Экономика просто и понятно
Да, это было неимоверно скучно – целый день делать одно и то же. Но зато в результате такой работы 10 человек при помощи нехитрых приспособлений успевали сделать 48 тысяч булавок. То есть на одного приходилось 4800, а не 20 штук, как прежде.
Что же изобрели английские мануфактурщики, разделив таким образом операции? По сути, они изобрели конвейер. Сейчас в сознании людей конвейерное производство накрепко связано с американским производителем автомобилей Генри Фордом.
Фордовский конвейер действительно напоминал современный конвейер, то есть движущуюся ленту или технологическую линию, по которой к работнику подъезжает агрегат, а работник прикручивает к нему детальку.
Затем агрегат переезжает к другому дяде, и тот совершает следующую простую операцию. В результате набора таких простых сборочных операций в конце конвейера получается готовый автомобиль.
Работник, которому приходится выполнять одни и те же простые операции, в конце концов так набивает себе руку, что начинает делать их быстро и практически на автомате, не задумываясь. Кстати, об автомате… Разбиение процесса производства на отдельные очень простые операции позволило автоматизировать эти простые операции – сначала с помощью нехитрых ручных приспособлений, позволявших, например, обрабатывать десяток булавок зараз, а потом и с помощью роботов, как на современных автосборочных предприятиях, где людей на конвейере полностью заменили машины.
До внедрения Фордом конвейерного производства один автомобиль из отдельных деталей собирали 12,5 часа. Конвейер сократил это время до полутора часов. То есть на длинном конвейере из цепочки автомобилей каждый автомобиль находился полтора часа, постепенно двигаясь от работника к работнику и обрастая деталями. Но автомобили двигались один за другим, в результате каждые 10 секунд с автосборочного конвейера сходил один автомобиль. Для первой половины XX века – очень неплохой результат!
В результате такой огромной производительности труда себестоимость одной машины упала, Форд смог снизить продажную цену автомобиля, и спрос на машины сразу вырос, что понятно: те люди, которые раньше не могли купить дорогую машину, смогли купить более дешёвую. Форд на этом страшно разбогател и стал миллиардером…
Между прочим, в предыдущем коротком абзаце заключено несколько великих экономических истин, которые нужно разобрать прямо здесь и сейчас, не отходя, так сказать, от кассы. Разберём и вернёмся в прекрасный и солнечный бронзовый мир древности со здоровым экологическим питанием без химических удобрений и пестицидов, а то мы слегка от него отвлеклись с этим Фордом и этими булавками.
Итак… Что такое себестоимость и почему она падает при увеличении производительности труда? (Касательно самой производительности, думаю, вам и без особых объяснений ясно, что она такое – это число единиц выпущенной продукции на одного рабочего.) А себестоимость – те деньги, в которые обходится производителю процесс производства. Допустим, вы решили печь пирожки на продажу. Купили муку, яйца, соль, дрожжи и повидло для начинки – всего на 100 рублей. Испекли за день 100 пирожков. Таким образом, себестоимость пирожков у вас получилась 1 рубль за штуку. Дешевле вам их продавать не имеет смысла. Если повезло, и вы их продали по 2 рубля за штуку, значит, заработали 100 рублей чистой прибыли. Верно?
Теперь, допустим, вам самому лень стало пирожки печь. Наняли человека. Купили припасов для пирожков, заплатили работнику за его труд 50 рублей, и тогда после продажи пирожков у вас на руках останется 50 рублей чистой прибыли. Тоже неплохо, учитывая, что самому не надо корячиться у печки, месить тесто.
Вопрос: а почему этот мужичок нанялся к вам работать, ведь если бы он сам купил все припасы и напёк пирогов, он бы заработал не 50 рублей, которые вы ему дали за труд, а все 100? Ответ: потому он не смог без вас обойтись, что нету у него ста рублей, то есть того первичного капитала, который необходим для открытия своего дела по изготовлению и продаже пирожков. А у вас он есть, то есть вы – уважаемый капиталист!
Ну, и раз вы капиталист, то, почуяв запах прибыли, нанимаете уже 10 рабочих. И каждый день имеете с каждого из них прибыль в 50 рублей. А вам хочется ещё больше! И тогда вы, пораскинув мозгами и прочтя эту книжку, устраиваете конвейер – теперь не все работники у вас пекут пироги, а каждый занимается одной операцией – кто-то месит тесто, кто-то его раскатывает, кто-то начинку запихивает, кто-то следит за печью… И работяги так наловчились делать каждый свою операцию, что в результате этой специализации производительность труда у вашего цеха в расчете на одного рабочего выросла в два раза. То есть раньше трудяги делали за день 1000 пирожков на 10 человек, а теперь получается 2000 пирожков. А ваши затраты за зарплату рабочим остались прежними – за день работы вы платите каждому работяге ту же сумму! На сколько же выросла ваша прибыль?
Давайте посчитаем, дети мои… Когда вы сами корячились у печи, каждый пирожок приносил вам 1 рубль прибыли. Когда наняли рабочего и стали отдавать ему 50 копеек прибыли с каждого пирожка, ваша прибыль составила 50 копеек с пирожка, то есть 50 рублей в день. Показалось мало. Наняли 10 батраков, и прибыль составила 500 рублей за 1000 пирожков. А потом вы изобрели специализацию, устроили конвейер, и у вас каждый день вместо 1000 пирожков стало 2000. Но они не из воздуха взялись! На них тоже нужна мука и всё такое прочее. При этом мы помним, что себестоимость одного пирожка по материалу – 1 рубль, во столько вам обходился один пирожок, когда вы сами были пекарем и свой труд не учитывали и не оценивали. Значит, на 2000 пирожков вам надо потратить 2000 рублей на материалы, это ваши переменные затраты – вынь да положь! Эти затраты называются переменными, потому что они меняются в зависимости от объёма производства. А десяти рабочим вы должны по-прежнему заплатить 500 рублей – это ваши постоянные затраты, от объёма производства не зависящие, поскольку оплата у рабочих подённая.
Итого потратили вы 2500 рублей, а заработали с 2000 пирожков 2 × 2000–2500 = 1500 рублей чистой прибыли. А если бы вы не ввели потогонную систему на своей фабричке, то есть если бы не провели внутреннюю специализацию на своём производстве, заработали бы всего 500 рублей.
Теперь, имея такое чудесное преимущество перед конкурентами, вы можете спокойно снизить продажную цену своих пирожков до минимума. Конкуренты – это другие производители пирожков, которые занимаются тем же бизнесом, что и вы, – обеспечивают народ (рынок) пирожками. Ваша задача – переманить к себе их клиентов, то есть перенаправить финансовые потоки в свою сторону. И вы сбрасываете цену. Почему вы можете это сделать в такой ситуации?
Потому что вам, гениальному менеджеру, по уму едва ли не равному Генри Форду, удалось снизить себестоимость своих пирогов. Когда на вас пахали батраки по старинке, каждый пирожок вам обходился в 1,5 рубля. А после применения потогонной системы и нещадной эксплуатации человеческого материала (батраков) себестоимость одного пирожочка упала до 1,25 рубля. Если не верите, сами можете подсчитать, разделив 2500 рублей своих затрат на 2000 пирожков.
Вот так рост производительности снижает себестоимость изделий.
За счёт этого вы можете снизить отпускную цену, например, до 1 рубля 40 копеек. И тогда другим производителям пирожков будет уже невыгодно заниматься этим делом, потому что прибыли никакой, одни убытки: вы продаёте свои пироги ниже их себестоимости. У вас ещё есть прибыль, а у них уже нет, у них уже разорение пошло. Они плачут и рвут на себе волосы, их дети голодают, жены угрожают разводом, а вы радуетесь, румяный и красивый, потому что все их покупатели ушли к вам. И их рабочие ушли к вам, потому что их уволили, а вы, напротив, расширяете производство, ибо своим умом и талантом захватили весь рынок. А там, глядишь, и ваши бывшие конкуренты к вам в батраки наймутся. Это ли не счастье?
И, главное, большинство людей от этого только выиграло (кроме ваших прямых конкурентов, конечно). Вы – потому что сказочно разбогатели. А весь народ (рынок) потому, что цены на пирожки упали, и теперь люди могут сэкономленные деньги потратить на какой-нибудь другой товар, то есть будет развиваться производство каких-то дополнительных товаров или услуг, которых раньше не было.
Иными словами, специализация высвобождает ресурсы общества (деньги, время, рабочую силу) для дальнейшего роста экономики – расширения товарного ассортимента и повышения уровня жизни, поскольку уровень жизни есть не что иное, как количество потребляемых рынком (народом) товаров и услуг.
Что совершенно понятно: чем больше вы имеете, тем лучше живёте!
Согласны?
Только дурак не согласится. А дураков экономика не любит…
И вот тут, возвращаясь, как я и обещал, в Древний мир, должен вам сказать, что принцип конвейера, то есть разделения производственных операций на отдельные элементы, люди придумали задолго до Генри Форда. Его придумали ещё в Древнем Риме. Вот как описывает древнеримский конвейер по производству серебряных изделий один из античных авторов: «…в квартале серебряных дел мастеров, где один сосудик… проходит через руки многих мастеров, хотя его мог бы закончить один мастер, но превосходный… отдельные лица должны изучать быстро и легко отдельные части производства, и таким образом исключалась необходимость, чтобы все медленно и с трудом достигали совершенства в производстве в целом».
Это прекрасное описание «узкоконвейерной» специализации, которая не только позволяет повысить производительность, но и раскладывает действие хорошего мастера, коего нужно долго учить, на мелкие простейшие операции, которым научить гораздо проще и талант особый не нужен. Зато произведённые изделия получаются практически одинаковыми. Как с конвейера!
Аналогичный конвейер был у металлообработчиков, в сукновальных и красильных мастерских, в хлебопекарном деле, керамическом производстве. Иногда специализация доходила до того, что в одном городе делали одну деталь, в другом другую, как это происходило в мебельном производстве: ножки для кушеток привозили из Делоса, металлические инкрустации – из Капуи, а сборочный цех находился в Помпеях. Даже такую мелочь, как канделябры, делали в двух городах: верх – в Эгине, а низ – в Таренте…
О чём это говорит? О высочайшем уровне развития, которого достигла цивилизация Античности.
Чем выше специализация, тем глубже экономика, тем более развита цивилизация.
И эту специализацию мы наблюдаем на уровне людей, городов и стран. Причем внедрённый на уровне людей принцип конвейера – это уже, так сказать, «внутренняя специализация», самая глубокая, когда человек не просто делает булавки, но становится узким специалистом по одной части булавки, а другие части булавки делать не умеет. Предел специализации!
Иногда сегодня можно услышать такие странные слова: «Каждая страна должна развивать своё производство и обеспечивать себя всем сама, а не специализироваться на чём-то одном. Нужно быть независимыми!» Но возможно ли это? И нужно ли в глобализирующемся мире, который стремится преодолеть все границы и барьеры, какой-то стране намеренно переходить к «натуральному хозяйству»?
Вот мы с вами живём в России. Можем ли мы здесь выращивать, скажем, бананы? Как ни странно, можем, несмотря на то что это очень теплолюбивое растение. Даже за Полярным кругом можем! Постройте оранжерею с ярким освещением, тропическим увлажнением и высокой температурой. И у вас там будут расти бананы. Но зачем? В результате колоссальных затрат энергии стоимость их будет такой, что в сотню раз дешевле купить эти бананы там, где они растут сами по себе практически без всяких усилий – в Африке или Турции – на халявном солнышке. Зачем тратить ресурсы на то, что у тебя не растёт или плохо получается? Делай то, для чего создан! И будешь в шоколаде.
Именно так естественным образом и получалась страновая специализация в Древнем мире – на плодородных халявных илах возле великих рек прекрасно росла в большом избытке пшеница, откуда её развозили на кораблях по разным регионам. В районах месторождений добывались полезные ископаемые, и это было выгоднее, чем выращивать урожаи, то есть на деньги за проданный металл можно было купить больше пшеницы, чем здесь бы выросло. В Китае водился тутовый шелкопряд – изделия из его нити отлично продавались за тридевять земель. А вот тут на берегу есть природная бухта, прикрывающая корабли от штормов? Отлично! Построим здесь порт, возле которого позже вырастет город!..
И чем протяжённее были международные торговые связи, чем больше международная специализация, чем шире становился ассортимент товаров, тем богаче и лучше в среднем жили люди на планете. Чем больше был уровень глобализации, чем выше уровень развития торговли, тем более спокойная и мирная жизнь была у людей.
Эпохи великой торговли – это эпохи расцвета культуры и науки. Мирная сытая жизнь. Золотые века человечества…
Скакнём для разнообразия немного вперёд во времени и возьмём для примера бурный XVII век, когда взрывным образом рождался капитализм, был бум искусств и финансов, испытывала невероятный подъём наука. Паскаль, Декарт, Ньютон, Кеплер, Лейбниц – все эти великаны науки родом из XVII века!.. Так вот, современники характеризовали его как век торговли, когда количество лавок в городах росло столь быстро, что это поражало всех.
Испанский драматург Лопе де Вега писал, что «всё в Мадриде превратилось в лавки».
В Лондоне французский посол, которого выселили из его дома, чтобы снести старую постройку и построить на её месте торговые точки, удивлённо писал, что не может найти себе пристойного жилья в огромном городе – кругом одни лавки!
Знаменитый английский писатель, автор «Робинзона Крузо» Даниэль Дефо отмечал, что количество лавок в Лондоне «сделалось чудовищным»: если в 1663 году их число составляло не более 60, то к концу века разрослось до 400.
Именно в Лондоне лавочники придумали стеклянные витрины, превратившие лавки в современные магазины и поражавшие заезжих иностранцев необыкновенной красотой завитринного пространства…
К сожалению, с древних времён развитие шло неравномерно, о чём рассказывается в моей книге «Эволюция на пальцах». Эпохи взлёта и процветания сменялись темными веками упадка и безвременья, когда высокая цивилизация обрушивалась, терялись навыки, умения, исчезала письменность, разваливалась торговля, а на прежних шумных, а теперь обезлюдевших форумах и площадях паслись козы, пощипывая пробивающуюся сквозь каменные плиты траву.
Это происходило по разным причинам. Могло случиться катастрофическое извержение и снести великую цивилизацию. Могли сыграть свою роль неблагоприятные колебания климата. Цивилизацию могла затопить «живая лава» в виде нашествия диких народов, без меры расплодившихся за пределами цивилизованного мира. Наконец, цивилизация могла прийти в упадок в результате тотального разрушения окружающей среды ею самой, например, безудержно вырубались леса, из-за мелиорации происходило засоление почв, отчего падали урожаи, и расплодившемуся народу становилось нечего есть.
То, что люди превратились в силу, которая активно меняла окружающую природу, не удивительно. Жизнь вообще обладает таким свойством – менять природу. Когда-то зародившись на нашей стерильной планете, жизнь стала менять её ландшафты и даже влиять на климат. Например, появление лесов начало охлаждать огромные территории, потому что солнечная энергия, которая раньше тупо нагревала почву и вызывала мощные теплые восходящие потоки воздуха, теперь поглощалась листьями. Леса также мешают заболачиванию почв, поскольку древесные стволы – это мощные живые насосы, высасывающие из почвы дождевую влагу.
Но с ещё большей скоростью природные ландшафты меняли живые существа, обладающие разумом. Тысячами лет основным энергоносителем для человечества были дрова, древесина. Из дерева не столько строили жилища, сколько жгли его. Огнём люди обогревались, с его помощью готовили пищу. А затем потребление древесины выросло на порядок – люди начали изводить леса буквально в промышленных масштабах, поскольку уйма топлива требовалась для металлургических печей, обжига керамики и изготовления стекла. В результате Европа и средиземноморские острова буквально облысели. Когда-то Кипр был лесным островом, Греция была покрыта густыми лесами. Но всю эту красоту свели ещё до нашей эры. Считается, что некоторые месторождения металлов и расположенные вокруг них производственные комплексы пришлось забросить, поскольку поблизости уже не осталось топлива для металлургических печей, а возить дрова за тридевять земель оказалось нерентабельно (экономически невыгодно).
То же самое случилось и в Финикии, где огромные масштабы кораблестроения и экспорта древесины практически уничтожили некогда обширные запасы ливанского кедра. И это привело к упадку Финикии. Надо сказать, сия проблема людьми осознавалась – древний грек Платон писал, что причиной экологической катастрофы в Греции (иссушение и обеднение почв) является деятельность человека. А первые попытки ввести природоохранные мероприятия в виде запрета на бесконтрольную вырубку начались ещё в бронзовом веке. Почти четыре тысячи лет назад в Вавилоне царь Хаммурапи выпустил закон, карающий за незаконную вырубку, а лесник, который должен был за этим следить, но злоупотребивший своим служебным положением, подвергался казни.
Аналогичные природоохранные законы возникали в первом тысячелетии до нашей эры в Китае (императорский указ предусматривал даже высадку саженцев на склонах гор для восполнения убыли лесов), в Индии, в Риме…
В общем, путь к современному технологическому счастью был не близким и не прямым. Но везде и всегда, где и когда цивилизация отступала под натиском варварства или иных катастроф, мы наблюдаем упадок экономики, регресс, одичание и упрощение. А если, напротив, видим расцвет культуры, наук, невероятные достижения человеческого ума, то рядом непременно отмечаем небывалый расцвет экономики, торговли, финансов. И свободы…
Это важное наблюдение: развитая торговля тесно связана не только с богатством, развитием культуры и науки, но и со свободой.
Я имею в виду свободу личности, то есть свободу и права обычного, простого человека. Мы ведь уже знаем, что экономика демократична. Напомню: существует два типа управления обществом, условно я бы их развёл в противоположные стороны, как двух бойцов по разные углы ринга, и обозвал так:
– простой иерархический тип управления и
– сложный сетевой тип управления.
Первый тип – это отражение отношений, существующих в обезьяньей стае, где самый сильный самец доминантен, он становится вожаком. И дальше вниз выстраивается пирамида подчинения. Конечно, даже в обезьяньем обществе всё не так просто, там тоже существуют свои коалиции между особями, с помощью которых одна группа самцов продвигает и защищает свои интересы, ограничивает всевластие вожака и так далее. Но основа иерархического управления – пирамида, где небольшое число вышестоящих руководят нижестоящими, а на вершине пирамиды находится один доминантный самец. Этот самец в человеческой стае в разные времена назывался царём, падишахом, фараоном, султаном, императором, королём, вождём, фюрером, генеральным секретарём. Конечно, количество власти, сосредоточенное в руках доминанта, в разные эпохи и в разных странах было разным, и зависело это от сложности общества – чем сложнее устроен социум, тем большей властью верхам приходится делиться, поскольку за всем в сложном обществе уследить невозможно, поневоле приходится делегировать властные полномочия вниз разным общественным группам и лицам. Но в относительно простых обществах – азиатских деспотиях, например, – у доминантного самца был сосредоточен в руках максимум власти. Деспоты могли неограниченно карать и миловать. Такими деспотиями и тираниями были, например, монокультурные земледельческие империи – Египет, царства Междуречья.
Почему?.. А по нескольким причинам!
Во-первых, земледелие в поймах рек требовало огромного массива ирригационных работ. Попросту говоря, рытья каналов для осушения болотистых низин и орошения засушливых равнин. Для этого требовалось заставить согласованно работать огромные количества людей. То есть потребовался аппарат насилия и сосредоточение власти под одну задачу. Так крестьяне незаметно превратились не в хозяев земли, а в государственных крепостных, которые делали то, что им прикажут – копали, пахали, сеяли, собирали урожай. И сдавали его государству для централизованного хранения. А уж потом государство распределяло собранное между работниками. Для этого требовался учёт, то есть письменность, и целый класс писцов-бюрократов. Позже, уже в ХХ веке, такой тип государств назовут социалистическим.
Во-вторых, моноресурсность. «Моно» – значит «один». То есть наличествует один какой-то главный ресурс у такого общества.
Главный ресурс речных долин – пшеница и другие злаковые культуры, которые отлично росли на плодородных речных илах, давая грандиозные урожаи. Если само родится, если само прёт, чего ещё желать? Всё остальное купим за деньги! А деньги получим за счет продажи зерна тем людям, которые умеют делать что-то другое. И поскольку основной ресурс один, а не сотни, за ним и уследить легко – весь государственный аппарат, олицетворяемый бюрократией (писцы-чиновники), был заточен под эту задачу. А следовательно, такой ресурс легко монополизировать, то есть прибрать к рукам. И распределять централизованно. Что и делает власть, становясь основным кормильцем народа.
Таким образом, моноресурсные, сырьевые страны легко подчинимы властью. Забегая вперёд, скажем, что современная Россия – моноресурсная страна. Она живёт за счет продажи углеводородов (нефть, газ), и потому власть в ней сосредоточила в своих руках весь финансовый ресурс и превратилась из демократической в авторитарную, то есть стала не рассредоточенной по низам, а сосредоточенной наверху, централистской, иерархической. Такие режимы называют автократиями (позже мы подробнее их рассмотрим).
И Россия – не единственная автократия на планете. Таким образом, даже в современном усложняющемся мире возможна ситуации архаизации, то есть упрощения социального организма, вызванного простотой и примитивностью его экономики, которая основана на одном ресурсе. (Правда, нужно отметить, что в современном мире автократии часто мимикрируют под демократии, откровенные азиатские деспотии нынче не в моде.) Если теперь уйти от социальных организмов и перейти к биологическим, то мы увидим, что и в биологии тоже подобная примитивизация иногда наблюдается, когда какой-то вид переходит к «лёгкой жизни», превращаясь в паразита, питающегося чужими соками, в глиста какого-нибудь. У этого вида могут наблюдаться явления биологического регресса, то есть упрощения, – атрофируются ненужные, более сложные органы (например, глаза)…
Противоположностью моноресурсной автократии является демократия, или, иначе говоря, республика. Республиканский строй никаких царей и автократов у власти не предполагает. Здесь власть по-настоящему выборна, выборы нефальшивые, поэтому они непредсказуемы, а значит, существует развитая, весьма активная и конкурентная политическая жизнь с разными партиями, выражающими интересы разных групп населения – как, например, в древнем республиканском Риме.
Вообще, если мы посмотрим на великие торговые цивилизации – Рим, Финикию, Карфаген, Венецианскую республику, Генуэзскую республику, Ганзейский союз (в который входила и наша Новгородская республика), везде мы увидим демократический, то есть выборный, способ управления, при котором избиратели сами избирают себе власть на какой-то срок, а затем следуют новые выборы, чтобы власть не засиживалась чересчур долго, не прикипала задницей к трону и не злоупотребляла своим положением. А если кто-то злоупотребил, то после переизбрания его всегда можно засудить, и он, будучи отстранённым от власти, уже не сможет использовать свою власть, чтобы не попасть в тюрьму.
Почему же торговая страна – это, как правило, республика, а не деспотия?
Потому что в такой стране ассортимент товаров – производимых и привозимых – грандиозен, и занимаются производством и доставкой всей этой товарной номенклатуры десятки тысяч людей. Иными словами, государственная казна наполняется не из одного источника, она не моноресурсна, а натекает из сотен источников – пополняется сотнями тысяч налогоплательщиков, тысячами профессиональных групп, примерно равных по своему вкладу. Их очень много, их всех под одну гребёнку не причешешь, у них у всех разные интересы и условия работы. Приходится с ними договариваться, лавировать! Мелкому и среднему бизнесу не нужна никакая централизация, напротив, бюрократия может только повредить, дезорганизовав своими неумными распоряжениями поставки и производство.