Андруша
Приехал наряд и, поругавшись на незначительность причины вызова, повез Андрушу в отделение. Саша, как жена декабриста, поехала ждать непутевого спутника у дверей казенного дома. Похититель просидел в обезьяннике три часа. Пока с криком: «Нахрен он нам тут нужен? Пусть идет до пятихатки доворовывает!» – с обеда не вернулся начальник отделения.
Увидев в коридоре на лавке Сашу, Андруша попросил ее ничего не говорить и молча побрел с ней вглубь дня. А она, пряча улыбку, первый раз сама взяла его за руку. Так они и держались около двух лет, пока Сашу не пригласили работать в главный офис ее кол-центра, в Москву.
Спустя три с лишним года Андруша мерз на крыльце «Магнита» и корил себя за то, что взял тогда большую, литровую колу, которая наверняка его и выдала. Дверь супермаркета хлопнула, и Андруша услышал голоса Ярика и Яны. Че понарошку ругался, что она оставила на полке буханку черного хлеба в окружении белых батонов, обрекая его на расистские нападки пшеничных соседей.
Дождавшись кудрявую копушу, Ярослав гордо вручил лже-Томашу небольшой пакет с торчащим соком.
– Водка, – установил Андруша.
Очень он ее не любил. Во-первых, противная, во-вторых, после нее он раньше всех покидал застолья. Зачастую не покидая стола. И даже старший сержант полиции Смирнин, недавно забравший его с другом из леса за распитие пива в общественном месте, не переубедил его, поучая, что от пива тупеют, а водовка – она разум в ясность приводит. Составляя протокол, страж посетовал напарнику, что на выходных опрометчиво принес жене с ночной рыбалки камбалу. Теперь третьи сутки добровольно дежурит в ночную смену. Андруша критически отнесся к словам старшего сержанта о пользе водки.
Показался подъезд Че, и две пары силуэтов, слипшихся для устойчивости, поскользили на свет. Домофон пискнул – и компания попала в параллельный мир. Первый этаж от входа и до самого лифта, от пола и до побелки был расписан сюжетами из «Звездных войн», изображениями викингов и средневековых замков. Ужасный змей Йормунгард огибал почтовые ящики, мечом Дарта Вейдера согласилась стать часть прилегающей к стене трубы, а войско крестоносцев, поправ страх, стремглав неслось в атаку на квартиру номер два.
Такими благотворительными художествами занимался Владик – кому больше всех надо, из седьмой. Поначалу соседи восхищались талантом художника и гордились своим достопримечательным подъездом. Но после того как в доме он получил известность как Эрмитаж, местная подворотня стала проводить вечера именно на его пролетах и подоконниках. В особенности на втором этаже, потому что оттуда был виден замок Ланнистеров, что придавало любой попойке статус пира, и еще потому, что ответ на вопрос: «Ты где?» – «Эрмитаж – второй этаж» – стал символом дворового духа и причастности к чему-то общему и большому.
Ярослав закончил рассказывать об этом уже в подъезде и особо отметил, что на лестничной площадке куда ни плюнь – чисто! Потому что не плюют. Потому что чисто. Потому что Эрмитаж. Этот факт произвел на слушателей большее впечатление, чем сами полутораметровые викинги и рыцари. Все-таки дворовая шпана чистюль – это плачущий на выпускном отец, это вэдэвэшник со сладкой ватой, это улыбнувшийся Сергей Лавров.
Исключительно одухотворенные, гости Ярослава зашли за ним в квартиру. Запахло псиной.
– Ути, кто у нас тут такой хороший! Это ж этот, как из «Маски», курт-рассел-терьер! – наклонилась к прибежавшему и извивающемуся на паркете животному Яна.
Вскоре после прихода гостей джек-рассел Барни в самом деле примерил на себя маску. Пес опробовал роль судебного пристава, произведя опись обуви друзей хозяина. Но об этом никто не узнал: Ярик накладывал в миску корм для питомца, а гости доставали из пакетов корм для себя.
– А у вас в Чехии оливки и маслины – это одно и то же? – Яна решила извести Андрушу расспросами и обнажила свою пустяшную, но отвратительную черту: если она занималась делом, окончания которого ждут окружающие – одевалась, допивала или доставала из пакетов лакомства, – но вдруг начинала разговаривать, то тотчас прерывала свои действия, заставляя раздраженную публику покашливать или шмыгать носом.
Вика отобрала у медлительной подруги пакет и профессионально опустошила.
– Нормальная такая поляна! – Ярик подошел от миски Барни к столу. – В пакетах меньше было. Не зря на курсы дизайна ходила – так разложить… – намекнул на хобби Вики Че.
И ведь не поспоришь. Вика, будто поднаторевшая торговка в кулинарии, умело распределяющая по плову горстку мяса так, что его кажется много, смогла создать видимость богатого стола. В меню же было всего ничего: 0,7 водки, две бутылки белого полусладкого, две банки оливок, треугольник сыра, лимон, банка маринованных огурцов, полпалки твердой колбасы и хлеб. А, ну и сок.
Ярослав обогатил стол шпротами и предложил разогреть вчерашнюю, но от этого не менее фирменную паэлью. Девушки от кушанья отказались. Они верили, что паэлья очень вкусная, но брезговали. Андруша с непринужденной улыбкой в муках бурлака пилил сырокопченую колбасу, Ярослав выставлял из шкафов утварь, а дамы сервировали нехитрый стол, оценивающе поглядывая на Андрушу. Наконец-то все расселись, выпили за знакомство, и между первой и второй возник небольшой промежуток.
Яна зареклась впредь совмещать сыр с оливками – слишком солено, и попросила Ярика на пару слов в зал. Томаш остался с Викой, рассказывать уже ей одной про то, что после примера Кончиты Вурст в Европе любой мужик может зайти в женский туалет и женскую баню, пояснив, что в душé он женщина. И крайне удивлялся, что в России девушки до сих пор ходят в лифчике не только дома. Дескать, это как отправиться на вечеринку в бигуди или в огурцах на лице. Это, мол, дома европейская барышня приводит себя в конкурентоспособный вид, а выйдя в свет, показывает, что у них получилось.
Не зря Андруша недолюбливал водку. Если бы это нес любой другой, Вика непременно бы отлучилась вызвать себе такси. Но слова чеха показались ей не лишенными смысла, она даже отметила прогрессивность западных идеалов.
Тем временем Яна, только покинув с хозяином кухню, напала на него:
– Слушай, а как твоего друга зовут?
– Томаш же – ты че?! – не понравился Ярику вопрос.
– В смысле, по-настоящему. А я, дура, уже чуть не поверила, но… – повела Че в прихожую Яна, – это его?
– Ну… Да… – чуя подвох, Ярик кивнул на висящую двустороннюю куртку.
Получив ответ, интриганка тут же ее распахнула и ткнула пальцем во внутреннюю спину, будто показывая коту, где он нашкодил:
– Что это, а, а?
На выцветшей нашивке там белело исконно русское: «Король и Шут».
– Фак… – Че понял, что это, скорее, Яна водила их за нос, и его картина мира пошатнулась, как тогда, когда он узнал, что Сигур Ниуивер на самом деле Сигурни Уивер. – Ну, я так понимаю, Вика не такая внимательная. Андрей его зовут. Андруша. Но я – Ярослав. Да он еще чуть-чуть попридуривается и харэ. Самому чештину его слушать надоело. Я ему скажу, – открылся Ярик, застегивая вид предательской нашивки.
– В смысле – еще немного? А ничего, что Вика – моя подруга?! – благородно вскипела Янина ярость.
Эмоция далась ей натужно. На кухне в ней вели священную войну три стихии: жажда дать понять шутникам, что она не повелась, желание досмотреть шоу до конца, не вмешиваясь, и женская солидарность, вопиющая о том, что издевательство над подругой пора прекращать.
– А ничего, что в коридор ты вывела меня, а не ее? – слыша свою правоту, уверенно заявил Че. – Хочешь, сама ей говори. Но ты не хочешь.
– Вообще-то за такие шутки в зу… – Яна затормозила, сообразив, что парень слишком часто слышит эту поговорку, и вернулась на кухню со странно приятным чувством, что у нее с Ярославом появилась общая тайна.
Глава 6
Андруша условно делил людей на четыре категории: человек-вода, человек-пиво, человек-вино и человек-водка.
Первый, самый скучный тип – человек-вода. Это такие люди-диктофоны. Молчат, не вызывают эмоций, но и не напрягают. Общаться с ними – как с самим собой: рассказываешь ему то да се, а он только подхмыкивает. Как и вода: сколько ни пей – не надоест, но и на торжестве вряд ли станет гвоздем бара.
Другая крайность – человек-водка. Провести в обществе такого час-другой – что книгу мудрости прочесть и в бездне откровений кануть. А на третий час блевать тянет. Передозировка.
Человек-вино – разговорчивый, но не утомляющий. Главное – вовремя остановиться. Так проведешь с подобным вечер, домой пришел – тепло, полно внутри. А встретишься с ним назавтра – уже через час тягостно, слушаешь его, а сам думаешь, с кем бы другим жизнь укоротить. Не с человеком ли водой? Он как раз свободен.
Ну и человек-пиво – это по Андрушиной шкале общения собеседник в меру молчаливый, долгоиграющий и такой, который что ни скажет – все по делу. Правильный, зараза. Не разговаривает, а только дразнится. Сразу еще кого-нибудь позвать хочется. Пожалуй, именно в обществе людей-пив и была придумана фраза «Вместе веселей». В эту постную категорию Андруша Вику и определил, поэтому изрядно обрадовался возвращению не таких привлекательных, но более пригодных для общения Яны и Ярослава.
Штопор бесед все глубже ввинчивался в пробку раута. Темы стали смелее, диалоги – честнее, а тосты необязательнее. Яна с Че зачастили пропадать на минуточку в недрах коридора, пока однажды не пропали без вести.
Томаш закусывал и тяжело дышал. У Андруши была аллергия на шерсть, но на гладкошерстного малыша Барни это не распространялось. Об этом он не знал, поэтому то и дело отхаркивал приступы удушья. Но постепенно тишину на кухне перестал нарушать даже кашель.
– Тут же две комнаты? – просипела Вика ломающимся голосом подростка.
– Ну, когда я тут в последний раз был – две было, – ответил Томаш.
– Чо?.. – девушка сглотнула и медленно слезла с колен спонтанно обрусевшего чеха.
Полминуты назад вопрос о количестве комнат, вытекающий из ситуации, как аминь из молитвы, благовестом прокатился в ушах Андруши. Молодой человек почувствовал себя господом, ибо настал этот момент, этот райский момент, о котором годами он грезил и в котором видел апогей блаженства от общения с противоположным ему полом не по поводу зарплаты. Это был момент, когда он разговаривал о всякой ерунде с очаровательной девушкой, постигал ее как личность, проникал в ее увлечения, по-дружески подшучивал, удивлялся общим мыслям и при этом точно знал, что вот-вот впервые воспользуется с ней одной из двух комнат. Такой флакон дружбы, влечения, предвкушения, интриги и уверенности дарил ему аромат самой жизни.
Но, будучи порядочным троллем, Андруша заткнул нос. Он так не мог, понимая: Викино либидо улыбается не Андруше, а Томашу. А сторонником побед любой ценой он не был. И разве это победа? Ни чести, ни удовольствия. Как выучить наизусть таблицу проверки зрения, называть буквы по памяти, не видя их, и радоваться, как ловко надул окулиста.
Ну и… Как быть после? Земля круглая, а Белгород еще круглее. Узнает же. Возьмет еще и отрежет что-нибудь… Да хотя бы и путь к себе. Эти мысли оседали в Андруше уже полвечера, поэтому он знал, на каком языке лучше ответить на вопрос Вики.
– Ты че, сучок, горя хочешь?! – произнесла заклинание Вика и превратилась в ведьму.
Из кроткой Гаечки полезли щупальца Урсулы. Доселе столько отборной брани, сказанной от души, от нее слышали лишь самые родные и близкие. Вика аффективно принялась стрелять глазами по кухне в поисках чего-нибудь побольнее, но не смертельного, пока не остановилась в выборе оружия на ладони, как следует впечатав ее в левую половину лица Андруши. Благо способность воспринимать женский ор он утратил еще в детстве, а резистентность к пощечинам приобрел в течение дня, заливаясь обезболивающим.
– Да что ты как эта? Я мог бы вообще не палиться, – отрешенно объяснился Андруша. На истерику он не обращал никакого внимания, а только сожалел об испорченной ночи, видя в себе мученика, пострадавшего за свое благородство.
– Янá! – сродни суслику, предупреждающему родичей об опасности, прокричала Вика, вытащив лицо из кухонного пролета. – Он ни хера не чех!
Но Яна была очень занята, потому расслышала только свое имя. И ей очень не понравилось, что ударение в нем было сделано на «а». Жизнь ее научила: это верный признак, что ее будут отчитывать или нагружать делом. Обычно, после того как человека звали, коверкая ударения, следовало примерно следующее: «Янá, а кто мне обещал еще вчера заплатить за квартиру?» – «Оля́, а ничего, что я себе банан покупала?!» – «Ааалег! Аааалег!.. Куда пошел? А мусор?!»
Когда таким образом зовут человека, то вроде и по имени, но одновременно давая понять: оно противно, под стать проступку его носителя. В данном случае Вика видела проступок подруги в том, что та мало того что тоже не разоблачила засранца, так еще и прохлаждается в поту с брутальным мужчиной. Кудрявой правдорубке срочно требовалось выручить Яну из атлетичных лап приспешника вероломного афериста.
– Этот хрен никакой не чех! – не унималась Вика, стараясь показать, что как бы никого отвлекать не хочет, но дать пищу для размышления обязана.
– Вот заело. Дятел по бетону, блин, – не отвлекаясь, прокомментировал Викины откровения Ярослав.
Сосредоточенная Яна же, чтобы отмахнуться от назойливой спасительницы, небрежно крикнула:
– Отстань! Я знаю!
Восприятие реальности Вики пошло по швам.
– Про что ты знаешь?! – на бегу по коридору завопила подруга и выхлопнула дверь в спальню.
Войдя, она в очередной раз убедилась: вопреки голливудским фильмам, одеяло для соития вовсе необязательно. Но строение и вид тел волновали ее не больше, чем медсестру в кожвене. Вика ворвалась, чтобы перед уходом свирепо посмотреть в глаза Яны, заставив ее чувствовать себя виноватой как можно глубже. Это открывало пострадавшей путь к таким преференциям, как, например, предпочтительное пользование общим душем, выбор следующего места проведения досуга или возложение на Яну обязанностей повара. Да и вообще, Вика редко чувствовала себя более могучей, чем когда была обижена на кого-то и провинившийся знал, за что.
Выросшая из-под Яны рука Ярослава нащупала плед.
– Зря ты это сказала, – догадываясь о причине Викиного шума, уже под покровом отметил Ярик. Клетчатая гора зашевелилась, осела и на свет показалась голова Яны.
– Да мне, когда он сказал, – моргнула в сторону Че блестящая на свету открытой двери Яна, – уже некогда было… Я б как только, так сразу. Тебе чи не пох, как его зовут?!
– Прикинь! Ну ты и решето. «Ты, Вик, дурой пока побудь, а мне срочно надо рогатку пристроить…» – вставила пьяная Вика и развернулась сбегать.
Вопреки чаяниям, останавливать ее никто не собирался. Андруша на кухне усердно таращил глаза, чтобы не тошнило, Ярику было все равно, а Яна, услышав в свой адрес самое оскорбительное для женщины определение, да еще и необоснованное, решила, что они квиты и никакой моральной обязанности отговаривать Вику от ухода у нее нет. Тем более, у нее с Че было в худшем случае одно незаконченное дело.
Одеваясь, Вика пришла в себя и к выводу, что преступление Лжетомаша не тянет на наказание такой истерикой, но ходу назад не дала.
– Я, если что, Андруша! – вычерчивая зубочисткой на лужице сока крестик, подал голос бывший чех.
– У каждого свои недостатки! – раздался голос из прихожей, и входная дверь хлопнула. Вика, вызывая такси, вильнула за угол к лифту.
– Зачем Андруша сказал? – поинтересовался брошенный у своего отражения в окне.
Он одиноко сидел на кухне в позе коряво написанного вопросительного знака после фразы «Где лечь спать?», из последних сил подергивал запястьем и бормотал: «Ян, я пьян. Вик, прекрасен твой лик. Ален, ты где, камон. Ярослав, Я-ро-слав…» Он уже подходил к апартаментам Морфея, но перед входом увидел шлагбаум с надписью «Алена» и поднял голову. Андруша удивился, почему так невнимательно пронесся мимо этого имени секундами до. Тотчас ожив, он, спотыкаясь о Барни, пошел на балкон за забытым во время перекура телефоном.
– Привет, Аленка, чем занимаешься? – Андруша звонил по делу, поэтому начал с напором.
– Доброй ночи, ты вообще в курсе, который сейчас час?! – причмокнул шершавый спросонья голос.
Андруша сбросил вызов, узнал точное время и перезвонил.
– Двадцать семь минут первого! – вежливо сообщил идиот.
– Это ты так издеваешься или нажрался? – риторически засомневалась Алена.
– Да вот тут часы висят, я серьезно. Приходи в гости! – почти по слогам, чтобы не выпячивать дефекты речи, предложил Андруша. – Я всех выгнал. Только тебя видеть хочу.
– Черт. Ты же шутишь? Я спать легла. И ты пьяный, – диагностировала уже сидящая на краю кровати девушка.
– Не настолько, чтобы ты об этом пожалела. Пивка кропаля попил. Давай, не думай. То есть, думай и давай. Давай, приезжай, в смысле… Короче, ты поняла. Приезжай. А то не позову больше, – пустил в ход алкоультимативные аргументы ночной абонент.
– Блин. Только я завтра днем же уезжаю, – дала слабину Алена и через минуту уговоров пошла собираться.
Ей повезло. Природа спонсировала ее лицом, не требующим большого количества косметики, и умом, позволяющим это понять. Сие сократило время подготовки к выходу до получаса.
Развернувшись с балкона, Андруша наткнулся на Ярослава. Сердобольный друг вошел в его положение и решил скрасить одиночество оставленного на произвол товарища. Ну или выпроводить домой. А Яна никуда не денется.
– Ну как, хороша? – следуя за Че на кухню, завистливо спросил Андруша.
Ярик выдержал паузу. Он раздумывал: сказать правду – значит, начать хвастаться (а есть чем) и дразнить обделенного, поэтому лучше промолчать. Да и не любил он обсуждать подобные вещи. Но раз уж журналист спросил…
– Так себе, бог увидит – лучше даст, – ответил Ярик, намекая на нежелание распространяться. – А ты нафига сказал, что русский?
– Да далеко зашло, как-то стремно потом было б. Еще и Алена есть такая… Третий месяц с ней воюю. Сейчас в гости ко мне приедет, – собирая по кухне пожитки, объяснил Андруша.
– Одну никак, вторую никак из-за той… Ни ртом, ни жопой! – рецензировал рассказ Че.
Глава 7
Обезображенное алкоголем сознание Андруши постепенно приобретало человеческий вид. Первый хук по состоянию грогги нанес адреналин, которым наполнился кавалер после согласия Алены приехать за полночь. Андруша мимолетно представил себя Маской, у которого все получается, за что он ни берется. Пес Ярика придал этой фантазии мистическую правдоподобность, и парень даже попытался сдвинуть взглядом рюмку. Увы.
Летящей походкой Андруша пошагал к раковине добивать опьянение струей воды. Посвежевший и легкий, он обулся, пожелал Ярику справиться с Яной и за него тоже и полетел к себе домой – облагораживать гнездо. Через пять минут он ввалился в свою прихожую. Включил свет, добыл веник и стал заметать следы своей жизнедеятельности.
– О, так это ж типа у меня гости были! – сообразил жулик и запер веник в кладовке.
Быстро растворив кофе, Андруша стал думать, чем бы отвлечься от волнительного ожидания гостьи и прихорошить мозг. Чтобы подальше уйти в развитии от обезьяны, он сел смотреть на ютубе лекцию про антропогенез.
От доцента Дробышевского пытливый ум узнал, что человек унаследовал от своих предков любопытный инстинкт. Стоя на краю пропасти, высоком балконе или крыше, люди ощущают неведомую силу, которая тянет их прыгнуть вниз. Тянуло и Андрушу, поэтому он увлеченно послушал о себе. По словам ученого, желание совершить фатальный прыжок – эхо доисторической жизни на деревьях. Если обезьяна находится на дереве у пропасти, то она как пить дать забралась на тонкий конец ветки. И чтобы не упасть кокосом оземь, согнув ветку своей тяжестью, ей нужно немедля перемахнуть на другое дерево. Вот, дескать, и человек, стоя на шестнадцатиэтажной панельной пальме, исподволь хочет прыгнуть. Не иначе как на лианы электропередач.
Озадаченный подписчик умного канала нажал на паузу и моделировал ситуацию, в которой эта информация ему могла бы пригодиться в жизни. Не получилось, но он не расстроился. Ему вполне хватало знаний, что он унаследовал от предков квартиру. В ней, огульно убранной, с минуты на минуту должна была появиться Алена, которая недавно звонила уточнять адрес.
Андруша переоделся в самое романтическое из домашнего – красные бриджи и индиговое поло. Чтобы гостья быстрее приехала, он то и дело бегал на кухню и смотрел в окно во двор. Помогло. По коридору полилась трель домофона.
– Привет! Что-то я сюда зачастила, – поздоровалась Алена, в третий раз в жизни переступив порог этого дома.
– Я тут вообще живу – и ничего, – улыбнулся хозяин и, опершись ладонью на стену, стал гипнотизировать сумку, которая развалилась около снимающей сапоги владелицы.
Андруше принадлежала вся жилплощадь, но своей комнатой он по привычке называл только спальню. Точнее, комнату, где спал. В достаточно просторном помещении находилось все, что было нужно для жизни. Спального предназначения «своей комнаты» не выдавал даже диван – лишь под покровом ночи и простыней он брал на себя ответственность быть кроватью. Поэтому именно здесь Андруша любил принимать гостей, особенно таких почетных, как Алена. Оставив ее украшать собой диван, он ушел на кухню.
– Зря меня в армию не взяли, я бы мог стать славным наводчиком. Смотри, какой я тебе чай навел! – Андруша вернулся, гордо демонстрируя чашку с молочным улуном. О пристрастии Алены к зеленоватому напитку поддатый церемониймейстер знал давно и дальновидно держал в закромах купленный в чайной лавке пакет. Сам он такого не пил. Не понимал.
Алена оценила чуткость Андрея и окончательно расслабилась, когда увидела, что себе он принес не рюмку, не бутылку, а тоже чашку.
– Оу, знатный у тебя ловец снов, не замечала раньше, – посмотрела Алена под потолок, на нарисованную волчью морду в обруче из ивы.
– Хоть узнаю, что это. А то висит лет десять. Еще с того, как мама стала проверять, опущена ли крышка унитаза, чтобы туда не вылетела энергия дома, – пожаловался Андруша на суеверия матушки, как на болезнь.
– А что тут такого? Это же фэншуй. Есть куча необъяснимых науке духовных материй… Можно научиться управлять ими, астральными проекциями теми же, – мифическими терминами Алена потянула Андрушу в беспредметный диалог. – В дядюшку на облаке не верю, конечно. Но что все не случайно в этом мире – это точно. Ограниченный разум отрицает, мудрый – открыт для принятия непознанного.
– Это тебя цыганка научила так говорить? Я не верю во все то, во что нужно верить, – озвучил непопулярное среди Алены занудство журналист. – В факты верю.
– Я раньше тоже так думала! – отскочило от девушки с пылом рекламного представителя, который вот-вот достанет новое моющее средство и покажет, на что способна одна его капля. – Но был один случай. Еще на первом курсе. Стою под домом, подругу жду. И чувствую – вот прям надо отойти к столбу. Ни с чего… Просто внутри что-то повело. И я взяла и отошла на два метра, а через секунду с крыши огромная сосулька упала, прям в то место, где я стояла.
– Ну, блин… – полез за контраргументом Андруша и сдался. – Ай, вот как доказать слепому, что можно видеть?..
– Про случай с сосулькой рассказать, например, – нервно прихлюпнула чаем Алена.
– Не знаю… За двадцать пять лет я ничего антинаучного не видел, – зевнул бедностью биографии Андруша. – Ученые не все могут объяснить из того, что есть, но точно знают, чего быть не может.
Девушка услышала посягательство на честь ангела-хранителя, оттолкнувшего ее от сосульки, и безусловно возмутилась:
– Как это они знают, если со мной было?!
– Погугли про научные законы. Законы все – доказанные. Если что-то не перепроверено и не доказано – это гипотеза, предположение. А эзотерики твои знаешь как называют свои домыслы о формуле души и энергии в унитазе? «Знания», сука. Знания! Даже не «веры» там… А именно знания. Лично я знаю только то, что видел сам.
Алена пошарила глазами по комнате и остановилась на глобусе:
– А Румынию ты видел?!
– Не видел. Но знаю, что она есть, да, – Андруша понял, куда клонит затеявшая скучный для спора с девушкой спор девушка. – Мне хватает доказательств, чтобы знать, что она есть. Люди договорились заменять слово «верю» на слово «знаю», если доказательств достаточно. Я знаю, что ты Алена, но паспорта не видел. А вдруг ты Егор! – он будто долго держал это в себе, и прыщ терпения лопнул. – Но я знаю тебя как Алену, и в этом я прав, хоть мама может знать тебя как Егора…
И побежал в туалет, рассыпая под ноги остатки монолога разума. Расстегнув ширинку, Андруша взял себя в руки. Он выдохнул, понимая, что с девушками на свидании ни в коем случае нельзя спорить о метафизических явлениях. Либо будешь чувствовать себя идиотом, соглашаясь, что встретились вы не из-за статуса «в активном поиске», а по причине космической связи кармических эгрегоров. Или же окажешься ограниченным и примитивным животным, не способным добраться до третьей ступени пирамиды потребностей. Как будто любительнице пофилософствовать невдомек, что попасть на верхние, духовные, этажи удовлетворений можно только через физиологический цоколь. Или, во всяком случае, по трубе уверенности, что после приобщения к внутреннему миру собеседницы спустишься по ступенькам, а не грохнешься с метафизических высот в яму воздержания.