Андрей Воронин
Панкрат. Возвращение в небо
© Составление. Оформление. ООО «Харвест», 2011
Пролог
Несмотря на утренний час, молочно-белый саван ночного тумана всё ещё покрывал поля. Откуда-то долетали звуки стрельбы и топота, скрипа колёс. Высоко в тёмном небе медленно появлялся солнечный диск. И вот уже через пару минут красноватым призрачным светом окрасились лесистые холмы. Именно там сейчас стояла неприятельская армия. Именно оттуда раздавались звуки стрельбы. Словно разбуженное ими, солнце резко поднялось вверх, засверкав на штыках французской пехоты и срывая покровы тумана с кавалерии.
Французы отступали. Отступали, несмотря на то что их армия была ещё достаточно многочисленна и хорошо организована. Причина была простой и в то же время достаточно серьёзной – не хватало провианта. И хотя солдаты выглядели бодро, их командиры знали, что они ничего не ели со вчерашнего утра. А тут ещё русские вели себя как-то странно. Идя буквально по пятам за их войсками, они тем не менее тут же останавливались, как только останавливался противник. Французы уже несколько раз выстраивались в каре, готовые принять бой. Но русские в атаку не шли, отсиживаясь за холмами и ограничиваясь вялым постреливанием. Поэтому французы, тоже то и дело постреливая, отступали в сторону ими же разграбленного Смоленска.
Действительно, с другой стороны, со стороны пустынной местности, всё ещё укутанной густым туманом, наступали русские батальоны. Это выглядело внушительно и было похоже на наступление. Но конкретный бой не входил в расчёты командиров. Они просто выполняли приказ: отогнать противника.
Когда шедшая впереди колонн стрелковая цепь русских поднялась на холм, солнечный шар вдруг взорвался, заливая всё огненным светом: и поля, и холмы, и два небольших озерца. И по всей линии наступавших русских колонн засверкали штыки. А остатки тумана повисли жалкими, едва заметными облачками на открывшемся ясном небе.
Французы отступали. Оставив за собой сожжённую Семёновку, они шли по течению реки Колочи в сторону Захарьино, где находилась переправа. Несколько баб с деревянными вёдрами, подвывая и причитая, тщетно пытались спасти занявшуюся ярким огнём белую церковь. Жаркие лучи всё выше поднимающегося солнца сливались с рвущимися в небо языками пламени. Но напуганные, не понимавшие тщетности своих поступков женщины продолжали носить воду из пруда, то и дело крестясь и умоляя Богородицу: «Спаси от беды рабы твоя…»
Шёл октябрь 1812 года.
Глава 1
С той поры прошло почти два века. И землю, на которой когда-то стояла Семеновская церковь, решили использовать под хозяйственную силосную яму. Вот тогда-то и обнаружен был фундамент сгоревшей дотла и забытой всеми церкви. Весть быстро разнеслась по Смоленщине. В конце марта на этом месте устроили молебен, в котором участвовали несколько священников, монахи из мужского монастыря и местные жители. А в мае началось восстановление церкви, которое через три месяца и прекратилось в связи с недостатком финансовых средств. Строительная площадка быстро опустела, если не считать Суворина и двоих студентов-старшекурсников, подрядившихся на строительство.
Панкрат Суворин еще весной подружился с этими парнями, умными, любопытными и удивительно неравнодушными. Как-то они рассказали ему легенду о француженке, отправившейся в военный поход вместе со своим любовником – начальником артиллерии 3-го корпуса генералом Фуше.
– Страшная была женщина! Фурия! Над бабами русскими измывалась как только могла. Солтычиха и та вряд ли бы с ней сравнилась, – рассказывал студент-археолог, высокий симпатичный парень в стильных очках с узкими прямоугольными стеклами с антибликовым покрытием, благодаря которому глаза его выглядели ярко-синими. – А уродина была, не приведи бог! – добавил он, поправляя темные, гладко зачесанные волосы.
Звали его Виктор Арташов. Все, чем занимался Виктор, выполнялось быстро, аккуратно и чисто. Особенно поражала Суворина его рабочая одежда, которая каким-то непостижимым образом никогда не грязнилась.
– Да и мужикам доставалось, – уточнил приятель Виктора – студент-биофизик. – Нимфоманкой была эта француженка. И на каждого мужика смотрела, как голодный волк на зайца. И, понятное дело, баб ненавидела. Каждую воспринимала как потенциального врага.
Биофизика звали Игорь. Низкий, коренастый, со светлым ершиком волос и пронзительным взглядом живых зеленых глаз, он был полной противоположностью своего высокого приятеля.
– Так вот эта сука огромное количество сундуков всякого награбленного хлама с собой возила, – продолжил рассказ Виктор. – Когда французы Москву оставили, с хламом этим ни за что расставаться не захотела. Целый обоз нагрузила. Говорят, это она церковь и подожгла, перед тем как Семеновку покинуть. Сложила в храме все, что упереть не могла, и подожгла. Тварь, – с неприязнью добавил он. – Хуже эсэсовки какой была. Надеюсь, она умерла мучительной смертью и черви сожрали ее труп.
– Да ладно тебе! Сдалась тебе эта нимфоманка! – рассмеялся Игорь. – О своей душе подумай.
– А какого черта я тут делаю?! – возмутился его приятель. – Все вон, как платить перестали, смотались. А я буду работать, пока занятия не начнутся. Материала еще полно. Исчезни мы отсюда – за день все разнесут. Креста на них нет.
– Не разнесут, – улыбнулся Суворин. – Не дам.
– А когда строительный материал кончится, что будешь делать? – спросил Игорь.
– По электричкам пригородным пройдусь, – усмехнулся Суворин.
– А что?! – неожиданно отреагировали парни. – Мы на первом курсе «Двенадцать половых заповедей революционного пролетариата» продавали. Всю партию реализовали. Расхватывали, как горячие пирожки. Ты только послушай, как звучит… половая заповедь, – повторил он, подняв вверх указательный палец, – это же музыка!
– Залкинда? – спросил Суворин.
– Его.
– Скучища, – махнул рукой Панкрат. – Вторая партия у вас бы не пошла.
– Сейчас «жертвы амнезии» хорошо получают, – заметил Виктор. Взгляд его стал отсутствующим, губы сжались в скорбную складку, в голосе появились депрессивные нотки:
– Последнее, что я помню, это несколько фраз: «Корабль вышел из зоны. Включить защитные лазеры! Двигатели – на полную!»
Мужчины рассмеялись.
Они сидели возле одной из наскоро сколоченных подсобок. Перед ними стоял ящик от олифы, на котором был накрыт ранний завтрак: вареные яйца, хлеб, зеленый лук, помидоры и нарезанное аккуратными розоватыми ломтиками сало. Рядом на куске картона стояла трехлитровая банка с молоком. Всю эту снедь постоянно поставляли им местные жители. К удивлению Суворина, многие: и стар и млад – хотели, чтобы церковь была восстановлена. А вернее, построена, потому что, кроме полуразрушенного фундамента, от нее ничего не осталось.
– Построим церковь?! – улыбнулся Панкрат, наблюдая, как Виктор «сооружает» себе бутерброд, красиво и аккуратно, как и все, что он делал.
– Конечно, – согласился тот. – Бог поможет.
– Бог помогает только тем, кто упирается, – убежденно сказал Суворин и с аппетитом принялся за завтрак.
Этой ночью прошел сильный ливень. Но утро было чудесное, солнечное и не очень жаркое, с легким ветерком и удивительно синим небом. Поглядывая на эту синь, на аппетитно хрустящих зеленым луком студентов, на ближайший лес и окрестные поля, Панкрат ощущал нечто похожее на счастье.
Минут через пять он поднялся и направился в сторону, как ему показалось, осевшей кирпичной кладки.
– Черт! – выругался он. Настроение было моментально испорченно. – Что-то не так с фундаментом.
Студенты, дожевывая на ходу, бросились за ним.
– Вот это да! – Панкрат растерянно остановился возле одной из стен.
– Смотри, как просело! – Виктор присел и, поправив очки, стал разглядывать стыки между фундаментом и стеной. Вид у него был растерянный, как у провинившегося школьника. Не лучше выглядел и Игорь.
– Стыки в порядке, – Суворин прижал к губам сжатую в кулак руку. – Что-то с фундаментом. Что-то не учли.
Панкрат начал прокручивать в памяти процесс укладки фундамента, в котором принимал самое активное участие. Он жутко нервничал и измерял шагами землю возле стены. Неожиданно левая нога его в высоком рабочем ботинке мягко ушла во влажную почву почти по колено.
– Ого! – Панкрат вытащил ногу. Заглянул в образовавшуюся яму и вдруг попросил студентов:
– Тащите лопаты!
Копали минут двадцать вглубь, потом еще полчаса в том направлении, где все больше и больше оседала почва.
Через час Суворина осенило. Тут раньше подземный ход какой-то был. От времени все развалилось, засыпалось. Но какие-то пустоты, по-видимому, остались. Надо тщательно осмотреть все вокруг! – решил он.
Пустырь, который окружал строительную площадку, разбили на три части.
Студенты, уставшие от копания, расстроенные и растерявшие всю свою утреннюю бодрость, постукивая лопатами и кое-где покапывая, с мрачным видом и без всякого энтузиазма бродили по своим участкам.
Суворин же, наоборот, одержимый появившимися в его голове идеями, принялся внимательно осматривать и оценивать доставшуюся ему часть земли. В зарослях ежевики он обнаружил огромный белый валун, сильно осевший в почву с одной стороны. И принялся копать в том месте, где осела земля.
Через час интенсивной работы не замечавший ничего вокруг, в том числе и вот уже десять минут стоявших возле него студентов, Панкрат вдруг увидел, что камень дрогнул и резко наклонился.
– Отойди оттуда! – закричал Игорь. – Там, под камнем, хрень какая-то. Слышишь? Что-то чавкает.
Суворин и сам слышал этот странный звук. Он отошел в сторону. И несколько минут мужчины смотрели на валун, продолжавший медленно оседать. И вдруг раздался громкий, как заметил Игорь, чавкающий звук, и камень исчез под землей.
– Когда Бог закрывает двери, он обязательно оставляет открытой форточку, – от волнения шепотом произнес Панкрат и, сделав знак рукой, приказывающий студентам оставаться на месте, лег на землю и пополз к образовавшемуся отверстию.
– Это колодец, – произнес он через пару минут, освещая фонариком довольно глубокую яму с каменной кладкой. – Камень рухнул, потому что прогнили деревянные перекрытия. Это они, расползаясь, чавкали.
– А где теперь камень? – крикнул Игорь.
– Лежит на дне. Но там есть еще кое-что. Тащите веревку.
Студенты, ни слова не говоря, дружно бросились в подсобку. И через пару минут обмотанный веревками Суворин уже спускался на дно каменного колодца.
В нос ему ударил запах подземного мира и гниения.
Внизу, в толстом слое зеленовато-серой желеобразной слизи, лежали человеческие кости. Возможно, до того, как на них рухнул камень, это был целый скелет. Но теперь это была просто груда лежавших вокруг разбитых костей. – Что там? – крикнули сверху ребята.
– Скелет какой-то! – раздался глухой голос Панкрата с гулко звучащими в конце гласными. – И кругом слизь!
Он, не обращая внимания на утонувшие в слизи кроссовки, внимательно осматривал кость за костью, направляя на них ровный и сильный луч фонаря.
– Тебе там не страшно?! – поинтересовался Игорь.
– Жить вообще страшно! – последовал ответ снизу. – Так что привыкайте. А вот еще что-то нашел! – закричал Суворин через пару минут.
Он направил свет в угол между камнем и каменной кладкой. В слое слизи что-то сверкнуло. Суворин обошел камень, склонился над этим местом. Затем протянул руку и провел пальцем по лежащему в липкой грязи предмету и почувствовал, как ноготь скользнул по чему-то твердому. Недолго думая, провел еще несколько раз рукой, снимая и стряхивая в сторону солидный слой слизи, часть которой наверняка была разложившейся органикой, находившейся когда-то на покоившихся тут костях. Еще раз провел рукой. Затем убрал грязь с боков.
– Что там? – послышалось сверху.
– Клад! – крикнул Панкрат.
Звук его голоса, глухой, отраженный от каменных стен колодца, производил на студентов неизгладимое впечатление.
– Так бы слушал и слушал, – Игорь, с блаженным видом наматывая свой конец веревки на руку, приблизился к яме. Виктор, недолго думая, сделал то же самое.
Не боясь провалиться, они склонились над колодцем и замерли, с упоением наблюдая за Сувориным. А тот положил включенный фонарь на камень и начал работать двумя руками. Через пять минут находка была извлечена. И Панкрат с торжественным видом поднял над головой огромный, позеленевший от времени и сырости медальон с длинной массивной цепью.
Прошло еще минут десять, и клад вместе с кладоискателем был вытащен на свет божий и теперь лежал перед студентами на траве.
– Золотой! – Виктор, стоя на коленях, энергично тер носовым платком поверхность медальона, осторожно «обходя» выступающий камешек.
– Дай я! – Игорь снял и сбросил на землю куртку, стянул с себя футболку и начал тщательно протирать ею все поверхности медальона.
– Это же изумруд, – прошептал он, разглядывая засверкавший в солнечных лучах камень травянисто-зеленого цвета. Окрашенная разновидность берилла.
– Чего?! – хором спросили Панкрат и Виктор.
– Изумруд, говорю, – прошептал Игорь, не отрывая взгляда от камня. Затем завернул медальон в футболку и бросился в подсобку.
– Вот и деньги на строительство! – счастливо улыбнулся Панкрат. – Так что черт с ним, с фундаментом! Переделаем.
– Дела-а, – протянул Виктор, поправляя очки.
В этот момент зазвонил мобильный Игоря, выпавший, по-видимому, тогда, когда тот снимал с себя куртку.
Виктор наклонился и поднял его.
– Алло, – ответил он. – Игоря? Нет. Он сейчас в коме. Позвоните через пару месяцев.
– Подруга его стонет от скуки, – студент подмигнул Суворину, засовывая телефон в карман. – Повезло же нам с этим колодцем! – и тоже бросился в подсобку.
– Колодец с решетчатой дверцей в стене – это интересно, – пробормотал Панкрат, стоя к яме спиной и с задумчивым видом наматывая на руку веревку.
Он вдруг почувствовал внезапный ужас, причины которого не знал, да и не хотел знать. Но все-таки что-то удерживало его возле этой ямы, заставляло осмыслить свои ощущения.
Эта яма, несмотря на достаточную глубину, вряд ли когда-нибудь была колодцем. А судя по решетке в стене, скорее – темницей, местом заточения. Трогать решетку Суворин побоялся. Пространство за ней было засыпано землей. И к тому же имело узкие тоннели. И кто знает, куда вели эти норы? И какая живность гнездилась там? Крысы, или ондатры, или еще какая мерзость? И воняло оттуда так, что Виктор и Игорь представить даже не могли. Еще спускаясь туда и чувствуя первые доходящие до него волны, Панкрат вспомнил, как в детстве их водили в зоопарк и как его поразил запах в обезьяньем питомнике. Но это было просто благовонное притирание по сравнению с тем, что ударило ему в нос при спуске в эту яму: смесь плесени, тухлого мяса и чего-то еще, что делало этот запах невыносимым.
Суворин снял намотанную на руку веревку, перекинув ее конец на середину. Сделав пару витков, он завязал его аккуратным бантом. Делал он все это автоматически, пытаясь разложить потрясший его запах на компоненты. Но кроме плесени и тухлого мяса, все остальное анализу не поддавалось.
– Ну и хрен с ним! – Панкрат перекинул веревку из одной руки в другую и замер. Из ямы раздавался шорох.
Суворин машинально сжал веревку обеими руками, боясь повернуться и увидеть там нечто мерзкое и тоже, как запах, не подлежащее анализу. Но теперь он знал, что это был за запах и что именно он боялся увидеть. Это был запах смерти. А Панкрат, несмотря на то что не раз играл с ней в гляделки и до сих пор она моргала первой, все равно боялся ее.
– Надеюсь, и в этот раз ты моргнешь первой! – он развернулся и, бросив небрежный взгляд на яму, направился к подсобке.
А потом наступил тихий августовский вечер. И Суворин со студентами, выкупавшись в озере и развесив на веревке постиранные трусы и носки, по очереди разглядывали женское лицо на медальоне.
– Это и есть та самая сука, любовница Фуше, – убежденно заявил Виктор. – Именно такой я ее себе и представлял.
Он перевел задумчивый взгляд на Суворина.
Медальон, который он держал в руке и который вместе с массивной цепью весил не менее двух килограммов, отличался от подобных предметов не только золотом высшей пробы и обилием изумрудов. Внутри чья-то талантливая рука выгравировала лицо. Удивительное женское лицо. Потрясающе некрасивое и потрясающе жизнелюбивое.
– «Адский пламень», – пробормотал Виктор.
– А ведь мы можем воспроизвести это существо! – загорелся Игорь. – Составим компьютерную программу.
– И не только, – заметил Виктор.
– Что «не только»?
– Видите вот этот изумруд? – студент-археолог осторожно прикоснулся к камню на крышке медальона.
– Ну?.. – на него уставились две пары любопытных глаз.
– Это не просто камень. Это изумрудная капсула.
Он достал из кармана и поднес к камню увеличительное стекло.
– Видите? Там, внутри, что-то похожее на кровь. Бестия эта была сентиментальной, а может, чего о клонировании наслышалась, – сострил он. – Вот и кровь свою замуровала. А кровь – это мощный информационный банк. Так что медальон этот не просто, как говорят, на вес золота. Медальон этот – целое состояние. И я уверен, что найдется не меньше сотни богатых придурков, желающих «выпустить» это существо, запертое в медальоне. Смекаете?
– Я думаю, мы сможем узнать даже цвет ее волос, – чуть растягивая слова, чтобы придать фразе нарочито-мечтательный тон, произнес Игорь. – Надеюсь, она не пергидролевая блондинка.
– А какая тебе разница? – удивился Суворин.
– Разницы никакой, – с серьезным видом ответил будущий биофизик. – Но если натуральная блондинка, то все равно приятно.
– Не обращай на него внимания, Панкрат, – предупредил Виктор. – Он еще в школе прикидывался умственно отсталым.
– Зачем?
– Чтобы участвовать в олимпиаде для умственно отсталых. У него даже грамоты есть.
– В этой жизни все стоящее дается нелегко, – подтверждая слова приятеля энергичными кивками головы, заявил Игорь.
– Ну вы и пургу несете, – рассмеялся Суворин.
Потом глаза его погрустнели, и он напомнил:
– А там, между прочим, в этом каменном мешке, чьи-то останки лежат. Надо будет спуститься туда еще раз. В стене я видел решетку. Так что это не колодец. А скорее место заточения, к которому вел подземный ход.
– А что там за решеткой? Ты видел что-нибудь?
– Все землей забито. Потолочные перекрытия перегнили, вот все и обрушилось. Но покопать бы там не мешало. Не знаю только, что с костями делать. Может быть, это останки француженки?
– Или ее любовника… – хмыкнул Игорь.
– Насколько я знаю, Фуше до Смоленска точно дошел. Тогда французская артиллерия еще держалась, – возразил Суворин.
– У таких особ, как эта, как правило, не один любовник, – убежденно заявил Игорь. – Такал особь, как увидит стоящего мужика, как глянет на него, так у бедняги сразу работа гипофиза запускается. И тут уж против фенилэтиленамина не попрешь. Хоть сдохни! Вот и этот любовничек ее, видно, помер, нежно сжимая медальон с ее фэйсом в руках.
– Против чего не попрешь? – спросил Суворин, улыбаясь.
– Фенилэтиленамина. Это гормональный коктейль такой: немного дефомина, для удовольствия, немного акситоцина, для…
– Я вот никогда этого не пойму, – перебил его Виктор. – Как это полтора грамма гипофиза могут сделать так, что человек умрет от любви. Ведь любовь – это просто ловушка ДНК, которая заставляет нас размножаться.
– Наверное, ты не любил никогда по-настоящему, – заметил Панкрат.
– Почему же?! Еще как любил! В детском саду. Лучшую девочку в группе, которая, видя меня, впадала в неизменный бурный восторг. Но больше к этому возвращаться не хочу.
– Почему? – развеселился Панкрат.
– Потому что знаю, что будет потом, после того, как отлюблю.
– А что будет потом?
– Потом я погружусь в депрессию, начну слышать голоса, стану алкоголиком, стану посещать психотерапевта и покончу жизнь самоубийством.
На несколько секунд в подсобке воцарилась мертвая тишина, взорвавшаяся дружным мужским смехом.
И тут зазвонил телефон Игоря.
– Легка на помине. Мисс маниакальная депрессия, – вздохнул он и вышел из подсобки.
– Зачем же общаться с женщиной, которая не нравится? – изумился Суворин.
– А она, как запор, – кратко объяснил Виктор. – Нравится не нравится, а он есть, и все.
Дружный мужской хохот снова сотряс подсобку. Панкрат с Виктором вышли на улицу и направились к озеру. Через пару минут к ним присоединился и Игорь. Деревянные мостки, уходящие далеко в воду, были их излюбленным местом. Здесь они и стирали, и рыбу ловили, и просто отдыхали.
– Как в августе быстро ночь наступает! – улыбнулся Панкрат.
– А красивая ж, зараза! – воскликнул Игорь.
– Кто? – Панкрат с Виктором посмотрели по сторонам.
– Да ночь, – вздохнул будущий биофизик. – Вся, сука, в небесном бархате и звездном колье.
– Ну, ты поэт! – восхищенным тоном произнес без пяти минут археолог. – А когда я хочу сказать что-нибудь романтичное, у меня язык заплетается.
– Так молчи! – сочувственно хмыкнув, посоветовал Игорь.
– Ну ладно, остряки, еще десять минут – и спать, – распорядился Суворин. – Завтра дел по горло.
А потом наступило утро, солнечное, с ослепительно чистым небом, сулящим покой и удачу. Мужчины, обнаружив в траве возле подсобки банку со свежим молоком и завернутый в пергамент пирог с яйцами и зеленым луком, с поклонами в разные стороны поблагодарили своих скромных неизвестных благодетелей и с аппетитом позавтракали. А затем Панкрат, используя одни лишь губы и воздух и старательно исполняя Ракоци-марш Листа, завел свой мотоцикл. Но перед тем как укатить в районный центр, спросил студентов:
– Как звали эту француженку?
– Анастасия, – ответил Виктор. – Она была русского происхождения. Генерал звал ее Анэс.
– Кратко и по-артиллерийски! – уже на ходу крикнул Суворин.
– Это было черт-те что, а не Ракоци, – последовало в ответ. – Ракоци звучит вот так…
И Виктор, используя только губы и воздух, стал издавать нечто отдаленно напоминающее марш.
– И это не Ракоци, – сдался он наконец.
– Ты работать сегодня собираешься или нет, Моцарт? – крикнул Игорь, орудующий ломиком над осевшей кладкой. – Суворин нам два часа дал, чтобы все это снять.
– Моцарт не Моцарт, а вот Турецкий марш – это как нечего делать! – ответил Виктор, взял ломик и, насвистывая, направился к кладке.
В районном центре Суворин пробыл часа два, не больше. Зашел в банк, чтобы снять очередную сумму со своего быстро тающего счета, и на склад, чтобы заказать кое-какую необходимую строительную мелочь. А потом вернулся в Семеновку и едва успел заглушить двигатель и сделать пару глотков минералки, как получил по голове чем-то тяжелым.
Глава 2
Суворин открыл глаза и вспомнил, что с утра был в районном центре. Все было как обычно. Ничего особенного. Никаких случайных встреч, подозрительных лиц, не считая мужчины средних лет, с которым он два раза столкнулся. Один раз в банке, второй – на складе. У незнакомца были черные усы и карие глаза. Но запомнил его Панкрат благодаря выступающим скулам и гладко зачесанным назад волосам, открывающим высокий лоб, и мерзкому дыму, который исходил от его сигары.
Потом Суворин вспоминал последние минуты перед тем, как помрачилось его сознание. Как сделал глоток из горлышка пластиковой бутылки с минералкой, как выключил аккумулятор, как сделал еще пару глотков. Ум его пытался ухватить, что было потом… Потом он почувствовал тупой удар по голове. И все! Остальное оставалось только домысливать. Но этого Панкрат не любил. Он предпочитал факты. Поэтому приподнял голову, в которой стучало, как после грандиозной пьянки, и осмотрелся. Было темно и так сыро, что воздух ощущался телом, как пропитанная влагой ткань. Он был таким густым и вязким, что дышать было очень тяжело и каждый вздох казался последним. Суворин опустил голову и, борясь с подступающей рвотой, обжигающей горло, которое и так напоминало трубу, которую хорошо продраили наждачной бумагой, поднял руку над головой. Его пальцы тут же уперлись в деревянную стену. Протянул в сторону – то же самое. В другую сторону. та же деревянная стена. Пошевелил затекшими, согнутыми в коленях ногами. все то же. Тогда, сделав еще один маленький вздох, он с силой надавил на поверхности пальцами рук и ногами. Стены вокруг него были неподвижны.
«Меня закопали! Закопали в каком-то ящике, живьем, как недобитую собаку», – понял он.
Почти не дыша, Панкрат протянул руку за голову и, отгоняя панику, тщательно прощупал стенку за головой и на стыке с верхней обнаружил небольшую щель.
В тот же миг в сердце ворвалась надежда, и он пообещал себе: «Если я сдвину эту панель, то пролезу через любой слой земли. Я сожру эту землю, но выберусь отсюда».