ЗаБить. Часть вторая

– Весьма сомнительный комплимент…

– Прости, Алекса, – всё с той же слегка безумной улыбкой извинился он. – Но подобные чары, которыми обладаешь ты, не обладают простые смертные. Поверь, я сейчас с большим трудом держусь на ногах…

– Отчего?

– От того, что я безнадёжно опьянел, как только увидел тебя! Теперь боюсь даже предположить, что ждёт меня к концу вечера…

Все веселились от души: родственники травили байки и занимались мясом, друзья то и дело пели песни, взрывая лесную тишину заразительным смехом и откупоривая очередную бутылку шампанского или бренди и показывая в честь Алексы смешные миниатюры. И если бы не эта нервозность странного происхождения, ловко спрятавшаяся за оживлённостью и игривостью её лица, и совершенно отталкивающее своей чрезмерной угодливостью поведение Мити, она бы записала этот день в список лучших. Но каким бы громким и показательным ни был её смех, каким бы торжественным ни было её обращение к гостям, и какими стремительными ни были бы её танцы у костра, Алекса была беспомощна в отношении того, что пожирало изнутри. Не сводя с неё глаз и стараясь принять участие в любом движении её мысли, в любом, начинающемся желании или действии, Митя так перестарался, что вскоре из галантного кавалера, умеющего ухаживать за женщиной, превратился в навязчивого, дотошного фанатика. Как же раздражали её эти минуты! Каким же нежелательным было для неё это неизвестно откуда взявшееся поклонение. Эти заискивающие, покорные глаза, потерявшие силу духа и глядевшие на неё так, как глядят рабы на своих хозяев, которые дают им надежду на новый день, вызывали в ней чувство жалости, отворачивая от тех тёплых ощущений, которые она испытывала к нему раньше.

Чувствуя, как её мысли медленно растекаются одна за другой, а настроение не поддаётся контролю, Алекса взяла бокал шампанского и незаметно отошла в сторону к богато раскинувшейся зелени и пышным фигурам кустов, чтобы понаблюдать за происходящим со стороны и разобраться, наконец, в том, что так мешало ей отвлечься.

– Алекса, что происходит с тобой на самом деле? – серьёзно спросила Алёна, заставшая её в этом укромном живописном уголке.

– Алёнка… – с видимым облегчением выдохнула Алекса. Она искренне любила эту девушку за сильный характер и за то, что их изначальная антипатия, основанная на конкуренции в режиссуре, переросла во взаимное уважение. – Просто немного устала…

– Я не об этом. Я о том, что вдруг нашло на тебя сегодня в электричке?

– В электричке? – задумавшись, переспросила она, вспоминая, что находилась на грани нервного срыва. – Видимо, моё поведение – это и есть отголоски моей усталости…

– Уставшие люди безразличны, а ты заводилась из-за каждой мелочи. Тобой руководило раздражение и неоправданная агрессия. Или я ошибаюсь, и она оправданная?

Решительно отрицая эти домыслы, Алекса покачала головой, а в её глазах вспыхнула некая невысказанная мысль.

– Поверь, Алён, не случилось ничего такого, чтобы оправдать эти мои вспышки гнева. Скорее всего, я просто была недовольна собой и взволнована относительно сегодняшнего вечера, – предположила она, не отдавая себе отчета в том, что с ней происходит.

– Взволнована, говоришь… – как-то недвусмысленно протянула она. – Знаешь… а пойдём посидим на качелях и немного поболтаем?

Алёна подхватила её под руку и усадила рядом с собой на плетёную поверхность, скрытую в зелени.

– Я же вижу, что с тобой происходит… всё вижу… Ты похожа на королеву с запросами простой девчонки… – вдруг сказала она, и Алекса оценивающе посмотрела на свою всегда суровую подругу, которая училась в параллельной группе того же факультета.

– Неужели? Мне бы хотелось понимать, какой тут скрыт намёк.

– А здесь нет никакого намёка, я говорю прямым текстом. Так всегда бывает, когда влюбляешься не в того.

– Я никогда об этом не думала. Тот он или не тот… – спокойно пожала она плечами и тут же затаилась, когда Митя, оглядываясь по сторонам, прошёл мимо, решив не тревожить говорящих по душам девушек.

– А я говорю о том, что невооруженным глазом видно, как ты к нему охладела. А ведь я предвидела это ещё тогда, когда между вами началась обоюдная симпатия. Помнишь, я говорила тебе об этом?

Алекса очень хорошо помнила тот разговор, когда Алёна сказала о том, что их столь резко вспыхнувшая заинтересованность друг в друге, которая перешла в романтические отношения, закончится его разбитым сердцем.

– И, всё-таки, я оказалась права… Ты сломаешь ему жизнь.

– С чего ты взяла, что сломаю? Люди присматриваются, пробуют, а потом понимают, по пути им или нет.

– Ты хочешь сказать, что ты не знала заранее, чем закончатся ваши отношения?

– Я никогда не знаю ничего заранее. Я просто делаю так, как чувствую. И во мне всегда живёт надежда, что это и есть то самое настоящее.

– Как бы я не любила и не уважала Митю за все его достоинства и таланты, которыми он наделён, мне было очевидно с первой минуты, что ты окажешься роковой женщиной в его жизни. У каждого человека есть свои роковые встречи и люди. Когда-нибудь кто-то и для тебя окажется роковым.

– А я не думаю, что разобью ему сердце… – Алекса попыталась озвучить свою мысль максимально убедительно. – Он молод и слишком влюблён в жизнь.

– Он привязался к тебе. А тебе нужен человек, который будет относиться к тебе, как к королеве, и при этом баловать твоё второе я. Митя, если и будет готов дать тебе простые радости жизни, то соответствовать первому он не сможет. Ты – человек смешанный, а он определённый. Ты, как бы это сказать, не лишена тонкого аристократизма. Ты из тех, кто претендует на звание леди, на красивую сказку, на качественную жизнь, но при этом в тебе много приземлённых потребностей. Ты в душе девчонка со двора, которая готова бегать со шпаной в грязной рубахе, пускаться во все тяжкие, получать удовольствие в компании фриков и бедных музыкантов. Но ты сама подумай, чего в тебе больше? Сможешь ли ты всегда удовлетворяться простыми, незатейливыми вещами и не страдать, втайне тяготея к другому?

Алекса помнила свои ощущения, когда он пленил её на сцене, как впечатлял её своими взглядами на те или иные вещи, как смело разрушал наискучнейшие формулы жизни и удивлял своими убеждениями.

– Что тебя прельстило в нём?

– Духовно-нравственные приоритеты, философское отношение к жизни, его сценические таланты. Митя – жизнеспособный и сильный даже без смокинга и лимузина. Но семья, дом, работа, уверенность в завтрашнем дне… к сожалению, он не победитель… хотя у него прочувствованная и осознанная жизненная позиция, преданность сиюминутным идеалам.

– А теперь подумай, чего тебе не хватает?

– Социального статуса, мужественности, властности, авторитета… – сказала она, чувствуя острую потребность не столько в романтизме, сколько в мужской конструктивной и основательной поддержке. – Возможно, я его просто недооцениваю.

– А может быть, после того, как улеглись первостепенно возникшие чувства, и появился вопрос о том, что же следует за этим, и ты, наконец-то, увидела суть?..

Алексе становилось не по себе, и она катастрофически не понимала, отчего внутри неё всё больше преобладали тоска и унынье. Неужели и этот праздник закончится для неё горькими слезами?

– Что собираешься делать? – новый вопрос вывел Алексу из задумчивости.

– Сложно из управленца сделать исполнителя, а исполнитель никогда не станет хорошим управляющим. Митя – очень разносторонний, настоящий, живой, но, возможно, в некоторых вещах уж слишком первобытный…

– Что ты ощущаешь по отношению к нему?

– Не знаю… – Алекса отчаялась ещё больше. – Мне не хочется в этом признаваться, но я чувствую раздражение…

Алекса знала, что Алёна относилась очень тепло к их паре и уважала каждого из них по отдельности, и теперь задавала ей вопросы только лишь с той целью, чтобы помочь разобраться, что же на самом деле она чувствует.

– Эх… вы смотрелись прекрасно, пока не перешли эту грань. Вы сидели на кафедре до полуночи, сплетённые разговорами… и эта духовная близость сохранилась бы по сей день, если бы люди не совершали одни и те же ошибки – не влюблялись бы не в тех…

– Сложно было не перейти грань, когда понимаешь, что можешь обладать поистине талантливым человеком и замечательным актёром. Спустя некоторое время, нам стало неизбежно мало нашего общения и захотелось большего. И тогда чтобы расширить эмоциональное поле, появилась физическая потребность, интерес, любопытство, желание испытывать чувство влюблённости. Мы действительно говорили с ним на одном языке, ведь за весь наш полугодичный роман мы даже толком не поссорились ни разу.

Незаметно праздничная ночь, такая бурная, пьяная, перетекла в противоположное этому безрассудному веселью вялотекущее, ленивое утро. Солнце слишком скоро встало крупным шаром над участком и освещало еловые верхушки леса, хотя его приближение ожидалось меньше всего, уж больно приятно было смотреть на украшение природной темноты – оранжевый костёр. Солнечное тепло незамедлительно начало подогревать зелёный периметр, на котором ещё шевелились самые выносливые гости. Многие плавно переместились на траву и улеглись на покрывала, решив совместить приятное с полезным – наконец немного подремать, чтобы привести в порядок мысли и слегка подрумяниться на солнце.

Митя, понурив голову, сидел на земле и пустыми, отрешёнными глазами смотрел на дотлевающий костёр. Алекса лежала на покрывале с подружкой и только лишь из уважения заставляла себя искусственно веселиться, но как только она прикрыла глаза и опустила голову на траву, внезапно исчезло желание смеяться, стало беспокойно, и появилось явное осознание того, что уже утро, и от ночи осталась лишь тяжёлая голова и воспоминания о том, как она пренебрегла Феликсом. Чувствуя себя подавленной, Алекса стянула с качели плед и, обернувшись в него, посмотрела на телефон. Рука дрогнула и набрала номер Феликса. Его сонный голос, моментально откликнувшийся на её звонок и показавшийся ей нежнее голоса ребёнка, вселил в неё тихую радость. И как только она осознала, что в ласковых интонациях его слов давно истлела обида, по её щекам тут же потекли слёзы. Как же она хотела увидеть его в эту минуту, кинуться на шею, попросить прощения, увидеть в его глазах всё то же обожание.

– Феликс, прости меня… прости, пожалуйста… – тихим, измученным голосом взывала она в трубку. – Я повела себя странно, и в итоге получилось так, что весь вечер я не находила себе места, потому что тебя не хватало за сегодняшним столом. Ты знаешь, что ты мой лучший друг, и мы всегда вместе. Скажи, ты ведь правда не злишься на меня? Я просто трусишка. Дурочка.

– Алекса, ты просто, как всегда, хотела сделать всем хорошо.

– Да. Но в итоге я поняла, как мне тебя не хватает…

– Всё хорошо, дружочек! – ответил его мягкий голос. – Мне тоже тебя не хватает!

– Правда?

– Правда!

– И ты не злишься? – всхлипывала она, и туман перед глазами набирал объёмы, а в горле образовался ком.

– Ты что, плачешь? – забеспокоился он.

– Да, – жалобно пропищала она.

– Ну зачем слёзы, дружочек? Что происходит? Где Митя?

– Не знаю, чувствую, что так не должно было быть.

– Так, вытирай слёзки, я ни на секунду не злюсь на тебя. Всё по-прежнему. Завтра увидимся и обо всём поговорим. Ты же, надеюсь, вернёшься в город завтра?

Она кивала в трубку, ведь, будь её воля, она бы и сейчас села в первую маршрутку и полетела к нему, чтобы объяснить ему всё то, что жгло сердце.

– Девочка моя! – послышался в этот момент Митин тихий зов. – Иди же сюда!

Не придав значения его одиноким посиделкам у костра, Алекса продолжила говорить по телефону. В следующий миг её отвлек какой-то шум, и она очумело обернулась туда, где облако пепла от костра воспарило в чистом прозрачном воздухе и медленно начало оседать. Что-то резко и решительно было брошено в костёр. Она увидела Митю, который буквально вползал по бетонным ступенькам в дом, а через мгновенье уже выскочил на улицу, держа в руках свой рюкзак. Дикими, ничего не мыслящими глазами он посмотрел на неё, безбожно выругался и бросился бежать к воротам. Через секунду на крыльцо выбежала Мария. На ней был халат и домашние тапочки. Чтобы выяснить, что произошло, Мария бросилась за ним вдогонку. Ошарашенная происходящим, Алекса подскочила на месте и помчалась следом. Митя слепо бежал вперёд, не разбирая дороги. Задыхаясь, Мария хваталась за сердце, но продолжала бежать по каменистым дорожкам, убеждая его остановиться. Свернув с тропы, идущей вдоль домов, Митя оказался на шоссе.

– Там машины, остановись ты, наконец, – что есть мочи орала Мария.

В следующий момент он резко замер, будто в него выпустили пулю, и развёл руки в стороны. Дикий вопль, исходящий из него, взбудоражил птиц и нарушил утреннюю тишину леса. Как только его крик прервался, он полетел назад и навзничь упал на асфальт. Выскочившая из-за поворота машина, проскулив, затормозила перед ним, секунду постояла и, обогнув, поехала дальше. Потрясённые увиденным, Алекса и Мария застыли на месте, но как только машина скрылась, бросились к Мите.

– Да что же это происходит! – взволнованно воскликнула мама, подложила ему под голову свою руку и легонько похлопала по лицу, чтобы привести в чувства. Ей нравился Митя, и поэтому она с материнской опекой и участливостью старалась выяснить, что случилось и успокоить сорвавшегося парня.

– Я поеду домой, – сказал он, когда поднялся с земли.

– Чуть позже, когда протрезвеешь. Вот поспишь, а дальше видно будет, – сказала мама.

Только сейчас они заметили, что он был без обуви, стоял на асфальте босыми ногами и громко икал. По настоянию Марии он не стал спорить и, отступив на несколько шагов, побрёл назад, держась за голову.

Уже подходя к воротам, Митя вдруг обернулся на неё, и они встретились глазами. Алекса только разинула рот, но он вдруг бросил на неё гордый, холодный взгляд и сказал:

– Даже в свой день рождения, когда я ни на шаг не отхожу от тебя, ты не забываешь о нём, произнося его имя и говоря о нём, когда он отсутствует, – взгляд Мити вонзился в Алексу, как только они зашли за угол дома. – Когда я сижу один и сохну от тоски, ожидая, когда ты, наконец, подойдёшь ко мне, я получаю в ответ твои горестные муки и что ещё хуже – твои женские слёзы по поводу его отсутствия рядом с тобой.

– Митя! Он же… он же мой лучший друг… Хотя вам всем не понять… – с разочарованием ответила Алекса, следя за тем, как он поднимается в дом совершенно чужим человеком.

Бросив взгляд в зеркало на своё хмурое лицо, в котором не было ни намека на былую жизнерадостность, Алекса, находясь в несвойственном ей флегматичном состоянии, прошла на кухню и, достав самую высокую кружку, насыпала в неё две ложки кофе и горку сахарного песка. В лёгком ступоре она наблюдала за тем, как, смешиваясь с крепким кипятком, кофе рождает непредсказуемые узоры, которые будто тонут под ровной бежевой поверхностью молока. «Коварное утро. Никакой стабильности. Апатия. Моральная смерть. Вот оно как, должно быть, чувствует себя растение…». Вяло усевшись за стол в своей леопардовой пижаме и белых домашних унтах, она, с беспристрастием глотая кофе, ощущала, как её настроение балансирует от очень плохого к ужасному. Единственное, что было действительно реальным, так это то, что с самого момента пробуждения Алексу преследовала навязчивая идея запустить в себя свежеиспеченный чизкейк или шоколад, который она с удовольствием растопила бы во рту, превратив его в сладкую струю.

Критические дни, помимо зверского аппетита, приковали её к постели, и теперь, глядя на часы, она с сожалением осознавала, как бесполезно провела половину дня. Всё, что находилось ниже пупка, настолько изнывало от боли, что, посидев так несколько минут, Алекса вновь принялась ходить по квартире, волоча за собой ноги и дожидаясь, когда подействует очередная доза обезболивающего.

Добравшись до ванной комнаты с желанием ополоснуться, Алекса вдруг зябко дёрнулась, представляя, как придётся сбросить пижаму, ступая на холодную поверхность, и в итоге отложила эту затею. Присев на любимом пуфике с изящными дубовыми ножками у компьютерного столика, она вновь обратила внимание на свои ощущения. «Непривычное, непримиримое состояние для моей всегда беспокойной и наполненной мыслями головы, в которой всегда бушует тихий шторм. Ничего не хочу!».

Когда женские дни, сопровождаемые плохим самочувствием, наконец-то, оставили Алексу в покое, она вновь ощутила, что способна действовать и принимать взвешенные решения. Не видя больше смысла в том, чтобы лелеять любовь, которая в действительности оказалась мнимой, она всё же решилась на откровенный разговор с Митей.

В тёплом кардигане и кожаных ботфортах Алекса стояла на аллее и собиралась с духом. Будучи влюбленной в этого нетривиального мальчика, в его талант, в его обаятельное разгильдяйство, добросердечие, она искренне верила, что его внутренней поэзии будет достаточно для того, чтобы сберечь эти отношения, но, как оказалось, этот его весьма уютный и в то же время фактурный мир так и не смог подарить ей главного – понимания и опеки над её противоречивой натурой. Ей нужен был духовный наставник, способный действовать изысканными методами, человек, излучающий силу и мощь, рядом с которым можно было бы ничего не бояться и смело вверить себя в его руки. Теперь Алекса сожалела о том, что всё же довела Митю до признания в любви и не остановилась до того, как это произошло. Какими, должно быть, мучительными показались ему эти две недели, в которые она размышляла над их будущим. Сердце её клокотало в точности так же, как в тот день, когда он впервые осмелился её поцеловать, только теперь оно билось не от счастья, а от боли.

Ещё издалека видя его высокий и худощавый силуэт, его растрёпанную шевелюру, торчавшую из-под капюшона и заложенные в карманы руки, она снова убедилась в том, что поступает по совести, ведь с его приближением внутри по-прежнему не ёкало. Неужели можно проснуться однажды и понять, что чувства себя исчерпали до последней капли? Что же конкретно выместило влюблённость к этому глубокому зажигательному парню? Что заставляет её уйти навсегда? Что так повлияло на то, что ни с того ни с сего она перестала боготворить этого непоправимого романтика? Так и не разобравшись в том, что стало причиной её остывшего сердца, Алекса приняла решение просто отпустить его.

– Что ты решила? – под маской добродушия вырисовывалась скромная улыбка. – Ты просила меня дать тебе время, и я тебе его дал. Хочу отдать честь твоей выдержке… две недели едва не свели меня с ума от пребывания в неведении.

– Моей выдержке?

– Лично я сломался уже через сутки… – он откашлялся перед тем, как закончить мысль. – Немыслимо затосковал по тебе. Всё остальное время я только и делал, что считал дни до нашей встречи.

– Мить… – скукожившись, произнесла она его имя. – Я думаю, нам нет смысла оттягивать разговор…

– А, может, всё-таки, есть смысл его оттянуть? – вдруг резко вырвалось у него, и он остановился, не отрывая взгляда от дороги.

Она искоса взглянула на него. Его профиль, рельефно выступающий из капюшона, был болезненно бледным, в тёмных глазах застыло сокрушение, дыхание стало шумным и учащённым. Чувствуя, как она смотрит на него, он обернулся, но это лишь испугало Алексу, ведь сказать вслух о своей нелюбви, глядя человеку в глаза, было слишком даже для неё. Стараясь поймать удобный момент и сделать это как можно безболезненнее и деликатнее, она шла вперёд, замечая, как он изредка касается её плечом. Ещё несколько шагов по аллее бок о бок, и он украдкой взял её за руку.

– Я думаю, мы должны остаться добрыми друзьями, – выговорила она, неловко отобрав свою руку и заправив ею за ухо волосы.

– Я знал, что ты это скажешь… – с горькой ухмылкой ответил он.

Он стоял перед ней с опущенными руками и растопыренными пальцами, будто в любой момент готов был схватить её, если она вдруг вздумает бежать.

– Чёрт, Алекса! Я был и не был готов к этому! – скривившись, с досадой бросил он. – Хотя… о чём речь! Я до сих пор не готов к такому повороту!

Алекса вдруг ясно увидела в его глазах пугающее осознание произошедшего горя и эту странную, почти отрешённую улыбку, неожиданно возникшую на его осунувшемся лице. «Пожалуйста, Митя, только не это! Не нужно всё усложнять и делать друг другу ещё больнее. Ты должен был отнестись к этому с пониманием и мужественно принять, что мы – влюблённые без будущего».

– Ты всё хорошо обдумала? – сухо спросил он куда-то в пустоту. – Достаточно хорошо, чтобы не допустить ошибки?

– В том, что так для нас с тобой будет лучше, я уверена, как никогда, – тихо сказала она, начиная чувствовать подступающее ностальгическое опустошение.

– Ответ превосходит все ожидания… – с обидой улыбнулся он.

– Прости, мне невероятно тяжело даётся этот разговор, и я очень хотела бы, чтобы эта ситуация разрешилась для нас обоих максимально безболезненно.

– Развернуться и уйти… – вновь договорил он и скривился, будто от физической боли. – Ты уважаешь меня?

– Больше чем кого-либо, – честно ответила она и даже смогла улыбнуться, так как о своих истинных чувствах к нему говорить оказалось куда проще и приятнее.

Митя отрывисто покачал головой в знак того, что не ставит её слова под сомнения, приблизился к ней и, вновь выкрав её руку, горячо сжал в своей.

– Если всё так, как ты говоришь, и ты действительно уважаешь меня… Я хочу попросить тебя об одолжении…

– О чём? – замерла Алекса.

– Проведи со мной этот вечер.

– Прости, но это плохая идея, Мить.

– Плохая идея – это наше расставание, а провести вечер с любимым человеком, пусть даже это будет в последний раз – это бесценное время. Послушай меня… – от неподдельного волнения его профессиональный голос слегка охрип. – У меня сейчас абсолютное ощущение того, что меня ударили кувалдой по голове. Правда… Я действительно пока не осознаю всего того, что сейчас происходит. Помоги мне, Алекса, мы должны спокойно сесть и поговорить.

Он вдруг повернулся к ней спиной и неестественно засмеялся, подняв лицо к чёрному небу над головой. Такие истерические припадки всегда трогали Алексу и никогда не оставляли её равнодушной, а мужская боль, прикрытая слегка отверженным поведением, действовала на неё обезоруживающе.

– Мить… – взяв себя в руки, оглушила она его своей строгостью.

– Просто поехали сейчас со мной! Мне необходимо поговорить с тобой. Ничего больше, я тебе обещаю!

– Зачем всё это? – мучительно протянула она, видя, как одержим он в эту минуту.

– Мы не враги друг другу. Неужели я не заслужил того, чтобы побыть немного с близким человеком? Это последнее, о чём я когда-либо попрошу тебя, женщину, которая приняла решение уйти в тот момент, когда я допустил её до своего сердца и… искренне полюбил.

Сидя друг напротив друга в пустом вагоне поезда, они молчали. Алексе казалось, что это лишнее, но самое малое, что она может сделать для него в день их расставания. Молча они шли к его дому, поднимались в его квартиру, где их встретил подросший кот. Тут же бросившись ей под ноги, он начал извиваться в счастливом припадке от того, что они вернулись домой.

– Он тебя ждал… – кивнул Митя. – И я тоже…

От испытываемой неловкости Алекса опустилась на корточки и приласкала разнеженное животное, лишь бы не стать свидетельницей ещё большей подавленности своего бывшего возлюбленного.

– Пожалуйста, давай поговорим, а потом я поеду, – предупредила она, сняла верхнюю одежду и, пройдя на кухню, села на стул у окна.

– Хочешь чая?

– Я не хочу, спасибо.

– Тогда, может, откроем шампанского, как в старые добрые времена?

– Что-то не праздничное настроение… – отказалась она.

– Не праздничное – это верно… Но я всё же открою. Эта бутылка предназначалась сегодня к тому, что мы начинаем новую жизнь, но теперь, похоже, она будет выпита совсем по другому поводу. Однако это теперь не имеет никакого значения, так как главное остаётся главным – она предназначалась для нас двоих…

Он сделался вдруг непринуждённо-весёлым, самим собой, ловко откупорил пробку и до краёв наполнил оба бокала.

– Давай, Алекса, пей! Это наше последнее шампанское наедине… – уговаривал он, и она неохотно приняла бокал из его рук.

Митя опрокинул фужер и осушил его залпом. Такое поведение насторожило Алексу. Затем он с юным задором чокнулся с ней вторым, заглушив его целиком и зажмурившись от сильных газов. После осушенного им третьего бокала Алекса решила повременить и отставила свой в сторону.

– Я понимаю, нам обоим сейчас нелегко… Ты переживаешь…

– Совсем забыл… – он театрально хлопнул себя по лбу. – Мы не произнесли тост! Исправляюсь! Итак, за тех, кто не может быть вместе! – торжественно выкрикнул он и выпил четвёртый бокал.

С ужасом Алекса осознавала, что весь этот спектакль – отнюдь не безобидные посиделки, а его нарастающая истерика. Митя поставил бокал и в каком-то резком порыве упал перед ней на колени.