Предприниматель Кирилл Упоров.
Октябрь 2022 – февраль 2023 г.
Часть 1. Взлетная полоса
Глава 1. Детское счастье
В солнечный летний день 2022 года я смотрел через тонированное стекло кабины на мелькающие под ногами достопримечательности города и мысленно улыбался. Пилот вертолета поддерживал стандартную скорость полета и вел непринужденную беседу через надетую на голову гарнитуру. Пилот был мне незнаком. Он что-то рассказывал о местах, где мы летели, даже не подозревая, что я не турист и прожил в Санкт-Петербурге целых 16 лет.
Я летел и думал о сыне Андрюше, которому недавно исполнилось семь. Для него Питер – это загадочные большие здания, сетка пронизывающих город дорог, реки и каналы с сотнями мостов. Миллионы машин разных цветов и размеров, кораблики на воде. Он тут родился, он чувствует себя здесь своим.
Для сына это пока просто улицы и дома, а у меня почти с каждым местом связаны ассоциации. По большей части это события, связанные с долгой борьбой за место под солнцем и заслуженное право на лучшее будущее.
Молча кивая пилоту, я мысленно сравнивал периоды детства: мое и сына. Тридцать лет назад у меня не было дома с бассейном, заботы о стрижке газонов, о пересаживании туй и голубых елей на лужайке. Я не ездил в дорогих премиальных иномарках и видел их только в голливудском кино. Вертолеты мне заменял детский старенький велосипед, а поездки на катерах по волнам великолепной Невы – туристические сплавы по рекам с советским рюкзаком за плечами.
Я не путешествовал по скандинавским странам и Европе, не жил в пятизвездочных отелях, не носил вещи известных мировых брендов. Обычным моим местом времяпрепровождения была Вагонка, так в простонародье назывался Дзержинский район в Нижнем Тагиле, и садовый участок с небольшой постройкой, находящийся в десяти километрах от дома. Сад находился «на Дураковке» – так говорили, поскольку не было транспортного сообщения с городом и люди ходили туда пешком. Считалось, что только дураки готовы осваивать там земли.
Во время моих прогулок детские площадки окутывал удушливый смог, едко пахнувший сероводородом и формальдегидом с окружающих город промышленных заводов, а не чистый воздух коттеджного поселка рядом с лесом под Санкт-Петербургом. Из крана не текла питьевая родниковая вода, она была коричневая с примесью железа и кислая на вкус.
У сына на руке часы, по которым он мне звонит из школы. А вечером, если я задерживаюсь на встречах допоздна, он звонит мне и рассказывает, как провел день. Я же в первые годы жизни ходил с родителями в почтовое отделение на другой конец района, чтобы заказать у тетеньки-телефонистки звонок родственникам в Казахстан.
Когда родители купили первый телевизор, я с щенячьей радостью ждал вечернего выпуска «Спокойной ночи, малыши» и не представлял, что можно будет голосом просить Алису из «Яндекс.Колонки» включить сказку или запускать любой из миллионов каналов в приложении Youtube на огромной ТВ-панели, занимающей половину стены дома.
Какие разные времена и возможности. Но я поймал себя на мысли – каждый из нас в детстве был счастлив, вне зависимости от времени, уровня жизни и доходов. А теперь же, в полете, я ощутил счастье вдвойне: за себя и за сына.
Если ученые проведут глобальный опрос и внимательно посчитают, то окажется, что на нашей планете люди больше всего стремятся к счастью. Финансисты, миллионеры на Уолл-стрит в центре Нью-Йорка и необразованные бедняки, живущие в картонных коробках в жаркой Замбии. Каждый, просыпаясь и засыпая, хочет чувствовать себя в безопасности, быть сытым и счастливым.
Первый раз в жизни меня «накрыло» ощущением счастья по дороге из Санкт-Петербурга в город детства – Нижний Тагил. Навестить родителей я поехал на следующий год после окончания института на собственном автомобиле. Он был куплен на первую существенную прибыль от моего бизнеса. Бизнес я только организовал, да и ехал отнюдь не на новом «Мицубиси-Лансер», но охватившее меня чувство стало для меня откровением с примесью гордости за достигнутое: «Я сам впервые смог прокатиться по улицам родного города, по которым прошел сотни километров пешком. Сам создал возможность уехать на пару недель, стал хозяином жизни».
Такие скромные достижения и тогда не были моим пределом мечтаний, но меня порадовало, что с момента принятия решения о переменах в жизни и вложения первых усилий до первых успехов прошло так мало времени. Так участок автодороги Питер – Тагил стал мне особенно дорог.
Приехав в гости к родителям, я поймал «вторую волну» счастья – невероятное ощущение свободы. Находясь за две с лишним тысячи километров от своего едва вылупившегося стартапа в Питере, я продолжал зарабатывать. Я поздно вставал, встречался с одноклассниками, гулял по городу, спал ночью, но каждое мгновение я зарабатывал. Я не был привязан к пятидневке, посещению офиса, у меня не было начальника. Но каждый новый день приносил мне доход. Комиссия за каждый час работы десятков и сотен других людей падала на мой банковский счет. Я был молод, волен делать, что нравится, и верил в завтрашний день.
Я не был привязан к пятидневке, посещению офиса, у меня не было начальника. Но каждый новый день приносил мне доход.
Ни разу впоследствии, покупая машины, квартиры и дома, наблюдая миллиардную выручку у компаний нашей партнерской сети, я не переживал более глубокого чувства, чем в те моменты.
Сделанные мной после бесед с друзьями-предпринимателями выводы и мой личный конкретный пример показывают, что источник удовлетворения от жизни совершенно не имеет отношения к конкретной машине или полученному доходу. В моем случае источник намного глубже, и искать его надо в моем самом обычном детстве.
Глава 2. Обычный ребенок
В детстве ты просто живешь и не думаешь ни о каком счастье. Я родился на севере Казахстана в городе Лисаковск Костанайской области. Сознательную жизнь провел в танкограде Нижнем Тагиле. Родители работали инженерами на градообразующем Уральском вагоностроительном заводе. Отец, Андрей Валерьевич, добрался по карьерной лестнице до главного механика цеха, мама, Вера Николаевна, – до заместителя начальника отдела сертификации. Обычная рабочая семья с советскими корнями из глубинки.
В детстве я все время был чем-то занят. С четырех лет родители брали меня в походы. Богатая уральская природа, сплавы по рекам и восхождения в горы, велосипедные, лыжные и пешие походы. Песни Высоцкого под гитару и лагерные песни у костра. Активность была зимой, весной, осенью и летом.
В школе занимался баскетболом. Долго ходил в шахматный кружок, защищал честь школы на турнирах. Любовь к командному виду спорта и шахматам – интересное сочетание в одном ребенке. Ты одновременно учишься играть в команде, но в то же время просчитываешь ходы наперед и всегда думаешь своей головой. А туристические походы по тайге быстро приучают к самостоятельности и ответственности.
Каждое лето по сложившейся традиции я садился в поезд и отправлялся в Казахстан в село Красносельское навестить родственников в деревне. Там мы с двоюродными братьями ездили на мотоциклах купаться на речку, рыбачили и выплавляли фигурки из свинца, добытого из аккумуляторов. Вечерами, после того как забирали коров у пастуха, ехали на сельскую дискотеку. Это было центральное место, куда на мотоциклах, «Уралах» и «Ижах», съезжались жители других поселков. Было весело. Часто ходили в совхозные сады, где росли плодовые деревья, и набирали яблок. Любой местный житель мог воспользоваться такой возможностью. Как выяснилось позже, отправляли меня в Казахстан не только из-за благоприятного южного климата, а потому что лишних денег в семье просто не было.
По стране полным ходом шагали лихие девяностые: приватизация, обесценивание сбережений граждан, проблемы с выплатами зарплат и пенсий, дефицит товаров. Квартиры своей у нас в те годы не было – ютились на съемной. Зарплату родителям на заводе выдавали с опозданием и часто не деньгами, а продуктами или консервами. Иногда давали товарами, сходившими с конвейерных линий (на заводе производилась обычная гражданская продукция помимо оборонной).
Директора многих предприятий в период аж до 1997 года вовремя не платили работникам не только по причине отсутствия денег, а потому что каждый десятый начальник брал зарплатные деньги и размещал их в финансовой пирамиде Мавроди – МММ. Много месяцев подряд маврики каждый месяц росли вдвое, и сограждане всеми силами пытались заработать, прокручивая чужие деньги и забирая себе прибыль.
С самого распада СССР в новой России бушевал экономический хаос. Изживший себя государственный строй и командную экономику оставили за бортом, а новой альтернативы стране не придумали. Тогда же зарождаются первые коммерческие банки, под копирку списанные с европейских и американских лекал, начинается ваучерная приватизация крупных государственных предприятий под командованием реформаторов Гайдара и Чубайса (на момент описываемых событий каждому из них было около 35 лет). В вялотекущем режиме идет малая приватизация, многие небольшие предприятия правдами и неправдами достаются работникам этих предприятий.
Россия по итогам приватизации получила всего 7 миллиардов, а, например, крошечная Венгрия выручила при аналогичной процедуре в два раза больше. А похожая по населению Бразилия – около 70 миллиардов. 99 % россиян не имело прямой выгоды от проводимых реформ и было озабочено только собственным выживанием.
Люди из городов вспомнили, что на дачных участках можно выращивать овощи. Прирост населения прекратился и с тех пор так и не возобновился. Сто миллионов человек за какое-то десятилетие обеднели. И эти трагические события происходили в богатейшей стране мира, еще недавно конкурировавшей с США за лидерство в мире.
По сравнению с российской действительностью Казахстан казался благополучной гаванью. После обретения независимости в 1993 году там появилась своя валюта – тенге. Казахстан, имея от СССР наследство в виде развитого сельского хозяйства, обеспечивал людям пропитание и дополнительный доход. Невзирая на гиперинфляцию тенге в первые годы (а она доходила до 2000 % годовых) и падения уровня производства в два раза, обычные люди чувствовали себя комфортнее, чем в России. В Нижнем Тагиле на полках было пусто настолько, что мой папа с огромным советским туристическим рюкзаком ездил на автобусах в Казахстан за продуктами. Помимо дефицитных тогда мясных изделий, он привозил даже картошку.
Летом 96?го дядя купил бежевую шестерку и забрал меня на все лето в Казахстан. По дороге мы заехали в Челябинск, где родственники купили видеокамеру и видеомагнитофон. Я испытал восхитительное чувство гордости и зависти от такого богатства. Но несмотря на все трудности девяностых, родители делали все, чтобы у меня было счастливое детство. Таковым оно и было.
Глава 3. Предприниматель с яйцами
В Казахстане мне посчастливилось получить первый предпринимательский опыт по сдаче яиц. Суть простая – собираешь в курятнике яйца, которые снесли куры, и идешь сдавать коммерсантам, которые приезжают из города в определенные дни. С учетом того, что куры несутся почти каждый день и их много, удавалось подзаработать. Отличным подарком в те годы на праздник для ребенка мог быть десяток яиц, которые он мог быстро превратить в наличные.
Зарабатывая на яйцах, как и другие мальчишки, я обратил внимание на более маржинальный «бизнес» – сдачу бутылок, «чебурашек» из-под пива и лимонада. Современная молодежь вряд ли поверит, что сдачей бутылок в то время занимались нормальные люди, а не бомжи и алкоголики.
В СССР людям объясняли, что напиток в бутылке (лимонад, пиво или молоко) на самом деле стоит дешевле, чем за него берут с покупателей. К цене напитка добавляется «залог» за стеклянную бутылку, чтобы безответственные граждане не бросали их в мусор. Поэтому, вернув бутылку в магазин, ты получишь свой залог обратно и сэкономишь. Сначала стекло принимали магазины, а примерно с восьмидесятых по всей стране организовали отдельные пункты приема стеклотары.
Я застал годы, когда еще было выгодно сдавать стекло. В конце девяностых за бутылку из-под пива платили до полутора рублей. В то время хлеб в средней части России стоил три рубля, бутылка пива – девять. Средняя зарплата равнялась ста пятидесяти рублям. На «стеклянные» деньги реально было дотянуть до ближайшей получки. Никаких микрозаймов и кредитных карт в стране не было.
Хорошо помню, что сдаваемые бутылки должны были быть обязательно темные, за прозрачные платили мало. В гараже у деда они собирались годами, покрывались пылью и паутиной. Прежде чем получить за них деньги, мне приходилось хорошенько потрудиться, отмывая их ершиком в чане от грязи и этикеток.
Бизнес по сдаче бутылок к 1998 году сошел на нет, поскольку производителям напитков стало выгоднее приобретать новые бутылки, а не работать с переработкой сырья. Использованную бутылку надо принять, доставить на производство, отмыть, подготовить для последующего использования, отправить на место разлива напитка. Заводы по подготовке вторичного использования стекла были построены в СССР, и к середине девяностых их мощности порядком износились, требовали капитальных вложений в ремонт. Параллельно открылись границы, коммерсантам проще было закупать новые бутылки на иностранных рынках.
Страну трясла жуткая инфляция. На протяжении одного 1995 года квартплата возросла в восемь раз, стоимость холодной и горячей воды – в тридцать раз. За каких-то четыре года мясо подорожало в двадцать, сыр – в тридцать, а творог – в сорок раз. Закончилось все печальным кризисом 1998?го.
В августе из телевизора первый президент Борис Ельцин заявлял: «Девальвации не будет. Это я заявляю твёрдо и чётко. И не просто это я придумываю или фантазирую или я не хотел бы, это всё просчитано. Каждые сутки проводится работа и контроль…» Удивительно, что всего через три дня министерство финансов объявило о невозможности выплат по очередным облигациям федерального займа – грубо говоря, не смогло внести очередной платеж по кредиту. Рухнули частные банки, являвшиеся крупнейшими держателями облигаций. Центральный банк спас банки Сбербанк и ВТБ, а компания Газпром выручила Газпромбанк. ЦБ объявил о переходе к плавающему курсу рубля. Рубль не заставил себя упрашивать и эмоционально отреагировал – до конца года обесценился в три раза. Банковскую систему парализовало. В отставку ушло правительство и руководство Центрального банка. В стране случился дефолт.
Для обычных людей, не вовлеченных в политику, это означало потерю накоплений и продолжение гиперинфляции. В стране проводилась деноминация с коэффициентом 1000 к 1, тысяча рублей по волшебству превращалась в рубль. Шло лихорадочное разделение на официальные цены и реальные, по которым велась торговля. Гипермаркетов с чистыми залами и контролируемыми правительством ценниками на продуктовую корзину в те годы не было. (Их и не могло появиться, ведь сами предприниматели как класс отсутствовали. В сознание граждан за семьдесят лет коммунистическая идеология и советское правительство прочно внедрили мысль, что частная инициатива вредна, все предприниматели – жулики и спекулянты.) Население, особенно в регионах, покупало продукты на местных рынках под открытым небом, где каждый продавец назначал цену такую, какую считал возможной. Картошку продавали ведрами. Одежду, обувь примеряли прямо в палатках за шторкой на улице и летом, и зимой. Товары первой необходимости и скоропортящиеся: хлеб, молочка, мясо – продавались на рынках в павильонах или в зданиях небольших продуктовых магазинов, доставшихся по наследству со времен Союза.
Правительство быстро выяснило, кто виновен в кризисе: иностранные инвесторы, азиатские рынки и падающие цены на нефть. Мол, плохие инвесторы начали забирать деньги из развивающихся стран, в том числе из России. Иностранцы действительно владели большой долей российских облигаций и сокращали свои инвестиции. Нашу страну они рассматривали как рискованный актив. Экономика сжималась быстрыми темпами, кредитов в нужных объемах для избежания кризиса России никто не давал. Правительство ничего не смогло предпринять, ведь оно привыкло многие годы расплачиваться новыми займами по ранее выпущенным бумагам.
Такими заявлениями власти фактически подтвердили, что созданная в перестройку некомпетентными реформаторами финансовая система оказалась обычной пирамидой. Дума штамповала законы, не считаясь с ежегодным бюджетом. Страна откровенно жила не по средствам. Любой думающий человек понимает, что в модели финансовой пирамиды без постоянных новых вливаний денежных средств рассчитаться по долгам невозможно.
К счастью, после шокового десятилетия в стране нормализовались политические процессы и кое-как заработала экономика. На смене тысячелетия прощальная речь Ельцина «Я ухожу…» даже в детях поселила мысль о грядущих переменах. Гражданам в новогоднюю ночь показали многообещающего нового президента России, чекиста Владимира Путина, который обещал всех наказать и все исправить.
Люди расслабились и до 2008 года пребывали в безмятежном спокойствии.
В то время я был обычным школьником-лицеистом и мало понимал в происходящем. Учился как все: отличником не был, но и троек не получал. Лицей являлся лучшей государственной школой в городе. Принимали в него с седьмого класса, а критерии отбора были высокими. Родители хотели, чтобы я обязательно поступил учиться в вуз в большом городе. В Нижнем Тагиле твое будущее определялось не талантами и способностями, а заводскими перспективами и наличием нужных связей.
В Нижнем Тагиле твое будущее определялось не талантами и способностями, а заводскими перспективами и наличием нужных связей.
В свободное от учебы, туристических походов, баскетбола и шахмат время я успевал заниматься археологией. С 2002 года в школьные каникулы ездил в экспедиции по Уралу. Мы раскапывали каменный век, эпоху энеолита и неолита. Учебе не помогало, но зато у меня появилось много новых друзей, с которыми я поддерживаю теплые отношения до сих пор. Мой папа, который настоял на поступлении в лицей, не ошибся. Все ученики в моем классе поступили в вузы и после окончания лицея, счастливые, разъехались по городам России.
Все, включая меня.
