Большая книга магии Ванги

…Но как только в иллюминаторе я разглядела кромку моря, и самолет пошел на посадку, мысли о предстоящем отдыхе вытеснили все остальные. Дорогу до Царева (именно там жила Богдана Стояновна) я помню плохо – так ошеломило меня буйство красок южной природы, горячее солнце, яркая зелень… Такси подъехало прямо к калитке, ведущей во двор небольшого домика, крытого черепицей, черноусый водитель любезно вынес из машины мою сумку и пожелал приятного отдыха. А через двор уже спешила ко мне сама хозяйка.

– Здравствуйте, Нина! – приветствовала она меня. – Как добрались? Не очень устали в дороге? Надо сказать, что говорила она по-русски, действительно очень хорошо. Небольшой акцент – чуть более твердое произношение согласных, как это свойственно болгарскому языку, придавало ее речи особое очарование.

– Добър ден, Богдана Стояновна! – решила я блеснуть своими познаниями в болгарском. Хозяйка снова радушно улыбнулась и пригласила меня проходить в дом.

Богдана Стояновна с первой же минуты нашего знакомства произвела на меня самое приятное впечатление. И пока я шла следом за ней к крыльцу ее гостеприимного дома, мысленно благодарила Марину за то, что она сделала возможным наше знакомство.

Первые два дня моего отдыха в Болгарии прошли как в сказке – я купалась, загорала, гуляла в тени вековых деревьев заповедника и даже съездила на экскурсию в одно из старинных сел, в котором до сих пор потомственные нестинарки, высоко подняв над головой икону Богородицы, танцуют босиком на раскаленных углях.

По вечерам я звонила сестре, но каждый раз ее не оказывалось дома, а ее муж коротко сообщал мне, что у них все в порядке. Что-то в его коротких ответах настораживало меня, но я гнала от себя тревогу, отдаваясь отдыху.

Мне совершенно не хотелось ходить ужинать в кафе, где разгоряченная южным солнцем и морем публика заказывала громкую музыку и шумно веселилась, и поэтому я с удовольствием приняла предложение своей хозяйки ужинать вместе с ней, тем более что готовила она потрясающе.

В первый же вечер мы засиделись допоздна, беседуя под стрекотание цикад. Хозяйка охотно рассказывала о себе – оказалось, что ее бабушка по материнской линии действительно была русской.

А все началось с удивительной судьбы ее болгарского деда. Во время русско-турецкой войны 1877–1878 годов, когда наши соотечественники сражались на Балканском полуострове, освобождая от османского ига братские славянские народы, один из русских воинов стал свидетелем гибели болгарской семьи. Чудом ему удалось спасти только маленького мальчика.

Родственников мальчугана отыскать не удалось, а когда попытались отдать его в одну из семей, живших в той же деревеньке, он мертвой хваткой вцепился в своего спасителя. Солдат тоже успел привязаться к маленькому Митко и сумел добиться разрешения увезти мальчика с собой в Россию.

Его жена в это время в России слезно молилась перед иконой Богородицы, прося защитить своего ненаглядного от турецкой сабли и лихой пули. Когда же он вернулся, да не один, женщина рыдала от радости – и муж живой вернулся, да еще и сына ей привез – своих детей им Бог не послал.

Митко, окруженный любовью и заботой, рос послушным и работящим, на радость родителям. Когда же пришла ему пора обзаводиться семьей, взял он себе в жены тихую девушку с задумчивым взглядом, из семьи потомственных знахарок.

Жили молодые дружно, вели свое хозяйство, один за другим появились на свет их дети – три сына и дочь. Младшая девочка – Ирина, мать моей собеседницы, родилась за два года до октябрьского переворота, полностью изменившего жизнь всей страны. И хотя в 1917 году Митко со своими детьми был уже в Болгарии и не испытал на себе все ужасы этих кровавых годов, именно октябрьская революция полностью изменила его жизнь и судьбу всей его семьи.

Дело в том, что, как я уже говорила, жена Митко – бабушка Богданы Стояновны, была из семьи потомственных знахарей, но она не только целительский дар унаследовала, но и способность будущее предвидеть. И свою судьбу она ведала: знала, что не будет спокойной жизни после 1917 года, если вся семья в России останется (хозяйство крестьянское было у них крепкое, много чего в огороде росло, да и скотины немало, так что не миновала бы их печальная участь всех раскулаченных). И она настояла на том, чтобы муж ее, воспользовавшись своим болгарским происхождением, после окончания Первой мировой войны, уехал вместе с детьми в Болгарию. А сама она в России осталась, потому, как своим даром могла она остальных членов семьи защитить от событий ужасных, которые переворот 1917 года принес.

Нелегко им расставание далось, но ведунью утешало то, что спасает она своих детей и мужа от неминуемой гибели, да и предчувствие того, что и с детьми и с внуками своими она еще не раз увидится.

Так и оказалась семья Богданы Стояновны в Болгарии. Не сказать, чтобы просто им в этой стране пришлось, однако все были живы, здоровы, каждый из детей и образование получил и в жизни устроился. Удавалось им и матери время от времени весточку послать. Ирина перед самым началом второй мировой войны вышла замуж и в тот же год родила дочь, которой дала красивое болгарское имя – Богдана.

От наполовину русской матери девочка унаследовала и любовь к России и русскому языку, который с раннего детства знала великолепно.

– А вам, Богдана Стояновна, не передались способности вашей бабушки? – поинтересовалась я. Моя собеседница улыбнулась:

– Увы, нет. Однако жизни подарила мне встречу в такой удивительной женщиной – ясновидящей и целительницей, равных которой мало можно найти сейчас на земле.

Я вспомнила, что сотрудница моя упоминала о знакомстве моей хозяйки со знаменитой Вангой, и устроилась поудобней, предвкушая новый увлекательный рассказ. Однако Богдана Стояновна посмотрела на часы и ахнула:

– Засиделись мы с вами, Ниночка. Давайте отдыхать. Завтра, завтра я вам все расскажу.

Я уже было совсем расслабилась, настроившись на беспечный отдых, когда вечером третьего дня моего пребывания в Болгарии раздался телефонный звонок. Звонила моя сестра. Те, новости, которые она сообщила мне, испортили мне все отпускное настроение. Все тревоги повседневной жизни, которые мне так хотелось отодвинуть подальше хотя бы на эти две недели, вернулись и вновь завладели мои сердцем. Я уже была готова возвращаться домой, но сестра убедила меня не спешить, пообещав справиться со всеми проблемами своими силами. Я за всю жизнь привыкла ей доверять, но на душе у меня было неспокойно.

К ужину я вышла мрачнее тучи. Уныло ковыряя вилкой ароматную яхнию из молодой баранины и баклажанов, я никак не могла избавиться от мыслей о неурядицах в своей семье. Чувствовала я тоску и какую-то обиду – ну за что нам все это? Ведь так хочется быть счастливой, и не так уж много мне для этого счастья надо…

Почувствовав на себе пристальный взгляд, я подняла голову и увидела, что хозяйка с материнской тревогой смотрит на меня.

– Ниночка, у вас дома что-то случилось? Неприятности какие-то с детьми или с родными?

Я грустно улыбнулась:

– Вы угадали, Богдана Стояновна, именно дома, именно с родными… а еще говорите, что нет у вас способностей прорицательницы.

– Да тут и способностей особых не надо, чтобы догадаться. Из-за чего еще женщина может так печалиться? Только из-за самых близких. Расскажите, что случилось, может быть, я что-то дельное посоветовать вам смогу.

И тут меня как прорвало. Рассказала я о том, что меня больше всего последнее время беспокоило. Конечно, собеседница моя была права: для матери самая главная тревога всегда – ее ребенок.

Так вышло, что личная жизнь у меня не сложилась, и я сына одна растила. А у моей старшей сестры все было в семье хорошо – муж, двое детей – двойняшки сын и дочь, на несколько лет старше моего. И жили мы рядом, так что у сына с детства и товарищи хорошие по играм были, да и пример достойного мужчины – мужа сестры – перед глазами. Дети росли дружные, учились хорошо, мальчишки вместе спортом занимались. Работа у меня хорошая, так что очень долго вся наша большая семья жила достаточно спокойно и даже, наверное, счастливо.

Честно сказать, я думала, что мы так и будем жить всю жизнь – вырастим детей, будем нянчить внуков. Однако в какой-то момент все стало меняться, да так, как никто и не ждал.

Дети сестры, сдав выпускные экзамены в школе, никому ничего не сказали и подали документы в один из московских вузов. А когда приказ об их зачислении вышел – сообщили родителям, никаких возражений слушать не стали, собрали чемоданы и уехали в студенческую жизнь.

Мы вначале всерьез все это не восприняли, думали – поживут в чужом городе, хлебнут «радостей» независимой жизни, да вернутся обратно, под мамино крыло. Да не тут-то было. Ребята в столице освоились быстро, нашли работу, сняли квартиру, при этом и учиться успевали. На каникулы приезжают довольные собой. Так что у них все пока хорошо.

Зато у нас как-то после их отъезда все разваливаться стало. Первым мой сын это почувствовал. Он привык к тому, что рядом всегда старший брат есть, с которым и все дела обсудить можно, и совет получить. Понятно, что не обо всем просто бывает с взрослыми разговаривать. Да и компания у них в основном из друзей двойняшек состояла. А теперь почти все стали студентами, кто-то, как и наши, из города уехал, не получалось уже у них таких веселых встреч, как раньше.

И я смотрю – Игорь мой заскучал. Уже и спорт его не радовал, и учиться стал без интереса. И все один да один. Я еще думала – ну хоть бы друзей себе каких-то новых нашел, а сейчас вот думаю – лучше бы он их не находил, потому что нашлась ему компания, да совсем не та, о которой родители для своего ребенка могут мечтать.

Наверное, в каждом дворе такая стайка ребят есть, которые с детства по всей округе славятся, да только не самыми лучшими поступками.

И в нашем дворе такие были, ничего серьезного вроде бы не вытворяли, но если малыша кто-то обидел, дерево сломал, кошке банки консервные привязал к хвосту, мы всегда знали, где виновных искать. А детки тем временем подрастали, и местные жители уже стали их побаиваться. Ходят тихие и угрюмые, собираются у одного из них в гараже и сидят там вечерами, и кто их знает, что у них в голове на самом деле.

Как же я раньше радовалась, что сын мой эту компанию стороной обходит, с хорошими ребятами дружит, учебой и спортом увлекается.

А тут вдруг соседи стали мне рассказывать, что видели моего Игоря в компании этих неблагонадежных. Да и сама я стала замечать, что, то табаком от него пахнет, то спиртным. Стала расспрашивать осторожно, с кем он время по вечерам теперь проводит, так сын сразу ощетинился, стал разговаривать резко, чуть ли не грубо. Спрашивает меня:

– Это что, мам, допрос? Я не маленький уже, могу дружить с кем хочу.

Я и замолчала. Растерялась, честно сказать – и давить не хочется на мальчишку, чтобы от себя не оттолкнуть, но и на тормозах все спускать тоже не дело – кто знает, как далеко это зайдет. А тут еще заглянула к сыну в дневник (как-то давно этого не делала, привыкла уже, что он сам за своей успеваемостью следит) и ужаснулась – конечно, круглым отличником он не был никогда, но уж «четверки» твердые по всем предметам у него стояли, а тут – сплошь «тройки» и замечания – то на урок опоздал, то домашнее задание не выполнил.

И, в тот же вечер звонок телефонный раздался – звонил тренер сына. Этот разговор меня тоже не обрадовал – оказывается, Игорь стал систематически тренировки пропускать, да и, по мнению тренера, покуривать начал, так что уже поднят вопрос о его отчислении из команды. Дали ему месяц испытательного срока, чтобы реабилитироваться.

Я просто за голову схватилась – что делать? Бросилась к сестре, чтобы ее мужа, Андрея, попросить на Игоря повлиять, ведь он для него всегда авторитетом был. А у сестры своя беда. Как дети уехали, дом опустел, у Андрея запоздалый кризис среднего возраста, что ли начался. Вроде бы – все же хорошо, дети выросли, вполне сами в жизни устраиваются, можно уже родителям и о себе подумать, отдохнуть как-то, вместе побыть, вдвоем, как когда-то в молодости.

А он давай поисками смысла жизни заниматься, и обнаружил, что весь смысл для него был в детях, а как они уехали – так и смысла теперь никакого и нет. Понятно, семья у них всегда была сплоченная, идти куда-то, ехать, развлекаться – и родители и дети вместе, по вечерам после ужина подолгу за столом все сидели, не расходились – дела обсуждали, планы строили. А тут тишина по вечерам, сидит каждый в своем углу, перед своим телевизором…

Потом сестра как-то пожаловалась – каким-то угрюмым муж стал, замыкается в себе, почти ничего не рассказывает. Приходит поздно, где был – не говорит. А если рано приходит, то лежит на диване, какие-то книжки читает. Сестра заглянула в одну, увидела, какие-то святые в ней нарисованы, молитвы вроде бы есть, решила – ну, может и не плохо это, может, человек новый смысл в жизни пытается найти. Попыталась мужа расспросить, а он как-то очень агрессивно ответил, что, мол, не ее это дело, забрал свои книжки и ушел в другую комнаты.

Вместе мы погоревали, утешили друг друга, как могли, но что же нам делать – так и не придумали. Перед моим отъездом вроде бы все постепенно налаживаться стало – сын опомнился и снова стал тренировки посещать, а, поселившись у тети на время моего отсутствия, обещал и дядю вытаскивать на утренние пробежки. Но тревога все равно меня не покидала, и, как оказалось, не напрасно.

– Вот сейчас как раз с сестрой разговаривала, – продолжала я свой рассказ. – Опять у нас там все не слава Богу. Сын дома не ночевал – говорит, что у друзей, да только мне и подумать страшно – у каких он мог быть друзей. Пришел какой-то помятый весь, на тетин вопрос огрызнулся, дяде в ответ на замечание нагрубил и заявил, что если что – он вполне может и у себя дома жить, достаточно взрослый уже для этого.

А утром бабушки у подъезда рассказывают, что в соседнем дворе вчера молодежь гуляла – все ночь шумели, кричали, бутылки били, подрались. Соседи милицию вызвали, так кто-то там умудрился с милиционером сцепиться, его забрали, остальных разогнали. Самое ужасное, что в этой компании и сын мой был.

Сестра вечером мужу рассказала, а он ей вдруг отвечает, что мы сами во всем и виноваты. Мы и предки наши, которые жизнь неправедную вели. Вот мы теперь за их грехи и расплачиваемся. Да и за свои собственные. А дальше вообще что-то странное стал говорить, что мол, всем надо идти в какой-то молельный дом, да прощения за свои грехи просить. И за помощью обращаться к Отцам, которые нас научат, как жить правильно, путь истинный нам укажут. Вот он уже ходил и его научили, что надо делать, чтобы Бог грехи отпустил. И велели жену свою приводить – вот тогда и дети домой вернуться, и племянник за ум возьмется, да и у сестры, дай бог, жизнь личная наладится.

Сказал так и спать пошел.

Сестра вообще за голову схватилась: какой молельный дом, какие Отцы? А на следующий день услышала на работе, как две сотрудницы разговаривают. Одна другой рассказывала, что в городе какая-то новая секта появилась и что они доверчивых людей к себе заманивают, обещая, что у них теперь все проблемы решаться. Сестра и поняла, что муж, похоже, на удочку таких «проповедников» попался…

В общем, сестра расплакалась в конце разговора, да и мне – какой отдых теперь, хоть все бросай и домой уезжай.

– И за что же такие несчастья-то на нас! – с горечью воскликнула я.