Друзья и герои

– Их перевели. У одного из них были связи: его отец член парламента или что-то в этом духе. Мутная история, на мой взгляд. Они хотели уехать домой, но их отправили на Дальний Восток. Мистер Грейси заявил, что ему нужны новые помощники, но в Лондоне не нашлось никого. У них свои нормативы. Ему сказали, что придется подождать и обойтись силами местных учителей. У него было два-три грека и один мальтиец, но читать лекции было некому. В этот момент мы сюда и приехали.

– Значит, вы спасли положение?

– Можно сказать и так.

– И кто теперь читает лекции? – спросил Гай.

– Некоторые читает Дубедат. Кстати говоря… – в голосе Тоби зазвучала застенчивая гордость, – я и сам иногда читаю лекции.

– По какому предмету?

– По английской литературе, конечно.

У Гая, казалось, не было слов, и Гарриет сказала:

– Судя по всему, Грейси будет рад приезду Гая.

Лицо Тоби напряглось.

– Ну, этого я не знаю. Не могу сказать.

Он уставился на стол и пробормотал:

– Людей всё меньше… работы здесь особо нет… местных учителей приходится увольнять… тут очень тихо.

Гарриет перебила его:

– Из того, что вы сказали, следует, что здесь некому было навести порядок.

– Это будет решать мистер Грейси.

Тоби выпрямился и наградил Гарриет суровым взглядом. Пытаясь исключить ее из разговора, он повернулся к Гаю:

– Мистер Грейси пострадал в результате несчастного случая, но он отказывается признавать свое поражение. Им можно только восхищаться. Он как может управляет делами из постели, если вы понимаете, о чем я. Ему нельзя противоречить, нельзя заявить: «Вы не справляетесь, тут надо навести порядок». Не так ли?

Он нахмурился, и Гай, тронутый этой речью, сочувственно кивнул. Последовала долгая горестная пауза, которую прервала Гарриет:

– Когда Гай может встретиться с мистером Грейси?

Тоби выпрямился и положил ладони на стол, словно недостаток такта со стороны Гарриет вынуждает его продемонстрировать, кто здесь главный.

– Я мог бы… – Он заколебался и затянулся трубкой, прежде чем продолжить. – Я мог бы устроить вам встречу с Дубедатом.

– Вы что, шутите? – спросила Гарриет.

Не обращая на нее внимания, Тоби обратился к Гаю:

– Не знаю точно, когда он сможет вас принять. Возможно, не в ближайшие дни. Он по уши в работе. Он здесь почти что за главного, знаете ли! Но я уверен, что он согласится с вами встретиться.

Тоби уверенно кивнул и поднялся на ноги.

– Где вы остановились?

Он записал название их гостиницы, после чего протянул Гаю широкую мягкую ладонь.

– Мы с вами еще встретимся, – пообещал он. – И я сделаю для вас всё, что могу. Обещаю.

Вернувшись в пыльную уличную жару, Принглы молча дошли до площади Омония, после чего Гарриет взорвалась:

– Аудиенция с Дубедатом! До чего мы дошли!

Гай коротко рассмеялся и вынужден был признать:

– Это было неожиданно.

Он был бледен, и Гарриет не стала говорить ему, что, по ее мнению, причиной всего произошедшего была его чрезмерная щедрость. Тоби был абсолютно некомпетентен, Дубедат был весьма посредственным преподавателем. Никаких талантов у них не было. Гай мог бы справиться без них – и в конце концов ему пришлось справляться без них. Если бы он их не нанял, их бы отправили в Египет и, возможно, мобилизовали бы. Теперь же они затаили злобу, потому что Гай не давал им развернуться. Тоби хотел стать лектором, но Гай не желал об этом и слышать. Вспоминая, каким тоном Тоби сказал: «Я и сам иногда читаю лекции», Гарриет понимала, что он так и не простил Гаю того, что тот встал на пути к его мечте. Теперь она видела, что Гай мог вызывать в людях и враждебность. Он давал им не слишком мало – наоборот, слишком много. От тех, кто дает много, всегда ожидают большего, и именно их винят, когда они отказывают.

– На твоем месте я бы настояла на встрече с Грейси, – сказала она. – И не принимай никаких отказов.

– Я обязательно добьюсь встречи с ним. Я скажу Дубедату…

– Ты же не будешь встречаться с Дубедатом? Было бы глупостью вообще иметь с ним дело.

– Почему нет? Он же наш товарищ.

– Как и Тоби Лаш.

– Тоби – скотина, но Дубедат совсем другой. Он не дурак. С ним проще будет договориться.

– Посмотрим.

У веры Гая – даже ничем не подкрепленной – были свои основания, и Гарриет не хотела поколебать его решимость. Их положение и так было шатким. Она удовольствовалась тем, что сказала:

– Тоби думает, будто запугал нас, и мы уедем. Он знает, что денег у нас мало. Без денег сложно задержаться в чужой столице.

– Мы задержимся здесь настолько, насколько получится, – сказал Гай.

На улице Стадиум он нашел бюро обмена, где обменял румынские леи на драхмы. Обмен был произведен неохотно и по самому невыгодному курсу, но Гай был рад получить хоть какие-то деньги и тут же возжелал их потратить.

– Пойдем в то кафе, про которое ты мне говорила. Любимое место Якимова.

– В «Зонар». Там недешево.

– Это неважно.

Свободные стулья нашлись только на солнцепеке; они уселись среди зажиточных, праздных греков, которые читали английские газеты, сообщавшие: «Семь немецких субмарин утонуло». Этот заголовок привлек внимание Принглов: в Румынии им казалось, что тонут только британские корабли.

Увидев англичан, любезный старый грек подошел к ним и протянул газету. Гай дал ему банкноту, и старик не сбежал с ней и не стал клянчить еще: он аккуратно отсчитал сдачу и положил ее на стол. Когда Гай передвинул несколько монет обратно, старик с поклоном их забрал.

Пока Гай читал газету, Гарриет наблюдала, как между стульями пробираются торговцы, продающие посетителям нугу, орехи и губки. Один из них, поймав ее взгляд, предложил ей огромную губку, желтую, как дыня. Она дернула подбородком, как это было принято у греков, и пробормотала: «Охи»[4]. Мужчина предложил ей другие губки – кремовые, золотистые, бежевые и коричневые, но всякий раз Гарриет поводила подбородком и всё тише отказывалась. В отличие от жутких бухарестских нищих, продавец не разозлился, но улыбнулся, одобряя ее поведение, и пошел дальше. Усевшись поудобнее, она почувствовала, как напряжение спадает, словно невидимый груз, который она несла на своих плечах слишком долго, стал понемногу терять вес. Какой чудесной могла бы быть их жизнь под этим праздным солнцем! Здесь судьба Румынии казалась каким-то незначительным, далеким недоразумением.

В Афинах быть англичанином значило пользоваться всеобщим уважением. Греки и англичане не просто были объединены одной целью – их связывала взаимная симпатия. Если бы они могли остаться здесь, им с Гаем не о чем было бы волноваться. Желая, чтобы он признал, как им повезло, Гарриет сказала:

– Как здесь чудесно!

Подняв взгляд от газеты, он повернулся к солнцу и кивнул.

– Безопасность! – продолжала она. – Как хорошо ощущать, что ты в безопасности. Быть среди людей, которые с тобой на одной стороне.

Они приехали из страны, где всем заправлял страх, поэтому Гарриет особенно сильно ощущала, как спокойны греки. У них было право на это спокойствие: их достоинство не было задето.

Дочитав тоненькую газету, Гай с напряженным любопытством стал разглядывать прохожих. Он хотел узнать их и быть узнанным ими. Гарриет довольно было наблюдать за людьми – Гай стремился к общению. Она подумала, что было бы хорошо увидеть кого-то знакомого, с кем Гай мог бы поговорить. В этот момент они действительно увидели знакомого – Тоби Лаша.

– Боже правый! Гляди-ка! – сказала она.

Гай повернулся, и лицо его вытянулось. Тоби с тревожным видом выбрался из такси, и, пока он протискивался между прохожими, движения его были такими неловкими, что он казался помешанным. Увидев их, он воздел руки и воскликнул:

– Вот вы где! Я так и думал, что застану вас здесь.

Он рухнул на стул и промокнул стекавший по лицу пот.

– Мне надо выпить. А вам?

Он махнул, чтобы подозвать официанта, и выбил у него из рук поднос.

Принглы выжидательно смотрели, как Тоби заказывает узо[5].

– Ну что ж! – сказал он решительно, словно готовясь объявить решение проблемы Гая. – Я поговорил с самим.

– С директором? – спросил Гай.

– Нет, нет. С Дубедатом. И он велел передать, что мы сделаем что сможем.

Тоби уставился на Гая, ожидая благодарностей, но Гай промолчал. Тоби неуверенно продолжал:

– В конце концов, вы же сделали для нас что могли.

– Что, по-вашему, можно будет сделать?

Этот вопрос, казалось, успокоил Тоби. Он развалился в кресле и достал трубку, после чего с важным видом заявил:

– Старик полагает, что мы сможем найти для вас место учителя.

– Какая наглость! – воскликнула Гарриет.

Тоби хохотнул и повернулся к Гаю, словно желая намекнуть, что без женщин жизнь была бы куда проще. Разгневавшись еще сильнее, Гарриет продолжала:

– Гай – официальный сотрудник Организации. Он получил назначение в Лондоне и приехал сюда по контракту. Грейси – директор представительства. Если Гай желает видеть его, Грейси обязан его принять.

– Не думаю, – высокомерно произнес Тоби. – У вашего муженька нет никакого права здесь находиться.

– У него есть право, если здесь для него есть работа. Вы сами говорили, что Грейси просил Лондон прислать преподавателей.

– Это было год назад. С тех пор многое изменилось. В Европу больше никого не посылают. Европу списали.

– Но Грецию же не списали.

– Пока что нет, но кто знает, что будет дальше? Здесь всё непросто. С августа положение очень усложнилось.

– Почему? Что случилось в августе?

– Итальянцы торпедировали греческий корабль. Это вызвало много волнений. Со дня на день всё может вспыхнуть.

– Вот как.

На это Гарриет было нечего ответить. В этом мире только полный невежда смог бы жить счастливо.

Видя, что он наконец-то поставил ее на место, Тоби великодушно похлопал Гарриет по руке и ухмыльнулся. Восстановив свое мужское превосходство, он отхлебнул узо – неразбавленное, какое и полагалось пить мужчинам, – и продолжил:

– Что же! Мы поговорим с мистером Грейси. Завтра мы его увидим. Возможно, даже заглянем к нему сегодня вечером. Почему бы и нет? Как бы то ни было, вы можете на нас положиться. Мы замолвим за вас словечко. Скажем, что на вас можно положиться, что вы достойный парень, хороший учитель, душа компании. Один из лучших, надо сказать.

Гай выслушал перечисление своих добродетелей с непроницаемым видом и ответил только:

– Нам понадобятся деньги.

– Это мы сейчас решим.

Тоби изучил счет, лежавший рядом с его стаканом, и вытащил пригоршню монет.

– Я заплачу, – сказал Гай.

– Ну что ж. Мне надо возвращаться в школу, сегодня непростой день. В полдень у меня еще одна лекция. В общем, ни о чем не беспокойтесь. Мы дадим вам знать.

Тоби подозвал такси и уехал.

– Его послали за нами, – произнесла Гарриет. – Он позвонил Дубедату, и тот сказал: беги за ними, идиот, успокой их, чтобы они не начали действовать самостоятельно. Они не хотят, чтобы мы пошли к Грейси, это очевидно, но почему?

– Что ты, дорогая! – Гай был неприятно поражен ее подозрительностью. – Не заговорщики же они. В самом деле, они мне обязаны, и Дубедат, возможно, вспомнил об этом.

– Они хотят, чтобы мы уехали.

– С чего вдруг?

– По ряду причин. Если Грейси наймет тебя, то может не пожелать их оставить. Кроме того, ты слишком много знаешь.

Гай рассмеялся:

– И что же я знаю?

– Ты знаешь, что они сбежали из Румынии.

– У них не выдержали нервы. Это могло произойти с кем угодно. Не думают же они, что мы будем об этом говорить. Они знают, что могут нам доверять.

– Но можем ли мы доверять им? Мне не кажется, что мы должны дожидаться весточки от них. Надо найти, где живет Грейси, и пойти к нему самим.

– А мы знаем кого-нибудь, кто знаком с ним?

Она покачала головой и вложила свою руку в его.

– Кроме Якимова, у нас нет здесь друзей.

Некоторое время они сидели, взявшись за руки, и размышляли о своем положении. Вдруг Гарриет взглянула в окно кафе и рассмеялась:

– Здесь есть еще один наш знакомый, и более того: он, вероятно, знает Грейси.

– И кто же это?

– Он сидит внутри и поедает пирожные.

Гай повернулся и увидел человечка, который сидел за угловым столиком кафе. Воротник его пальто был поднят до ушей, фетровая шляпа была низко надвинута на глаза. Он вздернул плечи, словно защищаясь от сквозняка; на руках у него были перчатки. Он отламывал кусочки слоеного торта серебряной вилкой и клал их себе в рот, проталкивая в щель между шляпой и воротником. Лица его не было видно, за исключением грубого сероватого носа, – однако несомненно, что это был нос именно профессора лорда Пинкроуза, сбежавшего от ужасов Бухареста.

– Пинкроуз, – пробормотал Гай без всякого энтузиазма.

Пинкроуза послали с лекцией в Румынию, когда там наступили тяжелые времена, и он винил в своих бедах Гая – наряду со всеми остальными. От него вряд ли можно было ожидать поддержки.

Вдруг рядом раздался знакомый голос:

– Дорогой мой!

Пинкроуз был позабыт. Гай вскочил и раскрыл объятия Якимову, который упал в них.

– Какое чудесное зрелище! – восторженно пропел Якимов. – Чудесное! Наш дорогой мальчик – в безопасности – вместе с нами!

Им нечем было заняться. Воздух с каждым днем становился всё холоднее, и Гарриет не желала сидеть в гостинице в ожидании звонка Дубедата.

– Пойдем осматривать достопримечательности, пока у нас есть такая возможность.

Гай боялся отходить от телефона. Они ненадолго зашли в музей. На следующий день он неохотно согласился сходить к Парфенону. Карабкаясь по ступеням между хибарами, которыми застроена Плака[6], он ничуть не радовался их своеобразию, цветным ставням, крохотным садикам и невиданным деревьям. Несколько раз он останавливался и, подобно жене Лота, оглядывался на центр города, где его могли ожидать вести. Нравилось ему это или нет, он не принимал участия в войне и считал, что лишь работа может оправдать его гражданский статус. Теперь же у него забрали даже работу.

Гарриет переживала за него.

– Если эти двое не дадут о себе знать до завтра, – сказала она, – иди в миссию и проси связать тебя с Грейси. Это должно так или иначе решить вопрос.

– Это может решить вопрос самым худшим образом. Если Грейси не пожелает принять меня, мне велят погрузиться на первый же борт до Александрии. Нам придется уехать. А так Дубедат, возможно, сделает что-нибудь для нас. Надо ему верить.

На лице Гая, однако, не было ни малейших следов веры.

Гарриет горячо сочувствовала Гаю, который был принужден взглянуть в лицо реальности и признать, что вера в человеческую доброту – это одно, а зависимость от нее – совсем иное. Когда он в очередной раз остановился, она спросила:

– Ты хочешь вернуться?

Она привела сюда Гая вопреки его воле, и прогулка утратила для нее всякую радость – поскольку он не мог разделить ее.

– Нет, – ответил он. – Ты же хотела увидеть Парфенон. Так давай уже с этим покончим.

Он продолжил подъем. Жара усиливалась. Они молча обошли вокруг основания Акрополя и добрались до входа. Когда они прошли через пропилеи[7] и увидели Парфенон, Гай остановился как вкопанный и что-то восторженно пробормотал. Гарриет, обладавшая отличным зрением, не раз любовалась храмом во время прогулок по Афинам. Это неизменно было поразительным зрелищем: Парфенон напоминал наполовину вышедшую из-за горизонта луну. Близорукий Гай увидел его впервые.

Он поправил очки и прищурился, пытаясь рассмотреть пейзаж, после чего осторожно зашагал по неровной земле. Гарриет побежала вперед, подгоняемая ощущением, что вокруг творится что-то сверхъестественное. Воображая, что колонны, вздымающиеся к кобальтовому небу, наделены волшебными свойствами, она переходила от одной к другой, прижимая ладони к нагретому солнцем мрамору. Издалека колонны ослепляли своей белизной, вблизи же оказалось, что со стороны моря они окрашены в абрикосовый цвет. Она завороженно шла между ними, трогая их, словно старых друзей. Когда Гай подошел к ней, она указала на дымку над Пиреем[8] и спросила:

– Видишь море?

Заметив, что он снова сдвинул очки на кончик носа, она растрогалась. Как-то он рассказал, что в детстве не решался заговорить с родителями о своей близорукости, поскольку у них всё равно не было денег, чтобы купить ему очки. В школе он не видел доску, и его считали неспособным учеником, пока какой-то проницательный учитель не выяснил истину.

– Море так близко, что при необходимости мы сможем сбежать, – сказала она. – Всегда найдется какая-то лодка.

Поглядев в сторону моря, Гай сказал:

– Я не умею плавать.

– Не умеешь?

– Я и море-то увидел только в восемнадцать лет.

– Но разве в городе не было бассейнов?

– Были, но они меня пугали: эхо, странные запахи.

– Хлорка. У этого запаха очень неприятный оттенок желтого. Я тоже его не люблю.

Они уселись на верхнюю ступеньку лицом к Пирею и далекой тени Пелопоннеса[9], и Гарриет с неудовольствием подумала, что Гай, оказывается, не умеет плавать. Нигде в мире не было спасения. Сидя на вершине Акрополя, она представляла, как они терпят крушение в Средиземном море, и гадала, как не дать Гаю утонуть.

Тем временем Гай, проведя в неподвижности четыре минуты, поглядел на часы и сказал:

– Думаю, пора возвращаться. Может, есть новости.

Когда они вернулись в гостиницу, портье вручил Гаю конверт. Внутри была карточка с надписью: «До́ма»[10]. Мистер Дубедат и мистер Лаш приглашали мистера и миссис Гай Прингл сегодня вечером к себе в Колонаки[11].

Квартира, в которой жили Дубедат и Тоби, располагалась на склоне холма над площадью Колонаки. Экономка впустила Принглов и оставила их на террасе с видом на крыши домов и гору Имитос. На мраморной плитке террасы стоял инкрустированный мрамором стол и кованые стулья; аккуратно подстриженные побеги оплетали навес. Глядя на кремово-розовые дома, ярко выделявшиеся на фоне поросшего темными соснами склона, Гарриет подумала, что Тоби и Дубедат неплохо устроились. В атмосфере этого района ощущалось богатство, но без вычурности, – самая дорогая разновидность.

– Похоже, дела у них идут неплохо, – заметила она.

– Замолчи, – сказал Гай.

– Ну могу я хотя бы сказать, что и сама была бы не против так жить?

Тоби Лаш, тихо подойдя к ним, услышал ее слова и рассыпался в благодарностях, но, делая уступку эгалитаристским принципам Гая, всё же добавил:

– Неплохо для рабочего класса, не так ли?

Дубедат явился пятью минутами позже и никакой демократической чуши не изрекал. Он держался с агрессивной самоуверенностью человека, который пережил непростые времена, но добился своего, и как нельзя вовремя. Он сразу же двинулся к Гарриет, словно почитал ее последним бастионом, и предложил ей руку; когда Дубедат заговорил, Гарриет поняла, что он старается избавиться от своего северного акцента.

– Очень рад, – сказал он и улыбнулся, и Гарриет увидела, что зубы его подверглись чистке. Он привел в порядок ногти и вычесал из волос перхоть. Жесты его были полны неги и драматизма.

Гай приветливо двинулся к нему, но Дубедат просто махнул в сторону стула.

– Присаживайтесь, – сказал он новообретенным светским тоном. Все его взгляды, все улыбки предназначались Гарриет, а Гай словно был ее незначительным сопровождающим. Гарриет прекрасно знала, что Дубедат недолюбливает ее (так же как и она его); видимо, он вообразил, что, очаровав ее, сможет очаровать кого угодно. Ради Гая она отреагировала так, как от нее ожидали.

Экономка вкатила столик, уставленный бутылками и бокалами.

– Что мы будем пить? – спросил Дубедат.

– А что у вас есть? – спросила Гарриет восторженно и скромно.

– О, всё что угодно, – ответил Дубедат.

Здесь и впрямь было всё что угодно.

– Я налью? – спросил Тоби.

– Нет, – резко ответил Дубедат. – Иди садись.

Он принялся разливать напитки; стекло позвякивало. Его лицо с огромным носом и крошечным подбородком от напряжения сделалось похожим на крысиную мордочку. Он побагровел и в конце концов уронил пробку от декантера.

– Мне помочь, старина? – услужливо спросил Тоби.

– Не надо, – резко ответил Дубедат, и Тоби отшатнулся, притворяясь, будто его ударили.

– Каков! – сказал он и посмотрел на Принглов, но никто не засмеялся. И Гай, и Гарриет нервничали; все ощущали, как непрочна атмосфера вечера.

Раздав бокалы, Дубедат торопливо уселся.

– Я виделся с мистером Грейси.

Последовала пауза, во время которой он поставил свой бокал на стол, вытащил платок и вытер кончики пальцы. Убедившись, что эффект достигнут, он продолжал:

– Боюсь, что порадовать мне вас нечем.

Принглы молчали. Дубедат нахмурился, глядя на Тоби, который ходил вокруг собравшихся, словно беспокойная старая пастушья собака.

– Сядь же наконец, Лаш, – сказал он резко. Тоби тут же повиновался.

Словно разобравшись с досадной помехой, Дубедат откашлялся и с важным видом сообщил:

– Я обсудил ваш вопрос с мистером Грейси. Он был бы рад вас видеть, очень рад, но он не в состоянии.

– Так, значит, он серьезно болен?

– Он пострадал в результате несчастного случая. Он уже некоторое время плохо себя чувствует. Ему становится то лучше, то хуже. В данный момент он не может никого видеть. Он просил передать, чтобы вы отправлялись в Каир.

– А если мы подождем несколько дней… – начал Гай.

– Нет, – бесстрастно перебил его Дубедат. – Он не желает, чтобы вы ждали… не готов брать на себя такую ответственность. Он хочет, чтобы вы сели на ближайшее судно, следующее в Александрию.

– Но где бы я ни был, мне всё равно придется ждать, – благоразумно заметил Гай. – Египет полон сотрудников Организации, бежавших из Европы, и всем им нужна работа. Отделение в Каире не знает, что с ними делать. Они пытаются изобрести какие-то жалкие позиции в дельте Нила или в Верхнем Египте. Работы очень мало, и всё это напрасная трата времени. Если мне всё равно придется ждать, я бы предпочел ждать здесь.

– Я в этом не сомневаюсь. Но мистер Грейси не хочет, чтобы вы ждали здесь. Вы должны уехать. Это приказ, Прингл.

Последовала пауза, после чего Гай заговорил мягко, но решительно:

– Мистеру Грейси придется сказать мне это лично. Я останусь до тех пор, пока не увижу его.

Дубедат, раскрасневшись, заговорил как прежде: раздражительно и брюзгливо. Голос его повысился и утратил всякую значительность.

– Вы не можете здесь оставаться. Вас здесь быть не должно, и мистер Грейси не желает вас здесь видеть. Вас ожидают в Египте. С точки зрения Каира вы пропали. Поэтому мистер Грейси не может разрешить вам остаться. И он поступает правильно – да, да, правильно! Вы и сами должны это понимать!

Дубедат закончил свою речь на истеричной ноте – точно так же он когда-то проклинал всех, кому повезло в жизни больше его.

Недавняя велеречивость Дубедата встревожила Гая. Он сдержанно ответил:

– Я собираюсь остаться.

Дубедат раздосадованно хохотнул. Тоби шумно присосался к трубке. Некоторое время все молчали. Затем, взяв себя в руки, Дубедат принялся увещевать Гая:

– Послушайте, здесь нет для вас работы. Из-за войны и всего прочего школа уже не та, что прежде. У мистера Грейси недоставало сил ей заниматься. Учеников стало меньше. Если вкратце, то работы просто нет.

– То есть, как и сказала Гарриет, нужны люди, чтобы навести тут порядок.

– Мистер Грейси здесь главный.

– Именно, – согласился Гай. – И я не собираюсь покидать Афины, пока не увижу его.

Дубедат шумно выдохнул, как бы намекая, что полное отсутствие здравого смысла у Гая идет всем во вред, и заявил с видом человека, выкладывающего последние карты:

– Вашу зарплату платят в Каире.

– Я могу связаться с Лондоном.

– Это территория мистера Грейси. В Лондоне вас перенаправят к нему.

– Я в этом не столь уверен.

Дубедат, потрясенный и разгневанный, ерзал на стуле. Ему и в голову не приходило, что Гай, самый уступчивый из людей, может оказаться таким несговорчивым. Он впервые столкнулся с упрямством Гая. Во взгляде его вспыхнул нехороший огонь. Он сунул руку во внутренний карман и достал письмо.

– Я надеялся, что мы сможем обсудить всё дружелюбно, и не думал, что мне придется прибегнуть к этому. И всё же. Можете взглянуть.

Дочитав письмо, Гай передал его Гарриет. Напечатанный на машинке документ гласил, что мистер Грейси на период своей нетрудоспособности назначает своим официальным представителем мистера Дубедата. Гарриет вернула письмо Гаю, и тот уставился на бумагу. Лицо его ничего не выражало.

– Так что сами видите. – Дубедат ликовал, и тон его был категоричным. – Я уже всё сказал. Мистер Грейси не может вас принять. Он не будет с вами встречаться и не будет нести за вас ответственность. Таким образом, если вы будете благоразумны, то сядете на первый же корабль.