Книга Шрам - читать онлайн бесплатно, автор Чайна Мьевиль. Cтраница 7
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
Шрам
Шрам
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

Шрам

– Люди, какты, хотчи, креи… переделанные, – сказала женщина. – В Армаде вы все моряки и граждане. В Армаде нет привилегированных. Здесь вы все свободны. И равны.

Вот оно наконец, приветствие. И переделанные ответили на него слезами и громкими благодарностями.


Беллис вместе с ее случайными попутчиками повели в город, где их ждали представители ремесленных корпораций с контрактами в руках и внимательными, нетерпеливыми взглядами. Беллис, выходя из комнаты, оглянулась на двоих вождей и изумленно заметила, что к ним кое-кто присоединился.

Иоганнес Тиарфлай в полном недоумении смотрел на руку, протянутую ему мужчиной со шрамами, смотрел не пренебрежительно, а так, словно не понимал, что ему с ней делать. Пожилой человек, стоявший рядом с убийцей и украшенной шрамами парой, сделал шаг вперед, поглаживая свою яркую седую бороду, и громко приветствовал Иоганнеса, назвав его по имени.

Больше Беллис ничего не успела увидеть – ее увели. Увели с корабля в Армаду, в ее новый город.

Скопище плавучих жилищ. Город, построенный на костях старых судов.


Повсюду на непрестанном ветру полоскалась и сохла потрепанная одежда. Она шелестела в переулках Армады, на высоких кирпичных сооружениях, на колокольнях, на мачтах, печных трубах и древнем рангоуте. Беллис, глядя из своего окна, видела множество переделанных мачт и бушпритов, корабельных носов и полубаков, из которых слагался городской ландшафт. Многие сотни связанных вместе кораблей, занимавших почти квадратную милю морской поверхности, и построенный на них город.

Морская архитектура была представлена во всем своем многообразии: раздетые лонгшипы, галеры, люггеры и бригантины, массивные пароходы длиной в сотни футов и каноэ не больше человеческого роста. Были здесь и редкостные суда: ур-кетчи, барк из окостеневшей китовой туши. Соединенные канатами и подвижными деревянными трапами, сотни судов, смотрящих во все стороны, покачивались на волнах.

Город был шумен. Лай цепных псов, крики уличных торговцев, жужжание двигателей, стук молотков и станков, треск раскалываемых камней. Гудки, доносящиеся из мастерских. Смех и крики на соли, языке моряков всех племен, на котором говорили в Армаде. Ниже всех этих городских звуков было хрипловатое урчание катеров. Стоны дерева, хлопки кожи и канатов, удары корабля о корабль.

Армада постоянно двигалась, ее мостки раскачивались из стороны в сторону, ее башни кренились.

Корабли переделывались изнутри. То, что было каютами и переборками, превращалось в квартиры. На прежних батарейных палубах оборудовались мастерские. Но город не ограничивал себя изначальными очертаниями судов. Он изменял их. Корпуса надстраивались, на них появлялись новые сооружения; здесь можно было видеть стили и материалы сотен народов и культур, соединившихся в эклектическую архитектуру.

Многовековые пагоды балансировали на палубах древних гребных судов; цементные монолиты высились, как дополнительные дымовые трубы, на колесных пароходах, угнанных из южных морей. Между зданиями пролегали узкие улицы. Они тянулись через переделанные суда по мосткам, проходили между лабиринтами и площадями и какими-то зданиями – возможно, особняками. На засыпанных землей палубах клиперов, над оружейными погребами, раскинулись скверы. Дома на верхних палубах были покрыты трещинами из-за непрестанного движения судов.

Беллис были видны навесы Сенного рынка: сотни яликов и речных плоскодонок длиной не более двадцати футов заполняли пространства между крупными судами. Маленькие лодки, связанные цепями и покрытыми слизью канатами, постоянно стукались друг о друга. Владельцы лавчонок-лодок открывали свои заведения, украшенные лентами и вывесками, увешанные товарами. Ранние покупатели спускались на рынок с окружающих кораблей по крутым канатным мосткам, ловко перепрыгивая с лодки на лодку.

Рядом с рынком располагалась корбита, заросшая плющом и ползучими цветами. На ней размещались украшенные красивой резьбой низкие жилища. Мачты ее не были убраны: увитые зелеными растениями, они напоминали собой старые деревья. Стояла тут и подлодка, не погружавшаяся уже несколько десятилетий. От ее перископа, словно спинной плавник, тянулась гряда узких домов. Два этих судна были соединены шаткими деревянными мостками, проходившими над рынком.

Один пароход был превращен в многоквартирный дом: в корпусе прорезали новые окна, на палубе устроили детскую площадку. На невысоком колесном судне разместилась грибная ферма. На корабле-колеснице с отполированным до блеска хомутом расположились кирпичные домики, вписавшиеся в изгибы своего плавучего фундамента. Из их труб поднимались клубы дыма.

Здания, отделанные костью, раскрашенные в самые разные цвета – от серого и ржавого до ярких геральдических; город эзотерических форм. Его разнородность была кричащей и отталкивающей, и повсюду – граффити, повсюду – печать упадка. Сооружения то опускались, то поднимались, то снова поднимались вместе с водой, и в этом было что-то смутно угрожающее.

На корпусах вольных купеческих судов возвышались развалюхи и особняки, шлюпы превратились в трущобы. Тут были церкви, санатории и заброшенные дома, все непременно покрытые влагой, пропитанные солью, окутанные плеском волн и запахом морской гнили.

Корабли были соединены переплетающимися цепями и балками на петлях. Каждое судно представляло собой понтон в сети канатных мостиков. Лодки жались друг к дружке за волноломами вросших в море судов, окружающих свободно плавающую громаду из кораблей. Гавань Базилио, где могли пришвартовываться военные суда Армады и гости – для ремонта или разгрузки, – была защищена от штормов.

Самые крупные корабли дефилировали вокруг границ города, очерченных буксирами и пароходами, причаленными к внешним городским обводам. В открытом море плавало множество рыбацких лодок, военных судов, кораблей-колесниц, буксируемых траулеров и тому подобное. То был пиратский флот Армады, бороздивший океанские просторы и приходивший к причалам с грузом, похищенным у врагов или у моря.

А за всем этим, за городскими небесами, кишащими птицами и другой летучей живностью, за всеми этими судами простиралось море.

Открытое море. Волны – как насекомые, в непрестанном движении.

Ошеломляющее и пустое.


Беллис дали понять, что она находится под защитой тех, кто взял ее в плен. Она стала жителем квартала Саргановы воды, где правили мужчина и женщина со шрамами. Они обещали работу и жилье всем, кого взяли с собой, и пассажиры «Терпсихории» быстро получили и то и другое. Охваченных ужасом и ничего не понимающих новичков встретили агенты, которые выкликали по спискам людей, проверяли, правильно ли указаны профессия и другие данные, в общих чертах объяснили на пиджинсоли, какую работу они предлагают.

Беллис потребовалось несколько минут, чтобы сообразить, и еще больше, чтобы поверить, – ей предлагают работу в библиотеке.

Она подписала бумаги. Моряков и офицеров с «Терпсихории» увели на «проверку» и «переквалификацию», и Беллис не испытывала ни малейшего желания упорствовать. Кипя от негодования, она поставила свою подпись. Ей хотелось закричать: «Это что, называется у вас контрактом, чтоб вам сгнить?!» Но она только вздохнула: «Выбора никакого нет, и все это прекрасно понимают».

Ее сбила с толку вся эта организация, видимость законности.

Это были пираты. Это был пиратский город, где правила жестокая целесообразность, на которой и держится мир, город, пополнявший свое население пленниками с захваченных кораблей, плавучая ярмарка для купли-продажи награбленного, где прав тот, кто силен. Свидетельства этому были повсюду – суровость обитателей, оружие, которое носилось открыто, колодки и козлы для порки, которые Беллис видела на административном судне квартала Саргановых вод. В Армаде поддерживается флотская дисциплина, здесь правит бич, подумала она.

Но плавучий город оказался совсем не бездушной бюрократической машиной, как поначалу думала Беллис. Здесь действовала другая логика. Здесь были отпечатанные на бланках контракты, учреждения, которые занимались новоприбывшими. Были здесь и своего рода управленцы – чиновники, административная каста, как и в Нью-Кробюзоне.

Параллельно закону кнута, а возможно, служа ему подпоркой или оболочкой, существовало бюрократическое управление. Армада была не кораблем, а городом. Беллис оказалась в другой стране, не менее сложно организованной, чем Нью-Кробюзон.

Чиновники отвели ее на «Хромолит», потрепанный от времени колесный пароход, и поселили в двух маленьких круглых комнатах, примыкавших к винтовой лестнице, встроенной в то, что раньше было огромной трубой. Где-то далеко внизу, в чреве «Хромолита», размещался двигатель, сажа от которого когда-то оседала там, где теперь обитала Беллис. Этот двигатель остыл задолго до того, как она появилась на свет.

Ей сказали, что эти комнаты принадлежат ей, но она должна еженедельно платить за них в Жилищный отдел квартала Саргановых вод. Ей дали аванс в счет будущего жалованья – пачку банкнот и мелочь: «Десять глаз – флаг, десять флагов – флерон». Банкноты имели грубоватый вид, цвет бумажек одного достоинства разнился.

Потом ей на примитивном рагамоле объяснили, что она никогда не покинет Армаду, и оставили ее одну.

Она ждала еще чего-нибудь, но больше ничего не случилось. Она была одна в этом городе, а город был тюрьмой.

Наконец голод выгнал ее прочь, и она купила какую-то жирную уличную еду у лоточника, который что-то наговорил ей на соли так быстро, что Беллис почти ничего не поняла. Она брела по улицам, удивляясь, что на нее никто не обращает внимания. Она чувствовала себя здесь совсем чужой; цивилизационный шок, убийственный, как головная боль, согнул ее. Ее окружали мужчины и женщины в пышных истрепавшихся одеяниях, уличные дети, какты и хепри, хотчи, ллоргиссы, крупные гессины и вумерты и всякие другие. Под водой жили креи, при свете дня выходившие на поверхность и неторопливо переставляющие свои хитиновые ноги.

Улицы представляли собой узкие, маленькие мостки между домами, заполнявшими палубы. Беллис привыкла к городской качке, к тому, что линия горизонта постоянно смещается и подергивается. Вокруг слышался свист и разговоры на соли.

Научиться этому языку для нее не составляло труда: словарь был прозрачным, составленным из слов других языков, а синтаксис – простым. Она была вынуждена пользоваться этим языком: покупать еду, задавать вопросы, просить разъяснений, разговаривать с другими армадцами, и, когда она делала это, акцент сразу же выдавал ее как новоприбывшую, рожденную не в городе.

Те, с кем она заговаривала, по большей части относились к ней терпеливо, даже с каким-то грубоватым юмором, прощая ее неприветливость. Возможно, они думали, что, привыкнув к Армаде, Беллис изменится.

Она не изменилась.


Тем утром, выйдя из трубы «Хромолита», она снова задалась вопросом: «Как я здесь оказалась?»

Она находилась на улице этого города из кораблей, под солнцем, в толпе ее похитителей. Вокруг были суроволицые люди и представители других рас, даже несколько конструктов. Они торговались, работали, болтали на соли. Беллис шла по Армаде – пленница.


Она направлялась в граничивший с Саргановыми водами квартал Зубца часовой башни, более известный как Книжный город или квартал хепри.

От «Хромолита» до библиотеки «Большие шестерни» было не больше тысячи футов, и, чтобы попасть туда, нужно было перебраться через шесть кораблей.

Небо кишело летательными аппаратами. Под дирижаблями раскачивались гондолы, в которых перевозили пассажиров, опуская их в тесные пространства между домами на веревочных трапах. Более крупные воздушные суда перевозили товары и оборудование и выглядели довольно странно. Их баллоны были как лоскутные одеяла, из которых как попало торчали кабины и двигатели. Мачты служили для причаливания, и над ними, образуя подобие кроны, плавали аэростаты разной формы, похожие на налитые плоды-мутанты.

С «Хромолита» Беллис по крутому узкому мостику перешла на шхуну «Джарви», заполненную маленькими лавками, торгующими табаком и конфетами. Оттуда она перешла на баркентину «Сидящая рысь», на палубе которой толпились торговцы шелком, предлагающие пиратскую добычу Армады. Потом, минуя ллоргисскую морскую колонну, покачивающуюся на воде, словно какая-нибудь зловещая приманка для рыб, Беллис прошла по Тафтяному мосту.

Теперь она оказалась на «Строгом» – крупном клипере, границе Книжного города. Худосочные – следствие инбридинга – армадские быки и лошади тащили телеги, и Беллис вместе с ними миновала пост, охраняемый нарядом из трех сестер-хеприянок.

Такие же трио охраняли Кинкен и Прибрежье, гетто нью-кробюзонских хепри. Увидев их там в первый раз, Беллис удивилась. Хепри в Армаде, как и в Нью-Кробюзоне, вероятно, были потомками беглецов с Кораблей милосердия, поклонявшихся тому, что осталось, что сохранилось в памяти от пантеона Беред-Каи-Нев. Они сохранили свое традиционное оружие. Их гибкие человекоподобные женственные тела были закалены непогодой; головы, напоминающие гигантских скарабеев, сверкали на холодном солнце.


При таком большом числе хепри, от природы лишенных дара речи, на улицах Книжного города было тише, чем в Саргановых водах. Но зато воздух здесь был насыщен пряным запахом – осадком того хемического тумана, с помощью которого общались хепри. Этот туман был их эквивалентом уличного гвалта.

На улицах и площадях здесь стояли выполненные в хеприйском стиле скульптуры, наподобие тех, что украшали Площадь статуй в Нью-Кробюзоне. Мифологические герои, абстрактные формы, морские твари, вылепленные из переливчатого материала, который являлся продуктом жизнедеятельности хепри и вырабатывался в их головах. Цвета были приглушенными, словно цветоносные ягоды здесь были редкостью или имели низкое качество.

На авеню, идущей по «Смешанной пыли» (самодвижущемуся кораблю хепри – Кораблю милосердия, спасшемуся от уничтожения), Беллис замедлила шаг, очарованная выступами судна, его очертаниями. Порывы ветра бросали ей в лицо насекомых и шелуху, приносимых с кухонной полепалубы на корме фермерского судна, откуда сквозь щели в настилах нижних палуб доносилось блеяние скота.

Потом она перешла на пузатый корабль-фабрику «Аронакс-Лаб», где разместились литейные и аффинажные мастерские, и двинулась по Кроум-Плаза, с которой была перекинута огромная подвесная платформа на палубу «Пинчермарна», последнего из судов, в которых размещалась библиотека «Большие шестерни».

– Успокойся ты… никого не волнует, опоздала ты или нет, – сказала, увидев спешащую Беллис, Каррианна, одна из работниц человеческой расы. – Ты новенькая, ты принудительно завербованная, так что пользуйся этим.

Беллис услышала смех Каррианны, но никак не прореагировала.

Коридоры и бывшие столовые были забиты стеллажами и уставлены чадящими масляными лампами. Ученые всех рас сидели, поджав губы (если у них были губы), и задумчиво смотрели вслед Беллис. В просторных читальных залах стояла тишина. На оконных стеклах образовалась пленка из пыли и засохших насекомых, которая словно приглушала свет, падающий на общие столы и самые разноязычные фолианты. Беллис вошла в отдел комплектования и услышала приглушенный кашель, звучавший как извинения. Книги стояли кипами на полу, на шкафах и тележках, грозя обрушиться.

Беллис проводила здесь долгие часы, методически составляя картотеку, укладывая книги, написанные на неизвестных ей языках, занося на карточки сведения о других книгах, укладывая их в алфавитном порядке (алфавит соли незначительно расходился с рагамольским) по авторам, названиям, языкам, темам и предметам.

Незадолго до ланча Беллис услышала шаги. Наверно, это Шекель, подумала она. Больше ни с кем из пассажиров «Терпсихории» она не виделась и не говорила. Беллис улыбнулась при этой мысли: надо же, связалась с корабельным юнгой. Он с важным видом заявился к ней недели две назад; захват их в плен и новая жизнь волновали его воображение – совсем мальчишка. (Он объяснил: кто-то сказал ему, что в библиотеке работает «здоровенная страшная тетка в черном и с синими губами». Он усмехался при этих словах, и Беллис пришлось отвернуться, чтобы не улыбнуться в ответ.)

На жизнь он себе зарабатывал разнообразными и туманными способами, а жилье делил с одним переделанным с «Терпсихории». Беллис предложила Шекелю медный флаг за помощь в разборке книг. Тот принял деньги. После этого он приходил несколько раз, помогал ей немного, говорил об Армаде, о разбросанных по городу пассажирах с «Терпсихории».

Беллис многое узнала от него.

Но сейчас по узкому коридору к ней приближался вовсе не Шекель, а возбужденный, загадочно улыбающийся Иоганнес Тиарфлай.


Потом она не без смущения вспоминала, как поднялась, увидев его («вскрикнув от радости, точно восторженный ребенок, боги ее раздери»), как обняла его.

Он явно тоже был рад и улыбался ей с застенчивой теплотой. Этот момент тесного приветствия длился довольно долго, потом они разъединились и посмотрели друг на друга.

Он сказал ей, что до этого дня его никуда не выпускали, а она спросила, чем он занимается. Оказывается, его отправили в библиотеку, и он воспользовался случаем, чтобы найти ее, и Беллис опять спросила, чем же он, боги милостивые, занимается. Когда Иоганнес сказал, что не может ей ответить и должен идти, она чуть ногой не топнула от разочарования, но он уже говорил ей «подождите, подождите», у него теперь будет больше свободного времени, пусть она послушает его одну минуту.

– Если вы свободны завтра вечером, – сказал он, – то я бы хотел пригласить вас на ужин. Тут есть одно местечко на правой стороне Саргановых вод, на «Красноязыком». Называется «Нереализованное время». Вы его знаете?

– Найду, – ответила она.

– Я мог бы зайти за вами, – начал было он, но Беллис оборвала его:

– Ничего, я найду.

Он улыбнулся ей с неожиданной, как она потом вспоминала, радостью. «Если только ты и в самом деле свободен, – язвительно подумала она. – Неужели он и в самом деле думает… Неужели это возможно? – Она внезапно испытала неуверенность, даже испуг. – Неужели другие выходят куда-то каждый вечер? Неужели я одна такая затворница? Неужели пассажиры «Терпсихории» каждый вечер напиваются в своем новом доме?»


В тот вечер, когда она вышла из библиотеки, теснота Армады, ее узкие улочки произвели на Беллис удручающее впечатление. Но когда она подняла взор и взглянула вдаль, вздувшийся океан придавил ее, как гранитная глыба, – так, что перехватило дыхание. Она не могла поверить, что вся эта огромная масса воды и воздуха не поглотит Армаду через мгновение, не утопит ее. Она пересчитала монетки в кошельке и подошла к воздушному извозчику, который заполнял свой дирижабль газом на «Аронакс Лаб».

Беллис покачивалась в люльке дирижабля, который неторопливо плыл, даже над самой высокой палубой не опускаясь ниже чем на сотню футов. Беллис видела, как колеблются на капризных волнах границы города, который медленно двигается в случайно подхвативших его потоках. А вон там вдалеке – роща мачт Заколдованного квартала. Арена. Цитадель Бруколака.

А вот тут, в центре Саргановых вод – нечто совершенно необычное, к чему Беллис так и не привыкла: источник силы этого квартала. Нечто громадное, возвышающееся над окружающими его судами, – самый большой корабль города, самый большой корабль из всех, виденных Беллис.

Почти девятьсот футов черного железа. Пять колоссальных труб и шесть мачт без парусов высотой более двухсот футов, а еще выше – причаленный к одной из них громадный поврежденный дирижабль. С каждого борта – по гигантскому колесу, напоминающему образец промышленной скульптуры. Палубы казались почти пустыми и не были изуродованы хаотичными сооружениями, которые обезображивали другие суда. Цитадель Любовников, напоминающая выброшенного на берег титана, «Гранд-Ост» вальяжно разлегся среди барочной пестроты Армады.

– Я передумала, – сказала вдруг Беллис. – Мне больше не нужно на «Хромолит».

Она задала пилоту курс корма-корма-правый борт – все направления в городе отсчитывались от громады «Гранд-Оста». Пилот мягко повернул руль; Беллис поглядела на толпы внизу. Летчик лавировал между мачт и такелажа, исчертивших небо над Армадой, и вокруг дирижабля вихрился воздух. Беллис видела городских птиц, кружащихся над башнями, – чаек, голубей и попугаев. Они вместе с прочей летучей живностью гнездились на крышах и палубных надстройках.

Солнце уже зашло, и город мерцал огнями. Пролетая над освещенной мачтой так близко, что можно было достать ее рукой, Беллис испытала приступ тоски. Она уже видела конечный пункт своего путешествия: бульвар Сент-Карчери на пароходе «Сердце Гломара» – променад, вся уродливая роскошь которого состояла в тускловатых цветных уличных фонарях, узловатых, ржавого цвета деревьях и оштукатуренных фасадах. Когда гондола начала снижаться, Беллис уставилась на нечто еще более уродливое – темное сооружение за парком.

Четыре сотни футов воды, поблескивающей всевозможными нечистотами, а за ними – башня из сочлененных ферм. Она достигала высоты полета дирижаблей, а над ее вершиной трепетало пламя. Массивное бетонное тело на опорах – словно расщепленная на четыре части колонна, вырастающая из загрязненного моря. Темные краны двигались без всякой видимой цели.

Это было чудовищное, безобразное сооружение, внушавшее трепет и дурные предчувствия. Беллис откинулась к спинке сиденья снижающегося дирижабля, не сводя глаз с «Сорго» – недавно похищенной у Нью-Кробюзона буровой установки.

Глава 7

Весь следующий день лило как из ведра. Тяжелые серые капли падали, словно осколки кремня.

Уличные торговцы притихли – покупателей не было видно. Мостки Армады стали скользкими. Произошло несколько несчастных случаев – пьяные или нерасторопные срывались в воду.

Городские обезьяны невесело сидели под навесами и ссорились. Они были бичом Армады, диким племенем; они носились по плавучему городу, дрались, соперничали за отбросы и территорию, висели под мостами, взбирались на мачты. Они были не единственными дикими животными, обитавшими в городе, но из всех падальщиков – самыми успешными. Они сбились в кучу в промозглой сырости и вяло вылавливали друг у друга блох.

В сумеречном свете библиотеки вывешенные на стенах призывы к тишине потеряли всякий смысл – дождь лупил вовсю.

Сторожевые псы в квартале Шаддлер скорбно выли, как и обычно во время ливня, когда, по выражению струподелов, небеса начинали кровоточить. Вода устало колотила по бокам «Юрока» – флагмана квартала Сухая осень. Темная гниющая масса Заколдованного квартала была поражена грибком и выглядела мрачно. Жители соседнего квартала, называвшегося Ты-и-твой, указывали на очертания обветшалого и опустелого необитаемого квартала и предупреждали (впрочем, они делали это всегда), что где-то там, в глубине, обитает бледный упырь.

В первый час после захода в сумеречном Курганном доме на палубе «Териантропа» – в центре квартала Шаддлер – подходила к концу шумная встреча. Стражники-струподелы слышали, как расходятся делегации. Они вертели в руках оружие и терли ладонями корку на своих органических латах.

Среди них был и один человек – до шести футов ему не хватало пары дюймов. Он был атлетически сложен, одет в сероватую кожу, на боку у него висел прямой меч. Говорил и двигался он со спокойной грацией.

Он рассуждал со струподелами об оружии, потом попросил их показать ему приемы «морту крутт» – их боевого искусства. Он позволил им потрогать вязь проводов вокруг его правого предплечья, шедших затем поверх его доспехов к батарейке на поясе.

Человек сравнивал пинок под названием «упрямый гвоздь» из ножного единоборства и удар «садр» из «морту крутт». Он и его спарринг-партнер разводили руками, медленно показывая движения, когда над ними открылась дверь на лестницу. Стражники мигом замерли. Человек в сером неторопливо выпрямился и направился в угол.

К ним спускался человек, одержимый холодной яростью. Он был высок, молод на вид, сложен как танцор. Кожу цвета бледного пепла покрывали пятна, а волосы, казалось, принадлежали кому-то другому – темные, длинные, в мелких кудряшках, они непокорными прядями ниспадали ему на плечи, напоминая свалявшуюся шерсть. Грива человека сотрясалась на ходу.

Проходя мимо струподелов, он приветствовал их едва заметным надменным кивком – те отвечали более церемонно – и остановился перед человеком в сером. Они изучали друг друга с непроницаемым выражением на лице.

– Живец Доул, – сказал наконец новоприбывший голосом, близким к шепоту.

– Мертвец Бруколак, – последовал ответ. Утер Доул смотрел на широкое красивое лицо Бруколака.

– Похоже, твои наниматели, Утер, продолжают воплощать в жизнь свой идиотский план, – пробормотал Бруколак. – Я все никак не могу поверить, Утер, – добавил он, – что ты одобряешь это безумие.