А отцепившийся вагон уже набрал ход.
А цена вопроса – всего одна человеческая жизнь.
Какого-то толстяка!
И вот тут-то и становится очевидным поразительное.
А именно то, что почти никто не готов принести в жертву этого никому не нужного разжиревшего легкомысленного дурака.
Хотя, может, он и не очень привлекательный и мог бы держать себя в руках и не жрать так много, а может даже, он подлец такой и изменяет жене, да и вообще, чего он тут расселся? Но все равно никто не готов.
Потому что ни в чем не повинный человек не может быть принесен в жертву. Ни ради чего. Вот такой, понимаешь, труднопереступаемый внутренний нравственный закон. Который тоже, как выясняется, записан у нас все на той же подкорке.
Но, оказывается, не в России.
У нас же свой путь. И своя гордость. Своя подкорка. И скрепы – свои.
Приволокут ничего не подозревающего толстяка. Посадят на мост. Заставят подозревать (чтоб помучился перед смертью). И потом сбросят.
Шоумен и священник (кстати, мне одному это кажется диким?) Иван Охлобыстин то ли троллит публику, то ли говорит всерьез, когда утверждает в своем теперь уже знаменитом выступлении, что геев надо заживо сжигать в печах. Тут прекрасно все: и традиция сжигать первых христиан в тех же печах, о чем священник Иван Охлобыстин не может не знать, и отсылка к газовым камерам Третьего рейха.
И никому не стыдно. Включая Охлобыстина.
А достопочтенная публика, обсуждая это яркое событие, в лице одного режиссера (к которому я отношусь с большим уважением), в частности, замечает: «Какая может быть в народе ненависть к геям? Когда весь шоу-бизнес у нас такой и ничего не скрывает! И никто их не преследует».
Как будто вышеуказанная достопочтенная публика не знает, как у нас относятся в народе к телезнаменитостям. Естественно, не преследует. Наш народ и цирк уродов не стал бы преследовать. Потому что за людей их не держит. А вот соседу Ивану Н. и Павлу С. – не простит. И женщинам Марии М. и Александре У. – тоже.
У отличного поэта Линор Горалик есть стихотворение.
Про то, как над вполне сказочными зайчиком и волчком восходит на первый взгляд вполне невинная звездочка. Как они лежат в ночной норе, прижимаются друг к другу и чувствуют своим звериным чутьем, что наступают им, извините, кранты. А звездочка эта – то ли знамение будущих скорых бед, то ли уже просто и явно приблизившаяся планета Меланхолия. (И еще – только сейчас подумал: а что, если это отсылка не только к астрономическому явлению, но и к вполне конкретной желтой звезде, которую заставляли носить евреев в нацистской Германии?)
И говорит зайчик волчку:
«Се, – говорил он, – и адских нор глубина
рядом с тобой не пугает меня.
И на что мне Его дары,
когда здесь, в норе,
я лежу меж твоих ушей?
И на что мне заботиться о душе?
Меж твоих зубов нет бессмертней моей души».
И волчок просыпался, зубами касался его души. Лежал, никуда не шел.
Так они лежали, и их короны лежали,
и они прядали ушами, надеялись и не дышали,
никуда не шли, ничего не несли, никого
не провозглашали
и мечтали, чтоб время не проходило,
чтобы ничего не происходило, —
но над небом звездочка восходила.
Но проклятая звездочка восходила.
Мы все умрем. И ты, и я, и невинный стрелочник, и маленькие дети на пути номер раз, и никому не нужные взрослые люди на пути номер два.
И даже вы, которые думают, что к вам это не относится (не беспокойтесь, рано или поздно придут и за вами – так всегда бывает).
Мы все захлебнемся жаром, заживо замурованные в пышущих нацистских печках.
Мы все будем гореть, как яркая рождественская елка, с пятиконечной, шестиконечной и сколько-там-их-есть-конечной розовой звездой на голове.
И священник Иван Охлобыстин будет подгребать для нас угольки. Чтобы ярче горело. Даже не сомневайтесь.
Встретимся в печи!
Камешек под майонезом
Поговорим о том, что вам понятно.
Поговорим о еде.
Однажды я был приглашен на «Серебряный дождь», чтобы почитать свои эссе (я же эссеист). И вот только я отряхнул свои растрепанные нарциссические лепестки и взбил свое жабо, как сразу же попал в переплет.
Уж не знаю, зачем я это ляпнул (наверное, для какой-то развернутой метафоры), но в определенный момент чинного эфира я сказал: «Это так же пошло, как, например, запекать майонез. Потому что ничего под майонезом запекать нельзя. Это холодный соус. При запекании он расслаивается. На воду и жир».
Лучше бы, честно скажу, расслоился я сам.
Ибо тут и пришли мои 15 минут обещанной славы.
Телефоны раскалились, и даже женщина-оператор за стеклом (мне потом рассказали) возмутилась: как это нельзя? Я под ним всегда курочку запекаю! А что, вкусно!
И хотя эфир длился всего час, в конце его меня были вынуждены выводить через черный ход. Потому что маленькие любители поэзии и «Серебряного дождя» примчались на своих машинах из ближайшего Подмосковья, обступили подъезд, трясут плакатами, кричат: «Убирайся в свой Израиль! Тут вам не Евросодом! У нас тут скрепы! Печеный майонез – наше все! Хочу, чтоб нЭжно! Куриные грудки – тушить не меньше шести часов!»
Еле вырвался.
А теперь следите за руками. Вам сначала это будет непонятно, к чему тут дальнейшее, но потом все прояснится. Не бойтесь! Никто не уйдет не обиженным.
Когда выпустили из тюрьмы участниц Pussy Riot, не дремлющая ни одним глазком прогрессивная общественность моментально возмутилась: что ж они, дряни такие, не сразу к детям-то своим бросились? Ишь как они медийно заточены. Правильно им «двушечку» дали. У них на уме один пиар. Да и вообще, там какой-то камешек на зубах хрустит. Гранитный. А надо чтоб нЭжно!
Когда возникла неприятная история с театром Кирилла Серебренникова, где он опять-таки хотел показать новый документальный фильм про тех же Pussy Riot, а ему мягко это запретили, – прогрессивная общественность (уже в других лицах) подвела итог: а что он хотел? Ему будут давать театр, а он будет думать, что может делать то, что хочет? Не пройдет!
(Это, кстати, мне напомнило фразу Ахматовой про Надежду Яковлевну Мандельштам, вдову поэта, и про ее «Вторую книгу», жестокую и разоблачающую: «А что она думала? Что она будет писать ТАКИЕ книги, а ей будут за это квартиры давать?» Ну, так это Ахматова, не мы, и времена там были страшные, и книга великая. Не в пример нашим временам и нашим книгам. И тем не менее. Параллель показательная.)
Ну а уж когда давным-давно Антон Красовский сделал свой каминг-аут в прямом эфире и его сразу же уволили с работы, первое, что я прочел в блоге уважаемого мною независимого продюсера музыкального портала, было: «Ну так Антон сам должен был понимать, где он работает. И думать раньше».
Я не спорю.
Может быть, и должен был. Может быть, и надо было сразу к детям. Может быть, любишь театры получать, люби и саночки возить.
