banner banner banner
Ритуал для посвященных
Ритуал для посвященных
Оценить:
 Рейтинг: 0

Ритуал для посвященных

– В декабре 1984 года он отдыхал в ведомственном санатории в Сочи. Позвонил в Хабаровск, узнал об аресте Мещерякова, выпил бутылку коньяка и повесился у себя в номере.

– Почему он в бега не подался?

– Куда бежать? Он же не преступный авторитет, а милиционер. Рано или поздно его бы задержали и отправили бы под конвоем в Хабаровск. Стеценко решил не мучиться в ожидании ареста и покончил со всем разом.

– Цигельникова расстреляли, а Мещерякова нет. Почему? Он такой же убийца, как и остальные члены банды. За какие заслуги его помиловали?

– Я думаю, что основной замах был на Коса и некоторых сотрудников краевого КГБ, тесно сотрудничавших с Мещеряковым. Через Коса московские следователи думали выйти на бандеровское подполье. Кос ведь родом с Западной Украины, у него там вся родня живет. Когда он был в отпуске в родных краях, на него выходили бандеровцы, просили оружие достать, но Кос отказался.

– Разве бандеровцев в 1950-х годах не всех перебили?

– Остались! Только сейчас они не по лесам прячутся, а ведут жизнь добропорядочных граждан. Выжидают момент советской власти в спину ударить. Кос решил с политикой не связываться и о бандеровцах не сказал ни слова.

На столе у Демидова зазвонил телефон. Он выслушал собеседника, положил трубку.

– Начальство вызывает! Думаю, ненадолго. Пока хожу, изучи раритет.

Он достал из выдвижного ящика стола общую тетрадь в клеенчатом переплете, бросил через стол Воронову. Виктор раскрыл тетрадь и оценил юмор Демидова. На первой странице тетради аккуратным мужским почерком было написано: «УУР УВД Хабаровского крайисполкома. Дневник наставничества за 1984 год. Наставник: капитан милиции Мещеряков В. И. Молодой специалист: Стеценко С. В.» Далее, почти до конца тетради, были записаны воспитательные мероприятия, которые в течение года проводил Мещеряков. На последней странице почерком Демидова была сделана пометка: «Мещеряков, Цигельников, Савраев – высшая мера наказания. Костин, Новиченко, Помогаев – 10 лет лишения свободы. Кос – 8 лет. Примечание: Мещерякову высшая мера наказания заменена на 20 лет лишения свободы».

Воронов перелистнул тетрадь, вернулся к записям Мещерякова. Воспоминания о поверженном враге всегда ласкают душу! На память о разоблаченном Мещерякове Демидов оставил его тетрадь. Подумать только, записи в ней собственноручно оставил самый известный преступник Хабаровского края. Будет что парням рассказать! И о пробеле в законодательстве надо не забыть. Если бы наш Уголовный кодекс предусматривал наказание за похищение человека, то в 1984 году Мещеряков бы уже сидел, а не выдумывал воспитательные мероприятия.

2

Начальник Дальневосточной высшей школы МВД СССР полковник милиции Толмачев по административно-хозяйственной линии подчинялся Главному управлению кадров и учебных заведений МВД СССР. По партийной линии он имел двойное подчинение – МВД СССР и партийному руководству Хабаровского края.

В конце августа 1987 года полковник Толмачев в качестве руководителя высшего учебного заведения прибыл на совещание в крайком партии. Председательствовал первый секретарь крайкома Алексей Клементьевич Черный.

– С первого сентября мы направляем студентов учебных заведений края на помощь сельскохозяйственным предприятиям, колхозам и совхозам. Напоминаю, что уборка урожая – дело государственной важности! Наш долг перед партией и советским народом – ударными темпами до наступления непогоды собрать урожай и направить его на хранение. Если кто-то из руководителей учебных заведений отнесется к поставленным задачам без должной ответственности, проигнорирует политическую составляющую уборочной кампании, реакция крайкома будет мгновенной и жесткой. Я не собираюсь за ваших студентов перед ЦК партии краснеть. За срыв поставленных сроков уборки урожая партбилетами ответите! Церемониться ни с кем не буду.

Следуя партийному этикету, Толмачев молча выслушал указания первого секретаря и убыл в расположение школы. В актовом зале его уже дожидались начальники курсов, политработники и офицеры хозяйственного отдела.

– Первого сентября начинаем подготовку к выезду на сельскохозяйственные работы, – объявил Толмачев. – Начальник первого «А» курса подполковник Алешин! – Подполковник встал, одернул китель. – Завтра же направьте один взвод на армейские склады для получения спального имущества. Второй взвод – в совхоз «Полетное» для проверки и приведения в порядок жилых помещений. Согласно плану учебной работы на 1987–1988 годы, для участия в сельскохозяйственных работах мы задействуем слушателей первого и второго курсов в полном составе. В расположении школы могут остаться только больные и слушатели, задействованные для круглосуточного дежурства в общежитиях. Больные должны предоставить справку от начальника медицинской службы школы, никакие другие медицинские документы рассматриваться не будут. По семейным обстоятельствам освобождение от сельхозработ не давать! Напоминаю начальникам курсов о личной ответственности за выполнение поставленных задач. Командиром отряда назначаю моего помощника по строевой части полковника Трубачева.

На другой день начальник второго «Б» курса Трушин построил личный состав перед общежитием.

– В совхоз выезжаем завтра. Советую всем в оставшееся время хорошенько подготовиться к отъезду, а не рыскать по городу в поисках… сами знаете чего. Напоминаю о железной дисциплине во время проживания в совхозе «Полетное». Малейший запах перегара будет означать немедленное увольнение из органов внутренних дел.

Из ста сорока слушателей Трушин оставил в расположении курса восемь человек. Один из них выклянчил у начмеда школы справку о пустяковом заболевании, трое слушателей были женатыми мужчинами, ждали в сентябре пополнение семейства, еще четверо попали в список счастливчиков неизвестно за какие заслуги.

Утром второго сентября колонна автобусов двинулась из расположения школы на юг Хабаровского края. Ехать было относительно недалеко, всего 110 километров, но движение в колонне не позволяло водителям развить скорость, и поездка затянулась до обеда.

Виктор Воронов в салоне автобуса сидел мрачный и задумчивый. Совсем недавно, всего несколько дней назад, он был весел, полон энергии, тайно встречался со студенткой института культуры и был счастлив. Наступил сентябрь. Лист календаря перевернулся, и все радости жизни канули в Лету. Впереди был месяц утомительного однообразного труда.

– Ворон, – толкнул его в бок Сватков, – ты чего такой задумчивый? Мы еще не приехали, а ты уже в осадок выпал. Не грусти! Может быть, в этом году веселее будет.

– Угу, – недовольно пробурчал Виктор. – Передовиков начнут стопкой водки поощрять. Построят курс перед кинотеатром, Трушин будет из бутылки наливать, а замполит соленым огурчиком угощать. Ничего хорошего в «Полетном» не будет! Все повторится с точностью до мелочей.

Автобус резко затормозил. Воронов прервался на минуту и продолжил:

– Я еще в прошлом году подумал: почему человек не может впадать в активный анабиоз? Представь, приехал ты в село и отключил мозги на время. Тело твое движется, ест, пьет, собирает картошку с утра до вечера, а ты – в анабиозе. Закончился сбор урожая, Трушин скомандовал: «Очнись», – и ты снова стал человеком, а не биороботом. Я как вспомню это «Полетное», так вздрогну. Целый месяц коту под хвост. После дембеля я был убежден, что больше ни одного дня не проживу зря. Оказывается, ошибался.

– Да-а, – протянул приятель. – В армии хоть какие-то развлечения были, а в совхозе – никаких. Одна радость, что не два года по полям ползать, а всего месяц.

В совхозе курс Трушина определили на прежнее место жительства – в кинозал поселкового Дома культуры. На двухъярусных кроватях уже были постелены скомкавшиеся ватные матрацы, посеревшие от частых стирок простыни и солдатские одеяла. Воронов занял прошлогоднее место – в углу, на втором ярусе, под портретом киноактрисы Натальи Аринбасаровой.

– Привет, Натаха! – Виктор щелкнул пальцем по изображению актрисы. – Извини – за прошедший год я так и не узнал, кто ты такая и в каком фильме снималась. Ты, как я вижу, нисколько не изменилась? Потерпишь мое присутствие до конца сентября? Обещаю в этом году не храпеть по ночам.

– Ворон! – окликнул его Рогов. – Ты с портретом разговариваешь? Брось это дело, а то в психушку увезут.

– Ничего подобного! Пока картошку не уберем, никого не тронут. В совхозном поле каждый человек на счету, а дурак он или умный – дело пятое.

Перед ужином слушатели пошли прогуляться по поселку, прикупить что-нибудь по мелочи в сельмаге. В связи с началом уборочной страды в магазине с полок исчезло спиртное, даже тройного одеколона в продаже не было. Воронов купил несколько пачек «Астры» и тонкую книжечку по психологии и здоровому образу жизни. Пройдясь из конца в конец «Полетного», парни вернулись в Дом культуры, сходили на ужин и завалились спать.

Третьего сентября началась уборочная эпопея.

3

В шесть утра дневальный по курсу скомандовал «Подъем!» Слушатели неохотно поднялись и побрели на улицу, к умывальникам. Погода стояла холодная. Парни, вышедшие на утренние гигиенические процедуры с голым торсом, дружно двинулись обратно – одеваться. В половине седьмого Трушин повел курс на завтрак в столовую. Еду слушателям готовили откомандированные из школы гражданские повара. Продукты, за исключением сезонных овощей, были привезены из Хабаровска.

«Нас примерно 560 человек, – размышлял за завтраком Воронов. – Продукты – свои, кровати и постельное белье – с армейских складов. Затраты на наше содержание для совхоза – минимальные. Много ли электричества мы нажжем в кинозале за вечер? Копейки. За эти гроши совхоз получает полтысячи работников, которым платить не надо. Такая организация труда повторяется из года в год. Спрашивается, что бы они без нас делали? Оставили бы весь урожай в земле?»

С первыми лучами солнца слушателей рассадили по автобусам и вывезли на поля. Технология уборки картофеля не менялась много лет. Вначале по полю шел трактор с картофелекопалкой. За ним выстраивались цепью работники. На одного человека приходилось одно ведро и один ряд картошки, которую надо было собрать с земли, руками проверить, не осталось ли что в гнезде, и двигаться дальше, к следующей лунке. Наполненное ведро относили к «мешочнику» – человеку, раскрывавшему мешок перед сборщиком. Место мешочника, как и в прошлом году, занял Ашот Надарян. Наполненные мешки он связывал у горловины и оставлял на поле. По окончании работ, вечером, зачастую при свете фар, мешки грузили в прицепы тракторов и отвозили на склад для сортировки.

Поля в совхозе «Полетное» были разной длины. Некоторые удавалось пройти из конца в конец до обеда, на некоторые уходил весь день – человек вставал на борозду и с восхода до заката солнца двигался в одном направлении.

Первое поле, на котором предстояло работать группе Воронова, было гигантским – оно уходило за горизонт и терялось где-то на краю земли, в скрытом туманом лесочке.

– Час работаем, пять минут перекур! – напомнил Трушин и ушел к следующей группе.

Слушатели, как по команде, опустились на землю и начали собирать клубни.

Рогов копошился рядом с Виктором.

– Рассказывай, что у тебя стряслось? – вполголоса сказал Воронов. – Я же вижу, что ты приехал сам не свой. Влетел, поди, и ждешь, дойдут новости до школы или нет?

– Ворон, ты прав! Я, кажется, влип, – тихо ответил приятель. – Приехал на каникулы, живу, никого не трогаю. Выпиваю, встречаюсь с оставшимися друзьями, на дачу с родственниками езжу, шашлыки жарю. В конце августа – звонок в дверь. На пороге стоят незнакомая тетка и ее дочь. Вошли, сели в гостиной на диван. Я и отец остались стоять напротив них, мать заняла кресло.

Тетка говорит: «Ну, что делать будем?» Я в ответ спрашиваю: «Вы, собственно говоря, кто такие и что от нас хотите?» Она с нескрываемым сарказмом ухмыльнулась, велела дочке встать. Я как глянул на нее, так и обомлел, в душе шевельнулось нехорошее предчувствие. Девчонка эта была беременной, хотя, когда она входила, я под платьем живота не заметил. Отец с матерью посмотрели на меня, а я не знаю, что сказать, – я эту чувиху не помню. Этим летом с ней точно не встречался.

Мамаша беременной говорит: «Ваш сын совратил мою девочку. Результат сами видите». Я немного пришел в себя и спросил у ее дочки: «Ты меня ни с кем не путаешь? Я тебя в первый раз вижу!» Мамаша достает из сумочки фотографию: «Что на это скажешь?» На фотке я и еще две девушки. Квартира незнакомая, но это не важно. Главное – я сижу и обнимаю эту беременную дочку. Вернее, еще не беременную, без живота.

Я ее спрашиваю: «Тебя как зовут?» Она – в слезы: «Ты меня уже знать не хочешь, а тогда, в феврале, самой красивой девушкой на свете называл! Обещал любить до конца жизни». Я хотел сказать: «Ты на себя в зеркало посмотри! Я столько водки не выпью, чтобы тебя красавицей называть».

Только я открыл рот, как моя мамочка ахнула и за сердце схватилась. Отец бросился на кухню, вернулся со стаканом воды, накапал в него корвалол, дал матери выпить и говорит: «Давайте спокойно во всем разберемся и тогда решим, нет ли тут ошибки». Беременная вытерла слезы, разом успокоилась и рассказала такую историю.

Ее зовут Снежана. Ее восемнадцать лет, в этом году закончила ПТУ – швеей в ателье работать будет. В феврале она была на каникулах, гуляла по городу с подругой. У этой подруги есть парень – Сергей. От нечего делать они пошли к нему в гости, там познакомились со мной. Я и Сергей распивали водку, больше в квартире никого не было. Девчонки выпили по рюмке, сфотографировались со мной, то-се и остались на ночь. Серега с подругой в одной комнате, я со Снежаной – в другой. Под утро я ее уломал, и она уступила. В первый раз в жизни в интимные отношения вступила. До этого голого мужика только на картинке видела. Врет, конечно, но сейчас уже поздно крыльями махать! Живот у нее реально торчит – шесть месяцев беременности.

– Дальше! – потребовал Воронов. – Каяться в церкви будешь.