Искра. Тайна крови
Его ладонь сомкнулась на моей шее. Совсем не больно, но показательно. Шутить и язвить вмиг перехотелось. В глазах Ползучего Великородия разливалось олово.
Ой.
Нет! Нет, нет, нет! Ничего себе пиончики на соседском балкончике!
Хартман собственной персоной! Только какой из?
Неужели Харви, чтоб его перекосило, Венероликий? Божечки, я же в тебя поверила! Правда-правда!
Вляпаться по самые помидоры? Спроси меня как!
– Это был очень и очень плохой день…
– Только не для меня, – хищно улыбнулся правящий, легким рывком поднимаясь и поднимая следом меня. Всю такую помятую в грязном и рваном платье. Рядом с одним из правителей девятого дистрикта, которого вот в это такое красивое лицо я назвала… Да как только не назвала!
– Может, я лучше сама? Вниз?
– Вниз тебе не грозит, девочка. Теперь – только наверх.
Понимаю, глупо, но я перевела взгляд наверх.
А над нами бесшумно завис волар последней модели. То есть полностью из небьющегося (вот совсем небьющегося) стекла с каркасом из гарцана.
– В смысле, наверх?
– Жду тебя завтра. В час дня. Надень что-нибудь приличное и не опаздывай.
– Э-э… С какой стати?
– Завтра и узнаешь.
Он обхватил мой подбородок пальцами и чуть приподнял, чтобы лучше разглядеть мое лицо в сиреневом свете Венеры. Недолго думая, мотнула головой и цапнула его за руку. Пока Ползучий не опомнился, со всех ног бросилась к единственной тропинке, ведущей вниз.
Меня настигли стремительно. Так стремительно, что даже пискнуть «мама» не успела.
– Не испытывай мое терпение и садись в волар!
– Сам садись в свой волар, я с тобой никуда не полечу!
Чтобы не брыкалась, Ползучее скрутило мне руки и, удерживая их за спиной, грозно прорычало:
– Приказ великородного. Садишься в волар и летишь домой. Завтра в час дня жду тебя в Аклуа Плейз.
Его глаза вновь стали пепельно-сизыми, а я поняла, что хуже, чем есть, день закончиться попросту не мог. Точнее, хуже будет, если волар по дороге сломается, и мы разобьемся. Вот только с трудом верилось, чтоб повелительская летательная машина была способна на такую подлость.
– Недаром тебя народ ненавидит! Пустынный мертвоед!
Аркх с ним! Пусть наказывает, пусть с утеса сбросит, пусть что хочет делает, мне уже все равно! Игнорируя странный взгляд – гнев вперемешку с удивлением – развернулась на каблуках и… чуть не свалилась, потому что один из них с жалобным кряком сломался.
Спокойно, Ланни. Дыши. Один. Два. Три… А, к аркху плешивому!
Не удержалась и зарычала, крепко-крепко сжав кулаки. Затем сняла туфлю-предатель, нормальную туфлю, со всей силы швырнула их с утеса и, не поворачиваясь, прорычала Великородию:
– С тебя бутылка вина за десять тысяч анников, туфли и компенсация за разбитый телепатовизор!
С этими словами забралась в волар и плюхнулась грязным платьем на диванчик из свежевыделанной кожи. Желудок вместе с легкими остался на утесе, когда мы поднялись в воздух. Только когда следившее за нами взглядом Великородие по размеру не превосходило крошкоеда (которого так и хотелось раздавить), желудок и легкие нас догнали.
– Вашу ладонь, фета.
Привычно приложила ладонь к планшету и незнакомый тощий мужик, чем-то напоминавший богомола, только не зеленого, а светло-коричневого, получил обо мне полные данные. При рождении все жители дистрикта попадают в единую базу, где собирается абсолютно вся информация о человеке. Сейчас этот самец богомола может посмотреть и на мой последний визит к гинекологу, и на школьный аттестат, и даже на фотографии с выпускного в университете. Особенно последнее меня пугает!
– Куда летим?
– Домой.
Уточнять смысла нет. В бортовом компьютере помощника Великогада уже высветилась точка назначения: тринадцатый квартал, четвертый квадрат, седьмой этаж, дом номер три.
– Пристегнитесь, мы перейдем на сверхзвуковую скорость.
– Ага, как бы не та-а-а…
«Так» растянулось, кажется, в вечность! Меня вжало в сиденье с такой силой, что ни вдохнуть, ни выдохнуть, ни даже моргнуть не получалось, а щеки расползлись в стороны. Только спустя несколько секунд, когда худые пальцы пилота пробежались по сияющим квадратикам на сенсорной панели, вернулась способность к жизнедеятельности.
– Должен предупредить, чтобы вы не распространялись о произошедшем.
– Вот ведь незадача! А я только хотела позвонить Аландри Деморти и всем разболтать, что плюнула в лицо Харви Венероликому, назвав его Ползучим Великородием. Это же Харви был? Или все же Кайл? Или…
– Достаточно, фета, – холодно прервал мужчина. – У вас, кажется, брат и сестра.
Я заткнулась. Непрозрачный намек достиг цели. Отвернулась и принялась разглядывать пейзаж, если картину за окном можно так назвать. Скорее что-то из авангардизма. Мне нечасто вообще-то доводилось летать на воларах. Только в детстве, когда мама еще была жива, а отец нас не бросил. Мы все вместе летали в парк аттракционов и за покупками в главный гипермаркет, что в башне Аклуа Плейз, там, куда Харви, чтоб ему песка в трусы, приказал мне завтра прийти. Ведь именно в Аклуа Плейз заседают Хартманы.
Неоновые огни за окном смазались в бело-красно-зеленые полоски, мельтешащие словно вспышки фейерверков. Будто разноцветные блестки засыпали в миксер и нажали на максимальную скорость перемешивания. Огни играют, водят хороводы, обтекают волар ласковыми волнами и уносятся прочь.
Представить невозможно, что повелители каждый день летают на воларах по собственной выделенной линии и наслаждаются таким видом! Это несправедливо!
У-у, Ползучее Великородие! Ненавижу!
– Я поняла, – сказала севшим голосом после долгого молчания. – Не распространяться. Не переживайте. Пустышке все равно никто не поверит.
– Сейчас не те времена, фета. К тому же, журналисты могли вас заметить, когда вы пытались убежать от фетроя.
– Журналисты?
– Они найдут его даже за куполом. Никаких интервью, никаких комментариев. Мне бы не хотелось лишний раз напоминать, что стоит на кону.
Не хотелось бы, а все равно напоминает. Брат и сестра все еще несовершеннолетние и меня могут лишить права на опеку. Сволочи! Мерзкие пустынные мертвоеды, вот они кто!
Светло серые, почти ледяного цвета глаза водителя внимательно следили за пространством, хотя на такой высоте, особенно с автопилотом, можно было закинуть ноги на приборную панель и наслаждаться полетом. Точнее, чем-то смазанным там, за окном. А ведь скорость совсем не чувствуется. Мы будто замерли на месте!
И что-то подсказывало, пилот вовсе не пилот…
– Не переживайте. Крест на могилке и то больше расскажет!
Мужик глянул на меня как на ненормальную. Но, как дипломированный историк, я знала, что несколько тысячелетий назад людей не кремировали. Их закапывали в землю, ставили крест, с именем и датами жизни, огораживали это место заборчиком. Это чтобы было куда прийти, поговорить, поплакать и перекусить в особые дни. Что-то подобное для особо богатых практиковалось и триста лет назад, на окраине дистрикта. Потом случилось массовое «восстание». Просто в один из дней родственники обнаружили вскрытые могилы, и началась такая паника, что Хартманы, правившие в то время, издали декрет о кремации. С тех пор скончался – получи от дистрикта индивидуальную жилую площадь размером двадцать на двадцать сантиметров из пластика или, если ты побогаче, металла либо даже дерева. Хочешь – развей прах над обрывом памяти, хочешь – храни дома, дело твое. У меня так и не поднялась рука развеять все, что осталось в память от мамы.
А ларчик с могилами, к слову, просто открывался. В щите образовалась брешь, и из пустыни в город ломанулись пустынные мертвоеды. Животных быстро ликвидировали, но декрет все же остался в силе.
– Спускаемся, – отчеканил мужчина и волар стремительно сиганул вниз.
Забыла пристегнуться и со всей силы впечаталась в стеклянный потолок.
Выходила из чудо-техники недовольно потирая голову. Хорошо, что сейчас глубокая ночь, и соседи спят, иначе от вопросов о навороченном воларе потом не отвертеться. Особенно соседка фета Шурья досужая. Уж каждый раз, стоит выйти из дому, внимательно оценит: в чем, с чем, зачем и когда. А потом не упустит случая, чтобы ввернуть что-нибудь этакое, от чего волосы на спине зашевелятся. Как-то пожаловалась мне на Альби, даже угрожала, что с опекой свяжется. Якобы сестра моя по девочкам специализируется, потому что слишком уж жарко с подругой прощалась. Конечно, я не одобряю современную моду целовать друг друга на прощанье, даже в щеку, но и диктовать молодежи условия бесполезно. Они все равно поступят так, как считают нужным. Альби четырнадцать и она разберется со своей личной жизнью, но воспитательную беседу и профилактический шмон в ее комнате я тогда все же навела и внутренне успокоилась. Она давно, глубоко и, кажется, безнадежно еще с третьего класса влюблена в Итана Хогарда. Все, как полагается: блондин, спортсмен, звезда школы из семьи великородных. Не особо богатых, но тем не менее.
Выплыла из воспоминаний, когда мощная воздушная волна сбила меня с ног и заставила плюхнуться на колени в пыль. Зашибись. Еще только синяков для полного счастья не хватало!
– Чтоб у тебя телепатическая энергия кончилась, а зарядиться негде было! – плюнула стремительно уносящейся вверх точке. Кроме точки, к слову, наверху много чего было: огромный сиреневый диск Венеры едва ли не на полнеба, выглядывающие отовсюду шпили высоток, неказистые многоэтажки, покрытые наверху шапками карликовых деревьев, солнечных батарей и резервуарами для сбора дождевой воды и росы, медленно плывущие волары тех, кто победнее. Увы, на обособленный домик где-нибудь в тихом районе или домик повыше у нас не было денег. Наверху, конечно, поспокойней, вид красивее, меньше грязи и уровень преступности, но это мечты из прошлой жизни. Когда-то мы жили на среднем уровне…
Когда-то.
Закончив сеанс воспоминаний, я смахнула подступившие слезы, нащупала в кармане карту и вошла в стеклянный лифт, шлепая босиком. Кабина качнулась, завизжали механизмы, и мы медленно поползли вверх. Точно когда-нибудь это устройство сорвется и расколошматит нас к Егоровой бабушке! Когда стеклянная кабина лениво раскрыла наполовину створки, предлагая протиснуться через них, как уж придется, я стремительно вылетела в прихожую. Точно пора поверить в Бога. Не представляю, как та же фета Шурья к себе на пятый этаж завтра поднимется. Ее филей не в пример моему.
Приложила пластик к панели и тихонько зашла домой. Родной запах защекотал ноздри. У каждого дома есть свой уникальный аромат, которого уже достаточно, чтобы почувствовать себя лучше. Пахло сырой травой и землей – Альби снова что-то выращивала и забыла закрыть двери в огород, Тан мастерил какие-то приборы и не закрыл банку с маслом, с кухни веяло теплым ужином. Дом, милый дом! В холодном многомиллионном мегаполисе из стали, стекла и песка порой чувствуешь себя пылинкой, винтиком в непонятном механизме, пустотой. И только оказавшись дома понимаешь, что внутри кожаного мешка, кроме крови, мяса и костей есть душа.
В комнате Альби шептала музыка. Я заглянула тихонько, но сестра уже спала. Выключила проигрыватель, накрыла ее одеялом. Зашла проверить Тана. Снова пришел за полночь! Грязные ботинки валялись около кровати, плюхнулся спать прямо в одежде, даже не вынул наушники из ушей. С ним особо не церемонилась. Выдернула наушники, стянула грязные носки, дернула джинсы, из заднего кармана которых выпал презерватив.
– Отвали, а! – заплетающимся языком прошепелявил брат.
– Что-о? – склонилась, понюхала. – Отелепатеть! Ты что, пьяный?
– Я пьяный? – брат перевернулся на спину и попытался сесть, но у него не получилось. Он повалился обратно на подушки. – Забодай меня бодан, я правда пьяный.
Низкий рваный смех, словно кашель енота, заставил прийти в себя.
– Тан, ты что творишь? – подняла с ковролина презерватив и помахала перед носом брата. – Как это называется?
– В твоем возрасте и не знать? Стыдно должно быть, Ланни.
– Тан!
– Ой, отвали, мамаша. Мне шестнадцать, имею право иметь женщин! Сказала бы спасибо, что предохраняюсь.
– Отелепатеть. Спасибо, Тан, – заметила язвительно, даже не зная, как реагировать на подобное поведение. Брат и прежде сбегал из дома или приходил поздно, но чтобы пьяным? И чтобы из кармана презервативы сыпались? Это что-то новенькое. – Так, встал!
– Чего?
– Встал, живо! – скомандовала ледяным тоном, а сама отправилась в душевую, как раз напротив его комнаты.
Настроила на панели минимальную температуру, запустила внутреннюю систему циркуляции и за шкирку потащила сонно-пьяного брата прямо в приспущенных джинсах и сползшей с плеча майке. Из соседней комнаты выглянула сонная Альби в длинной розовой ночнушке.
Пихнула брата в кабину и закрыла пластиковые двери. Тан терпеть не может холодную воду, мигом проснулся, завопил и стал колотить в дверцу:
– Выпусти меня! Ландрин, аркха тебе в задницу, выпусти!
– Что ты сказал?
– Сцакха!
– Что-что?
Меня колотило от гнева и обиды. Должно быть, произошло нечто из ряда вон выходящее, если брат ведет себя так и еще позволяет себе оскорбления в мой адрес. Я никогда не смогу заменить им родителей. Да и родителем быть не умею. Матери не стало семь лет назад, когда мне было уже восемнадцать, Тану только девять, а Альби вообще семь. Отца, чтоб дохлогрызки его останками побрезговали, если умер, мы лишились сразу после рождения Альби – четырнадцать лет назад. Стоит ли говорить, что все нуждались в родительском внимании и заботе, но не получали их? У всех сформировались свои комплексы, свои обиды и каждый справляется с трудностями как может. Я никогда не ставила себя в положение матери, старалась быть другом, но иногда приходится вести себя жестко, если дорогой тебе человек гробит свою жизнь.
Альби положила ладонь на мое плечо и негромко произнесла:
– Оставь его, Ланни.
– Ты знаешь, что случилось? – я увеличила температуру воды и Тан начал успокаиваться. Постоял немного, облокотившись руками о стену, затем провел ладонями по коротким светлым волосам и вытер лицо.
– Я не особо в курсе, но они с Итаном поцапались и…
– И стоило из-за этого напиваться?
– Нет, – Альби махнула головой и посмотрела на брата, который едва сдерживал слезы. Тан чувствительный парень, из-за чего в школе ему приходится нелегко. В мужском обществе это не ценится. – Какая-то девчонка наговорила ему гадостей и сказала, что с ним никто и никогда… не станет… ну…
Сестренка отвела взгляд.
– Понятно. Вот скотина! Иди спать, дорогая.
– Не ругай его, ладно?
– Я же не бессердечная сволочь! Иди.
Альби привстала на цыпочки, поцеловала меня в щеку и, бросив на брата сочувствующий взгляд, ушла спать.
Дождавшись, пока Так относительно успокоится, открыла дверцу душа, выключила воду и протянула ему полотенце.
– Что, Берти все тебе уже растрепала?
– Перестань. Поговори со мной.
– На кой?
Он снял с себя мокрую футболку, выжал и швырнул в корзину для белья, то же проделал с джинсами, остался лишь в мокрых трусах и поднял брови.
– Так и будешь пыриться?
– Перестань. Давай поговорим. Ты не один и можешь мне довериться.
– Поговорим с тобой? Об отношениях? О сексе? – усмехнулся брат, задрав брови.
Действительно, о таком как-то непросто говорить с подростком. Да и опыт мой ограничивается Таххиром с его скудными возюканиями, преимущественно, пока я еще сплю. Словно прочитав мои мысли, Тан припечатал:
– Ты со своими отношениями сначала разберись, а уже потом с советами лезь, мамаша.
Стиснула зубы, глотая обиду. Разговаривать с ним в таком состоянии – пустая трата сил, заставлять извиниться или осознать неправоту – тоже. Процедила:
– Вытирайся и спать. Поговорим завтра. Если тебе не нужна моя помощь, то хотя бы веди себя достойно. Не я тебя обидела и не на мне следует вымещать злобу. Доброй ночи, Танар.
Я поцеловала брата в мокрую макушку, хоть он и пытался отстраниться и вышла. Да. Вот тебе и денек. Еще повезло, что за таким показательным выступлением брата никто не обратил внимания на мой внешний вид, а выглядела я немногим лучше него.
Переоделась и свалилась в кровать. Думала, что сразу засну, но нет. В голове крутились события сегодняшнего дня: увольнение, измена Таххира, обидные слова Венероликого. Да что б им всем пусто было! А хуже всего, что мне никогда не удастся забыть выражение лица Таххира, когда он забавлялся с той блондинкой! Приспущенные ресницы, дрожащие от наслаждения губы, чувственные пальцы, что страстно стискивают мясистые ягодицы этой дохлогрызки… И близко не похоже на то, что было у нас.
«Спи, Ланни, я быстренько сделаю свое дело и на работу», – говорил он. Так и приучил меня, принимать секс за данность. Таххиру надо, Таххир прыснул в презерватив, скрылся в ванной и ушел на работу. А я просыпалась в пустой постели, в чужой квартире с застывшей душой. А еще съехаться с ним хотели на следующей неделе! Какое счастье, что вещи собирать не начала, иначе я бы ему эти чемоданы в одно место засунула!
Мысли о мести несколько приободрили, хотя подушка к утру все равно была сырой от слез.
К утру…
Вставала я всегда рано. Сегодня – в полпятого. Нужно успеть привести себя в порядок и к шести быть в национальном театре оперы и балета. Наскоро вымыть полы и успеть немного позаниматься, пока никого нет. В восемь утра открываются двери и впускают танцоров, стажеров и преподавателей. К этому времени меня уже быть не должно.
Балет – моя страсть. С самого детства родители оплачивали мне дорогостоящие уроки, я часами проводила в зале и даже собиралась поступить в дистриктскую академию театра и танца, но… Отец нас бросил, а у мамы не было денег на оплату обучения. Худо-бедно она наскребла на первый курс исторического факультета, а потом я совмещала учебу и работу. Впрочем, диплом магистра истории помогает мне разве что ввернуть что-нибудь умное при разговоре и только. Пустышек все равно не возьмут на серьезную должность. Помощник артефактора или библиотекарь в архиве – потолок. Но на деньги, что предлагают за эту работу я не смогу прокормить семью из трех человек, да еще и скопить ребятам на обучение. Потому приходится совмещать множество подработок. Увы, но в итоге не остается времени на личную жизнь. Видимо поэтому Таххир и нашел себе другую.
Стоп. Забыть и вычеркнуть из жизни.
Приняла душ, зачесала наверх белоснежные волосы, надежно закрепила шпильками култышку, надела любимый сарафан с принтом из больших цветков и пошла готовить кофе. Альби уже проснулась и возилась в огороде. Заглянула к ней:
– Эй, доброе утро. Чего не спишь?
– Я посадила лекарственный одуванчик. Наблюдаю за его жизненным циклом. В пять утра он раскрывается, хочу посмотреть, что будет, если повлиять на процесс магическими потоками. Изменит ли это лекарственные свойства?
– Умничка. Сварить тебе кофе?
– Ага, я скоро буду.
Альби практически не доставляет хлопот. Благодаря ее дару земли у нас на столе круглый год овощи, зелень, даже фрукты и ягоды, хоть и немного.
Я насыпала зерен в кофе машину, нажала кнопку и задумалась, глядя на совсем еще малышку, что с удовольствием возилась с растениями. Захрустели зернышки, пахнуло ни с чем несравнимым ароматом. Знаю, этот запах способен и мертвого из постели вытащить, а потому жарила тосты на троих. Улыбнулась, услышав, шлепки босых ног по линолеуму. Скрипнул стул. Тан навалился на стол и, взъерошив волосы, многозначительно открыл рот.
Помахала ему ножом:
– Это намек?
– Ага. Кому-то не помешает укоротить язык, – беззлобно заметила я и улыбнулась. Намазала тост малиновым вареньем, разлила по чашечкам кофе и позвала сестру.
– Ланни, прости меня. Я не должен был так с тобой разговаривать.
– А напиваться? – добавила я, облизнув палец.
– Вот это личное.
– Давай так, – сполоснула нож и устроилась напротив брата. – Я не стану лезть с вопросами, а ты обещаешь не делать глупостей. Алкоголем ты проблему не решишь, а только усугубишь ее. И вообще, где ты деньги взял? Где купил?
– Стянул у Итана.
Я честно обещала себе не сердиться и не читать мораль, но это уже переходило все границы. Чашечка с кофе замерла возле моих губ. Пряный аромат требовал насладиться вкусом, но откровение брата не меньше требовало адекватной реакции:
– Давай без морали на тему воровства. От этого сцакхи не убудет.
– Тан!
– Ладно, пустынного мертвоеда.
Еще куда ни шло. Меня тоже нельзя назвать образцом благовоспитанности и свои огрехи в воспитании имелись. Жизнь в бедных кварталах накладывает отпечаток.
– Ты не можешь воровать у людей вещи только потому, что считаешь их недостаточно…
– Ландрин, – перебил брат. Увидев мою грозную физиономию, закатил глаза и поправился: – прости, что перебил. Я не вор. И сделал это только чтобы ему отомстить. Я не пойду сегодня в школу.
– Это что еще за новости? У тебя выпускной курс! Через два месяца экзамены!
– Подготовлюсь дома.
В такие моменты мне остро не хватает отца! Или хотя бы мужского совета! Я чувствовала бессилие. В свои шестнадцать Тан выше меня ростом, шире в плечах и, по сути, может нехило так двинуть в качестве аргумента, реши я его наказать. К счастью, отношения у нас другие. Сложно сказать, какие именно, просто другие. Он всегда закрывается, я не лезу в душу и все само собой утрясается. Только на этот раз не утрясется, я это чувствовала.
В свое время Таххир посоветовал оставить парня в покое, а больше советчиков у меня и не было. Да и узнать подробности случившегося – тоже не у кого. Альби известны слухи, Тан не скажет, а директриса сделает вид, что вообще ничего не произошло, ведь отец Итана – Берли Хогард – возглавляет администрацию тринадцатого квартала. Нашего квартала. У него достаточно власти не только испортить жизнь Танару и Альберте, но и мне подложить под двери аркхового дерьма. Ситуация хуже не придумаешь.
– Я верю, Танар, что ты сможешь со всем справиться. Я тебе не мать и не отец, как ты все время повторяешь, но я люблю тебя и забочусь, как могу. Ты ничего не исправишь, бегая от проблем или ища спасение в алкоголе. Ты ведь мужчина. Добрый, отзывчивый, ответственный и невероятно мужественный. Таким я тебя вижу. И именно за это однажды тебя полюбит хорошая девчонка.
– А может мне не нужна хорошая? Может мне просто нужен перепих?
– Ты сейчас грубишь от обиды. Ты не такой. Уж мне можешь не врать. Не бери пример с Итана. Будь собой.
– Легко тебе говорить. Не больно-то кому-то я нужен таким, какой есть.
– Мне нужен, – я накрыла руку брата ладонью. – Пусть тебе этого недостаточно, но мне ты нужен.
– И мне, – улыбнулась Альби, закрывая ногой двери в огород.
– Вот только трогать меня такими руками не надо, ага? – съязвил брат.
Сестренка тряхнула белокурым кудряшками и игриво подкралась к Тану, делая вид, что собирается испачкать. Наконец, смех стряхнул напряженную обстановку и помог расслабиться. Но я понимала, что смех – это тоже не решение проблемы. У нас всего лишь маленькая передышка.
– Альби, щелкни зорыча, посмотрим, что там! – крикнул Тан, подгибая под себя ногу и уже расслабленно потягивая кофе. Сестра вымыла руки и провела ладонью над панелью активации. Включился счетчик телепатической энергии, которую тратит телепатовизор.
– Жители девятого дистрикта, – промурлыкала симпатичная блондинка с резко очерченными скулами и удивительными, почти прозрачными голубыми глазами. Аландри Деморти – ведущая главных программ и несравненный голос оповещений, экстренных и не очень. – Напоминаю правила безопасности. Не подходите к животному, у которого больше двух голов, четырех лап и одного хвоста, не принимайте его в пищу, не пейте воду из открытых источников. При подаче воды зеленого или красного цвета сообщите в службу зачистки. При обнаружении запрещенных существ – звоните ликвидаторам. Не ешьте ягоды, размером с ноготь на вашем большом пальце и грибы, размером с ладонь, – последнее предложение Альберта и Танар повторили вслед за Аландри, пародируя ее важный голос, а затем рассмеялись, провожая меня взглядом.
Стандартная заставка активировалась автоматически и при оплате за телепатовизор не учитывалась. Увы, но после недавнего прорыва щита в город заходили ядерные ветра, а это означает новую волну аномалий: странных животных, ядовитых фруктов и овощей, неведомых болезней. Поговаривают, что Хартманы теряют былую силу… Во всяком случае, она нестабильна. Кстати о плешивых.
– Экстренные новости. Сегодня стало известно, что Самуил Хартман – младший в семействе правящих – скончался в больнице, не приходя в сознание…
– Ого, – лица ребят вытянулись, а из моих ладоней выскочила кружка, которую я хотела помыть. Едва успела подхватить ее.
Выходит, Харви не шутил? Он убил брата? Оставила посуду и вышла из-за декоративной панели, чтобы посмотреть, что происходит. На экране показывали кадры из больницы, выступления Самуила, который, в отличие от Харви, внешнего вида никогда не менял. Он был самым серьезным из братьев, и самым воинственно настроенным. Всегда говорил о необходимости бросить вызов тринадцатому дистрикту и объединить наши территории под единым правлением Хартманов. Вот только другие братья инициативу не поддерживали.