Ермак: Начало. Телохранитель. Личник

Глава 16

Кто виноват?

Утро выдалось беспокойным. Разбудил нас с Ромкой посыльный казачек из окружного правления.

– Тимофей, поднимайся быстрее, – дергал меня за ногу двенадцатилетний Мишка Башуров. – Тебя атаман кличет! Бегом, сказали!

– Чего случилось-то? – почти одновременно произнесли я и Ромка, вылезая из-под шкур-одеял.

– Сегодня рано утром два парохода пришли и пристали у станицы. Какое-то большое начальство прибыло. Ругается сильно. Атамана грозит на каторгу сослать! – залпом выпалил Мишка.

– Кто грозит-то? – спросил я Мишку, натягивая шаровары и наматывая портянки.

– Дядька дюже строгий. Одет богато. Ему даже ротмистр, который казаками командует, не перечит.

– А меня чего зовут?

– А я знаю! Меня приказный Данилов за тобой послал. Бегом сказал, да еще ухо крутанул. Больно!

Быстро собравшись и умывшись, я вместе с Ромкой и Мишкой побежал к сборной избе, на крыльце которой меня ждал приказный Данилов.

– Так, выглядишь нормально. – Данилов крутанул меня на триста шестьдесят градусов. – Постарайся много не говорить. Так точно. Никак нет. Понял?

– Так точно! – браво рявкнул я. – Кого хоть там принесло?

– Целого надворного советника из горной службы да нашего командира первой Албазинской сотни ротмистра Печенкина.

– А чего они зверствуют? Мишка сказал, что каторгой грозят?

– Ох, Тимоха! Ты знаешь, кого мертвыми привез?

– Откуда?

– Опознал их надворный советник. Женщина мертвая – это баронесса Колокольцева, троюродная племянница нашего генерал-губернатора Корфа. Подполковник – ее муж, командир отдельной Восточно-Сибирской саперной роты во Владивостоке. Батя у него контрадмирал и начальник Обуховского сталелитейного завода в Санкт-Петербурге. Капитан – заместитель у подполковника. Вот надворный советник рвет и мечет. Они, оказывается, должны были к нам в станицу из Зейской пристани прибыть, чтобы на пароход сесть. По телеграфу с надворным советником договаривались, когда он еще в Покровской был неделю назад.

– Ой-ой-ой! – выдохнул я. – Тяжко там дядьке Петро приходится! А меня чего вызвали?

– Из первых уст хотят все услышать. Иди, давай, заждались их благородия. – Данилов подтолкнул меня к двери в сборную горницу.

«Ну, как пел Цой: “Пожелай мне удачи в бою!”» – подумал я, открывая дверь.

– Ваше высокоблагородие, Тимофей Аленин по вашему приказанию прибыл! – выпалил я, перешагнув порог и вытянувшись во фрунт.

В сборной горнице кроме атамана Селеверстова и вахмистра Шохирева находился есаул, точнее, ротмистр в форме Амурского казачьего полка и субъект в неизвестной мне чиновничьей форме, взглянув на которого, я подумал: «Ой, блин, приехали. Вот это не повезло! Чуть глянул на данного господина, и сразу ясно – мало того что дурак, так еще и в образе».

– Рассказывайте, Аленин, – с какой-то барской брезгливостью произнес чиновник.

– О чем, ваше высокоблагородие? – включил кнопку «дурак» уже я, преданно поедая глазами высокое начальство.

– Как вы обнаружили барона с баронессой и остальных.

– Двадцать четвертого сентября после полудня на броде через Ольгакан, в зарослях таволги, – бодро отрапортовал я.

– Почему вы им не помогли? – Оловянные глаза чиновника, не мигая, уставились на меня.

– Кому не помогли? – Я в недоумении уставился на расспрашивающего меня чиновника. – Мы же их мертвыми нашли!

– Почему не помогли раньше, когда они были живые?

От такой постановки вопроса я впал в ступор, но спустя пару секунд все же ответил:

– Так мы же не знали, что они идут по тропе нам навстречу и что на них хунхузы нападут.

– Значит, атаман Селеверстов не посылал вас встретить барона Колокольцева и иже с ним? – Оловянные глаза надворного советника неотрывно наблюдали за моим лицом.

– Никак нет, выше высокоблагородие, мы просто вышли в поход по маршруту от станицы Черняева до Зейской пристани и обратно. Один из казачат учебного отряда с отцом ходил по этому маршруту в прошлом году, поэтому заплутать мы не боялись. А то, что их благородия нам навстречу идут по тропе, повторюсь, мы не знали. Но потом за их смерть мы с хунхузами рассчитались.

Выслушав меня, надворный советник развернулся к атаману Селеверстову и произнес:

– Что ж, ваши слова о том, что вы не знали о том, что барон Колокольцев двигается с Зейской пристани в сторону станицы этот молодой казак подтверждает. Но все равно, атаман, я вам не завидую. В зоне ответственности вашего округа погибли барон с баронессой и их дочь, при этом баронесса – племянница самого генерал-губернатора Корфа! – Надворный советник покачал головой.

– Так, ваше высокоблагородие, с телеграфа же приносили журнал учета. Не было в наш округ телеграммы об их высокоблагородиях. Не знали мы, что они к нам в станицу вышли. – Селеверстов, несмотря на прохладу в горнице, вытер рукавом пот со лба.

«Да, старая как мир история: поиск козла отпущения, – думал я, анализируя сложившуюся в горнице обстановку. – Убийство племянницы самого приамурского генерал-губернатора повлечет большие разбирательства и последствия. И, судя по всему, наш бравый горный чиновник уже определил на роль “за все виноватого” дядьку Петро. “Зона ответственности вашего округа”! Хорошо придумал! Грамотный! Козел!!!»

– Аленин, – чиновник повернулся в мою сторону, – что можешь рассказать о лагере бандитов?

– Летний лагерь на шестьдесят-семьдесят человек. Пятнадцать шалашей на четыре-пять человек. Большой навес для лошадей, голов на семьдесят. Длинный стол под навесом для приема пищи. Кухня под навесом с печью на два больших котла. Обустроенный родник. Даже отхожее место организовали. При этом все нечистоты ручей уносит в Ольгакан. В лагере было очень чисто. – В этот момент я увидел, как вахмистр Шохирев, стараясь незаметно для других, делает мне знак рукой, типа хватит, и замолчал.

– И ты с казачатами убил двадцать шесть хунхузов? Так? – Его высокоблагородие опять выпучил на меня свои оловянные глаза.

– Так точно, ваше высокоблагородие!

– А может, вы просто брошенное бандитами старье собрали на покинутой стоянке да ненужных из-за старости лошадей пригнали? Какие доказательства еще есть?

«Оба-на! Угол-шоу! – подумал я, глядя на семафорящих глазами Селеверстова и Шохирева. – Это что же они в качестве трофеев показали чинуше?» Вслух же произнес:

– Есть доказательства! – чем вверг Селеверстова и Шохирева в предынфарктное состояние. – Только их лучше на улице смотреть. Разрешите за ними сбегать? Я быстро!

Получив разрешение от горного чиновника, я метнулся за мешком со «зверскими» трофеями. Дождавшись когда позванные Даниловым гости, атаман и вахмистр спустятся с крыльца и подойдут ко мне, вывалил на пожухшую траву свои трофеи.

– Варвары! Звери! – шипел сквозь зубы надворный советник, вытирая платком рот, после того как закончил обильно освобождать желудок от завтрака, а может, и ужина.

Ротмистр, изрядно побагровевший, носком сапога пошевелил несколько блестящих от масла ушей, спросил:

– Что это?

– Двадцать пять правых ушей убитых хунхузов и голова главаря этой банды, ваше благородие, – ответил я.

Чиновник, продолжавший что-то бормотать себе под нос, нетвердой походкой направился к крыльцу сборной избы, а ротмистр, закурив папиросу, попросил меня поднять голову главаря. Сдерживая рвотные позывы, я за косу поднял голову хунхуза.

– Какой у него был рост? – спросил меня ротмистр.

– Побольше церковной сажени, но чуть пониже вахмистра Шохирева. Только по ширине меньше вахмистра в два раза. Такой поджарый, легкий, лет пятидесяти. Он мне своими движениями чем-то рысь напомнил.

Ротмистр стряхнул пепел, еще раз внимательно осмотрел голову главаря хунхузов и произнес:

– Я могу ошибаться, но по тем рисункам и описаниям главарей хунхузов, которые нам выдавали, скорее всего, вы убили Лю Ханьцзы, или Золотого Лю. Он был сотником в циньской коннице. Около пяти лет назад дезертировал вместе со своей сотней из китайской армии. С тех пор он и его банда специализируются на добыче золота и контрабанде спирта. Только вот трофеи не соответствуют. Хунхузы Золотого Лю славятся своим отличным вооружением и конями.

Ротмистр Печенкин внимательно посмотрел на Селеверстова и Шохирева.

– Опять с трофеями мухлюете, атаман? – Командир Абазинской сотни затоптал выкуренную папиросу. – Голову в мешок, залить медом или маслом. Отправим ее в канцелярию генерал-губернатора для опознания. Если подтвердится, что это Золотой Лю, то получишь, Аленин, за него награду в тысячу рублей. Да и генерал-губернатор Корф поменьше зверствовать будет! – Ротмистр посмотрел на бегущего к сборной избе почтового работника и продолжил: – О трофеях позже поговорим. А теперь пойдемте к надворному советнику Мейстеру. Похоже, Алексей Викентьевич получил ответ по телеграфу из Хабаровки.

Ротмистр с атаманом и Шохиревым пошли к крыльцу, на котором господин Мейстер читал телеграмму, а я, положив голову хунхуза в мешок, собрал и сложил туда же отрубленные уши. Не оставлять же такую пакость на улице. После этого направился домой к Селеверстовым, так как никто меня не позвал, а Мейстер в сопровождении ротмистра, атамана и вахмистра с телеграфистом скрылись в сборной избе.

Часа через два домой пришел Селеверстов с Шохиревым и позвали меня в горницу.

– Ну, Тимоха, ты, млять, даешь! – Атаман Селеверстов, сев на стул, стукнул кулаком по столу. – Ты чего нам вчера про свои доказательства не сказал?

– Да забыл я!

– Хе-хе, варвар, скиф, зверь, вандал и еще кто-то там! – вступил в разговор Митяй Широкий. – Это о тебе так его высокоблагородие говорил. Надо же, уши и бо́шку отрезал для доказательства – и забыл. Зверь, натуральный зверь. Хе-хе-хе…

– Значит, так, Тимоха, – прервал смех вахмистра Селеверстов. – По указанию генерал-губернатора назначена экспедиция для проверки лагеря хунхузов и их поимки. Старшим назначен надворный советник Мейстер.

– Дядька Петро, а он кто такой?

– Он, Тимоха, очень большой чин, целый заместитель начальника Зейского горно-полицейского округа. Чуть ли не к государю вхож, по слухам. Здесь сопровождает с горной стражей два парохода, на которых драгу на царский золотой прииск везут. Механизм такой. А ротмистр Печенкин с полусотней эти пароходы по берегу охраняет.

– В общем, в поход идет полусотня Печенкина, исправник и двадцать горных стражников, и я с десятком казаков, – сказал вахмистр Шохирев. – Так что рассказывай, как до лагеря добраться. Нам весь отряд вести.

Я рассказал все Шохиреву, а потом еще и отцу Лешего, казаку Михаилу Лескову. Показал кроки, перерисовал их, отдав Шохиреву, отметил овраг, где спрятали лошадей, и места возможных засад. На это Шохирев и Лесков поулыбались, а Лесков-старший пробормотал под нос: «Яйца курицу учат».

Ближе к полудню большой отряд казаков и горных стражников вышел в поход, а станица зажила своей жизнью. Только два парохода, стоящие на якорях у станицы, говорили о свершившихся событиях.

Я после ухода отряда отвез мешок со «зверскими» трофеями фельдшеру Сычеву с приказом от атамана подготовить голову главаря хунхузов к отправке в канцелярию генерал-губернатора. Потом, прихватив мешки с патронами и золотом, вместе с Ромкой уехал к себе на хутор.

С утра следующего дня зарядка всем отделением, уборка в нашей казарме, на полигоне, завтрак, который мы вечером приготовили с Ромкой, потом изучали новые винтовки. Слава богу, никто из отцов и дедов на эти трофеи не покусился. На прицельных станках выставили мушки, потом отстреляли по два-три патрона, пристреливая оружие, потом стали его чистить. На этом занятия закончились. Следующий день также прошел спокойно.

А вот на третий день выхода отряда к нам на полигон верхом прилетел посыльный Мишка Башуров с известиями, что в станицу вернулись наши казаки, побитые и с убитыми. Мы бегом рванули в станицу. Когда прибежали к майдану у сборной избы, там собралась чуть ли не вся станица. К крыльцу было не пробиться. На площади стояло много лошадей, через спину которых были перекинуты трупы в основном горных стражников, но были и в казачьей форме. В одном из коней Ромка признал своего Гнедко. Потолкавшись в толпе, ушли с Ромкой домой, дожидаться атамана дома, чтобы узнать новости из первых уст.

Селеверстов пришел домой только к обеду. Собрал всю родню в горнице, рассадив за столом, и кратко обрисовал ситуацию:

– Отряд дошел до ручья, где Тимоха с казачатами устроили засаду на хунхузов. Там что-то не понравилось Лескову, и он с тремя казаками ушел в разведку, обходя брод через лес. Надворный советник Мейстер не стал дожидаться возвращения дозора и вместе с горными стражниками двинулся через ручей, их там всех почти и положили хунхузы. Ротмистр Печенкин дал команду спешиться и наступать в рассыпном строю. В этот момент Лесков с казаками в тыл ударили. В общем, бандитов с засады сбили, но потеряли убитыми восемнадцать стражников, исправника, надворного советника и трех казаков. Убитыми нашли только двух хунхузов.

В этот момент в горницу вошли Шохирев и Лесков.

– Рассказываешь, атаман? – Шохирев присел на ближайший к нему табурет, а Лесков прислонился к косяку двери в комнату.

– Рассказываю, Митяй.

– Вот так вот, Тимофей, – нашел меня глазами вахмистр Шохирев. – Как ты говорил, так нас и взяли в засаду.

– А я еще смеялся, что яйца курицу учат, – подал голос от порога Лесков. – Если бы не послушал тебя, Тимофей, и не пошел в обход брода, меня там бы и положили.

– Вы чего пришли? – спросил Селеверстов.

– Спасибо Тимофею пришли сказать. Если бы не он, то наши бы казаки первыми через ручей пошли. Тогда бы не горных стражников, а наш десяток положили. – Шохирев встал и поклонился, а за ним мне поклонился Лесков.

– Господин вахмистр, дядька Михаил, а как вы в станицу вернулись?

– Ротмистр Печенкин дал команду нашему десятку и оставшимся стражникам собрать убитых, раненых и отправляться с ними в станицу, а сам с оставшимися казаками кинулся в погоню за хунхузами. – Митяй нервно вертел в своих лапищах фуражку. – Вот мы и вернулись. Заодно и ваших лошадей из оврага пригнали. Н-да! Сходили постричь овец, а вернулись стрижеными. Ладно хоть никто из станичников не погиб. А вот трое казаков из Албазинской станицы отдали Богу душу, да еще двое ранены. Хорошо хоть, что легко. Сами в седлах до станицы добрались.

– Господин вахмистр, а в засаде хунхузов много было? – задал вопрос Митяю.

– Стреляли часто, а вот сколько их было, не скажу. У них патроны на бездымном порохе. Не разберешь, откуда стреляют. Но стражников положили быстро. Да и по нам потом стреляли метко да часто. – Митяй, приладив фуражку на колено, разглаживал ее верх.

– Мы когда им в тыл ударили, я варнаков пятнадцать насчитал, – задумчиво проговорил Лесков. – Может, и больше было. Они сначала по берегу Ольгакан, прячась за деревьями, отбежали в сторону своего лагеря, а потом в лес отошли.

– Чего-то опасаешься, Тимофей? – задал вопрос атаман.

– Опасаюсь, дядька Петро. – Я задумчиво потер правой рукой подбородок. – Ротмистр Печенкин говорил, что с Золотым Лю дезертировала вся его сотня. Его лагерь у Ольгакана мог вместить и сотню. В тесноте, да не в обиде. Как бы казаки не нарвались на полусотню хунхузов! Пятнадцать хунхузов двадцать стражников зараз положили. А если вся оставшаяся банда вооружена пятизарядными винтовками, боюсь, худо будет нашей полусотне. Тем более хунхузы те края знают, а наши нет. Никто же вверх по Ольгакану не ходил. Заманят еще раз в засаду, и амба всем.

– Что предлагаешь, Тимофей? – задал вопрос Селеверстов.

– Давай, Ермак, учи куриц, – усмехнулся вахмистр.

– Предлагаю выдвинуть мое учебное отделение и десяток господина вахмистра в распадок у истока реки Дактунак. Это верст сорок от станицы. Там по распадку тысячу шагов надо идти одноконь и в поводу. Если на противоположном склоне засесть в засаду по верху сопки, то вся тропа как на ладони будет и уйти бандитам будет некуда. Мы когда в походе были, я прикинул, что коней можно оставить в глубоком овраге за версту до распадка, рядом с ним можно речку перейти и начинать подъем на противоположный от тропы крутой склон сопки Дактун.

– И что нам это даст? – спросил Лесков, а атаман и Шохирев с таким же вопросом в глазах уставились на меня.

– Другого ближайшего пути от Зейской пристани к нам в станицу нет. Если албазинцы будут возвращаться, имея на хвосте хунхузов, мы их стряхнем и подарим все трофеи полусотне. Ротмистру Печенкину после смерти надворного советника Мейстера кровь из носу нужна победная реляция для генерал-губернатора. Я готов ему и голову Золотого Лю подарить, лишь бы он по нашим трофеям дальше не дознавался. Да и Мейстер хотел из дядьки Петро козла отпущения за смерть племянницы генерала Корфа сделать. Так что надо будет поделиться с начальством трофеями.

– Ну ты и завернул, Тимоха! – в изумлении покрутил головой атаман Селеверстов.

– А если полусотню побили, то лучшего места для встречи хунхузов, задумай они напасть на станицу, нет. Там мы точно всю банду удержим. Обойти тот распадок по ближайшим сопкам – не один день уйдет, да и то если только пешими, – продолжил я.

– А что, толково! – Шохирев поочередно посмотрел на меня, атамана и Лескова. – Лучшего и не придумаешь. Ну что, атаман, командуй!

– А-а-а-а… – Селеверстов махнул рукой, поднимаясь из-за стола. – Командуйте сами. Прав Тимоха, из-за смерти баронессы и этого горного чина не атаманствовать мне дальше. Снимут!

– Да ладно, Петро, перебедуем. – Лесков подошел к атаману и положил ему руку на плечо. – Может быть, все и хорошо закончится.

– Спасибо, Михайло. Может, и обойдется.

– Ермак, я наших поднимаю! – влез в разговор Ромка.

– Поднимай, Лис.

– Ермак, ядрено-кучерено! – покрутил головой Лесков. – А с другой стороны, почему бы и нет. Заслужил. Мой вон Леший.

– Хе-хе, а мой младшой братишка – Шах, – усмехнулся Шохирев. – Давай, Ермак, собирай своих. Собираемся у мостков на Большом озере через час. Продуктов берите дня на три-четыре.

До намеченного распадка на реке Дактунак добрались ближе к полудню следующего дня. По дороге никто не попался. Ночь прошла спокойно. Казаки, но не все, удивились нашим походным палаткам на четыре человека, которые мы на биваке собрали из восьми плащ-палаток. Шесть оставалось в отряде, да две у меня в запас хранилось. И оценили наш «полинезийский» костер для приготовления пищи, который Михаил Лесков назвал «разбойничьим».

Оставив в овраге лошадей и Дана с Усом для их охраны, двинулись через реку, отправив отца и сына Лесковых в дозор. Через пару часов выбрались на крутой склон сопки, с середины которого просматривался весь километровый распадок, по которому текли воды реки Дактунак. Быстро соорудили из камней замаскированные и защищенные лежки для стрельбы метров через десять друг от друга, перекрыв почти двести метров противоположной тропы. Выставили дозоры и в глубокой ложбине на склоне сопки организовали стоянку. Оставалось ждать неизвестно чего.

Когда солнце начало скрываться за сопкой, на стоянку прибежал Чуб, который, как самый зоркий, стоял в дальнем дозоре.

– Кто-то идет по тропе, – запыхавшись, сообщил он. – Птицы над деревьями поднялись. Минут через двадцать эти кто-то должны появиться в распадке.

– Так, все в укрытия, – начал распоряжаться вахмистр Широкий. – Стрелять только по моей команде. Цели разбираем, как договорились. Первым стреляют казачата. Мы следом. Всем все понятно?

Казаки и казачата закивали головами.

– Тогда по местам и замерли, – закончил инструктаж Митяй Широкий.

Как и предсказал Феофан Чупров, где-то через двадцать минут на тропе появились первые казаки албазинской сотни.

«Хорошо потрепали станичников, – думал я, глядя на проходившие мимо нас остатки албазинской полусотни. – Двенадцать убитых или тяжелораненых перекинуты через спины лошадей, казаков двадцать перевязанных, но сидящих в седле, включая ротмистра с перебинтованной головой, без фуражки. Целых не больше десятка осталось».

По ранней договоренности, мы никак не проявили себя при прохождении по тропе мимо нас казаков первой сотни. Надо было выяснить, идет кто за ними или нет, не демаскируя засаду. Узнали об этом быстро. Не успели еще последние казаки выйти из распадка, углубившись в лес, как с другой стороны появились первые хунхузы. Передвигалась первая пятерка бандитов пешком, ловко лавируя между камней на тропе.

Со стороны углубившихся в лес казаков раздался выстрел, и пятерка хунхузов залегла за камнями. В ответ из них никто не выстрелил. Незаметно было, чтобы кого-то из них зацепило. Варнаки пролежали минут пять, потом разом, видимо по команде, поднялись и начали движение вперед по тропе. Со стороны ушедших казаков по ним больше никто не стрелял.

Когда дозорная пятерка хунхузов достигла середины распадка, в нем появились конные бандиты. Достаточно быстро первый варнак из конной цепочки достиг середины распадка, а пешая пятерка уже готова была войти в лес. В этот момент прозвучала команда Шохирева: «Стреляй!»

Находясь на левом фланге нашей засады, я уже пару минут держал на мушке одного из пятерки пеших бандитов. Услышав команду, мягко потянул спуск. Один готов. Сто пятьдесят метров для меня идеальное для стрельбы расстояние. Быстрая перезарядка. Ищу глазами вторую цель. А хунхузы молодцы. Быстро сориентировались. Оставшиеся четыре бандита залегли за камни и целились в нашу сторону.

«Это что же, кроме меня никто по этой пятерке не попал? – подумал я. – Смотреть вправо от себя нет времени. Так, вот она, цель! Спрятался, говоришь, за большой валун, но голова и правое плечо мне видны».

Выстрел. Минус два. В этот момент пуля ударила в камень моей амбразуры и с визгом ушла рикошетом.

Перезарядка и смена позиции. Посмотрел, как дела у остальных. Очень неплохо! Из тридцати конных хунхузов отстреливался дай боже десяток. Остальные лежали на камнях бесформенными кучками. Заполз в запасную лежку и стал искать того бандита-снайпера, который заставил меня покинуть прежнюю позицию. Выстрел и визг рикошета от амбразуры моей прежней лежки. Нашел. Между двух валунов. Молодец, китаеза, наверняка отличный охотник.

«Высунулся, целишься. Ну-ну. До свидания». Я мягко выбрал ход спускового крючка. Выстрел, минус три. Оставшиеся двое из пеших хунхузов, которых обстреливали Лис и Шах, не выдержали и побежали к лесу. Нет, ребята, бегать от пули – это умереть уставшим. На этот раз Лис и Шах не промахнулись.

Стрельба постепенно стихала. На правом фланге щелкнула еще пара выстрелов, и наступила тишина. По перекличке установили, что все целы, кроме казака запасного разряда Петра Гусевского – он не ответил. Позже выяснилось, что Гусевский был тяжело ранен в грудь.