Сын Дога

Размышляя над тем, может ли душе быть больно и холодно, он поочередно подтянул под себя колени, утвердился на четвереньках и огляделся.

Он был не в лаборатории. В какой-то момент ему показалось, что и не в институте, но мрачное каменное помещение очертаниями своими повторяло институтский коридор и ряд лабораторий в нем. Внутренние стены-перегородки отсутствовали, вместо них в воздухе трепыхалось нечто, похожее на марлевые занавески. Видимо, сквозь одну из них Аристарх пролетел головой вперед – и оказался на полу коридора, за пределами лаборатории.

Мысль о загробном мире ученый Гранин отмел сразу же. Разумеется, это не Рай, не Ад и не Чистилище. Это… это некое пространство, в которое он переместился вследствие эксперимента, пошедшего не так, как полагалось. Мощный генератор электромагнитного поля, самый современный полупроводниковый лазер, высокое напряжение – все это в комплексе дало вот такой эффект, который наверняка можно объяснить с точки зрения физики.

Здесь было очень сумрачно и холодно; на каменной кладке наружных стен и шершавом полу, будто в сыром и затхлом подземелье, рос мох, синеватый, едва заметно шевелящийся – от сквозняка, не иначе. Еще здесь было невероятно трудно дышать – наверное, концентрация кислорода в этом мире была пониженной. А может, и впрямь похожее изнутри на институт помещение находилось под землей, в гигантском запертом подвале, без доступа свежего воздуха.

Поднявшись, Аристарх сделал шаг, другой. Видимо, взрыв и падение не прошли для него бесследно – голова кружилась, ноги едва держали, да еще мороз пробирал до костей, что делало этот мрачный мир окончательно неприветливым. Сюда бы попасть, будучи подготовленным морально и физически, вооруженным с научной точки зрения… Но для начала нужно как-то попасть обратно.

Его внимание привлек неяркий свет внутри лаборатории. Вернее, свет-то скорее всего был ярким, но «марлевая» стена делала его приглушенным: у мамы дома стоял торшер с тканевым абажуром – так вот он тоже окрашивал спальню в тусклые голубовато-стальные цвета, переиначивая разноцветье предметов на собственный манер. Аристарх пригляделся внимательнее – и не поверил глазам. Да что же это за карикатура такая?! Может, никакое тут не параллельное пространство, а всего лишь последствия удара головой, сильное сотрясение мозга, вызывающее галлюцинации?

Вместо экспериментального стенда внутри стоял массивный обеденный стол, будто перенесенный сюда из какой-нибудь корчмы семнадцатого века. Грубо отесанные и плохо подогнанные доски, потрескавшиеся и исцарапанные, были завалены пружинами, коваными шестеренками, графитовыми стержнями и прочим барахлом. Впрочем, не так уж завалены – в их расположении наблюдалась некая система, упорядоченность, будто неведомый чудак пытался воспроизвести экспериментальную схему, знакомую Аристарху до мелочей, при помощи подручных средств. На дальнем конце стола, там, где должна была находиться лазерная установка, стоял аппарат, больше всего напоминающий газовую горелку, а точнее – диковинный автоген. Расходящиеся под углом тонкие струи белого пламени с серой сердцевинкой упирались в полупрозрачный тюль, сквозь который Аристарха вышвырнуло из помещения во время аварии. Резервуар с раствором превратился в нелепую кадушку, в каких на селе обычно солят огурцы или квасят капусту. Вокруг стола, на почерневших от старости деревянных лавках, стояли приспособления не менее удивительные, чем газовый резак: Гранин узнал морской секстан и большой настольный барометр в корпусе, отлитом то ли из бронзы, то ли вообще не пойми из чего. Еще там были песочные часы и старинные хронометры с блестящими полукруглыми крышками, транспортиры и штангенциркули, несколько дисков Фарадея и примитивных вольтовых столбов. На месте генератора электромагнитного поля красовался резонансный трансформатор Тесла; «привязанные» к его верхнему отводу, по потолку неспешно и беззвучно гуляли ветвистые молнии разрядов.

Всему этому великолепию место было в музее… или в кабинете изобретателя конца восемнадцатого – начала девятнадцатого века. Неужели Гранина зашвырнуло в прошлое?

Что-то еще было внутри лаборатории… какой-то неравномерный пунктир, висящий над полом. Осколки стеклянной трубки, застывшие в полете? Гранин доплелся до «марлевой» стены и остановился в сомнениях. Что – вот прямо так и шагать сквозь нее? Или лучше обойти, добраться до двери? Да есть ли в этом мире двери?!

Аристарх привычным безотчетным движением потянулся к лысине и вдруг замер – с его локтя обильно текло. Грязно-серые (не красные!!!), крупные, вязкие капли образовали небольшую лужицу возле его ног. Над лужицей, будто марево, дрожало и клубилось нечто, состоящее из отдельных полупрозрачных темных и светлых струй. К этим струйкам и сгусткам тянулись заросли мха со стен, ползли по шершавой щебенке пола – и отшатывались, обугливались, умирали…

Гранина замутило – от боли, от слабости, от нехватки воздуха, от нереальности происходящего, от вида своей почти черной крови. Рана возле локтя была длинной и глубокой – не только кожа, но и мягкие ткани разошлись, распоротые чем-то острым. Непроизвольно он схватился за разрез здоровой рукой, сжал рану. Ему необходим доктор, ему необходимо выбраться в свой родной мир!

Теряя остатки сил, Аристарх испуганно завертелся на месте. Что делать, куда бежать?!

– Эй! – закричал он, приходя в ужас от того, как звучит его голос в студеном каменном коридоре этой пародии на институт. – Кто-нибудь!

Ему показалось, что в дальнем конце коридора кто-то есть: человек, скрытый в сером мраке, выставил на свет плечо и колено – да так и замер. Наблюдает? Прячется?

– Эй! – снова крикнул Гранин, рванулся в ту сторону и…

И вывалился в ярко освещенный коридор родного института.

За стеной, ставшей вновь твердой и непрозрачной, что-то звенело, грохотало и рушилось. Плечо и колено сдвинулись с места и превратились в бегущего навстречу Гранину вахтера.

– Аристарх Филиппович, с подстанции звонили, там перепады напряжения… Ой! А что с вами?

– Со мной… – Гранин, еще не пришедший в себя после мгновенного перемещения в реальный мир, тупо смотрел на подбегающего вахтера. – Мне помощь нужна!

Приподняв руку, он продемонстрировал разорванный и окровавленный рукав халата. Хотел попросить хотя бы временно перетянуть плечо жгутом, чтобы рана не кровоточила настолько сильно, и вдруг понял, что между пальцев уже не течет, да и локоть уже не болит. Осторожно, не делая резких движений, он отнял ладонь от раны и обомлел: вместо уродливо рассеченных мышц – тонкая розовая полоска зажившей кожи.

– Это где ж вы так перепачкались? – с интересом разглядывая липкую и красную руку Гранина, спросил вахтер и цыкнул зубом. – И халат порвали… Банку с краской, что ли, неудачно открыли? – За стеной в последний раз что-то грохнуло, и вахтер вновь навострил уши: – А там-то что творится? Аристарх Филиппович, упало ведь что-то, а?

Гранин молча прошел мимо него и, приоткрыв дверь, заглянул в лабораторию. Там творился кошмар.

Ближайшие к стенду верстаки разметало, будто кто-то швырнул гранату. Осколки стекла устилали пол за стендом, из лопнувшего резервуара толчками выливалась жидкость, натужно гудели насосы, искрил генератор, пахло оплавившейся изоляцией, химическим каким-то смрадом, дымом… Протянув руку, Аристарх дернул рубильник, обесточивая все приборы, всю лабораторную аппаратуру.

– Никак, авария? – благоговейно выдохнул вахтер, через плечо ученого заглядывая внутрь. – Ох, мамоньки, что ж теперь будет-то?

Гранин взял себя в руки.

– Ничего не будет, милейший. Я разберусь. Возвращайтесь на свое рабочее место.

– А как же помощь? Вы же сами сказали, Аристарх Филиппович, что помощь требуется!

– Я передумал. Сам справлюсь. Ступайте, говорят вам!

Обиженно поджав губы, старик удалился.

Только затворив дверь, Аристарх позволил себе расслабиться. Пара фраз, сказанных вахтеру, далась ему так тяжело, что над верхней губой предательски выступила испарина. Прислонившись спиною к косяку, он пару минут дышал открытым ртом, а потом, поняв, что не может унять дрожь в коленях, медленно, «по стеночке» съехал на пол.

Тряслись пальцы, кожа на щеках и темени словно окаменела, сердце бухало громко и раздельно. Голова болела невыносимо – видимо, и последствия удара сказывались, и полный разброд в мыслях. Что произошло? Что случилось? Действительно ли он побывал в каком-то ином мире? Или увиденное – плод воображения, бред травмированного мозга? Но если Аристарх бредил – как он оказался снаружи? Упал, ударился головой о стену, поднялся и, не осознавая себя, вышел из лаборатории? А там, в коридоре, ему полегчало и… Кровь! Разорванный и окровавленный халат! Издалека кровь можно принять за краску, но сам-то Аристарх прекрасно понимал, чем испачканы его пальцы! Откуда же она так обильно текла? Из раны на предплечье, которая сама собою превратилась в тонкий шрам. Или не сама собою? Может, подобная регенерация – одно из свойств того пространства, в котором он оказался?

Значит, все-таки оказался. Значит, все-таки был тот странный серый мир со спертым воздухом, шевелящимся мхом и марлевыми стенами…

Гранин попытался восстановить в памяти все, что увидел. Чудные, а вернее – неуместные здесь и сейчас приборы и устройства. Почему, по какой логике стоящие на полках осциллографы в том пространстве превратились в барометры, а электрические тестеры – в песочные часы? Или два мира абсолютно разделены и вовсе даже не повторяют друг друга с карикатурными искажениями? Ничто ни во что не трансформируется, просто здесь одна лаборатория, там – совершенно другая, и не стоит искать соответствия между здешней лазерной установкой и тамошним автогеном? И каменное здание в той реальности не имеет никакого отношения к Институту автоматики и электрометрии, просто так совпало, что Гранин переместился в похожее помещение, также связанное с научными изысканиями?

Но пунктир зависших над полом осколков! Но плечо и колено вахтера, застывшего, завязшего в мрачном, сером тумане в конце коридора! Ударная волна, которая выпихнула Аристарха из лаборатории и вообще из реальности, исчезнувшая, замершая в другом мире и возобновившаяся, едва он вернулся обратно!

Все это указывало на то, что Аристарх наблюдал за искаженным, но родным миром из некоего параллельного пространства, в котором он провел несколько секунд, тогда как в привычной реальности время либо совсем остановилось, либо минуты растянулись на часы.

И самый главный вопрос: что же вызвало перемещение? Взрыв? Или он – только побочный эффект процесса, запущенного совместной работой нескольких мощных агрегатов? А что могло взорваться в лаборатории, да еще так, что верстаки разметало в стороны?

Гранин посмотрел на часы – половина шестого. Через два часа начнут подходить на работу сотрудники. За это время необходимо обнаружить причину взрыва и попытаться хоть отчасти устранить его последствия.

Застонав, он поднялся и, пошатываясь, поплелся в сторону стенда. Под подошвами хлюпала жидкость из лопнувшего резервуара, хрустели осколки стекла. От генератора электромагнитного поля до сих пор шел дымок – что-то там внутри закоротило, сгорело, и с этим тоже предстояло разобраться. Вот где бы только сил найти на все это?

Впрочем, важно одно… Аристарх даже замер, словно с размаху натолкнулся на эту мысль, и она его ощутимо так стукнула по лбу. Да, действительно, сейчас важным было только одно: Гранину невероятно хотелось вновь попасть в тот мир! Уже не в качестве жертвы аварии во время опытов, разумеется, а в качестве исследователя и потребителя. Если та реальность позволяет проходить сквозь стены и заживлять раны… Это какие же горизонты открываются! Он рассмеялся – слабенько, почти беззвучно, но в его состоянии даже это можно было расценивать подвигом. Турбулентность! Забавно, право слово! Да кому нужна турбулентность, если тут такое сокровище?! Диагностика жидкостей и газов – мелкая, местечковая проблема по сравнению с глобальными перспективами, которые сулил иной мир. Да, ради этого придется потрудиться. Методично, кропотливо и настойчиво. Может быть, куда больше, чем при тестировании анализаторов, но оно того стоило. Нужно воспроизвести всю последовательность действий, которые привели к открытию двери в чужую реальность, нужно вычислить все параметры, необходимые для перемещения, нужно добиться устойчивости процесса, и тогда… О, тогда – здравствуй, Академия наук! Здравствуйте, седобородые профессора, закосневшие в своем фундаментализме! Не хотите ли познакомиться с другими физическими законами – законами, открытыми Граниным? Здравствуйте, сотрудники государственной безопасности! Не хотите ли воспользоваться нереальными возможностями, которые вам предлагает прибор Гранина? А вы, медики-травматологи? Может, довольно уже зашивать и бинтовать? Две минуты в пространстве Гранина – и жертва автокатастрофы как новенькая!

К приходу сотрудников ему удалось навести хоть какое-то подобие порядка. Впрочем, никто из них так и не попал на рабочее место, поскольку Аристарх очень удачно занял всех другими, не лабораторными делами. Двух лаборантов он отправил в свой кабинет – якобы пришла пора сдавать отчеты в архив, а для этого папки из двух высоченных шкафов требовалось сгруппировать, составить общий список, каждый отчет снабдить пояснительной запиской, перенести всю эту груду в полуподвал и уже там, в архиве, проследить, чтобы каждая папка была внесена в ведомость. Двух научных сотрудников он снарядил в экспериментальный цех с длинным перечнем деталей, которые необходимо изготовить. Еще одного отправил догуливать отпуск, порекомендовав отдохнуть в Томской области, где сейчас царило черноморское лето. Впрочем, «Прогноз погоды» и там уже обещал со дня на день резкое похолодание и первые ночные заморозки.

Освободив себе таким образом рабочее пространство, следующие трое суток Аристарх вкалывал как проклятый. Домой не уходил совсем, ночевал здесь же, в лаборатории. Спать удавалось урывками, по два-три часа, в закутке за ширмочкой, на жесткой банкетке. Питался… ну, вроде чем-то питался. Во всяком случае, изредка осознавал себя идущим в институтскую столовую или уже оттуда.

Это был не исследовательский азарт – это была одержимость. Однажды добившись успеха, пусть даже случайно, трудно бывает остановиться, пока не добьешься повторения. Какой-нибудь химик, готовясь впервые смешать новые реагенты, теряется в догадках: а что из этого получится? У Аристарха была ситуация противоположная: он знал конечный результат, и теперь ему всего-навсего требовалось подобрать верные компоненты. Всего-навсего…

Он разобрал генератор, дабы выяснить, что именно сгорело, и из этого сделать вывод, на что конкретно пришлась наибольшая нагрузка во время опытов. Он позвонил на подстанцию и узнал, какого рода случились перепады в промышленной сети аккурат в тот момент, когда он экспериментировал с частотами лазерной установки и увеличивал мощность электромагнитного поля. После этого ему потребовалось собрать схему, которая воспроизводила бы подобный скачок напряжения. Затем…

Затем – бесконечная череда попыток.

Черт бы побрал стеклянную трубку, которая в тот раз нагрелась и треснула, а теперь никак не хотела менять температуру! Черт бы побрал предохранители, которые горели прежде, чем он успевал повысить нагрузку! «Я смогу! – решительно говорил он сам себе. – У меня получится!» Несмотря на все трудности, невзирая на усталость, он испытывал такой же подъем, как в былые времена, как пятнадцать лет назад, в момент основания Наукограда под Новосибирском.

На четвертые сутки его куда-то вызвали. Он был настолько изможден, что даже не нашел в себе сил переспросить, куда и зачем, просто послушно обесточил аппаратуру и поплелся вслед за человеком, которого прислали в лабораторию.

– Аристарх Филиппович, да ты здоров ли? – спросила неясная, размытая фигура сопровождающего и вдруг трансформировалась во вполне определенного, знакомого Гранину члена профкома института. – Ты когда спал в последний раз, друг сердечный?

Аристарх простодушно пожал плечами. Когда-то спал, это он точно помнил.

– Ну-ка! – Энергичный член профсоюза взялся за его локоть крепкой рукой. – Пойдем-ка, я тебя кофием по-быстренькому напою.

– Ждут же, – равнодушно напомнил Аристарх, хотя понятия не имел, кто ждет и почему.

– Подождут! – отрезал сопровождающий и потащил Гранина куда-то в сторону.

Кофе он действительно организовал очень быстро – буквально через пару минут Аристарх сидел в удобном кресле и, обжигаясь, прихлебывал напиток невиданной густоты и крепости. В голове потихоньку прояснялось, перед глазами перестали мельтешить лазерные лучи, стеклянные трубки, шкала лимба и прочие элементы экспериментального стенда. Мысленно он, конечно, продолжал быть там, в лаборатории, но и связь с реальностью вновь начал ощущать.

– Вот теперь пора! – придирчиво оглядев Гранина, произнес член профкома одобрительно. – А то ведь так и свалился бы под стол, не дав ответа…

Поскольку собрание проходило в малом актовом зале, Аристарх не смог с ходу оценить, что это за мероприятие. Длинный президиумный стол стащили со сцены вниз, за ним разместилась целая прорва народу. Здесь присутствовал руководитель тематической группы лазерных допплеровских измерительных систем, которому непосредственно подчинялась лаборатория Гранина, – но это была не летучка. Здесь находились секретарь партийного комитета института и его заместитель – но это явно было не заседание парткома. Здесь сидели представители технического отдела, начальники других лабораторий и научных подразделений – но это был не техсовет, на котором обычно утверждали годовой план. И что же это за совещание? И что в данном случае требуется от Гранина? Ах, да! Он должен дать какой-то ответ.

– Здравствуйте, Аристарх Филиппович! – дружелюбно улыбнулся заместитель секретаря парткома. – Простите, что отвлекли от насущного, но у нас с товарищами назрел ряд вопросов.

Вот как! Не один вопрос, а целый ряд! И вообще – похоже, это совещание-заседание собрано исключительно ради него, Гранина.

– Чем обязан? – с достоинством осведомился Аристарх, лихорадочно соображая, связано это как-то с его поисками прохода в иную реальность, или он попросту забыл сдать отчет, статью, нарушил какие-то сроки…

– Кто начнет, товарищи? – все так же улыбаясь, обратился заместитель секретаря к присутствующим; народ хмыкал, отводил глаза или, наоборот, с неподдельным интересом таращился на Аристарха. – Ну, что же вы? Ну, хорошо, тогда начну я. Итак, товарищ Гранин, в адрес парткома и вашего непосредственного руководителя поступило несколько докладных записок. Все они… хм… довольно странные, и будь это всего один сигнал – мы бы не стали созывать эдакую коллегию, а попросту проверили бы на месте, как обстоят дела. Но записок много, и все они разноплановые и… хм… ну, да, я уже говорил – странные.

Гранин начинал злиться. Зачем впустую тратить столько времени? Есть вопросы – задавайте! Вместе с тем он был немного напуган подобным вступлением. Что же это за докладные-то, да еще и во множественном числе?

– Аристарх Филиппович, вы только не подумайте ничего такого! – прижал руки к груди заместитель секретаря. – Мы все осведомлены о ваших заслугах, о вашем безупречном стаже, о безукоризненной работе лаборатории под вашим руководством… Прошу понять нас правильно: мы всего лишь проясняем ситуацию.

– Проясняйте! – нетерпеливо потребовал Гранин, чем вызвал добродушные смешки.

– Отлично! Вы можете вкратце обрисовать присутствующим, чем конкретно занимается ваша лаборатория в настоящий момент?

Гранин обвел взглядом сидящих за столом. Да, здесь собрались те, кто поймет суть, даже если ее обрисовать вкратце. Тот же секретарь парткома – в прошлом очень толковый инженер.

– Моя лаборатория в настоящий момент, – медленно, раздельно, контролируя каждое слово, начал отвечать Аристарх, – занимается тестированием схемы лазерного анализатора объемных сред и процессов.

– Замечательно! – искренне обрадовался заместитель секретаря и умолк, внимательно глядя на Гранина.

Пауза затянулась.

– Вы ждете конкретики? – догадался наконец Аристарх.

– Если вас не затруднит, Аристарх Филиппович! – ободряюще кивнул непосредственный руководитель Гранина.

Аристарх пожал плечами:

– Мы проводим калибровку измерителя. Это долгий и трудоемкий, но слишком однообразный процесс. Вряд ли вас заинтересуют подробности такого рода. Но если необходимо, я могу припомнить, на какое количество делений шкалы лимба нам удается продвинуться в течение рабочего дня при определенных режимах работы агрегата.

За столом вновь заулыбались, однако заместитель секретаря шутку не оценил.

– То есть, уважаемый Аристарх Филиппович, вы хотите сказать, что испытания проходят в штатном режиме, без каких-либо… хм… эксцессов?

Мысли Гранина заметались. Что он имеет в виду? Что он может знать о проходе в иное пространство? Как следует ответить, чтобы уйти от этой темы?

– Не припомню, – хрипнул Аристарх и закашлялся; кто-то сердобольный протянул ему стакан воды, он машинально отпил пару глотков.

– Значит, в штатном режиме… – задумчиво проговорил заместитель секретаря и пошуршал стопочкой бумаги, выискивая нужный лист. – А вот по данным технического отдела нашего института, потребление энергии девятой лабораторией за последнюю неделю серьезно увеличилось. Как вы можете это объяснить?

– Я иногда остаюсь работать ночами, – развел руками Аристарх; поскольку было похоже, что речь пойдет об экономии, он быстро потерял интерес к вопросам «коллегии».

– Да, мы наслышаны об этом, – кивнул заместитель. – Я не могу сказать, что партком против подобных инициатив… Это похвально, что столь заслуженный сотрудник использует свое свободное время на благо советской науки… Хотя режиму дня надо бы тоже внимание-то уделять…

Гранин поморщился. Ради этого его оторвали от дела?! Ради того, чтобы ему, взрослому человеку, объяснять, в котором часу следует спать ложиться?! Там, в лаборатории, он, быть может, именно в этот момент нащупал бы искомое!..

Бубнящий заместитель секретаря поймал взгляд Аристарха и даже вздрогнул от удивления, но быстро справился с собой, заговорил тверже и по существу:

– С ночными сменами понятно. Однако, если верить следующей докладной, со вторника перерасход энергии по вашей лаборатории происходит и в дневное время. Вы можете как-то это объяснить?

– Со вторника? – переспросил Гранин. – А сегодня какой день недели?

Рядом, разряжая обстановку, от души рассмеялся приведший сюда Аристарха член профсоюза.

– Заработался ты, Аристарх Филиппович! – громко и радостно провозгласил он. – Вы бы видели, товарищи, в каком состоянии я его сегодня застал в лаборатории! Сомнамбула! Лунатик! Глаза ничего не видят, но руки – руки-то все делают как надо!

Заместитель секретаря неодобрительно на него покосился и продолжил:

– Сегодня пятница, товарищ Гранин. Далее: во вторник же, по данным склада, вы принесли для утилизации несколько разбитых приборов. Список, если необходимо, я могу продемонстрировать. Вы по-прежнему утверждаете, что никаких эксцессов в лаборатории не случилось?

Аристарх вновь пожал плечами. Кажется, действие кофе кончалось, а исследовательский зуд, наоборот, возобновился – ему очень хотелось поскорее покинуть актовый зал, чтобы кое-что проверить. Ему вдруг показалось, что он пропустил двадцать восьмое деление шкалы. Методичность методичностью, но он действительно очень устал, так что мог случайно прокрутить диск сразу на два деления вместо одного. Однако он понимал, что, не получив ответы, его отсюда не отпустят.

– Я ленив, простите. И педантичен. Если какой-либо аппарат выходит из строя – я не бегу тут же на склад, особенно если в этот момент увлечен экспериментом. Чаще всего в лаборатории можно найти запасной прибор, а с вышедшим из строя заняться на досуге. Зачем утилизировать имущество, когда его можно починить?

– Вы хотите сказать, что все эти осциллографы, тестеры и вольтметры разбились не во вторник, а скопились в лаборатории за некий продолжительный срок?

– Именно.

Заместитель секретаря и кое-кто из присутствующих опустили глаза. Они не верили Аристарху и даже в какой-то степени стыдились его вранья. Что же они знают?

– А генератор, который сгорел? – все еще не глядя ему в лицо, сердито спросил кто-то из техотдела. – Генератор – это вам не финтифлюшка, это дорогостоящее оборудование! Лично мне вообще непонятно, для чего вы его использовали. Разве он необходим для калибровки? Или вы им пользовались для каких-то других… может быть, личных целей?

Ага, значит, им известно про генератор…

– Это дорогостоящее оборудование, – закипая, начал Аристарх, – я собрал в свободное время собственными руками из подручных материалов, которые в избытке нашлись в отделе. На балансе нашей лаборатории генератор не числится! Упреждая ваш возможный вопрос, сразу отвечу: он легко разбирается, и все подручные материалы возвращаются на свои места. По сути, выгорел один-единственный блок… Копеечный блок, прошу заметить!