– Ради такого проекта – готовы! Профессора и доценты в Москве не редкость, согласитесь, а вот участие в первом в мире клонировании человека – это эксклюзив!
– О да! Тут мне крыть нечем. – Старик опять вздохнул. – Будь я помоложе, сам бы за вами следом побежал, всё бы бросил. Взяли бы вы меня, Серёжа, в свою команду?
– Конечно! – Лазарев расплылся в улыбке. – Вас, Александр Михайлович, я бы и в разведку взял!
– А кто рожать-то будет? Об этом подумали?
– Пока нет. – Сергей поставил рюмку на столик и почесал переносицу. – Этот вопрос на месте решим. Время ещё есть. Сейчас главное – найти ДНК наших гениев.
– Да сказал же я, найдём! Прямо завтра сделаю пару запросов. Буду держать вас в курсе.
– Я вам так благодарен, Александр Михайлович!
– Да бросьте, друг мой! Мне самому приятно быть хоть как-то причастным к этому проекту, пусть и неофициально.
Так, мечтая о будущем, они просидели у камина почти два часа.
На следующее утро Ворон, как и обещал, связался с несколькими своими коллегами за границей и попросил их помочь ему с поисками ДНК четверых гениев. А Лазарев начал готовиться к отъезду в Краснолесск.
2. Осень 1990 года
На работе ему оставалось только проверить, всё ли правильно упаковали и не забыли ли чего-то важного. А дома у него вещей было немного (Сергей Дмитриевич развёлся три года назад и жил один), да и из них он решил взять лишь малую часть. Он ходил по своей квартире и, складывая вещи в картонные коробки, как будто прощался со своей молодостью. Глядя на фотографию темноволосой красавицы с огромными чёрными глазами, он невольно улыбнулся: «Елена Прекрасная… Как-то ты там теперь?»
В Лену Малиновскую, за которой вечно бегали толпы поклонников, Сергей был влюблён ещё со школьных лет. Она училась в параллельном классе и заслуженно считалась чуть ли не самой красивой девчонкой во всей школе: точёные черты лица, изумительная фигурка, томный взгляд и заразительный звонкий смех покоряли многих. Но только к тридцати годам, когда Сергей уже достиг звания доцента в институте Сеченова, своенравная девушка согласилась выйти за него замуж. Медовый месяц молодожёны провели в Италии, и Елена, которая после блестящего окончания иняза свободно говорила по-итальянски, была буквально очарована этой страной.
По советским меркам Сергей и Елена жили роскошно: у них были новенькие «Жигули», хорошая двухкомнатная квартира недалеко от метро «Красные Ворота», их не смущали пустые прилавки – продукты покупались на рынке, а одежду они привозили из зарубежных командировок. Так прошло почти пять лет. Всё было хорошо, кроме одного. Елене было уже за тридцать, а детей у пары всё не было. После нескольких месяцев хождений по врачам выяснилось, что Лазарев никогда не сможет иметь детей. Как оказалось, причиной послужили эксперименты, которые он ставил в начале своей карьеры. В них использовалось облучение опытных образцов – и вот однажды Сергей схватил слишком большую дозу радиации. Он давно забыл об этом, как о ночном кошмаре, поскольку лечение было вполне успешным, и до сих пор ему казалось, что никаких последствий того случая нет и уже никогда не будет. Он предлагал усыновить ребёнка, но жена была непреклонна, она хотела только своего малыша и ни о каких других вариантах даже слышать не желала. Это означало одно: развод. Решение это далось очень непросто им обоим. Лазарев до сих пор отчётливо помнил их последний разговор.
– Удивительно, Серёж, сколько времени мне понадобилось, чтобы понять, как сильно я тебя люблю.
Елена сидела на скамейке в саду имени Баумана, кутаясь в тёплое пальто. Пронизывающий осенний ветер трепал её чёрные кудри.
– И, поняв это, ты хочешь всё разрушить?
Сергей сидел рядом, вполоборота, и держал её за руку.
– Прости меня. Я хорошо себя знаю. Мне нужен ребёнок. Обязательно.
– Но мы могли бы…
– Не могли бы! – Она взглянула на него, чуть не плача. – Мы с тобой уже сорок раз всё это обсудили. Мне нужен свой, родной ребёнок. Я не смогу без этого жить. Что делать, видимо, какая-то программа во мне доисторическая. Я должна родить. И родить от своего мужа. А не от… тьфу, даже думать противно… Всё, Серёж, хватит друг друга мучить, прошу тебя. Отпусти меня. Просто отпусти.
– Хорошо, родная. – Он мягко погладил её по волосам, но ветер снова тут же растрепал их. – Завтра пойдём и подадим заявление. Ты будешь свободна.
– Серёжа, а можно я ещё кое о чём тебя попрошу? Ну, если только для тебя это не будет обузой, конечно… Давай останемся друзьями? Не будем насовсем терять друг друга из виду? Что бы ни случилось.
– Конечно, любимая! – Он притянул её к себе и обнял покрепче. – Ты, главное, помни, что я всегда тебя любил и всегда буду любить.
– Спасибо тебе… – Она не выдержала и, разрыдавшись, уткнулась в его плечо.
После развода Лазарев с головой ушёл в работу. Проект «Эволюция» стал для него делом всей жизни. Он не допускал ни малейшей ошибки, перепроверял всё лично, буквально сутками не вылезал из лаборатории. «Что ж, – думал он иногда, встречая очередной рассвет в своём кабинете, – почти все, кто чего-то достиг в этой жизни, женились поздно или не женились совсем, полностью отдаваясь своей работе, науке, не замечая пролетающего времени. Видимо, такова и моя судьба: семья для меня непозволительная роскошь. Либо семья, либо открытия». Сергей Дмитриевич полагал, что, возможно, ему удастся стать отцом немного в другом смысле слова: всё же этот проект был его детищем, и в результате на свет должно было появиться восемь малышей. Но всё это пока было только в его мечтах.
Он ещё раз взглянул на фотографию бывшей жены, глубоко вздохнул и положил её сверху в одну из коробок, предназначенных для переезда.
3. 1990—1991 годы
Окна нового кабинета Лазарева выходили на настоящий лес. Правда, сейчас листья уже опали, и только ели и сосны приятно зеленели на фоне унылого ноябрьского неба. Институт генетики и биоинженерии находился на самой окраине Краснолесска и занимал огромную территорию. Помимо главного корпуса, среди высоких деревьев расположились медицинская часть и два кирпичных дома для сотрудников. А на большой лесной поляне была построена настоящая оранжерея, которая радовала обитателей института свежими овощами и зеленью круглый год.
Сергей Дмитриевич сидел за большим письменным столом, сплошь заваленным бумагами, и пил жасминовый чай.
– Как вы только не путаетесь в своих записях?! – Секретарша принесла ему очередную толстую папку. – Вот, Ильин вам из лаборатории прислал результаты тестов.
– Спасибо, Анечка.
Лазарев, отставив в сторону кружку с чаем, сразу же развязал ленточки на картонной папке и принялся изучать её содержимое.
– Да вы б хоть чай-то допили, Сергей Дмитриевич! – сказала девушка, открывая дверь. – Остынет же!
– Не беспокойтесь, Анечка. – Он улыбнулся. – Зелёный чай превосходно сохраняет вкус, его можно пить и холодным.
Как только секретарша закрыла за собой дверь, Лазарев тут же снял телефонную трубку и набрал номер Ворона.
– Ну что, неужели пришли результаты? – спросил тот, даже не поздоровавшись, едва услышал голос своего ученика.
– Пришли, Александр Михайлович!
– Ну, ну! Не томите же! Говорите!
– На этот раз весь материал рабочий! – Лазарев листал отчёт из лаборатории и одновременно рассказывал. – Всё можно использовать! Все четыре образца!
– Ух! – Старик аж крякнул от удовольствия. – Значит, первая победа?
– Да, и во многом благодаря вам!
– Не хотите заехать ко мне отметить?
– Был бы рад, Александр Михайлович, но пока график мне не позволяет. Вот если бы вы могли к нам сюда заглянуть…
– Ох, – Ворон вздохнул, – тяжеловато мне в такую даль ехать, сердечко что-то в последнее время пошаливает. Ну да ничего, свидимся как-нибудь, друг мой. Работайте, пока удача сама идёт к вам в руки! Работайте!
* * *
Двумя днями позднее Лазарев шёл по коридору медицинского корпуса, и сердце его учащённо билось. Сегодня ему предстоял нелёгкий выбор. Он уже три недели изучал личные дела и результаты анализов десяти девушек от двадцати двух до двадцати семи лет, четверым из которых предстояло войти в историю советской, а скорее всего, и мировой науки. Заочно ему нравились шесть кандидатур, по всем параметрам они подходили. Именно они и были приглашены на сегодняшнее собеседование.
– Что ж, милые дамы, я рад вас приветствовать! – начал он, войдя в небольшое помещение, напоминающее обычную институтскую аудиторию для проведения семинаров. – Я знаю, что вам уже рассказали, кто я и зачем вас сюда пригласил.
Девушки закивали.
– Но всё же, – сказал Лазарев, – я хочу лично объяснить вам ещё раз, в чём суть нашего медицинского проекта. Вам… простите, четверым из вас в ближайшее время предстоит стать матерями. Необычными матерями.
