Этому и быть надлежало; потому что, утратив мысленное устремление к единому Богу, люди впали во многое и различное; уклонившись от истинного Отчего Слова, Спасителя всех Христа, носятся они мыслию по многим вещам. Как отвратившиеся от солнца и находящиеся в темном месте кружатся по многим непроходимым путям, и кто перед ними, тех не примечают, а кого нет, тех представляют стоящими перед ними, и видя не видят: так, подобным же сему образом, и у тех, которые отвратились от Бога и омрачены в душе, ум находится в кружении; они, как пьяные и не способные видеть, представляют себе не-сущее.
24) Не малым обличением действительного безбожия язычников служит и следующее. Поелику в каждом городе и в каждой области боги различны и их много, притом – один истребляет богов другого, то всеми истребляются все. У одних почитаемые богами у других делаются жертвами и возлияниями в честь ими именуемых богов. И наоборот, что у одних употребляется в жертву, то у других почитается богом. Египтяне чтут вола и Аписа, т. е. тельца, а другие вола и тельца приносят в жертву Зевсу. Правда, что в жертву приносят не тех самых, которые обоготворены; однако же, принося подобное, приносят, по-видимому, то же самое. Ливияне признают богом овна, которого и называют Аммоном; а у других овен часто закалается в жертву. Инды воздают честь Дионису, этим именем, в переносном смысле, называя вино; у других же вино употребляется на возлияние иным богам. Иные чтут и именуют богами реки, источники, особливо же египтяне всему предпочитают воду; между тем другие, и даже сами египтяне, обожающие это, водою омывают свои и чужие нечистоты и оставшееся по умовении выливают с бесчестием. Но почти все идолотворимое египтянами у других обращается в жертву богам. Посему сами язычники смеются над египтянами, что боготворят они не богов, но вещи, другими и даже ими самими употребляемые на очищение и жертвы.
25) Некоторые дошли уже и до такого злочестия и безумия, что закалывают и приносят в жертву ложным богам своим самих людей, тогда как боги эти суть подобие и образ людей. Эти злосчастные не примечают, что закалываемые ими жертвы служат первообразами вымышленных и чествуемых ими богов. Им-то приносят в жертву людей; приносят почти подобное подобному, или, вернее сказать, лучшее худшему, одушевленных закалывают в жертву неодушевленным, разумных приводят на заклание не имеющим движения. Скифы, именуемые Таврийскими, в жертву так называемой у них деве закалывают претерпевших кораблекрушение и взятых в плен эллинов. Столь злочестиво поступают они с подобными себе людьми, и в такой мере изобличают жестокость богов своих, что убивают даже тех, кого Промысл спас от опасностей на море; и этим как бы противятся самому Промыслу, потому что зверскою своею душою уничтожают Его благодеяние. Другие же, когда возвращаются с войны победителями, разделив пленников на сотни, и из каждой взяв по одному, столько человек закалывают в честь Арею, сколько изберут по числу сотен. И не скифы одни совершают такие мерзости, по врожденной варварам свирепости; напротив того, обычное это дело, свойственное злобе идолов и бесов. Ибо в древности египтяне приносили людей в жертву Гере, а финикияне и критяне принесением в жертву детей своих умилостивляли Крона. И древние римляне человеческими жертвами чтили Зевса, называемого Лациарием. Так или иначе, но все вообще и сквернили и сквернились; сквернились сами, совершая убийства, и осквернили храмы свои, окуряя их подобными жертвами.
И от этого много зол приключилось людям. Они, видя, что приятно это демонам, и сами вскоре стали подражать богам своим, совершая подобные преступления, и вменяя в заслугу себе подражание, по мнению их, существам совершеннейшим. От сего люди стали вдаваться в человекоубийства, детоубийства и всякие непотребства. Каждый почти город, от уподобления в нравах богам своим, сделался исполненным всякого разврата. Пред идолами нет целомудренного, кроме того, чье непотребство ими засвидетельствовано.
26) В финикийских капищах, в древности, сидели женщины и в дар тамошним богам своим приносили начатки из цены блуда своего, думая умилостивить тем богиню свою и заслужить ее благоволение. И мужи, отрекшись от своего пола, не желая принадлежать к мужчинам, претворяют себя в пол женский, чтобы угодить и оказать тем честь матери так называемых ими богов. Вообще, все живут срамно, соревнуют друг другу в худом, и, как сказал святой служитель Христов Павел, «жены бо их измениша естественную подобу в преестественную: такожде и мужи, оставльше естественную подобу женска пола, разжегошася похотию своею друг на друга, мужи на мужех студ содевающе» (Рим. 1, 26–27). А этими и подобными этим делами подтверждают они и обличают, что и так называемые ими боги вели такую же жизнь. Ибо у Зевса научились они деторастлению и прелюбодеянию, у Афродиты – блуду, у Реи – непотребству, у Арея – убийствам, у других же – иным подобным делам, за которые законы наказывают и которыми гнушается всякий целомудренный человек. Посему справедливо ли почитать богами тех, которые делают подобные дела? Не лучше ли за развратность нравов признать, что они бессмысленнее и самых бессловесных? Справедливо ли также и воздающих им божескую честь почитать людьми? Не лучше ли пожалеть о том, что они бессмысленнее бессловесных и бездушнее неодушевленных? Если бы обратили они внимание, что душа их одарена умом, то не вринулись бы во все это с такою опрометчивостию и не отреклись бы от истинного Бога, Отца Христова.
27) Но, может быть, превосходнейшие из язычников и исполненные удивления к твари, будучи пристыжены обличениями в этих мерзостях, и сами не отрекутся, что действительно это предосудительно и стоит обличения, но останутся в той мысли, что служение миру и частям мира есть несомненное для них и неоспоримое верование. Даже будут хвалиться, что не камни, не дерева, вообще не изображения людей и бессловесных, птиц, гадов и четвероногих чествуют и обожают они, но солнце, луну, все небесное украшение, а также – землю и все влажное естество. При этом скажут: никто не может доказать, будто бы и это по природе не боги, когда для всякого явно, что они – не вещи неодушевленные и бессловесные, но по природе выше людей, потому что одни населяют небо, а другие – землю.
И это мнение стоит того, чтобы рассмотреть и подвергнуть его исследованию. Ибо и в этом слово наше, без сомнения, найдет, что послужит истинным обличением язычникам. Но прежде, нежели приступим к рассмотрению и начнем доказательство, достаточно заметить, что сама тварь едва не вопиет против них, указывая на своего Творца и Создателя – Бога, над нею и над всем царствующего Отца Господу нашему Иисусу Христу, от Которого отвращаются эти мнимые мудрецы, поклоняются же произошедшей от Него твари и боготворят ее, хотя сама она поклоняется своему Творцу и исповедует того Господа, от Которого отрицаются они ради ее. Ибо таким образом люди, удивляющиеся частям мира и признающие их богами, весьма будут пристыжены взаимною друг для друга потребностию этих частей. Она показывает и дает знать, что Отец Слова есть действительно Господь и Творец этих частей, требующий от них беспрекословного Себе повиновения, как говорит и Божие законоположение: «небеса поведают славу Божию, творение же руку Его возвещает твердь» (Псал. 18, 1).
Достоверность этого не сокрыта от взоров, но весьма очевидна всякому, у кого не вовсе ослеплено умное око. Ибо если кто возьмет во внимание отдельные части твари и будет рассматривать каждую в особенности, например: и солнце возьмет само по себе, и луну отдельно, а также и землю, и воздух, и теплоту, и холод, и сухость, и влажность, вне взаимной их между собою связи, и каждую из этих частей станет рассматривать особо, как она есть сама по себе, то без сомнения найдет, что ни одна часть мира сама для себя не достаточна, но все они имеют нужду одна в другой, и только при взаимной друг другу помощи делаются самостоятельными. Солнце обращается вместе со всем небом и в нем заключается, вне же небесного кругообращения не могло бы и существовать. Луна и прочие звезды свидетельствуют о том, что вспомоществует им солнце. Оказывается также, что и земля дает плоды не без дождей, а дождь не может падать на землю без содействия облаков, и облака никогда не являются и не составляются сами собою без воздуха, и воздух нагревается не сам собою, но от эфира, светлым же делается, когда озарен солнцем. Источники и реки образуются не без земли; земля не сама на себе утверждена, но поставлена на водах и держится какими-то связями в средине вселенной; море и всю землю обтекающий совне великий океан приводятся в движение ветрами, и устремляются, куда понудит их сила ветров; самые ветры происходят не сами собой, но, как говорят рассуждающие о них, составляются в воздухе от теплоты и нагревания его эфиром и с помощию того же воздуха дуют всюду. Кто же, при всей малосмысленности, не знает, что четыре стихии, из которых образовалось естество тел, – разумею теплоту и холод, сухость и влажность, – поддерживаются только в совокупном соединении, а разделенные и разобщенные, от преобладания преизбыточествующей из них, делаются уже одна для другой разрушительными? Теплота истребляется увеличивающимся холодом; а холод, опять, уничтожается силою теплоты. Сухое увлаживается влажным и последнее иссушается первым.
28) Посему как же эти вещи будут богами, имея нужду в помощи других? Или как можно просить у них чего-либо, когда сами одна от другой требуют себе содействия? Если у нас слово о Боге; то Он ни в ком не имеет нужды, самодоволен, самоисполнен, в Нем все состоится, лучше же сказать, Он всему дает самостоятельность. Справедливо ли же будет наименовать богами солнце, луну и другие части творения, когда они не таковы, напротив же того, имеют нужду во взаимном друг другу содействии?
Но, может быть, язычники, имея доказательство перед глазами, и сами сознаются, что части творения, взятые раздельно и сами по себе, не достаточны; станут же утверждать, что, когда все части, совокупленные вместе, составляют одно великое тело, тогда целое есть Бог. По составлении из частей целого, не будет уже им нужды ни в чем постороннем, целое же будет и само для себя довольно и для всего достаточно. Так скажут нам мнимые мудрецы, чтобы и за это выслушать себе обличение. Даже слово это докажет, что злочестие их, при великом невежестве, не меньше злочестия тех, о которых сказано прежде.
Ежели отдельные вещи, будучи между собою связаны, наполняют собою целое и целое составляется из отдельных вещей, то целое состоит из частей, и каждая вещь есть часть целого. Но это весьма далеко от понятия о Боге. Бог есть целое, а не части; Он не из различных составлен вещей, но Сам есть Творец состава всякой вещи. Смотри же, как нечестиво выражаются о Божестве, которые так говорят о Нем. Если Бог состоит из частей, то, без сомнения, окажется Себе самому неподобным и составленным из вещей неподобных. Ибо если Он – солнце, то не луна; если – луна, то не земля; и если – земля, то не будет морем. А таким образом, перебирая каждую часть отдельно, найдешь несообразность такого их рассуждения. То же заключение можно против них вывести из рассмотрения нашего человеческого тела. Как глаз – не слух, слух – не рука, чрево – не грудь и выя также – не нога, но каждый из этих членов имеет собственную свою деятельность, и из этих различных членов составляется одно тело, в котором части соединены взаимною нуждою, разделятся же с наступлением времени, когда собравшая их воедино природа произведет разделение, потому что так угодно повелевшему Богу, так (да позволит это сказать сам Совершеннейший), если части творения, сочетая их в едино тело, именуют Богом, то необходимо, чтобы, по доказанному уже, Бог сам в Себе был не подобен Себе и также делился, сообразно с природою делимых частей.
29) Но согласно с истинным умозрением, можно еще и иначе обличить их безбожие. Если Бог по естеству бесплотен, невидим, неосязаем, то почему представляют они Бога телом, и что видимо глазами и осязаемо рукою, тому воздают божескую честь? И еще, если утвердилось уже такое понятие о Боге, что Он во всем всемогущ, и ничто не обладает Им, но Он всем обладает и над всем владычествует, то обоготворяющие тварь как не примечают, что она не подходит под такое определение Бога? Когда солнце бывает под землею, – свет его затемняет земля, и он не видим. Луну же днем скрывает солнце блистанием своего света. Земные плоды нередко побивает град; огонь от прилива воды угасает; зиму гонит весна, а лето не позволяет весне преступать свои пределы, и лету опять осень воспрещает выходить из собственных своих пределов. Итак, если бы это были боги, то надлежало бы, чтоб они не были преодолеваемы и затмеваемы друг другом, но всегда находились одно при другом и вместе производили общие свои действия; надлежало бы, чтоб днем и ночью солнце, и в совокупности с ним луна и прочий сонм звезд, имели равный свет, и свет их всем светил и всех осиевал; надлежало бы, чтобы море и источники смешались и доставляли людям общее питие; надлежало бы, чтобы в то же время были и безветрие и дыхание ветров; надлежало бы, чтобы огонь и вода в совокупности удовлетворяли одной и общей потребности человеческой, и никто не терпел от них вреда; потому что, по мнению людей, они – боги и делают все не ко вреду, а скорее – к пользе. Если же это не возможно, по причине взаимной их противоположности, то вещи, одна другой противные, противоборственные и между собою несовместимые, возможно ли называть богами и воздавать им божескую честь? Если несогласны они между собою по природе, то могут ли подавать мир другим молящимся и будут ли для них охранителями единомыслия?
Посему, как доказано в слове, по всей справедливости, не могут быть истинными богами ни солнце, ни луна, ни другая какая часть твари, а тем паче – изваяния из камней, из золота и из других веществ, и также – вымышленные стихотворцами Зевс, Аполлон и другие. Напротив того, одни суть части творения, другие – вещи неодушевленные, а третьи были только смертные люди. Потому служение им и обоготворение их есть внушение не благочестия, но безбожия и всякого злочестия, и доказательство великого уклонения от ведения единого и единственно истинного Бога, разумею же Отца Христова. А когда изобличено это и доказано, что языческое идолослужение исполнено всякого безбожия и введено не на пользу, а на погибель человеческой жизни, теперь, как обещано было в начале слова, по изобличении заблуждения, пойдем, наконец, путем истины и обратим взор к Вождю и Создателю вселенной – Отчему Слову, чтобы чрез Него уразуметь нам и Бога Отца Его и показать язычникам, сколько удалились они от истины.
30) Сказанное доселе клонилось только к изобличению заблуждений в мире; путь же истины будет иметь целью действительно сущего Бога. К познанию же и точному уразумению истины имеем нужду не в ком другом, а только в себе самих. Путь к Богу не так далек от нас, как превыше всего сам Бог; он не вне нас, но в нас самих; и начало его может быть нами найдено, как и Моисей учил, говоря: «Глагол веры в сердце твоем есть» (Рим. 10, 8. Втор. 30, 14). И Спаситель, давая разуметь и подтверждая то же самое, сказал: «Царствие Божие внутрь вас есть» (Лк. 17, 21). Внутри же себя имея веру и царствие Божие, можем вскоре узреть и уразуметь Царя вселенной – Спасительное Отчее Слово. Да не отговариваются служащие идолам эллины, и вообще никто другой да не обольщает сам себя, будто бы нет у них такового пути, а потому и имеют они предлог к своему безбожию. Все мы вступили на этот путь, и всем он открыт, хотя и не все им идут, но многим желательно оставлять его, потому что влекут их совне житейские удовольствия.
А если кто спросит: что же это за путь? Отвечаю: душа каждого и в ней ум; потому что одним умом может быть созерцаем и уразумеваем Бог. Разве нечестивые как отреклись от Бога, так откажутся и от того, что имеют душу? Это и всего справедливее было бы сказать им, потому что не имеющим только ума свойственно отрицаться от его Творца и Создателя Бога. Посему-то для людей простых нужно вкратце доказать и то, что всякий человек имеет душу, и душу разумную; потому что иные, особливо еретики, отрицают и это, полагая, что человек есть не более как видимый образ тела; нужно для того, чтобы, когда будет это доказано, могли они сами в себе иметь ясное обличение идолослужения.
31) Первым немалым признаком того, что душа человеческая разумна, служит отличение ее от бессловесных; ибо по естественной привычке называем их бессловесными по тому самому, что род человеческий разумен. А потом не маловажным будет доказательством и то, что один человек рассуждает о находящемся вне его, мысленно представляет и то, чего нет перед ним, и опять рассуждает и обсуживает, чтобы из обдуманнаго избрать лучшее. Бессловесные видят то одно, что перед ними, стремятся к тому одному, что у них перед глазами, хотя бы впоследствии был от того им вред; но человек стремится не к видимому, а напротив того, видимое глазами обсуживает рассудком; не редко, устремившись уже, рассудком бывает удержан, и что им обдумано, обсуживает снова. И всякий, если только он – друг истины, сознает, что ум человеческий не одно и то же с телесными чувствами; а потому, как нечто иное, бывает судиею самих чувств; и если чувства чем предзаняты, то ум обсуживает и припоминает это и указывает чувствам лучшее. Дело глаза – видеть только, ушей – слышать, уст – вкушать, ноздрей – принимать в себя запах, рук – касаться; но рассудить, что должно видеть и слышать, до чего должно касаться, что вкушать и обонять, – не дело уже чувств; судят же об этом душа и ум ее. Рука может, конечно, взяться и за меч, уста могут вкусить и яд, но они не знают, что это вредно, если не произнесет о том суда ум. И это (чтоб видеть нам дело в подобии) походит на хорошо настроенную лиру и на сведущего музыканта, у которого она в руках. Каждая струна на лире имеет свой звук, то густой, то тонкий, то средний, то пронзительный, то какой-нибудь другой; но судить о согласии звуков и распознать стройный их лад невозможно без знатока; ибо тогда только оказывается в них согласие и правильный лад, когда держащий в руках лиру ударит по струнам и мерно коснется каждой. Подобно этому, поелику и чувства в теле настроены как лира, когда управляет ими сведущий ум, тогда душа рассуждает и знает, что делать и как поступать. Но это свойственно только людям, и это-то есть разумность человеческой души, пользуясь которою отличается она от бессловесных, и доказывает о себе, что она действительно не одно и то же с видимым в теле. Тело часто лежит на земле, а человек представляет и созерцает, что на небе. Тело часто покоится, безмолвствует и сидит, а человек – внутренне в движении и созерцает, что вне его, переселяясь и переходя из страны в страну, встречаясь с знакомыми, не редко предугадывая и предузнавая поэтому дела свои на другой день. Что же это иное, как не разумная душа, которая в человеке размышляет и представляет, что выше его?
32) А для тех, которые дошли даже до бесстыдства неразумности, строгим доказательством послужит и следующее. Тело по природе смертно; почему же человек размышляет о бессмертии, и не редко, из любви к добродетели, сам на себя навлекает смерть? Или тело – временно; почему же человек представляет себе вечное и поэтому пренебрегает тем, что у него под ногами, вожделевает же вечного? Тело само о себе не помыслит ничего подобного; оно не помыслило бы и о том, что вне его; потому что оно смертно и временно. Необходимо же быть чему-либо другому что помышляло бы о противоположном и неестественном телу. Итак, что же это опять будет, как не душа разумная и бессмертная? Не совне, но внутри в теле, как музыкант на лире, производит она совершеннейшие звуки. Опять, глазу естественно смотреть и слуху – слушать; почему же одного отвращаются они, а другое избирают? Кто отвращает глаз от зрения? Или кто заключает для слушания слух, по природе способный слышать? Или кто не редко удерживает от естественного стремления вкус, по природе назначенный для вкушения? Кто запрещает до иного касаться руке, по природе деятельной? И обоняние, данное для ощущения запахов, кто отвращает от принятия в себя оных? Кто производит это вопреки тому, что естественнно телу? Или почему тело, отвращаясь от требуемого природою, склоняется на совет другого и обуздывается его мановением? Все это доказывает не иное что, как разумную душу, владычествующую над телом. Тело не само себя движет, но приводится в движение и движется другим, как и конь не сам себя впрягает, но понуждает его владеющий им. Посему-то и даются людям законы – делать доброе и отвращаться порока; для бессловесных же, лишенных разумности и мышления, и худое остается невнятным и неразличимым. Итак, думаю, сказанным доселе доказано, что в людях есть разумная душа.
33) Но в церковном учении, для убеждения в том, что не должно быть идолам, необходимо знать, что душа и бессмертна. Познание же об этом всего более облегчается для нас познанием тела и различением души от тела. Ибо если в слове нашем доказано, что душа – не одно и то же с телом, тело же по природе смертно, то необходимо душе быть бессмертною по тому самому, что она не подобна телу. И опять, если, по доказанному, душа движет тело, а сама ничем другим не приводится в движение, то следует из этого, что душа самодвижна и, по сложении с себя тела в землю, опять будет сама себя приводить в движение. Ибо не душа подвергается смерти, умирает же тело, вследствие разлучения с ним души. Посему, если бы душа приводима была в движение телом, то по разлучении с движущим ей следовало бы умереть. А если душа движет и тело, то тем паче необходимо ей приводить в движение и себя. Приводя же себя в движение, по необходимости будет она жить и по смерти тела; потому что движение души не иное что есть, как жизнь ее; как, без сомнения, и о теле говорим, что тогда оно живет, когда движется, и тогда бывает смерть его, когда прекращается в нем движение. Но это яснее можно видеть из душевной деятельности, пока душа еще в теле. Если и тогда, как душа заключена в теле и соединена с ним, не ограничивается она малостию тела и не соразмеряется с нею; тело лежит иногда на одре и, как бы уснув смертным сном, пребывает недвижимо, а душа по силе своей бодрствует, возвышается над природою тела и, хотя пребывает в теле, но, как бы преселяясь из него, представляет и созерцает, что превыше земли, не редко же, поощряемая чистотою ума, воспаряет к святым и Ангелам, пребывающим вне земных тел, и беседует с ними, то, разрешившись от тела, когда будет сие угодно соединившему ее с ним Богу не тем ли паче и не в большей ли еще мере, приобретет она яснейшее ведение о бессмертии? Ибо, если и связанная телом жила такою жизнию, которая вне тела, то по смерти тела тем паче будет жить, и не прекратится жизнь ее; потому что так сотворил ее Бог Словом Своим, Господом нашим Иисусом Христом. И помышляет и мудрствует она о бессмертном и вечном, потому что сама бессмертна. Как телесные чувства, поелику тело смертно, видят смертное, так душе, созерцающей бессмертное и помышляющей о бессмертном, необходимо и самой быть бессмертною и жить вечно. Ибо понятия и созерцания бессмертия никогда не оставят ее, пребывая в ней и служа как бы подгнетом к поддержанию бессмертия. Посему-то душа имеет понятие и о созерцании Бога, и сама для себя делается путем, не совне заимствуя, но в себе самой почерпая ведение и разумение о Боге Слове.
34) А поэтому утверждаем (о чем говорено уже было и прежде), что язычники, как отреклись от Бога и кланяются вещам неодушевленным, так, думая о себе, что нет в них разумной души, и причисляя себя к бессловесным, в этом самом несут наказание за свое безумие. И потому, как неодушевленные, благоговея пред вещами неодушевленными, достойны они сострадания и руководства. Если же уверены они (как и вправе быть уверенными), что есть в них душа, и имеют высокое понятие о своей разумности, то для чего, как бы не имея души, отваживаются поступать вопреки разуму, не мудрствуют, как должно мудрствовать, но ставят себя выше и Божества? Ибо сами имея бессмертную и невидимую ими душу, уподобляют Бога вещам видимым и смертным. Или почему, как отступили от Бога, так паки не прибегнут к Нему? Как отвратились они мыслию от Бога, и не-сущее стали представлять себе богами, так могут возвыситься умом души своей и снова обратиться к Богу. Обратиться же к Богу будет для них возможно, если свергнут с себя скверну всякого вожделения, в какую облеклись, и в такой мере омоются, что отринут все чуждое душе и в нее привзошедшее, представят же ее чистою от всяких примесей, какою была она сотворена; и таким образом придут в состояние созерцать в ней Отчее Слово, по Которому сотворены в начале. Ибо создана душа по образу и подобию Божию, как дает разуметь об этом Божественное Писание, говоря от лица Божия: «сотворим человека по образу Нашему и по подобию» (Быт. 1, 26).
Посему, когда душа слагает с себя всю излившуюся на нее скверну греха и соблюдает в себе один чистый образ, тогда (чему и быть следует) с просветлением его, как в зеркале, созерцает в нем Отчий образ – Слово, и в Слове уразумевает Отца, Которого образ есть Спаситель. Или, если учение души недостаточно, потому что ум ее омрачается внешним, и не видит она лучшего, то ведение о Боге можно также заимствовать от видимого, потому что тварь порядком и стройностию, как бы письменами, дает уразуметь и возвещает своего Владыку и Творца.