После обеда нас, свежеприбывших, вызвали в процедурную, выдали каждому порошок и заставили выпить. Не выпить нельзя, смотрят. Я принял, эпилептик принял, стукнутый тоже принял. Запили водой и пошли по палатам. Мы не первый раз в таких заведениях, понимаем, что надо слушаться. А симулянт начал права качать. Дескать, зачем лекарствами пичкают, если ему ещё диагноз не поставили. Тупой он. Возмущаться и отказываться глупо и бесполезно. А спорить и тем более ругаться с медперсоналом просто опасно.
Я давно понял, ещё по санаториям, что проще и быстрее соглашаться. Бывали случаи. Сегодня мальчик хамит медсестре, а завтра после «укольчика» сидит такой спокойный-спокойный, только слюни изо рта текут. А если с медиками не ругаться, то они ничего такого и не прописывают. Или если даже пропишут, а ты зарекомендовал себя исполнительным больным, не особо смотрят, проглотил ты «таблеточку» или нет. Но первые разы контролируют обязательно.
Меня с порошка спать потянуло. Лёг, здесь это дело обычное. После лекарств многие кемарить укладываются. Только было задремал, тут ко мне шиза и пришла. Ну, это я так подумал, когда голос в голове спросил:
– Серый, это ты?
– Я, – соглашаюсь.
Меня приятели Серым зовут. Сергей, Серёжа, Серёга, Серый – это всё я. Но раз голос в башке появился, значит, не зря меня сюда отправили. Похоже, я действительно того… псих. А тот в голове продолжает:
– Сейчас какая дата?
– 6 марта 1972 года.
– Ты где находишься?
– Нахожусь где и должен – в психушке.
Честно говоря, я сильно расстроился. Всё же понять, что ты действительно с ума спрыгнул, очень неприятно. Но голос меня успокаивать стал:
– Не бойся, ты с ума не сошёл. Я – это ты, но в будущем. Через четверть века. Год 1997-й.
– Как там у вас? Коммунизм ещё не построили?
– Погано у нас. Какой коммунизм?! Партийцы развалили Союз в 1991 году. Генсек, Политбюро и ЦК – все они и развалили. В 1993-м Верховный Совет танками расстреляли. Я его защищать пытался, еле сбежать смог, а потом понял – нас опять предали. Народ ограбили, предприятия под себя забрали. Бандиты среди бела дня по людям стреляют. Всё продаётся и покупается. Фабрики и заводы в руинах. Товары в магазинах есть любые, только денег у народа нет. Зарплаты месяцами не платят. Сейчас приспособился – устроился следить за компьютерами в банк. До того я, кандидат физмат наук, женскими труселями и лифчиками на рынке торговал. А ещё раньше вообще без работы сидел. Из института же сократили. Там хоть копейки, хоть с задержками, но платили. Потом долго никуда пристроиться не мог. Бывало, неделями хлебом с майонезом питался. Ты сейчас под таблетками?
– Заставили выпить порошок.
– Понятно. Потому и смог с тобой связаться.
Хорошо поговорили. Много чего про свою жизнь голос рассказал. Пять с половиной лет отучился в универе. Потом ещё два года аспирантура и переход в академический институт. Год ушёл на защиту диссера. И всё время до получения должности младшего научного сотрудника он жил на стипендию и копейки за полставки, пусть потом ставку, лаборанта на кафедре. Главное, после этого стал узким, никому, кроме своего научного руководителя, не нужным специалистом. Потому и после защиты получал немного. И перейти некуда. Для работы в другом месте нужно менять тему, а значит, переучиваться. Сидел в одной лаборатории, пока не началась перестройка… это когда Союз разваливать начали… Институтские помещения стали сдавать в аренду под магазины и конторы, а большинство сотрудников выперли с работы. Тут ему пришлось хлебнуть лиха. Некоторые смогли уехать за границу, а он там никому не был нужен. Тема диссертации ни разу не военная, чисто академическая, за бугром совсем не интересная. И подобных желающих уехать было, считай, половина страны.
После защиты женился, ребёнка завёл. В самом начале перестройки, пока ещё были надежды на новую, лучшую жизнь, а в институте ещё платили, она ушла к другому. Плохо ушла, со скандалом. Заявила: «Ты вечный неудачник, а Саша – кооператор, хозяин жизни». Причём заявила, что ребёнок не от него. Даже заставила подписать отказ от родительских прав. Хотела и квартиру разменять, но новый муж заявил: «Не трогай убогого. Его помойка копейки стоит. Мы особняк построим». Не спился мужик тогда чудом. Через года два или три, когда у кооператора бандиты отжали фирму, а сам он куда-то пропал, бывшая попыталась вернуться. Говорит: «Прости, я со зла наговорила. И ребёнок твой. Сын тебя любит». А мальчик уже дядей Серёжей, а не папой зовёт. Переучили ребёнка. Не поверил человек бывшей жене, так и остался бобылём.
Как-то приуныл я от такой перспективы. Вдруг шиза и предлагает – дескать, я знаю будущее, давай объединим наши сознания, тогда смогу подсказывать, что делать, направлять. Может, хоть нормально устроимся в жизни. Например, есть тема клады поискать. В 1997-м их уже нашли, а в 1972-м ещё нет. Он специально информацию собирал, даже в клуб искателей городских кладов вступил.
Не соглашаться с самим собой глупо. К тому же, если действительно он это я, то заранее знать, где упадёшь, полезно, хоть соломки можно будет подстелить. А если он всё-таки шиза, то, как от лекарства отойду, сам пропадёт. В общем, согласился. Тут искры в глазах навроде водоворота закружились, а потом сознание погасло.
Прибытие
– Больной! – кто-то трясёт меня за плечо. – Больной, просыпайтесь! Ужин скоро!
Открываю глаза. Тётка в белом халате. Скорее санитарка, чем медсестра.
– Сейчас встану, – говорю.
Сам чувствую – в юность переместился. Где я старый, где я молодой – не понятно. Однако вроде всё помню. И недавние знания, и знания прошлой жизни остались. Надо бы кое-что записать, а то вдруг забуду. Я же не просто так в молодость вернулся. Есть план, как заново жизнь прожить и не повторить старых ошибок.
Первое, если не возьмут в армию, не надо поступать в вуз на дневное отделение. Жить, экономя каждую копейку, весьма погано для собственного самолюбия. Опять же мать всю плешь проест. Она материально не помогала, особо не с чего было, опять же у неё принцип – мужчина должен сам себя обеспечивать. Лучше пойти на вечерний, например, по той же «Прикладной математике», и начинать работать. Наверное, программистом. Они сейчас крайне востребованы, а с моими знаниями о численных методах, я смогу быстро подняться. И рабочий график удобный – днём машинного времени не хватает, выходишь ночью, а весь день гуляешь. Можно требовать соавторства в научных статьях. Не захотят, пусть ищут более покладистого дурачка.
Во-вторых, надо обязательно выучить английский. Перевожу тексты я вполне нормально, а вот разговорный надо поднять на приличный уровень. Тогда задел на будущее будет, никакая перестройка не страшна. На школьный и институтский курс надежды нет, там учат кое-как. Придётся заниматься с учителем. Для начала, поговорю с Илонкой, она в Мориса Тореза собирается. Конечно, можно найти учителя и посерьёзнее, но надо платить. Вопрос – где взять деньги?
Тут плавно переходим к третьему пункту, к кладам. Надо изъять те, которые доступны. Далее проверить три тайника, которые предположительно никто точно не вскроет до 1997 года. Я специально такие искал, много времени потратил, но вроде нашёл. Кое-какие вещи из кладов надо будет туда заложить. В первую очередь, доллары и оружие. Доллары – потому, что их принимают вне зависимости от года выпуска. Оружие, понятно, чтобы доллары сохранить. Золото, камни и прочие ценности тоже можно, но их ещё продавать придётся. Одним выстрелом убью сразу двух зайцев – себя будущего подкормлю и смогу выяснить, в одинаковой ли мы временной линии живём или в разных, слабо зависимых параллельных мирах. Торопиться делать закладки не буду, есть ещё время. До той минуты, как я перешёл, будущий ничего взять не сможет, только после.
На столь важном вопросе пришлось прекратить мудрствования. Товарищи по палате повели на ужин. Кормили так себе. Очень густая пшённая каша, политая растительным маслом, с четвертинкой солёного огурца и кусочком костистой варёной рыбы. Стакан слабенького, сладкого чая. Хлеб, понятно, тот же, четырнадцать копеек за огромную буханку. В отделении мужики лежат, а порции невелики, вот хлебом объём и добирают.
Вечером лекарствами меня больше не пичкали. Лёша, который стукнутый, предложил нам, четверым допризывникам, пойти покурить и познакомиться. Я пока некурящий, может, и не буду начинать. Опять же, одно дело «Герцеговину Флор», любимые папиросы Сталина, курить, другое дело «Беломор» или даже «Волну» с перекатом. Но составить компанию и просто посидеть согласился. У Лёши были припасены сигареты «Астра». Страшная гадость, кстати. Зато захватил он с собой целый блок. В курилке было налетели желающие «стре?льнуть» сигаретку, но были сразу посланы резким пэтэушным мальчиком далеко и надолго. На него посмотрели с уважением и больше не просили.
Между прочим, парень рассказал, что с лестницы не падал. Сосед по двору в драке кастетом отоварил. Приходил потом в больницу, просил прощения. Его маме денег занёс, чуть не триста рублей. Очень сесть боялся. Лёша и сам ментам сдавать человека не собирался, а за такие бабки тем более. Ведь без отца рос, столько денег в семье никогда не видели. А голова… Что голова? Поболит и перестанет.
Сева, который симулянт, оказался из семьи интеллигентов. Кроме обычной школы, учится в изостудии. Рисует гипсы карандашом, акварелью натюрморты, а недавно начал работать с маслом. Ему, как и Лёше, уже восемнадцать лет. В прошлом году поступал в Суриковский МГХИ, не прошёл, не понравились представленные работы. В этом году будет пробовать снова. Если не пройдёт, будет поступать в автодорожный, к отцу. Иначе придётся идти работать, участковый уже приходил, еле удалось отмазаться.
Саша-эпилептик пока школьник, учится плоховато. У него отец работает на дальнобое – гоняет грузы в Европу и обратно. Понятно, кое-что возит. Туда водку и икру, обратно джинсу?.
Я сказал про себя, что полностью здоров. Давным-давно, ещё до школы, попал под машину, а потом лежал с сотрясением мозга в больнице. Только потому сюда и направили.
Посплетничали о больных – мужики как мужики, даром что психи. Позлословили про больничную кормёжку – кормят хреновато, но десять дней по-любому выдержим. Стали прикидывать, что нас завтра ждёт, решили – ничего хорошего. Поболтали, затем пошли ложиться спать.
Один больничный день
Утром анализы, затем завтрак: манная каша на жидком молоке, серый хлеб с кусочком масла и сладкий чай. В другой больнице кормили получше. Может, из-за того, что тогда в детском отделении лежал? Соседи сказали, что в психушке действительно кормят так себе. В простой больнице лечатся работяги, а здесь – хронические больные. Денег на хроников отпускают меньше. Однако, по сравнению с другими местами, у нас неплохо. В воскресенье на завтрак яйцо дают. Сегодня вторник? На ужин дадут пирог со сладким джемом. Опять же, пока валяешься здесь, пенсию платят, а ты её не тратишь, на что-нибудь экономишь.
После завтрака всех больных погнали на трудотерапию. Очень для них полезно в плане выздоровления коробочки клеить. Не шучу, именно так нам сказали. Принесли большую коробку острых ножниц с перемотанными пластырем ручками и кучу картонных квадратиков с выдавленными полосками для сгиба. Технология проста – надо вырезать маленькие квадратики по углам, образовавшимся пересечением выдавленных линий. Затем полоски сгибаются, обмазываются клеем и фиксируются узкой бумажкой, получается коробочка для лекарств. Крышку для неё тоже сделают в отделении, но не сегодня. Работа простая, однако кому-то её надо делать. Миша, взрослый мужик из моей палаты, первым схватил ножницы и начал резать сразу по нескольку листов. Я тогда понял, зачем нужен пластырь – иначе, при такой толщине картона, тонкие кольца ручек больно давят на пальцы.
Зачем с таким пылом бросаться в работу, узнал не сразу. Я резал по одной картонке, и то с непривычки пальцы заболели. А некоторые, вроде Миши, старались не хуже стахановцев. Я вслух удивился такому трудолюбию, сосед тогда нас и просветил. За коробочки инвалидам платят деньги. Пусть немного, но платят. В прошлый месяц он заработал сколько-то, получилась прибавка к пенсии. Пенсия в тридцать с небольшим лет? Оказалось, что Михаил «хроник», инвалид 2-й группы. Живёт с матерью. Её пенсия по старости и его пенсия по инвалидности, её зарплата уборщицы и его сдельщина от «ёлочек» – вот им на жизнь и хватает. «Ёлочки» – это зелёные пластиковые ветки для искусственных новогодних ёлок. Работа простая. Всего-то надо нарезать куски проволоки определённого размера и втолкнуть их внутрь заготовок. Для крепости и чтобы потом было, за что крепить ветку к стволу. За день он может отработать несколько сотен веток, но больше положенной нормы ему не привозят. Есть и другие инвалиды-надомники, те тоже заработать хотят.
Видимо, мужику никак не хватает пенсии. Решил помочь и стал подкладывать картонки в Мишину стопку. Рядом сидящие Лёша и Саша последовали примеру. Денег нам всё едино не положено, чай не на пенсии, а так хоть человека поддержим. Всеволод просто сидел и ничего не делал из принципа. Резать, даже по одной штуке, как мы, – работа не для него. Когда закончились картонки, заготовки стали складывать по выдавленным полоскам, а вот клеить нам не доверили. Побоялись, что конечный продукт испачкаем. К отчётливой досаде желающих подработать, трудотерапия закончилась задолго до обеда. Ножницы унесли, а за больными записали количество сделанных изделий. Для расчёта, пояснил Миша. Нас троих включили к нему в бригаду и вывели общий итог. А Севе поставили ноль, что, впрочем, его не расстроило.
Кстати, зря. Михаил, как старожил, много полежавший по больницам, просветил – отказывающиеся работать считаются невписавшимися в коллектив личностями с асоциальными наклонностями. Что для первичного анамнеза весьма погано. Проще говоря, диагноз будет тяжелее. Отказ от приёма лекарств проходит только у таких, как мы, новичков, но лишь один раз, и то в целях диагностики, с постановкой жирного минуса в истории болезни.
С пенсией по инвалидности понятно. Моя бабушка-покойница, которая мне жильё оставила, жила на минимальную пенсию по старости – сорок пять рублей. Старушке не так много надо, ей хватало. Она иногда ещё могла сунуть рублишко мне «на кино». Когда я приезжал к ней помогать по дому, к чаю обязательно была горстка конфет, причём среди прочих в вазочке лежали несколько шоколадных.
Помогать приходилось раз в пять недель. В коммуналке пять комнат, и жилец каждой комнаты дежурил по квартире неделю. Кроме бабушки там жили ещё три пенсионерки и молодая женщина с маленьким ребёнком. В своих комнатах жильцы наводили порядок сами. Дежурство заключалось в мытье пола в пятницу. Огромный коридор, застеленный когда-то дорогим дубовым паркетом, а затем почему-то покрашенный дешёвым суриком, – основной объект приложения сил. Туалет и ванная застелены плиткой, и их надо было просто подмахнуть мокрой тряпкой. На моей памяти в ванной часто стирали и полоскали бельё, но никогда не мылись, предпочитая ходить в баню. Над раковиной, понятно, умывались и чистили зубы, но в саму ванну редко залезали. Унитаз был всегда идеально чист и благоухал хлоркой. У пенсионерки из первой комнаты был такой бзик – каждое утро она дезинфицировала унитаз.
Раньше в квартире было шесть комнат. Задолго до вселения моей бабушки, одна освободилась, и её превратили во вторую кухню, более просторную и светлую, чем первая. Туда поставили кухонные столы первых трёх комнат и газовую плиту. Старая кухня осталась во владении последних двух комнат. Дежурный кухни никогда не мыл.
Кстати, пока была жива тётя Поля, за рубль она могла вымыть полы вместо другого жильца.
До обеда нам троим выдали по кругленькой кисленькой витаминке «С». А Севе вкололи какую-то гадость, он сразу стал совсем спокойным и только с помощью санитара добрался до койки.
Затем нас по очереди вызывали в кабинет. Там с нами беседовали сразу три врача. У меня ничего такого не спрашивали, единственно поинтересовались – в какой род войск хочу идти? Сказал – в десант. В прошлой жизни меня никуда не взяли, думаю, и сейчас не возьмут.
После обеда вместо тихого часа желающих повели на прогулку. В раздевалке висят колючие безразмерные бушлаты, суконные ушанки и огромные боты. Их положено надевать, когда гуляешь по улице. Бродили по принадлежащему нашему отделению огороженному сетчатым забором маленькому участку с несколькими лавочками и чахлыми деревцами, зато с видом, через высокий кирпичный забор с колючей проволокой, на зарешеченные тюремные окна.
На соседнем участке гуляли старушки в таких же бушлатах и укутанные в платки. На нас они внимания не обращали.
Несколько других участков стояли пустыми. Но один, через два от нашего, привлекал пристальное внимание прогуливающихся.
