Но и на этом поприще Гленн опростоволосился…
Когда выяснилось, что молока, предназначавшегося детям, до пищеблока систематически стало доходить в два раза меньше, скотоводы за ним проследили. В итоге, поймали Гленна за руку, когда тот преспокойно сидел в кустах и отпивал по несколько глотков из армейских котелков, приспособленных для переноски и так скудных надоев.
Кара наступила тут же…
Лишившись последних зубов, Гленн приобрел право ничего целыми днями не делать. Он шлялся по коридорам города и давал всем дельные советы, как нужно делать ту или иную работу.
В последний раз Гленн дал совет в мастерской…
На то, что он что-то шамкал беззубым ртом, давно уже никто не обращал внимания. Техники в это время занимались починкой вышедшего из строя генератора. Последними словами Гленна были: «Я разобрался». Дурень приставил два серпа рожками друг к другу и активировал оружие.
Результат не заставил себя ждать….
Организм Гленна в буквальном смысле слова «разобрался» на отдельные составляющие. Благо, мужчины в это время находились в другом углу мастерской и никто не пострадал.
С тех пор его имя стало нарицательным и если, кто-то допускал какие-то промахи в работе, его в шутку обзывали Гленном.
III
Гленн был исключением. Все остальные представители его нации, проживавшие в бункере, были прекрасными людьми. А в темнокожем Дастине вообще души не чаяли все без исключения жители города от мала до велика. Высокорослый и худощавый Дастин, был мастером на все руки и с его лица никогда не сходила приветливая улыбка, глядя на которую при встрече невольно хотелось улыбаться самому. Лишь изредка его лицо омрачало печаль – когда он вспоминал своих, погибших во время нападения акремонцев, двоих сыновей и тогда, когда его вторая половина – Камила, выпив самогонки, кричала матерными словами.
Камила была из какого-то Африканского племени. Приняв на грудь, она обожала распевать национальные песни своего народа, которые, почему-то, разбавляла русскими матерными словами. Она искренне считала, что чем громче петь, тем красивее песня.
Дастин рассказывал, что когда они еще жили в одном бараке у архонтов, Камилу часто наказывали акремонцы, используя нейростимуляторные браслеты, потому что та слишком громко кричала гимн в «Доме радости».
Казалось, что спокойный и скромный Дастин не пара маленькой и плотно сбитой хохотушке Камиле, но души они друг в друге не чаяли. Раз в два года Камила рожала девочек, поэтому Дастин так и грустил, вспоминая своих погибших сыновей.
Женщин в городе было намного больше, чем мужчин, хотя мальчиков и девочек рождалось одинаково. Однако много мальчишек умирало еще в младенчестве, из-за многочисленных болезней, периодически гулявших по городу. Из медикаментов в городе были только запасы, в основном, устаревших антибиотиков, иммуностимуляторов и перевязочных материалов.
В связи с нехваткой сильной половины, Юрка стал мужчиной в четырнадцать лет…
Его к себе в комнату завлекла латиноамериканка Джессика, которая когда-то в лагере архонтов, жила в одном бараке с его мамой. В ту, одну единственную зиму, наступившую после восстания акремонцев, Джессика серьезно простудилась. С тех пор не могла иметь детей, поэтому свою навязчивую любовь она дарила мужской половине бункера налево и направо. Со временем взрослые мужчины бункера перестали ей интересоваться, и она перешла на более молодое поколение. Как ни пытался Юрка сопротивляться умелым ласкам Джессики, природа все-таки взяла свое…
Получив свой первый сексуальный опыт, Юрка начал во всю практиковать со своими ровесницами. То, что девочки рожали в четырнадцать – пятнадцать лет, было нормальным явлением и каким-то преступлением, как когда то до нашествия, не считалось. Пар в городе, постоянно проживавших вместе, было немного и иметь разных половых партнеров зазорным не считалось.
Образ жизни, навязанный архонтами, людям нравился, и менять его на семейные ценности им особо не хотелось…
Поэтому жители города, в своем большинстве, жили как большая семья. Где был, чей отпрыск известно не было и только со временем, когда ребенок подрастал, определяли условное отцовство по схожести с кем-либо из мужчин, при условии, что он еще был жив. Детей похожих на Юрку, пока что не рождалось, хотя недостатка внимания со стороны прекрасной половины человечества он не ощущал.
Высокий и широкоплечий брюнет, со слегка просматривающимися азиатскими чертами на славянском лице, с ясными лучистыми темно-синими глазами, пользовался определенным успехом среди женщин. Он выделялся среди одногодок своим обаятельным взглядом, скромной улыбкой и манерой разговора, выражавшейся в уважительном отношении к собеседнику. Даже невзрачное форменное обмундирование, давно уже не существовавшей страны, в котором ходили почти все жители города, смотрелось на нем элегантно и ладно.
IV
Всех мальчиков и девочек с детства готовили быть воинами.
С шестнадцати лет парни были обязаны заступать на патрулирование границ города наравне со взрослыми мужчинами. Поэтому науке единоборств, стрельбе из земного оружия и серпов уделяли больше времени, чем грамоте и арифметике.
Историю человечества изучали на мониторах компьютеров по фильмам, хранившихся в памяти устройств. Однако набор фильмов, из которых можно было бы подчерпнуть хоть какую-то полезную информацию, был ограничен, так как добыта техника была в здании администрации небольшого поселка, который чудом остался не разрушен при вторжении. Как в последствие выяснилось, большинство фильмов в памяти накопителей информации были порнографией и могли только использоваться, как наглядное пособие на уроках анатомии.
Юре этот предмет был интересен. Особенно – на вскрытии тел мертвых акремонцев, захваченных после стычек на границах территорий. Разбирая вонючие внутренности синих трупов, Юра пытался понять, каким образом в них держалась жизнь и какой из внутренних органов у них самый важный.
Заметив его тягу к медицине, Советом города было определено, отдать Юрку в ученики главному врачу города – Вазгену Ашотовичу.
В случае необходимости, оказать первую медицинскую помощь мог каждый, так как этому учили наравне с боевой подготовкой, но квалифицированное медицинское образование имел только он. Вазген Ашотович являлся единственным человеком в городе, который мог прооперировать раненного человека без наступления летального исхода. На учебу к Вазгену Ашотовичу направляли многих детей, но в течение нескольких дней они выбраковывались из учеников, получая от него на прощание емкое определение их умственных способностей.
– Имбицил, – выносил вердикт Вазген и уходил снимать стресс…
На роль ведущего врача, еще до массированной атаки акремонцев на бункер, претендовал иранец Фируз, со слов которого он был ведущим специалистом в области медицины в своей стране, а точнее в иранской части бывшей Бельгии. Однако на первых родах Фируз опростоволосился… Заглянув в лоно роженицы, он потерял сознание. С того времени Фируз оказывал медицинскую помощь только пострадавшим домашним животным.
Юрка и его сверстник Давид прилежно помогали Вазгену Ашотовичу, перенимая с этим его опыт. Они были и на перевязках, и на операциях, и на родах. И если Юрка тяготел к оперативному лечению, то Давид проявлял способности в области фармакологии, используя для опытов небогатый набор медицинских препаратов из загашников бункера. В бункере была законсервированная лаборатория, которая стала полигоном для создания Давидом различных вариаций лекарств из подручных материалов. Сам Вазген Ашотович был очень брезглив и считал «храмом», достойным его внимания, только человеческий организм. Поэтому в любимчиках у него был Давид, который всегда был в идеально чистом халате, в отличие от Юрки, с халата которого акремонская внутривенная жидкость не выстирывалась.
До них, у Вазгена были два ученика подававших большие надежды, но они погибли в разное время в стычках с акремонцами во время планового патрулирования границ.
С тех пор специалистов в области медицины отправляли в дозор лишь в случае крайней необходимости.
V
С пятнадцати лет Юрка стал замечать за собой странные особенности…
Во сне он стал видеть причудливых созданий и слышать чей-то голос, который ему о чем-то рассказывал, но что именно Юрка, каждый раз, просыпаясь, вспомнить не мог. Видения посещали его изредка, поэтому он не обращал на это особого внимания.
В день своего шестнадцатилетия, он проходил возле вещевого склада и случайно заглянул в щелку слегка приоткрытой двери…
Слепой и безногий Жан, заведовавший выдачей и стиркой белья, кружился с закрытыми глазами по комнате склада, ловко переставляя обрубки ног.
Жан был сорокалетним потомственным французом с приятными чертами лица, семья которого эмигрировала с территории бывшей Франции в Россию в середине последнего века старой истории человечества. Он происходил из семьи потомственных виноделов, в которой секреты изготовления благородных напитков передавались из поколения в поколение. Именно поэтому Жан в городе был еще и официально ответственным лицом, отвечавшим за изготовление спиртных напитков.
Зрение он потерял, как и многие другие, при бегстве из лагеря архонтов, любуясь всполохами в небе, а ноги чуть ниже колен ему отсекло серпом во время атаки акремонцев на бункер. Именно искусство виноделия было тем фактором, повлиявшим на очередность оказания Вазгеном Ашотовичем, большим ценителем вина, медицинской помощи Жану, что и спасло ему жизнь.
Калека кружился по комнате и что-то напевал…
Внезапно с Юркой что-то случилось и он испытал чувство падения с высоты, которое испытывал не раз в своих странных снах…
Он увидел глазами Жана, что он высокий и стройный юноша… Он кружится в танце с прекрасной девушкой по имени Женевьева… Его руки лежат у нее на талии, а ее у него на плечах… Ее черные, как смоль, волосы слегка щекочут ему ноздри и это его радует и волнует… Вокруг них стоит много людей, которые восхищенно смотрят на них и одобрительно кивают головами… Прекрасная переливчатая мелодия аккордеона кружит их в объятиях, и они… наслаждаются друг другом… Они великолепны и у них будет прекрасное будущее, не смотря на жизнь на чужбине вдали от родины… Внезапно Женевьева исчезает в черной вспышке оружия архонтов и у Жана в груди остается одна пустота… Слезы льются у него из глаз от горечи невосполнимой утраты… Теперь он просто слепой обрубок человека, которому посчастливилось выжить…
Видение оборвалось, и Юрка пришел в себя…
Жан стоял посреди кладовой. По его, изрезанному морщинами, лицу крупными виноградинами скатывались слезы.
– Кто здесь? – спросил Жан и, не дождавшись ответа, поковылял на культях к двери.
Юрку как ветром сдуло. Стараясь не стучать подошвами армейских ботинок, он несся по коридору в сторону центрального зала бункера. Вбежав в центральный зал, он пулей пролетел мимо своих товарищей, ждавших его, что бы подарить праздничный пирог и выбежал по центральному ходу на поверхность, где долго стоял и жадно вдыхал знойный вечерний воздух…
Его испугало не то, что он мог видеть чужие мысли, а то, что чувствовал при этом эмоции этих мыслей… и их сопереживал.
Немного успокоившись, Юрка вернулся обратно в зал и принял поздравления от своих друзей в честь дня рождения.
Как следует, подумав, Юра, благоразумно решил об этом инциденте ни кому не рассказывать, тем более подобного с ним больше не приключалось. Только слепой Жан иногда как-то подозрительно на него поглядывал своими, затянутыми мутной белесой пеленой, глазами…
