– Как чудесно он придумал! Жаль, придется его разочаровать.
– Хочешь сказать, жаль, придется разочаровать маму и сообщить, что ее праздник отменяется. Но я обязательно попрошу Скотта пригласить ее и судью. И что-то мне подсказывает, у нее все равно будет возможность испечь торт.
Когда вечером после десерта я поделилась новостями в нашей гостиной, папа заявил:
– Этому мальчишке явно не хватает благоразумия. Он с тобой едва знаком. Откуда он, говоришь?
Я не говорила и не собиралась.
– Он отучился три года в Принстоне, потом ушел оттуда в армию и теперь служит в лагере Шеридан.
– Надо признать, энтузиазма ему не занимать, – подала голос мама.
– Это правда, – согласилась Тутси, отрываясь от вышивания. Она вышивала американский флаг, и я уже дразнила ее, что она превращается в Бетти Росс. – Когда молодой человек позвонил сегодня утром и я сказала, что Зельды нет дома, он заявил, что ему совершенно необходимо знать, где ее можно найти. «Дело чрезвычайной важности!» – сказал он так, будто от этого зависела его жизнь.
– Пустозвон, вот кто он такой. Наверное, денег слишком много, а здравого смысла не хватает. Типичный саквояжник[1]. Не удивляйтесь, когда окажется, что родители его родом с Севера.
– А я считаю, это ужасно романтично, – пропела я. – И, в конце концов, день рождения-то у меня.
Папа потянулся за коньяком – единственный алкогольный напиток, который он позволял себе, и то лишь в пятницу вечером.
– Будь что будет, но твоя мать…
– …понимает всю притягательность симпатичного поклонника, – перебила она и ласково улыбнулась папе.
Этого оказалось достаточно, чтобы заставить его сдаться.
Вечеринка в честь моего дня рождения состоялась вечером в одном из салонов клуба – зале с высокими сводами, освещенном огромной хрустальной люстрой под потолком и хрустальными светильниками поменьше на стенах. Ради этого случая я уговорила маму укоротить мое травянисто-зеленое шелковое платье с глубоким вырезом так, чтобы линия подола проходила по середине щиколотки. К нему я подобрала соломенную шляпку с узкими полями и лакированные туфли на высоком каблуке, похожие на те, что видела в журнале о кино.
– Расскажи мне побольше об этом пареньке, – попросила мама, подкалывая мое платье булавками.
– Тебе просто надо его увидеть. Тогда ты сама поймешь, – ответила я.
Я очень любила клуб, ведь там происходило столько всего увлекательного. Но газовые лампы казались безнадежно устаревшими теперь, когда в большинстве современных зданий использовалось электрическое освещение. Восточные ковры с элегантными проплешинами, скрипящие половицы и тихие темнокожие слуги тоже воплощали собой полную противоположность всего современного и гордились этим. Это был Юг моего папы и клуб моего папы. Нет, отец им не владел, но вполне мог бы.
А сейчас Скотт стоял в центре зала, подняв руки вверх, и объявлял:
– Дамы и господа, добро пожаловать на fête[2] в честь восемнадцатилетия мисс Зельды Сейр! Я Скотт Фицджеральд, хозяин праздника и самый преданный поклонник мисс Сейр.
Он выглядел очень изысканно в ладно скроенном жемчужно-сером костюме с бледно-голубым галстуком в тонкую серую полоску. Его глаза, зеленовато-серые в этом освещении, напоминали мне о нечастых в Монтгомери наледях или о быстром ручье, бегущем ранней весной по устланному галькой руслу. В них светился ум, и при виде этого сияния хотелось нырнуть в голову Скотту и плескаться в глубинах его разума.
Мои друзья зааплодировали, и Скотт продолжил:
– Джаспер, наш бармен, создал новый напиток в честь Зельды. Я описал ему эту девушку, и вот оно – сочетание джина, содовой и абрикосов. Все вы обязаны его попробовать – это возмутительно вкусно!
– Ну и что ты об этом думаешь? – прошептала Сара Мэйфилд, наблюдая, как Скотт что-то уточняет у Ливи, сидящей за пианино. – Он от тебя без ума, да?
– Похоже на то. – В груди что-то странно сжалось.
– Все это должно было обойтись ему в месячный заработок. Он из богатой семьи?
– Понятия не имею. Учился в Принстоне, так что, наверное, какие-то деньги есть.
– Сколько ему лет?
– Двадцать один, – шепотом ответила я. – Он писатель, уже написал один роман. Я читала отрывок, книга отличная. Он собирается стать знаменитым.
– Не худший план.
– Судья говорит, человек, устраивающий такой вечер для девушки, с которой едва знаком, непременно окажется пустозвоном.
Сара посмотрела на моего папу, чьи скованная поза и выражение лица ясно говорили, что он тут не по своей воле.
– Не самое худшее качество, – пробормотала она.
Заиграла музыка, и Скотт подошел к нам с Сарой.
– Я убедил вашу подругу-пианистку мисс Харт сыграть нам фокстрот. Потанцуем?
– Учитывая, сколько усилий вы потратили, полагаю, мне стоит согласиться.
– Она всегда так остра на язык? – спросил Скотт у Сары.
– Советую вам быть поосторожней, мистер, – откликнулась она.
Чуть позже он рассказал мне о том, как проехал на поезде через всю страну – из Принстона через Чикаго в Сент-Пол. В его рассказе земля была устлана сверкающими бриллиантами, попутчики, которых он изображал в лицах и красках, были мудрыми, забавными или печальными, а из городов, как из рога изобилия, лились честолюбие и промышленность.
«Какой он опытный», – подумала я.
Я-то, напротив, не бывала от дома дальше, чем в горах Северной Каролины.
«Опытный, но при этом дружелюбный и резвый, как золотистый ретривер», – размышляла я.
Я уже собиралась спросить, не было ли у него в роду золотистых ретриверов, но тут папа отвел меня в сторону:
– Малышка, пора откланиваться.
– Еще рано.
– Неважно. Мистер Фицджеральд уже трижды предложил нам один из этих коктейлей. Ему следует быть сдержанней.
Я подумала, что коктейль вполне заслуживал внимания, которое ему уделял Скотт, но с папой этой мыслью делиться не стала.
– Уверена, он не станет этого делать, – рассмеялась я.
Отец прищурился.
– Не сомневаюсь, ты тоже отказалась.
– Да, сэр, – соврала я. – Ну, выпила глоточек шампанского, чтобы не оскорбить хозяина вечера. Не хотелось, чтобы кто-то решил, будто ты меня плохо воспитал.
Но папу так просто не обмануть.
– Ясно, что он тебе не пара. Я не желаю, чтобы ты продолжала тратить время на этого мальчишку.
– Ну, судья, это же ее день рождения. – Мама положила ладонь ему на предплечье.
– Я бы очень хотела остаться, папочка, – умоляюще проговорила я. – Здесь все мои друзья. Как это будет выглядеть, если я уйду так рано?
Он задумался, затем тяжело вздохнул, будто его шестьдесят лет невидимым грузом давили ему на плечи.
– Тогда пусть Тутси проводит тебя домой, – постановил он, глядя на Скотта, который строил на столе башню из пустых бокалов. – Ясно?
– Да, папочка. Но он хороший человек, тебе просто надо узнать его получше. Когда ты был в нашем возрасте, все было иначе.
Увидев, что мои родители уже в дверях, Скотт бросил свою башню и подбежал пожать руку папе и поцеловать маму в щеку.
– Спасибо вам обоим, что пришли. Зельде повезло, что у нее такие родители. И как вы славно над ней потрудились! – добавил он, обнимая меня за талию. – Замечательная девушка.
– Хм, – ответил папа.
– С днем рождения еще раз, детка, – сказала мама, обнимая меня. – Мы очень тобой гордимся. Трудно представить, что ты уже совсем взрослая. – Ее глаза затуманились. – Все мои дети уже выросли. – Она посмотрела на отца. – Судья, вы должны помочь мне понять, как такое произошло.
– Самым обыкновенным образом, – отозвался отец, подхватывая ее под локоть. – Спокойной ночи, малышка.
Как только они вышли, Скотт обернулся, взял меня за руку и крикнул Ливи:
– Милая девушка, сыграйте нам танго!
* * *В нашем переполненном женщинами доме папа уединялся в библиотеке – маленькой комнате, заставленной ломящимися от книг стеллажами из темного клена. Он унаследовал множество книг от своего отца, а потом щедро пополнил коллекцию. Читал серьезные романы, биографии, книги о философии и истории – все это, по его словам, помогало ему лучше понять участь людей, а это понимание в свою очередь помогало ему лучше судить.
«Такой умный человек, как мой отец, который впридачу так любит книги, должен обязательно оценить планы Скотта», – решила я и за ужином через несколько дней после праздника заговорила о романе Скотта.
– Он назвал его «Романтический эгоист». У него пока нет издателя, но одно хорошее издательство – «Скрибнерс» – рассматривает рукопись в эту самую минуту.
– Писательство – хорошее занятие для досуга. Признак живости ума. Но на жизнь этим не заработаешь. На какую службу он планирует поступить?
– Писать книгу – это работа, – неуверенно возразила я. Все профессиональные писатели, о которых я слышала, были очень известными и уже умерли. – Чарлз Диккенс зарабатывал этим на жизнь. Генри Джеймс тоже.
Папа в ответ поморщился.
Тутси сочувственно улыбнулась.
– Лейтенант Фицджеральд – очень активный молодой человек.
– Активностью, – фыркнул отец, – семью не накормишь, особенно если большая часть его так называемого дохода уходит на выпивку. Фицджеральд – это, знаете ли, ирландская фамилия. Надо думать, он католик. Я человек справедливый, но этот народ заработал дурную славу не на пустом месте. Малышка, тебе не стоит в это ввязываться.
Я закипела:
– Ни во что я не ввязываюсь. Он хороший человек, талантливый. И так уж случилось, что он мне нравится. И я считаю, это большое дело – что его роман собираются напечатать.
– Это не более чем домыслы, – возразил папа, глядя на меня поверх очков. – Предположим, они и впрямь решат опубликовать такого непроверенного писателя. Маловероятно, но, признаю, возможно. Тогда он будет достаточно богат, чтобы купить себе новое пальто или что-нибудь в этом духе. Чудесно.
В столовую вошла Кэти и начала убирать салатные тарелки.
– А ты не думаешь, что его стремление проявить себя заслуживает уважения? – спросила я.
Папа посмотрел на меня как на глупышку.
– Мужчина заслуживает уважения за то, что доводит до конца какое-нибудь значительное дело. Дело, которое послужит его жизни, семье, а когда-нибудь и всему человечеству.
– Книгам это под силу! Знаю, ты так думаешь, иначе зачем столько книг? – Я показала на библиотеку.
– Скотт Фицджеральд – не Диккенс, малышка. И не Джеймс, который, кстати, унаследовал семейное состояние, как и Эдит Уортон, и вся их братия. Он не ученый, не философ, не делец и даже не политик. Кто он? Всего-навсего ирландский щенок, который слишком любит спиртное, не окончил колледж и вот-вот отправится на войну, по окончании которой у него не будет никаких перспектив. Если, конечно, он вообще вернется целым и невредимым. – Папа махнул в мою сторону вилкой. – Прекрати витать в облаках и найди твердую почву под ногами, иначе рано или поздно окажешься в хижине с каким-нибудь черномазым, будешь стирать свою одежду в реке и каждый день есть бобы на ужин.
– Господи, судья, что за жуткая картина! – воскликнула мама. Она похлопала меня по руке. – Кэти, можно подавать ростбиф.
– Да-м.
Меня так и тянуло возразить, но не осталось аргументов. Насколько я видела и знала, мнение отца было непоколебимо.
– Ты же не хочешь, – продолжил он, – чтобы тебе хоть раз пришлось самой зарабатывать на жизнь.
Он прав, мне совсем этого не хотелось. Ни одна уважаемая замужняя женщина не стала бы работать, будь у нее выбор, – только не в Алабаме. Так уж нас воспитали: наши умы должна занимать только одна цель – выйти замуж за лучшего парня, какого мы только сможем найти. И сколько бы правил мне ни хотелось нарушать, об этом я даже не задумывалась. А потому все, что мне оставалось, это сделать так, чтобы прав оказался Скотт, а не папа.
Глава 4
– Я не могу остаться на ужин, но я должен был тебя увидеть, – сказал Скотт.
Стоял октябрьский вечер, и я ждала Скотта на переднем крыльце. Скотту и самому в последнее время приходилось много ждать – пока решится судьба его романа, который уже был единожды отвергнут и вновь подан на рассмотрение; когда отбудет его полк – мы знали, что это должно случиться со дня на день; когда я объявлю его первым и лучшим среди своих кавалеров и возможным женихом – к чему я пока не была готова. Он не собирался возвращаться на Юг после войны, а я, как бы Скотт ни был мне дорог, не могла просто так оставить дом. Кем я буду, если уеду из Монтгомери?
И все же он продолжал приезжать в наш городок на дребезжащем автобусе всякий раз, когда удавалось вырваться из лагеря Шеридан. Мы отправлялись на долгие прогулки, на танцы. Он водил меня ужинать, а порой мы сидели на ступеньках крыльца у кого-нибудь из наших друзей, прихлебывали джин из фляги, рассказывали истории и смеялись так, как смеются лишь те, кто еще не познал настоящих потерь и лишений. Немало времени мы проводили, упражняясь в поцелуях. Я сразу предупредила, что это ни к чему не обязывает.
– Иначе я уже давно была бы замужем, – пояснила я.
Я старалась скрывать наши встречи от папы, потому что, как говаривала тетушка Джулия, «беда особого приглашения не ждет». Она была урожденной рабыней дедушки Мэхена и нянькой моей матери, а воспитывала всех детей Сейров. По ее словам, освобождение рабов означало лишь, что теперь нужно учиться еще пуще следить за собой.
Сейчас Скотт был мрачен и, судя по покрасневшим глазам, либо неважно себя чувствовал, либо мучался похмельем. Он уже говорил, что ожидание выдвижения почти доконало его. Он и еще несколько офицеров целыми ночами пили кукурузный сироп и обсуждали, как расправятся с врагом, если представится шанс. Может, дело действительно только в этом. Я надеялась, что это не тот ужасный испанский грипп, о котором толковали все вокруг.
– Что такое? Ты заболел?
– В каком-то смысле. – Скотт достал из кармана сложенный лист бумаги и передал мне.
В «шапке» значилось: «Сыновья Чарлза Скрибнера», и я сразу поняла, что новости нерадостные. Письмо было коротким, тон – извиняющимся, но не допускающим возражений.
– Ох, мне так жаль. Ты столько трудился.
Он тяжело опустился на верхнюю ступеньку, будто отказ превратил его кости в вату.
– Знаешь, в детстве я был отвратительным учеником. Никак не мог сосредоточиться. А поскольку у моего отца было громкое имя, но не было денег…
– Как у нас, – кивнула я, сходя на пару ступеней ниже и облокачиваясь на перила. – Ни мама, ни папа не получили большого наследства. Папа говорит, что это и хорошо – мужчина должен сам проторить себе путь.
– Твой папа прав. И мои родители надеялись, что со мной так оно и будет, если я всерьез займусь учебой. Тетя предложила мне поступить в Ньюманскую старшую школу и все оплатила. И Принстон тоже. Очень щедро с ее стороны, – сухо проговорил он, сковыривая заусенец. – А меня страшно злило, что я для нее всего лишь благотворительный проект. У всех моих однокашников были папаши-миллионеры, собственные дома, заграничные поездки, роскошные балы… Отчего я не родился таким? – Он перевел взгляд на меня, и я пожала плечами. – Я хотел, чтобы мне нашлось место за их столами. Я и писать стал для этого – чтобы получить если не миллионы, то престиж. В Америке можно проторить собственный путь к вершине в любой сфере. А когда ты это сделаешь, что ж, тогда тебя примут. – Он кивнул на письмо, которое я все еще сжимала в руке. – Здесь, девочка моя, закончилась мечта.
По моему настоянию мы вышли во двор, чтобы нас нельзя было подслушать из-за окон возле крыльца, и я опустилась на траву. Он рухнул рядом со мной.
– Разве нет других издательств? – спросила я.
– Главную ставку я делал на «Скрибнерс», – вздохнул Скотт, откидываясь на спину и всматриваясь в розовато-лиловое небо. – С тем же успехом можно отправляться служить мишенью для фрицев.
– Не говори глупостей. Ты лучший писатель! Людям в «Скрибнерс» просто не хватает ума это разглядеть. Наверное, там сидит толпа надутых старых консерваторов, которым воротнички натерли шею.
Он тускло улыбнулся.
– Это действительно консервативное издательство… – Но так же быстро улыбка сползла с его лица. – Мои идеи слишком радикальны. А мой стиль недостаточно традиционен.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Северянин, добившийся влияния и богатства на юге. – Примеч. пер.
2
Торжество (фр.). – Здесь и далее, кроме особо оговоренных случаев, примеч. ред.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги