром коридора. Торопясь поскорее покончить с неприятным делом, от которого не сумел отвертеться, Муразов вставил ключ в замочную скважину и дважды повернул против часовой стрелки. Замок мягко щелкнул, блестящая латунная ручка беззвучно опустилась, и дверь распахнулась, впустив Амана в пахнущий хорошим табаком и восточными благовониями полумрак дремлющего за задернутыми портьерами кабинета.

Бесшумно ступая по персидскому ковру, дагестанец быстрыми шагами пересек просторное помещение, присел на корточки и, не мудрствуя лукаво, прилепил микрофон к нижней поверхности крышки хозяйского стола. Круглую коробочку с поролоновой прокладкой он положил обратно в карман, напомнив себе о необходимости как можно скорее и незаметнее избавиться от этой улики. За три недели, прошедшие с того дня, когда его впервые остановил на улице капитан Куницын, Аман Муразов стал настоящим специалистом по части уничтожения улик и совершаемых по принуждению мелких подлостей. Он бы давно со всем этим покончил, убив капитана, а потом и себя, если бы не взятая в заложники семья. Э, да что там! Если бы не семья, всего этого просто не было бы. Но Куницын и те, чьи приказы он выполнял, точно знали, как побольнее ухватить Амана за живое; они вогнали ему в самое сердце острый крюк шантажа и угроз, и Аман уже не мог с этого крюка сорваться. Наоборот, каждый его шаг еще глубже вгонял холодное железо в живую плоть, и, если в самом начале еще существовала призрачная возможность рассказать обо всем хозяину и попросить у него помощи, теперь о ней нечего было и мечтать. Аман Муразов остался со своей бедой один на один, без родины и друзей, которых предал, и уже не рассчитывал на благополучный исход. Единственное, о чем он теперь мечтал и к чему стремился, это ценой собственной жизни спасти свою семью.

Торопливо покидая кабинет, он в потемках налетел на стоящую справа от входа вазу китайского фарфора и едва ее не опрокинул, успев подхватить лишь в самый последний момент. С головы до ног покрывшись холодной испариной, Аман поставил вазу на место, выглянул в коридор и, убедившись, что там никого нет, боком выскользнул из кабинета. С первого этажа по-прежнему доносился голос диктора, комментирующего выступления борцов, и гомон собравшихся у экрана азартных болельщиков: пользуясь отсутствием хозяина, охрана расслаблялась. Они не то чтобы манкировали своими прямыми обязанностями, но и не расшибались в лепешку, карауля дом, который пока никто не собирался штурмовать.

Сбегая вниз по лестнице, Аман подавил горестный вздох. Вообще, если разобраться, в том, что сейчас происходило, был в самую первую очередь виноват хозяин дома, уважаемый Магомед, ухитрившийся в последнее время сделаться в глазах многих своих земляков далеко не таким уважаемым, как прежде. Его упорное стремление любой ценой сохранить мир на земле Дагестана некоторые расценивали как желание прийти к власти на русских штыках. Положа руку на сердце, Аман Муразов не знал, насколько обоснованны эти подозрения. Прелестей партизанской войны он нахлебался досыта, на лидеров ваххабитов нагляделся до тошноты и давно перестал признавать за ними право решать судьбы Кавказа – это были просто убийцы, не желавшие ничего, кроме крови, власти и денег. Но и русские были не лучше, а во многом и хуже тех, кто упорно раздувал на Кавказе пламя новой войны. Они тоже хотели только денег, а данной им властью пользовались так, что руки сами собой тянулись к оружию. Они не защитили своего верного союзника Магомеда Расулова, когда в горных аулах началась кровавая охота на его друзей и родственников, а теперь, когда он вынужденно перебрался в Москву, кажется, вознамерились убрать его руками Амана, прибегнув для этого к своему излюбленному оружию – давлению и шантажу.

Никто не обернулся, когда он снова вошел в комнату охраны, снял с доски ключ от своей комнаты и повесил на его место ключ от хозяйского кабинета. Задача, поставленная капитаном Куницыным, была выполнена с легкостью, которая немного удивила самого Амана. «Кажется, я начинаю набивать руку, – подумал он с горечью. – Еще немного, и из меня получится настоящий шпион!» Мысленно помянув шайтана, он подвинул поближе к консоли свободный стул, закурил и присоединился к болельщикам, хотя, занятый своими неприятными раздумьями, почти не видел того, что происходило на экране.

Потом репортаж закончился, и зрители начали расходиться по своим рабочим местам, горячо обсуждая то, что видели и обсуждали уже, самое меньшее, пять раз. Аман, у которого сегодня был выходной, и которому было страшно даже подумать о том, чтобы отправиться к себе в комнату и остаться наедине со своими мыслями, принял предложение начальника смены Исы Ругоева сыграть партию в нарды. За игрой Иса, как обычно, что-то напевал себе под нос, заставляя Амана снова и снова вспоминать недавний разговор с Куницыным. По просьбе Исы один из охранников приготовил зеленый чай. За чаем, игрой и степенным мужским разговором время летело незаметно; они сыграли две партии со счетом один-один и начали третью, решающую, когда охранник у ворот сообщил по рации, что прибыл хозяин.

Заторопившийся и очень довольный, поскольку партия складывалась не в его пользу, Иса залпом допил остывший чай и поспешил к выходу, чтобы встретить хозяина и доложить, что в доме все спокойно. Аман остался сидеть за столом. Справа от него располагалось окно, которое выходило во двор. Сквозь щели между матерчатыми лентами вертикальных жалюзи Муразов видел, как посреди вымощенного цветной цементной плиткой двора остановился черный «мерседес» Расулова. Из него синхронно, как в кино, выбрались водитель Абдул и телохранитель уважаемого Магомеда Руслан. Водитель по обыкновению открыл заднюю дверь перед хозяином; Руслан, слегка удивив Амана, открыл вторую дверь с другой стороны машины. Это означало, что уважаемый Магомед привез кого-то из города. Вовремя вспомнив, что в его обязанности входит информировать Куницына обо всех посетителях хозяина, Аман Муразов встал из-за стола и вслед за Исой поспешил к выходу, чтобы не только видеть, но и слышать все, что произойдет во дворе.

Он поспел как раз вовремя, чтобы увидеть, как Руслан под удивленными взглядами присутствующих выволакивает с заднего сиденья хозяйской машины какого-то человека. Будь это правоверный, Аман решил бы, что ему плохо. Но человек, которого привез с собой уважаемый Магомед, имел откровенно славянскую наружность, а значит, шатало его не из-за болезни – если, конечно, не считать болезнью широко распространенный среди неверных хронический алкоголизм.

– Руки убрал, джигит! – заплетающимся языком грубо прикрикнул он на пытающегося помочь ему Руслана и сопроводил свои слова довольно сильным толчком в грудь. Водитель с каменным лицом отступил на шаг, демонстративно разведя в стороны руки, и пьяный, потеряв равновесие, сначала упал на колени, а затем стал посреди двора на четвереньки. – Э, уважаемый, ты на хрена меня уронил?!

Расулов, который стоял в сторонке и с непроницаемым выражением лица наблюдал за происходящим, коротко кивнул Абдулу, и тот вместе с Русланом, подхватив гостя под руки, помог ему подняться. В руке у водителя была потрепанная спортивная сумка, которую Аман видел впервые, – очевидно, багаж гостя.

– Что делается, э! – негромко сказал над ухом у Амана один из свободных охранников. – Кто эта пьяная свинья – заложник?

– Не знаю, дорогой, – не оборачиваясь, также вполголоса откликнулся Муразов. – Думаю, хозяин нам все объяснит.

Им пришлось посторониться, чтобы пропустить Абдула и Руслана, которые тащили пьяно качающегося гостя в дом. Его повели не в подвал, а на второй этаж, в покои Расулова, из чего следовало, что это не заложник, а именно гость, причем гость дорогой, пользующийся полным доверием хозяина. Для гостей рангом пониже, которых в доме бывало предостаточно, предназначался флигель в глубине двора, где они могли расположиться с полным комфортом и при этом на отшибе, без возможности отвлекать хозяина от дел и совать в эти дела свой нос.

Проходя в дверь, Абдул нечаянно задел сумкой косяк. Сумка предательски звякнула.

– Поаккуратнее, шеф! – воскликнул гость. Аман брезгливо поморщился, уловив исходящий от него густой запах алкогольного перегара. – Это мой золотой запас! У вас же, чертей, глотка пива с похмелья не допросишься… А черные-то все, черные, мать моя женщина! Вот черти и есть…

Через несколько минут Расулов собрал их в просторном холле первого этажа.

– Человек, который приехал со мной – мой гость. Дорогой гость! – подчеркнул он. – Он будет жить здесь столько, сколько потребуется, и ни один из вас не посмеет оскорбить его ни словом, ни делом. Оскорбление, нанесенное ему, я буду расценивать как личное оскорбление. Поэтому вы должны относиться к нему со всем почтением, какое надлежит проявлять к гостю. Вам все понятно?

– Да, уважаемый, – за всех ответил Иса.

По лестнице, приводя в порядок растрепанную одежду, откровенно переводя дыхание, спускались Руслан и Абдул. Вслед им из-за двери гостевой спальни неслась песня.

– По камням струится Терек, катит мутный вал, – с пьяной задушевностью выводил дорогой гость Магомеда Расулова. – Злой чечен ползет на берег, точит свой кинжал!

– Вот шайтан, – одними губами произнес Иса Ругоев.

Расулов услышал. Резко обернувшись, он прожег начальника караула свирепым взглядом, а затем, погасив недобрый огонь в глубине зрачков, негромко сказал:

– Друзей не выбирают, Иса. Этот человек однажды спас мне жизнь. Сейчас ему тяжело, и я обязан ему помочь, чтобы вернуть хотя бы частичку своего неоплатного долга.

– Я понял, уважаемый, – склонив голову, повторил Иса.

– Надеюсь, что ты действительно меня понял, – веско произнес Расулов и, не больше ничего не говоря, стал неторопливо подниматься по лестнице.

– Настают нелегкие времена, – вполголоса заметил Ругоев, когда наверху негромко стукнула дверь кабинета. – Что ж, переживали и не такое.

Допев про злого чечена, Юрий решил, что уже произвел на публику достаточно яркое и глубокое впечатление и что для первого раза этого, пожалуй, достаточно. Если перегнуть палку, горячие джигиты могут наплевать и на законы гостеприимства, и на уважение к Расулову. А поголовное истребление его личной охраны – совсем не та помощь, которой уважаемый Магомед ждет от Юрия Якушева…

Присев на краешек стола, он закурил и с интересом оглядел свое временное пристанище. Приходилось признать, что пристанище вполне комфортабельное и где-то даже шикарное. Оно напоминало номер люкс в гостинице средней руки, то есть многократно превосходило по уровню роскоши все помещения, в которых Юрию когда-либо доводилось ночевать.

Накурившись всласть, он слез со стола, присел на корточки перед своей сумкой и начал распаковываться. В углу негромко гудел маленький, отделанный снаружи красным деревом холодильник. Туда Юрий перегрузил спиртное – восемь бутылок пива, две водки и коньяк, презентованный Расуловым. Немногочисленные предметы верхней одежды и смена белья отправились в шкаф; туда же Юрий поставил футляр с разобранной винтовкой, которую около года назад подарил ему все тот же Расулов. Не так давно этот подарочек едва не сослужил Юрию дурную службу, но все хорошо, что хорошо кончается. Стрелять из винтовки Якушев не собирался – по крайней мере, пока, – но не оставлять же ее в квартире, которая стараниями специализирующихся на ремонтных работах земляков уважаемого Магомеда вот-вот превратится в проходной двор! Доверие доверием, но оружие требует строгого соблюдения некоторых правил, и одно из них таково: никогда не оставляй свой ствол без присмотра там, где он может попасть в чужие руки.

Вслед за футляром из сумки появился увесистый «Стечкин» – громоздкое, уже слегка морально устаревшее, но проверенное и надежное оружие спецназа. Проверив обойму, Юрий поставил пистолет на предохранитель и засунул сзади за пояс джинсов, прикрыв сверху свитером. При этом он мысленно похвалил себя за предусмотрительность, с которой на время пути оставил оружие в сумке: волоча гостя вверх по лестнице, «абреки» Расулова ненавязчиво, будто бы невзначай, ощупали его чуть ли не с головы до ног. Целиком одобряя их действия и отдавая должное их профессионализму, прежде времени раскрывать перед ними карты Юрий не собирался: возможно, Расулов не ошибся, подозревая кого-то из своих людей в предательстве.

Закурив новую сигарету, Юрий подошел к окну. Окно выходило на улицу, позволяя в полной мере насладиться архитектурными изысками, которыми изобиловал расположенный через дорогу особняк. Расулов не солгал: место здесь было весьма и весьма приличное, и не хотелось даже приблизительно прикидывать, в какую сумму обошлась уважаемому Магомеду эта подмосковная недвижимость. А уж гадать, откуда у него такие бешеные деньги, и вовсе не стоило: попытка найти ответ на этот вопрос могла скверно отразиться на здоровье излишне любопытного гостя.

На подъездной дорожке перед воротами гаража соседнего коттеджа стоял, сверкая черным лаком и хромом, роскошный «бентли». На проезжей части перед тем же коттеджем, почти точно напротив окна, у которого стоял Якушев, забравшись двумя колесами на тротуар, торчала еще одна машина – забрызганная грязью темно-синяя «Волга» с тонированными стеклами. Водительское окно было приоткрыто где-то на два пальца, и из щели, клубясь, выплывал табачный дым. Расулов не ошибся: его действительно пасли, не особенно при этом скрываясь.

Юрию показалось, что в темной щели приоткрытого окна что-то блеснуло вороватым стеклянным блеском. Он задернул полупрозрачную тюлевую занавеску и отошел от окна.

Магомед Расулов приобрел этот дом около двух месяцев назад, и поначалу все было спокойно. Время от времени в гостевом флигеле останавливались его земляки, приезжавшие в Москву по делам. Двери этого дома всегда были для них открыты, невзирая на то, что Расулов приехал сюда, фактически спасаясь от мести кровников. Приходилось признать, что в жизни по законам шариата есть определенные преимущества: русский человек, оказавшись в такой ситуации и ведя себя подобным образом, не прожил бы и двух дней. Но Расулов своих гостей не боялся, а если в глубине души и побаивался, то умело это скрывал. Ход его рассуждений был прост и понятен: если убийца проникнет в дом под видом гостя и вероломно убьет хозяина, это будет уже не ритуал кровной мести, а подлое кровавое злодеяние, которое покроет несмываемым позором и убийцу, и всех его родственников и потомков до седьмого колена. Тот, кто на это отважится, автоматически поставит себя вне закона, и любой из его земляков и единоверцев почтет своим священным долгом убить его, как собаку. При всей своей архаичной наивности такая позиция себя целиком и полностью оправдала – за два месяца гостевой флигель в общей сложности простоял пустым от силы трое суток, но уважаемый Магомед до сих пор оставался целым и невредимым.

В город Расулов выезжал редко, стараясь оставаться внутри охраняемого, обнесенного высоким кирпичным забором периметра. При этом, по его собственному признанию, всерьез покушения на себя он не опасался: кровники терпеливо ждали его дома, в горах, и, если бы не острая необходимость завершить некоторые начатые, крайне важные дела, он не стал бы от них бегать.

Юрий, разумеется, не дал ему отделаться столь расплывчатой формулировкой и потребовал уточнить, что это за важные дела. Оказалось, что Расулов взвалил на себя задачу, которая Юрию, лично, казалась заведомо невыполнимой. Он намеревался воспользоваться своим пребыванием в Москве, чтобы при посредничестве небезызвестного бизнесмена и политика Игоря Шапошникова, своего старого, еще времен афганской войны, друга и сослуживца, провести ряд кулуарных, строго конфиденциальных встреч с представителями московских деловых и политических кругов. Этот чудак всерьез вознамерился убедить хотя бы некоторых из них поспособствовать началу переговорного процесса о мирном выходе республик Кавказа из состава Российской Федерации.

«А ты хват, уважаемый, – высказался по этому поводу Якушев. – Уж не метишь ли ты в кресло президента независимого Дагестана?» – «Если народ возложит на меня эту обязанность, я ее приму, – получил он вполне прогнозируемый ответ. – Только не думай, что это должность, о которой стоит мечтать. Тому, кто ее займет, не позавидуешь. Что у нас есть, если разобраться? Немножко моря, немножко камней, чуть-чуть нефти, много чистого горного воздуха и незавидная репутация. Сейчас мы интересуем международное сообщество только как козырь в переговорах с Россией, по какому бы поводу они ни велись. А отделившись от России, мы станем вообще никому не интересны. Нам придется научиться разумно распоряжаться тем немногим, что у нас есть, и при этом не передраться друг с другом из-за этих жалких крох. Но об этом пока рано говорить. И, если хочешь знать мое мнение, это вряд ли вообще когда-либо произойдет». – «Тогда зачем огород городить?» – «Начало переговоров само по себе ослабит позиции тех, кто призывает народ к войне, – сказал Расулов. – Мы выбьем из их рук знамя борьбы за независимость и веру, вместо оружия дадим в руки рукоятки плуга и мастерок каменщика. Они окажутся в крайне незавидном положении: работать не хочется, мир им не нужен, а воевать не с кем и не за что». – «Так уж и не за что, – усомнился Юрий. – За торжество ислама, поголовное истребление неверных и установление всемирного халифата, например. Уж кто-кто, а ты-то должен помнить, что контртеррористическая операция в Чечне началась после того, как они напали на Дагестан. Устроить под боком у России большую, никем не контролируемую базу международного терроризма – вот что ты предлагаешь, уважаемый. Месяца не пройдет, как посреди Махачкалы начнет строиться особняк бен Ладена!» – «Пограничный контроль и визовый режим помогут справиться с этой проблемой, – пожал плечами Расулов. – Да и народ многому научился за эти десятилетия. Он больше не позволит бандитам править собой». – «Это ты так думаешь». – «Вот именно: это я так думаю. И, если я ошибаюсь, у меня просто ничего не получится». – «Хуже будет, если твоя ошибка обнаружится после того, как ты добьешься успеха, – сказал Юрий. – Впрочем, не мне тебя учить, и решать, кто тут прав, а кто виноват, не мне. Я – всего лишь солдат»… – «Без университетского диплома», – шутливо напомнил Расулов, и на этом обсуждение его далеко идущих политических планов закончилось (как и большинство подобных разговоров) ничем.