– Проходите, Семен Федорович ждет вас, – раздался лишенный всяческих эмоций голос секретарши.
Полковник поднялся со стула и направился к двери в кабинет. Ожидание окончилось.
Генерал Круглов стоял посреди своего просторного кабинета, вся обстановка которого, включая пепельницу и пресс-папье на столе, была строго выдержана в кремлевском стиле тридцатых – сороковых годов. А сам начальник специального отдела ФСБ внешностью напоминал партийного чиновника времен Брежнева: простой строгий костюм-тройка, короткая стрижка, грубоватые, но честные черты лица. Во всем этом не было даже намека на то, чем на самом деле занимался Круглов.
– Здравствуйте, господин генерал. Вызывали? – остановившись у порога, спросил полковник.
Еще сидя в приемной, он понял, что разговор предстоит серьезный, поэтому старался держаться официально, как подчиненный с начальником. Ни малейшего намека на личные отношения.
– Здравствуй, Алексей Петрович, – генерал дружески улыбнулся и, подойдя поближе, протянул руку. – Извини, что заставил столько ждать. Тут такое дело.
Он обнял Воронина рукой за плечи и повел к завешенному красными шторами окну. Там стояли два стула – намного удобнее и изящнее, чем в приемной, но такие же старые.
– Садись, – кивнул Круглов.
Он подошел к столу и через несколько секунд вернулся с громоздкой бронзовой пепельницей в форме перевернутой вверх ногами черепахи.
Взглянув на нее, Воронин отметил, что к полудню генерал выкурил уже восемь сигарет – на три больше его дневной нормы. В пепельнице находилось еще несколько окурков. Судя по маркам сигарет, они принадлежали трем совершенно разным людям. Самые верхние, с серым фильтром – скорее всего старику. Два окурка без фильтра со специфическим оттиском зубов оставил не кто иной, как подполковник Свиридов, возглавляющий экспертный отдел. Принадлежность остальных окурков установить не удалось.
– Закурим? – предложил Круглов, протягивая пачку сигарет.
– Спасибо. У меня лимит.
– Вот как! – генерал вопросительно поднял брови.
– Бросаю курить. Каждые два дня на одну сигарету меньше.
– Получается?
– Тяжело.
Генерал понимающе кивнул. Для того чтобы бросить курить, нужна сила воли, такая, как у Алексея Воронина. А вот ему самому, наверное, это не под силу.
Повертев сигарету в пальцах, он со вздохом сунул ее в рот и закурил. Сделав несколько глубоких затяжек, он спросил:
– Видел старика, что вышел отсюда?
– Да.
– Что ты о нем думаешь?
Воронин пожал плечами.
– Кто-то из бывших.
Генерал одобрительно кивнул.
– Верно. Этот старик – генерал Ткаченко. Слыхал о таком?
– Слышал. Я считал, что он давно умер. Сколько ему?
– Где-то за восемьдесят пять, и, как видишь, он еще довольно крепкий и бодрый, – произнес Круглов. – В свое время генерал-полковник Василий Иосифович Ткаченко курировал спецслужбы, в том числе и КГБ. Фигура очень значительная. Даже сейчас, спустя столько лет, к его голосу прислушиваются. Он еще очень многое может.
Генерал сделал паузу. А Воронин терпеливо ждал продолжения. Предисловие, конечно, очень интересное, но основная часть разговора, ради которого его вызвали в срочном порядке, еще не прозвучала.
– А какое, собственно говоря, отношение к генералу Ткаченко имею я? – задал вопрос он.
Озабоченно сдвинув брови, Круглов долго вглядывался в каждую черту лица подчиненного, пытливо изучая, словно увидел впервые, упрямый взгляд из-под густых русых бровей, тяжелый подбородок, немного выдающиеся на восточный манер скулы.
– Хорошо. – наконец он решился.
Поднявшись со стула, генерал подошел к письменному столу и вынул из ящика зеленую пластиковую папку, туго набитую бумагами.
– Прежде всего я хочу предупредить: дело, которое я собираюсь тебе поручить, очень серьезное. От его исхода зависит многое. Наше повышение в том числе. Согласись, генеральские погоны тебе подошли бы намного больше. Ты их заслужил. Я уже не говорю о том, что в случае удачного исхода твое имя окажется у всех на слуху, о тебе узнают наверху, – увидев, что полковник хочет возразить, генерал знаком руки остановил его. – Знаю. Знаю. Ты хочешь сказать, что тебя политика не интересует. Но поверь мне, человеку, который на этом съел зубы, вся наша жизнь – сплошная политика. Когда-нибудь это может тебе очень пригодиться. Так что сперва хорошенько подумай, а потом решай. В общем, я хочу сказать, это – твой шанс.
Воронин с сомнением покачал головой.
– И Ткаченко в состоянии это исполнить?
– У него осталось много друзей. А должников еще больше.
По тому, как суетливо забегали глаза генерала, Воронин понял, что к числу ткаченковских должников принадлежал и его шеф. Теперь все понятно: долг платежом красен.
– Что за дело?
Круглов протянул папку и пояснил:
– Здесь содержится все, что успели собрать до твоего прихода. Более подробную информацию получишь по ходу дела. В твоем распоряжении будут все доступные средства. Под мою ответственность, – заверил генерал. – А теперь о самом главном. Три дня назад ограбили дачу Ткаченко. Украли три картины, довольно ценные, но не слишком. Грабителей спугнули, и они не успели взять ничего из дорогих коллекций, находившихся в доме. Прихватили только картины. В общем, и шум-то поднимать не из-за чего. Однако самое неприятное в том, что воры застрелили внучку Ткаченко, приехавшую отдохнуть к деду, и охранника.
– Да-а-а. – протянул Воронин. – Дела.
– Вот почему старый генерал поднял всех на ноги. Хочет найти убийц внучки. Картины ему, видимо, нужны постольку-поскольку, а вот внучка. Решил отомстить.
– Сколько ей было лет?
– Двадцать четыре. Настоящая красавица. Была.
– А где ее родители?
– Погибли давным-давно. Ее вырастил и воспитал дед.
«Естественно, по глупости потерять самое дорогое, что у тебя было – тяжкий удар», – подумал Воронин.
– Она работала?
– Нет, она находилась в декретном отпуске.
– У нее были дети?
– Двое. Мальчик – три года, а девочке не исполнилось и одного.
– Они выжили?
– Да, они спали на втором этаже. Грабители не стали подниматься наверх, – пояснил Круглов. – Дурацкое стечение обстоятельств. Если бы девушка их не спугнула, они спокойно обчистили бы дачу и скрылись.
– И тогда Ткаченко не стал бы поднимать весь этот шум из-за каких-то там безделушек, – докончил Воронин.
Генерал кивнул.
– Я думаю, да. Если верить словам, для него они лишь память. Тем более что там не было ничего ценного, только сувениры из прошлой жизни. – Кивком он указал на папку. – Там подробное описание украденных картин, фотографии, заключения экспертов. Самая ценная из них – репродукция полотна Хальбейна, сделанная в пятидесятых годах двадцатого века. Остальные – отечественные картины тридцатых годов. Ничего ценного.
– Значит, хватали первое попавшееся?
– Похоже на то.
– Что ж, выходит, что версия о заказном ограблении отпадает.
– Да, было бы глупо это предполагать.
– А если это заказное убийство? Возможно, все тщательно спланировано и подстроено? – выдвинул очередную версию Воронин. – Заказные нынче в моде.
Однако генерал ее решительно отверг.
– Вряд ли. Во-первых, Людмила Ткаченко в тот вечер не должна была там находиться. Ее появление – чистая случайность. Во-вторых, она домохозяйка, никакой подозрительной деятельностью не занималась.
– А ее муж?
– В настоящий момент находится за границей.
– Чем он занимается?
– Он дипломат.
Получалось, что и эта версия отпадала. Воронин задумался. Слишком много непонятного и практически не за что зацепиться. Утешало одно – убийство не заказное. В противном случае дело грозило обернуться очередным «глухарем». Если при ограблении у воров что-то пошло не так, значит, можно рассчитывать на зацепку.
– Что-нибудь нашли? Улики? Сколько человек работало? – поинтересовался Воронин.
– Как минимум, трое. Возможно, на улице находился кто-нибудь еще. Улик никаких. В тот вечер шел дождь, он смыл все следы на улице.
– А отпечатки обуви, если был дождь, то.
– Дождь начался позже, когда они уже были внутри. Единственная зацепка – это гильзы и пули.
– Ясно. Придется начинать все с нуля, – заключил Воронин. – Мне нужен будет доступ на дачу. Ее обследовали?
– Да.
– Кто?
– Местные оперы.
– Это меня не устраивает. Мне нужны наши спецы. Все по полной программе. И чтобы никто не мешал.
– Ткаченко сказал, что дача в нашем распоряжении. Там будет находиться его доверенный человек, он расскажет, что к чему. Через него будешь держать генерала в курсе.
– Соглядатай, значит. – усмехнулся Воронин.
– Не соглядатай, а помощник, – нахмурился Круглов.
– Это ничего не меняет. А как насчет времени?
– Тут, сам понимаешь, чем быстрее, тем лучше. Если не пойти по горячим следам, можно увязнуть надолго.
– Не хочу, чтобы на меня давили, – предупредил Воронин.
– Знаю. Знаю. Никто на тебя давить не станет. По крайней мере, первое время. А потом. – Круглов развел руками. – Сам видишь, старик из кожи готов вылезти, но достать убийц внучки.
– Мне нужны твердые гарантии.
– В этом деле единственной гарантией может служить твой успех. Больше ничего. Сделай это, и старик будет твоим должником до гробовой доски. Все в твоих руках. Действуй.
«Легко сказать: действуй! – озабоченно думал Воронин, покидая кабинет генерала. – Сожрут с потрохами, если оплошаю. Генеральская внучка! Хм. Сколько шума, сколько суеты! Каждый день сотнями убивают, и никаких спецзаданий. Небось про бедного охранника все позабыли. А у него, наверное, тоже семья, дети, жена плачет.»
Глава 4
В грязном, заваленном мусором и всяким хламом подвале царил полумрак. Тусклый желтый свет, падавший от висевшей на потолке грязной лампочки, с трудом освещал тесное пространство между ящиками и коробками. В противоположной от лестницы стороне, шагах в десяти от нее, проходил ряд железобетонных свай, подпиравших плиты перекрытий. Они являлись границей между царством света и тьмы. Пространство за ними было полностью скрыто во мраке. Оттуда доносилось лишь журчание воды да периодический рев труб.
Щелкнув золотой зажигалкой, Станислав Шилов, больше известный в своем кругу как Шило, неторопливо прикурил длинную тонкую сигару. Густой дым, аромат которого суждено вкусить далеко не каждому, наполнил помещение. С преувеличенным наслаждением смакуя сигару, Шилов блаженно закатил глаза.
– У нас такого не делают, – вздохнул он и затем, обращаясь к сидевшему перед ним на стуле связанному парню, с сожалением произнес: – Я вовсе не хочу тебя убивать. И дружков твоих не хочу. Вы крутые мужики, и вы мне нравитесь. У вас есть деловая хватка, нюх на деньги. Это хорошо, – кивнул он. – Желание заработать – здоровый интерес. Не каждый день выпадает такой шанс. Правда?
Связанный по рукам и ногам парень широко раскрытыми от ужаса глазами смотрел на Шилова. По его бледному лицу струился холодный пот. Стекая по длинным прядям слипшихся на лбу волос, он попадал в глаза, отчего те слезились и чесались. Однако парень боялся даже пошевелиться. Шило был настоящим психопатом.
– Вся проблема оказалась во мне, – продолжал Шилов. Его тонкие губы изогнулись в ухмылке. В этот момент он стал походить на изготовившуюся к смертельному броску кобру. От напряжения длинный неровный шрам, тянувшийся через всю левую половину лица бандита от виска до подбородка, налился кровью и побагровел. – На другом вы, может быть, и заработали. Может, кто-то бы и заплатил. Но не я! Стае Шило платить не будет! Это мне платят! Никогда и ни за что я не пойду на поводу у таких ничтожеств. Да ты и твои дружки, вы – гниды, ничтожные мелкие паразиты. Я на вас ногой наступлю – мокрого места не останется. Хотели меня кинуть? Кинуть! Меня?!
Шилов Склонился над парнем и, брызгая слюной, заорал ему прямо в лицо:
– Шавка подзаборная! На кого пасть раскрыл?! Дерьмо свое жрать будешь! Ботинки мне лизать! Просить меня, умолять, чтобы пристрелил, будешь! О смерти молить станешь! Клянусь!
Пальто сползло с костлявых плеч авторитета, черные как смоль длинные волосы, уложенные назад гелем, растрепались. Казалось – еще мгновение, и он набросится на несчастного и разорвет его голыми руками.
Безучастно стоявший до этого в стороне ближайший помощник и правая рука Шилова головорез по прозвищу Гарик решил вмешаться. Сделав знак телохранителю поднять упавшее пальто, он тихо, как тень, приблизился к боссу. Осторожно положил свою пухлую ладонь ему на плечо и легонько встряхнул.
– Остынь, Шило.
Шилов резко обернулся и перехватил за запястье тронувшую его руку. Его дыхание было тяжелым, ноздри широко раздувались, как после быстрого бега. Злые затуманенные глаза непонимающе смотрели на Гарика. Но ни один мускул не дрогнул на лице помощника. Оно оставалось совершенно бесстрастным, лишенным всяких эмоций. Казалось, разъяренный взгляд нисколько не тронул его. Такое поведение произвело эффект, подобный ведру холодной воды, вылитой на голову. Шилов стал успокаиваться. Он непонимающе посмотрел по сторонам: на своего телохранителя, безразлично взиравшего на все со стороны, на парня, привязанного к стулу, на второго пленника, съежившегося в углу. Затем снова повернул голову к помощнику.
– Все нормально?
– Да, – кивнул авторитет.
– Моя рука. – движением глаз Гарик указал на запястье.
– Прости, Гарик. Прости. – он дружески улыбнулся. Теперь ничто в нем, за исключением налившегося кровью шрама, не напоминало о недавно перенесенном припадке ярости. Приводя себя в порядок, Шилов пригладил рукой волосы. Затем забрал у телохранителя пальто и, накинув его на плечи, сел в стороне на перевернутую вверх дном пустую коробку.
– Ну что, будешь говорить, где картина? – обратился он к пленнику.
Тот устало замотал головой.
– Сколько раз повторять: я не знаю, где она. Да если бы и знал, не сказал бы. Ты все равно нас прикончишь, – еле шевеля пересохшими губами, произнес он.
– Верно, вы – покойники. Но сначала ты мне скажешь, где моя картина!
– Она не твоя.
– А чья? – Шилов изобразил изумление. – Может, твоя? Или того старого мудака, что полвека прятал ее дома? А может, она принадлежит народу?
Стоявший позади авторитета телохранитель громко хихикнул, довольный юмором босса.
Шилов обернулся и кинул на громилу раздраженный взгляд, смысл которого можно было расшифровать следующим образом: «Кто тебе разрешал открывать рот, придурок!».
Телохранитель осекся, виновато засопел и снова напустил на себя грозный вид.
– Гарик, начинай. – кивнул Шилов помощнику. Все с тем же невозмутимым спокойствием тот поставил рядом со стулом, к которому был привязан пленник, картонную коробку, накинул на нее салфетку. Затем открыл саквояж из потертой коричневой кожи и принялся извлекать из него всевозможный инструмент: кусачки, ножи разных размеров, пилки, иглы и прочие вещи, при виде которых по спине невольно начинают бегать мурашки.
Покончив с приготовлениями, Гарик по-хозяйски осмотрел свое имущество, натянул на руки резиновые хирургические перчатки и объявил:
– Я готов.
– Последний раз спрашиваю, где картина? – обратился Шилов к парню. – Молчишь? Черт с тобой!
Только я тебя предупреждаю: если он дорвется – будет поздно, – он кивком указал на Гарика.
Пленник продолжал упорно хранить молчание.
– Что ж. Теперь он твой, Гарик. Только, пожалуйста, помни: он не должен сдохнуть быстро.
– Не первый раз. – флегматично произнес Гарик голосом, от которого кровь стыла в жилах.
Взяв тонкий нейлоновый шнур, он старательно привязал руки парня к подлокотникам, а голову при помощи петли – к спинке стула. Теперь несчастный мог шевелить только ногами. Но и это продолжалось недолго. Увесистый молоток, появившийся в руке бандита, описал короткую дугу и со всего размаху угодил острой частью в правое колено парня.
– А-а-а. – от адской боли и неожиданности завопил тот. – Су-у-ки.
Его душераздирающий крик разнесся по подвалу, эхом отозвавшись в дальнем, скрытом во мраке конце помещения. Не успело оно стихнуть, как вопль, на этот раз с новой силой, повторился: молоток палача опустился на коленную чашечку другой ноги. Теперь удар был намного мощнее. Кость хрустнула.
Пленник потерял сознание.
Пока Гарик приводил его в чувства, Шилов повернулся к другому парню.
– Смотри. смотри. Ты следующий, – предупредил он. – А может, спасешь друга и себя заодно? Ну?! Скажи, где картина?
Несмотря на царившее в душе смятение и панику, парнишка в разодранном, окровавленном камуфляже нашел в себе силы и замотал головой. Он был еще очень молод, и ему совсем не хотелось умирать, хотя он знал, что игры с таким авторитетом, как Шило, добром не кончаются.
– Героя из себя корчишь, – процедил Шилов. – Дурак! Отдай мне картину, и я забуду, что вы хотели меня кинуть, забуду про шантаж. Мало того, заплачу бабки, как договаривались, и разбежимся. Забудем про это недоразумение. Я же вас понимаю. Ну что, по рукам?
Однако, несмотря на приятельский тон, глаза авторитета по-прежнему оставались по-змеиному холодными. Они выдавали обман. Парень понял это и продолжал хранить молчание.
Тем временем первый пленник пришел в себя. Тихо постанывая, он приоткрыл глаза. Вновь вернувшееся сознание возвратило его в мир боли и страха. Палач готов был к продолжению пытки. На этот раз в руках он держал плоскогубцы. Когда парень увидел их, ему снова сделалось дурно. Но отключиться ему не позволили: ледяная вода, выплеснутая в лицо, быстро привела его в чувства.
Неторопливо примерившись, Гарик ухватил плоскогубцами ноготь на мизинце правой руки пленника.
– Сейчас будет немного больно.
В следующую секунду тишину разорвал очередной вопль. Парень судорожно задергался, словно сквозь его тело пропустили электрический ток.
– Это первый, – Гарик поднес к его носу окровавленный ноготь, с которого свисали куски кожи и мышц. – Осталось девять. Мне продолжать?
– Нет! Хватит! Не надо.
– Где картина?
– Не знаю.
– Врешь, собака!
– Клянусь, не знаю.
Не успел он произнести эти слова, как его истерзанное тело вновь пронзила боль.
– Это второй, – вел счет Гарик. – Осталось восемь.
Вновь и вновь звучали одни и те же вопросы, вновь и вновь раздавались одни и те же ответы. Так продолжалось до тех пор, пока у пленника не осталось ногтей. Когда был вырван последний ноготь, он даже не вскрикнул, лишь слабо застонал. Боль притупилась, стала привычной.
– А ты живучий, – осклабился Шилов. – Но мне спешить некуда, времени у меня много.
Вытерев окровавленные руки куском тряпки, Гарик бережно положил плоскогубцы на прежнее место. Немного подумав, он взял приспособление с винтовым зажимом и толстой стальной струной в форме петли. Проверив крепления, подошел к жертве сзади и накинул петлю на лоб, так, чтобы винт находился на затылке.
– Теперь тебе будет по-настоящему больно, – предупредил Гарик.
Он медленно стал подкручивать винт. Петля затягивалась, струна все глубже и глубже врезалась в кожу. Через минуту появились первые капельки крови. Они потекли по лицу и закапали на мокрую от пота белоснежную рубашку. Еще через минуту кровь хлестала ручьем, заливая глаза, попадая в рот.
– Отдай картину, и он остановится, – подавшись вперед, зашептал Шилов. – Скажи только где, и все закончится. Ну!.. Ты же еще молодой, тебе и тридцати нет. Зачем так рано умирать?!
– У меня ее нет.
– У кого она?
– Я не знаю.
– Врешь! Имя?
– Не помню.
– Гарик, продолжай! – рявкнул Шилов, у него снова начинался припадок ярости. – Скоро твой череп хрустнет, как грецкий орех, мозги брызнут на пол, а я буду по ним ходить. Ты сдохнешь, как крыса, в подвале. И всем будет насрать на тебя. Никто никогда не придет к тебе на могилу. И все потому, что ты козел! Где картина? Имя?!
Его уродливый шрам снова налился кровью, придав и без того жестокому лицу зверское выражение.
– А-а-а. – застонал парень.
Боль сделалась невыносимой. Голова готова была вот-вот расколоться.
– Я. Я хочу сказать. – едва слышно прошептал он.
– Что?! – Шилов вскочил со стула. – Гарик, стой! Он пододвинулся ближе, чтобы лучше разобрать слова. – Ну! Говори!
– Я хочу сказать. Я хочу тебе сказать, что ты можешь поцеловать меня в жопу. Ни хрена от меня ты не узнаешь, – прохрипел пленник. – Ты скорее свою покойную мамочку трахнешь, чем узнаешь от меня, где картина.
Собрав остатки сил, он кровью плюнул в изумленное лицо авторитета.
– На!.. Подавись моей кровью.
Гарик, телохранитель и даже второй пленник замерли от неожиданности. Затаив дыхание, они с ужасом смотрели, как побледнело лицо Шилова. Он стер рукой кровавую слюну и обвел всех присутствующих безумным взглядом.
– Падла!.. – заскрежетал он зубами.
Схватив лежавшую среди инструмента стамеску, он накинулся на парня, с остервенением нанося яростные удары в область сердца, в живот, грудь. Это произошло в сотые доли секунды. Никто не успел даже пошевелиться.
Руки и дорогой костюм авторитета были залиты кровью, но он не замечал этого, продолжая колоть, колоть, колоть. Несчастный умер, а он все еще терзал его тело.
– Босс, хватит.
Громила обхватил Шилова сзади руками и оттащил от убитого.
– Пиджак мне испортил. Новый пиджак! – обретя дар речи, сокрушенно произнес тот.
– Шило, ты его заколол. Какого черта! – в голосе Гарика слышалось разочарование.
– У меня все под контролем.
– Но мы ничего не узнали.
– Плевать! Есть еще один, – Шилов бросил на паренька в камуфляже взгляд, не предвещающий ничего хорошего. – Я уверен, он не захочет повторить глупость дружка.
– А что делать с этим? – Гарик кивнул на окровавленное тело.
– А ты как думаешь? Не похороны же ему устраивать! Кинь в бетон, пусть червей кормит.
Зрелище пытки, ее кровавый финал привели паренька в полное смятение. Мысли смешались у него в голове. Страх парализовал сознание, лишив способности рассуждать здраво. Он понимал лишь одно: если будет молчать, страшной и мучительной смерти не избежать. В этот момент он предпочел бы провалиться сквозь землю, повернуть время назад. Как он теперь сожалел, что согласился на подобную авантюру! Как винил себя за жадность! Не нужно было шантажировать Шилова. Ведь знали, какой он психопат. Отдали бы сразу то чертово полотно, получили бы деньги и теперь наслаждались бы жизнью.
«А может, еще не все потеряно? – с надеждой подумал он. – Он же обещал. Я ему все расскажу, выдам картину, а он меня отпустит. Может, и деньги заплатит.» Как хотелось ему в это верить! Как хотелось надеяться! Вернуться домой, увидеть родителей, любимую девушку и. забыть.
– М-м-м. – замычал он, отчаянно извиваясь и пытаясь подняться на ноги.
– Что? – склонился над ним Шилов. – Хочешь мне что-то сказать? Да?
Его взгляд теперь уже не казался парню таким пугающим, а даже немного участливым. Или ему это только показалось?
Шилов сорвал клейкую ленту с губ пленника.
– Говори!
– Я скажу. Скажу. Все скажу. Все. – умоляюще глядя на авторитета, заговорил парень.
– Вот и молодец. Я с самого начала понял: ты намного сообразительнее своего приятеля. Ты далеко пойдешь. Мы с тобой и дальше будем работать вместе. Мне нужны умные люди. А то, знаешь, – перейдя на шепот, доверительно произнес Шилов, – вокруг одни придурки.
Он кивнул в сторону телохранителя.
– Ты меня понимаешь?
– Да.
«Мы будем с тобой работать дальше.» – эхом отозвалось в голове парня. С ним будут работать дальше! Значит, его не убьют! От осознания этого его охватило радостное возбуждение. Он приободрился.
– Так где картина? – вкрадчиво спросил Шилов.
– В Кузнецке на железнодорожном вокзале, в камере хранения.
– Номер?
– Двадцать один.
– Шифр?
– Б. Двадцать три. – парень наморщил лоб. – Двадцать три один восемь.
– Вот и отлично! – похвалил его Шилов. – Но какого черта вас туда занесло?
– У Гвоздя там мать живет.
– Гвоздь – это третий?
– Да. Он гастролер, спец по сигнализации.
– А где он живет?
– Не знаю. А зачем он вам? Он тут ни при чем!
Взгляд Шилова похолодел.
– Я, честно, не знаю. Клянусь! Мы никогда об этом не говорили. Майкл знал.
– Не волнуйся, я тебе верю.
Шилов поднялся. От былой доброжелательности в нем не осталось и следа. Лицо снова приобрело змеиное выражение.
– Этот пускай живет, – распорядился он. – Пока. Сперва нужно проверить, – затем кивнул телохранителю. – Пошли.
Тот набросил пальто на плечи босса и как тень двинулся следом по лестнице.
Парень, приободрившийся до этого, опять впал в панику. Он понял, что его обманули.
– Шило, обожди! Шило!.. Ты же обещал! Мы же договорились, Шило!
Поднявшийся уже до середины лестницы авторитет остановился и обернулся.