Повод для оптимизма? Прощалки

II

2009–2010

Я редко говорю о международных вопросах, но сейчас, как мне кажется, есть повод. На прошлой неделе президент США Барак Обама заявил об отказе от плана Буша о размещении ракет-перехватчиков в Польше и радара в Чехии. Вообще в этом не было ничего неожиданного, это предполагалось, но тем не менее шума было очень много, очень много выступлений в самой Америке. Более либеральные, демократично настроенные люди это приветствовали, но есть немало и таких, которые были категорически против. Это наиболее ярко выраженные шовинисты, реакционно настроенные люди, и у них очень громкие голоса. И они просто зашлись, крича о том, что Обама прогнулся под Россию.

Что касается России, то и президент, и премьер-министр приветствовали решение Барака Обамы, как и многие другие. Но и у нас есть свои реакционеры и шовинисты среди политологов, политиков, моих коллег – журналистов телевизионных и не телевизионных, которые зашлись в истерике, а не по-другому. Что, мол, нельзя верить американцам, что это все ерунда, это не надо вообще принимать как что-то серьезное и прочее.

Вообще говоря, Обама принял решение совершенно здравое для Америки, потому что план Буша была абсолютно пустым. В новом плане речь идет о размещении ракет среднего радиуса действия на юге, ближе к Ирану. Американцы боятся, справедливо или нет – время покажет, но боятся возможной иранской угрозы, одновременно улучшая таким образом отношения с Россией. То есть это два раза «да», два раза позитив. Но вот в обеих странах, и в России, и в Америке, есть эти группы, которые считают себя патриотами и которые так или иначе критикуют то, что сделал Обама.

Какая моя основная мысль? Что и те, и другие очень похожи друг на друга, их объединяет одно: ни те, ни другие не хотят, чтобы улучшились отношения между Соединенными Штатами и Россией. В этом-то вся загвоздка, и я хотел именно на это обратить ваше внимание.

В мае мы со съемочной группой уехали во Францию, чтобы снимать документальный фильм об этой стране, что-то вроде «Одноэтажной Америки», которую мы снимали три года тому назад, но уже о Франции. Разумеется, за много месяцев накапливаются впечатления. И я хотел просто поделиться с вами об одном из самых, пожалуй, ярких впечатлений, которое только постепенно стало для меня ясным.

Это полное или почти полное отсутствие у французов каких-то имперских склонностей. Причем давайте вспомним: Франция была великой империей. Были колонии в Карибском бассейне, в Северной Америке, то есть и в Соединенных Штатах, и в Канаде. Были колонии в Азии, в частности, Индокитай. Были колонии в черной Африке, и в экваториальной Африке, и в Северной Африке. То есть было много колоний. И расставалась Франция со своими колониями очень непросто. Это были кровавые войны, в частности, во Вьетнаме, где французам нанесли очень тяжелое поражение, и затем в Алжире. В Алжире, заметьте, было восемь миллионов алжирцев и один миллион, как их называли, «черноногих» – это французы, колонизаторы, которые уже много поколений подряд жили в Алжире. То есть это были люди, которые считали, что это их страна.

Во время войны с Алжиром возникла организация, она называлась ОАС, это Организация секретной армии, лозунгом которой были слова: «Алжир был и останется французским». Были попытки убить де Голля, который в конце концов понял, что нужно отпустить Алжир. И несмотря на все это, прошло чуть больше сорока пяти лет – и действительно, во Франции нет этой ностальгии по империи. И это для меня очень важное впечатление.

Конечно, отказ от империи происходит тяжело, но это неизбежно. Все империи, которые мы когда-либо знали, в какой-то момент прекратили свое существование. И я думаю, для россиян важно помнить об этом: что это неизбежно, но что это вполне переживается. На самом деле, легче жить без этих имперских устремлений, чем с ними. Во всяком случае, мне так показалось во Франции.

Я хотел бы вернуться к вопросу о том, как из моего выступления вырезали несколько слов, когда я благодарил за получение ТЭФИ в Питере. Разумеется, речь не обо мне, а речь, на мой взгляд, о явлении.

Несколько лет тому назад, когда моего близкого друга Фила Донахью принимали в Зал славы телевидения США, меня попросили сказать о нем несколько слов, что я сделал с большим удовольствием. И, в частности, я сказал, что Донахью – один из немногих, кто еще во взрослом состоянии продолжает задавать вопрос «почему?» и требовать на него ответ. Вопрос, который не любят ни родители, ни учителя, ни тем более власть. Так вот, это тоже транслировалось, и это вырезали. Причем когда я стал выяснять – почему, мне сказали, что просто это совпало с днем учителя в Америке и что могли обидеться учителя. Вот такая была милая история.

Так вот, в трансляции из Питера вырезали мою благодарность Горбачеву и Яковлеву, а также мою ссылку на президента США Авраама Линкольна. Выяснить подлинную причину сего до сих пор никому не удалось, но сказали, что, мол, по техническим причинам. Вранье, конечно, это ясно. Но почему все-таки вырезали? Может быть, кто-то там наверху распорядился? Полная чепуха. Может быть, Горбачев стал персоной нон-грата, а заодно и Яковлев? Ну, и Линкольн тоже? Понятно, что это ерунда.

Значит, почему же это произошло? Я думаю, что у кого-то просто сработал такой автоцензор. Человек рассудил так: перестройка ныне в почете? Не очень. А гласность в почете? Не очень. А в почете ли Горбачев и Яковлев? Да кто его знает! А с другой стороны, если убрать это, то никаких неприятностей не будет, а вот если оставить, да кто его знает… лучше пусть будет так. А что до Линкольна, то тут и думать нечего. Во-первых, Линкольн – американец, а с Америкой у нас отношения, так сказать, неровные. Во-вторых, вообще Авраам – так что тут говорить? Конечно, его можно убрать.

Еще раз повторю: я не сомневаюсь, что это инициатива снизу, а не сверху. Но если бы сверху дали понять, что такая инициатива не приветствуется, я думаю, что это было бы неплохо.

Некоторое время назад было проведено чрезвычайно интересное исследование. В двадцати четырех странах пытались выявить отношение людей, живущих в этих странах, к разным аспектам демократии. Это были самые разные страны – от демократических, таких как Франция, Великобритания, Германия, Соединенные Штаты, до совсем других, как Китай, Нигерия, Кения, ну и так далее. Всего двадцать четыре страны.

Так вот, если посмотреть на ответы российских респондентов (а в России тоже было проведено это исследование) и сравнить их со средним баллом, если угодно, других стран, выявляется довольно интересная вещь. Вот вопрос: «Насколько важно жить в стране с демократическим способом управления?» В России сказали «очень важно» или «довольно важно» – 60 %. А в других странах, если взять среднее, сказали так 90 %. Вопрос другой: «Насколько вам важно, чтобы люди с нехарактерными для большинства политическими взглядами имели возможность выражать их, не опасаясь преследования?» Примерно 65 % россиян ответили, что это очень важно или довольно важно. А в других странах получилось 90 %. Наконец, вопрос: «Насколько свободно люди с нехарактерными для большинства политическими взглядами могут сейчас выражать их в вашей стране, не опасаясь преследования и наказания?» Среди россиян чуть более 10 % ответили, что полностью могут, и примерно 40 % – что довольно свободно могут. В других странах, соответственно, это было 22 % и 40 %.

Ну, в общем, хуже, наверное, ответили только в Китае. И меня это несколько расстроило, хотя, вообще говоря, это не было неожиданностью. Сейчас я объясню, что я имею в виду. Знаете, у меня есть внук, его зовут Коля. Но хоть он и Коля, но он родился в Германии, живет там, учится там, у него папа – немец. Ему пятнадцать лет. И Коля мне рассказывает, что когда их в школе учат истории Германии XX века, им говорят, что в нацизме виноваты не только нацисты, не только Гитлер, но весь немецкий народ. Потому что немецкий народ выбрал Гитлера и поддерживал его, и он несет за это ответственность. И в этом смысле очень правильное выражение, что каждый народ достоин своего правительства, достоин своей власти. А если задать этот вопрос применительно к России: кто несет ответственность за сталинизм, за советскую власть? Конечно, Сталин, конечно, ведущие люди в партии, но также и весь народ.

Так вот, отношение к демократии. Мы видим по результатам опроса, как у нас к ней относятся. И это же не власть выражает такую точку зрения. Хотя, конечно, власть отвечает за состояние демократии сегодня в России. Отвечает, но не только одна власть. Отвечаем за это и мы, то есть каждый человек, то есть народ. И, наверное, надо как-то подумать, перед тем как жаловаться, что у нас многие любят.

Эта программа вышла в записи. Я вообще не люблю записанные программы, обычно мы выходим в прямом эфире. Вообще, все телевидение мира, в том числе и российское, все больше и больше идет в сторону записи. Ну, во‐первых, это удобно для рекламы – можно взять наиболее сочные кусочки и дать их в эфир, чтобы привлечь зрителя. А во‐вторых, это безопасно. Ну, записали, что-то там не понравилось, чик-чик – отрезали, и все хорошо. Так вот мы выходим в прямом эфире, но бывают непреодолимые обстоятельства: сейчас мы во Франции, завершаем съемки нашего фильма.

Поскольку я во Франции, хочу вам сказать два слова о французском телевидении. Я знал, что во Франции есть государственные каналы – второй, третий, четвертый. Кстати, во Франции они называются общественными. И есть, конечно, частные – первый канал, канал «Плюс» и так далее. Но вот чего я не знал. Примерно год тому назад президент Саркози заявил, что все государственные каналы вечером не будут давать рекламы, никакой. Вместе с тем он сказал, что правительство будет возмещать убытки, которые потерпят эти каналы из-за того, что вечером у них не будет рекламы. К чему это привело? Во-первых, к тому, что руководство этими каналами стало меньше думать о рейтинге. Рейтинг важен для рекламы. Собственно, стоимость рекламы определяется рейтингом. А тут рейтинг не имеет значения. Значит, можно было думать не о том, как найти самое большое количество зрителей, не обращаться к общему знаменателю, а наоборот, повышать уровень зрителя. Это первое.

И второе: нет рекламы – сокращается время. То есть в каждом часе нет этих десяти или двенадцати минут рекламы. И поэтому вообще телевизионный вечер кончается часа на полтора раньше, люди раньше ложатся спать, высыпаются. В общем, для здоровья неплохо. Вот так во Франции решили этот вопрос. Лично на меня это произвело сильное впечатление. Не знаю, как на вас.

На прошлой неделе в Великобритании разразился скандал, связанный с появлением в программе BBC «Время вопросов» некоего Ника Гриффина. Для тех, кто не знает, программа «Время вопросов» (а ей уже тридцать лет) выходит в 22:30 на BBC. Это дискуссионная программа, чрезвычайно уважаемая. А кто такой Ник Гриффин? Он лидер британской национальной партии, призывающей, скажем, к массовой высылке всех цветных иммигрантов, которые проживают в Великобритании. Вообще, кроме всего прочего, он проповедует враждебность к исламу, он назвал ислам извращенной и злобной религией. Он также не раз говорил о своем абсолютном отвращении к геям и лесбиянкам. Он отрицает холокост, он говорит, что на самом деле газовые печи были построены после войны специально, это была еврейская пропаганда. В общем, такой славный человек, который возглавляет славную партию.

Так вот, в июне этого года на выборах эта славная партия сумела выиграть два места из семидесяти двух, которые принадлежат Великобритании в Европейском парламенте, то есть получить чуть больше миллиона голосов, или 6,2 %. И исходя из этого BBC сочла, что Ник Гриффин имеет право появиться на экране. Ну тут разразился страшный скандал, даже кабинет министров публично разошелся во мнениях. А в прошлый четверг, когда как раз записывалась эта программа, более тысячи человек собрались перед зданием BBC, пытаясь помешать Гриффину пройти. Они столкнулись с полицией, полиция пустила в ход дубинки, шесть человек было арестовано. Ну, короче: он все-таки выступил, пять человек задавали ему вопросы, и еще сто человек присутствовали в аудитории.

Так вот, спор продолжается. Он сводится вот к чему. Надо ли, соблюдая формальные причины, давать фашисту возможность обратиться к массовой аудитории или не надо? Что важнее: свобода слова, свобода средств массовой информации или защита публики от опасных мыслей? Вот BBC считает – первое, все-таки важнее свобода слова и свобода средств массовой информации.

У меня есть вопрос: как считаете вы?

Всегда ли народ прав? Этот спор возник, когда мы обсуждали следующий вопрос: должно ли первое лицо – неважно, государства ли, города, области – должно ли оно быть избираемым всем народом или нет? Ну, конечно, спор шел применительно к России.

Одна точка зрения такая: в принципе, конечно, да, но в России избиратель еще не готов. Недостаточно политически развит, легко становится жертвой всяких демагогов, популистов и может избирать (и часто избирает) не того. Поэтому лучше, чтобы вот этих людей, скажем, на уровне города выбирала бы городская дума – все-таки люди в думе более компетентны, они лучше понимают в таких делах и так далее. Вот когда народ наберется опыта, тогда он пускай голосует. И вроде в этих рассуждениях есть некоторая логика. Но это только вроде.

Народ, конечно же, далеко не всегда выбирает правильно. Я могу вам привести несколько примеров, ну, например, немецкий народ выбрал – выбрал! – Гитлера. Американский народ аж дважды выбирал Джорджа Буша-младшего. Я не сравниваю Буша с Гитлером, но можно сказать, что это был не совсем правильный выбор.

Народ всегда может ошибаться, будет ошибаться, и никаких рецептов, чтобы этого не было, нет. Но вот какой вопрос. Какой такой мудрец в один прекрасный день скажет: «А вот теперь народ готов»? Такого человека нет и не будет. Как вы думаете, можно ли научиться плавать, если вообще не войти в воду? Вот если вас научат теоретически, как взмахивать руками, как работать ногами, как дышать, вы поплывете? Разумеется, нет.

Так вот, здесь то же самое. Теоретически научиться демократии нельзя, а выборы – это составная часть демократии. Пока научишься плавать, наглотаешься воды, будут судороги, а некоторые даже утонут. То же самое в демократии, все непросто, все неочевидно. Но, вообще говоря, так: либо ты умеешь плавать, либо не умеешь. Либо есть демократия, либо нет. По крайней мере, так думаю я. Как думаете вы?

Ровно двадцать лет тому назад, 9 ноября 1989 года, пала Берлинская стена, о чем сегодня говорят абсолютно все и, наверное, во всем мире. Сегодня вечером в Париже на Площади согласия состоится грандиозный праздник в связи с этим двадцатилетием. Хотя это будет происходить на Площади согласия, но согласия нет в одном вопросе, а именно: кто, собственно, есть тот человек, который привел к падению Берлинской стены?

Опросы общественного мнения в Соединенных Штатах показывают, что 90 % американцев считает – эта заслуга принадлежит Рональду Рейгану, сказавшему: «Мистер Горбачев, разрушьте эту стену», а также занявшему очень жесткую позицию в отношении Советского Союза. Те же опросы, проведенные в Европе, показывают: 99 % населения считают, что на самом деле это европейская политика, выраженная Колем – с одной стороны и Миттераном – с другой. То есть политика, которая называлась Real politic, направленная не на конфронтацию, а на то, чтобы как-то договориться, именно эта политика и привела к падению Берлинской стены.

Я же придерживаюсь другой точки зрения. Представьте на одну секундочку, что в марте 1985 года генеральным секретарем ЦК КПСС на Политбюро избран был не Горбачев, а, скажем, Гришин или, не дай бог, Романов. Мне говорят так: «История не знает сослагательного наклонения», что правда. Действительно, что случилось, то и случилось. Но все-таки этот вопрос можно обсудить. Вот если б не было Горбачева, то что могло бы быть? На мой взгляд, вот что. Ведь СССР находился, в общем, в абсолютно проигрышном положении: экономически все больше отставал как от США, так и от Европы, даже от Китая. Сплошной дефицит. Все так называемые соцстраны хотели вообще выйти из этого соцлагеря, который все больше напоминал тюрьму. Вспомните, что было в Польше, как один пример. Советские республики, особенно республики прибалтийские, тоже вообще мечтали, как бы выйти. В самой Германии народ, я имею в виду в ГДР, совершенно уже хотел объединения. Вот эти чувства – уйти, объединиться и так далее – хлестали через край. Что можно было с этим сделать, если бы это был не Горбачев, а кто-то другой? Да очень просто – применить силу. Это мы делали не раз: делали в Венгрии в 1956 году, делали в Чехословакии в 1968 году, были готовы это сделать, конечно, и в Польше. Если бы применили силу – а я думаю, что выхода бы другого не было, – началась бы третья мировая война.

Все дело в том, что был Горбачев. И для меня совершенно очевидно, что именно его заслуга в том, что СССР не пошел на конфронтацию, не пошел на столкновение, а согласился на то, на что согласился. Я думаю, что ему за это должны быть благодарны сотни миллионов людей. Это мое абсолютное убеждение. Сегодня двадцатилетие этого события, лично я за него выпью. А вы?

Я хочу сказать несколько слов о том, что я называю жизнью декларируемой и жизнью реальной. Причем на совершенно конкретном примере. Я начну с того, что председатель правительства РФ Владимир Владимирович Путин совсем недавно и далеко не в первый раз сказал, что «процедуры выдачи разного рода справок, правоустанавливающих документов далеки от совершенства. Надо здесь принимать энергичные меры для того, чтобы изменить ситуацию».

Это то, что декларируется, и это замечательно. Теперь посмотрим, что происходит в реальности. Совсем недавно у моего коллеги родился сын. Огромная радость, естественно. В связи с рождением решили получить материнский капитал – кстати, вещь совершенно замечательная. Но для того чтобы получить этот материнский капитал, нужно собрать некие справки. Вот что нужно собрать. Нужно прописать, то есть зарегистрировать ребенка, и для его регистрации, а потом получения материнского капитала нужно собрать такие документы. Первое – заявление родителей по форме № 6. Это заполняет специалист по паспортной работе. Второе – заявление, написанное от руки, на имя отделения управления Федеральной миграционной службы района с просьбой о регистрации ребенка у матери или отца. Третье – заявление о том, что мать (отец) не возражает против регистрации ребенка по адресу отца (матери), заверенное по месту проживания отца (матери). Если один из родителей не гражданин РФ, то нотариально заверенное заявление. Четвертое – выписка из домовой книги, в которой прописан ребенок, или справка о том, что ребенок не зарегистрирован по адресу отца или матери. Пятое – единый жилищный документ, так называемый ЕЖД, с адреса, где будет регистрироваться ребенок. Шестое – если квартира в собственности, то свидетельство о собственности плюс ксерокопия. Седьмое – если квартира муниципальная, договор социального найма плюс ксерокопия с включенным в договор социального найма ребенком. Затем документы, подтверждающие родство: это свидетельство о рождении плюс ксерокопия, штамп о гражданстве РФ на свидетельстве о рождении плюс ксерокопия детям, родившимся до определенной даты, если один из родителей не является гражданином РФ. И, наконец, паспорт матери, отца и, конечно, обязательно личное присутствие.

Я вас спрашиваю: вы представляете, сколько времени нужно, чтобы собрать эти документы? У меня возникает вопрос: а в каком воспаленном мозгу вообще возник этот весь реестр? И имеет ли это отношение к сугубо российскому выражению, очень меткому, которое называется «взяткоемкость»? Вообще, чем объяснить поразительное несоответствие жизни вот этой декларируемой, которую хотят, и той жизни, которая реальная, которая есть? Лично у меня нет ответа на этот вопрос. А у вас?

Некоторое время тому назад Верховный суд РФ обратился в Конституционный суд с просьбой разъяснить, противоречит ли смертная казнь нашей Конституции. Это было связано с тем, что в свое время, когда Россия стала членом Совета Европы, она ввела мораторий на смертную казнь, поскольку нельзя быть членом Совета Европы, если есть смертная казнь. Но было сказано так: этот мораторий будет продолжаться, а вот смертная казнь может быть применена только после того, как суд присяжных будет введен во всех субъектах РФ. Что, собственно говоря, и произошло в 2009 году. И вот отсюда запрос.