Записки «лесника»

«Мосфильм»

В МИИТе я проучился недолго – до первой сессии. Все эти мудреные начертательные геометрии, сопроматы, геодезии и картографии мне не давались вообще, как ни старался. А старался я не очень.

Плюс ко всему многие предметы вели авторы учебников, по которым мы и учились на строительном факультете Института инженеров железнодорожного транспорта.

Сдав в первой сессии лишь один экзамен, я забрал документы. И пошел работать грузчиком на киностудию «Мосфильм». Официально наша профессия называлась «комплектовщик третьего разряда монтажного цеха». А фактически мы носили коробки с пленкой целыми днями.

Вместе со мной работали два таких же одолбня, которые мечтали о ВГИКе и ГИТИСе, и так же, как я, целыми днями шлялись по студии. Также нашу бригаду дополняли три алкоголички лет под шестьдесят – Дуська, Нюрка и Сонька.

Пить они начинали с утра, а заканчивали вечером. Делать ничего не хотели и постоянно стучали на нас начальнику монтажного цеха.

Один мой коллега имел характерную фамилию Коршун и позже поступил-таки в ГИТИС. О нем надо рассказать подробнее – уникальный типаж.

Другой был сынком большого начальника из Госкино, наглый и отмороженный тип, основной целью которого было выебать кого-нибудь из молоденьких актрис. Иногда ему это удавалось.

Круглые железные коробки переносились из одного цеха в другой, внутри цеха, к монтажным столам и обратно, из павильона в павильон и еще хуй его знает куда. Коробки были тяжелые и большие, нам это быстро настопиздело и мы старались зарыться в какой-нибудь маленький просмотровый зал. Там днями и ночами гоняли фильмы всех времен и народов.

В то время еще не культовый режиссер Соловьев снимал свой первый фильм «Сто дней после детства». С бесподобной Татьяной Друбич в главной роли. По сюжету фильма там было много пионервожатых а ля набоковская Лолита и одна буфетчица с большими сиськами наперевес. Злые языки говорили, что коротышка Соловьев, помимо Друбич, которая вскоре стала его женой, драл со страшным цинизмом, прямо на студии и почти не стесняясь, и буфетчицу, и пионервожатых набоковского возраста.

В общем и целом блядство на студии процветало в полный рост.

Немудрено. Возле главной проходной всегда стояла толпа фанаток артистов и артисток.

Частенько на своей иномарке сюда заезжал Владимир Высоцкий. Толпа пыталась оторвать что-нибудь на память, но Поэт, проявив сноровку и скорость, выскакивал из объятий фанатизма.

А вот мой коллега Коршун, в отличие от Высоцкого, успевал проявлять еще и чудеса медицины и психопатии. Когда его забрали в армию, он там недолго задержался. Всего полгодика, где-то так. Талантливый Коршун изобразил сумасшедшего, причем очень оригинально. Он рассказывал врачам и психиатрам, что голос Прометея зовет его за огнем.

– Вставай, иди и дай людям огонь, – говорил Прометей, а Коршун бегал по ночам в казарме с зажженным факелом, неся огонь людям. И сколько его ни пиздили «деды», стоял на своем.

В конце концов, заебавшись слушать его россказни, а может, из-за банального страха, что в один прекрасный день он сожжет всю казарму к ебеней матери, Коршуна комиссовали.

Я к тому времени тоже отдал долг Родине и встретил Коршуна и его жену Галину с большой радостью. На встречу я пришел не один, со мной была сисястая одноклассница. К двадцати годам она расцвела, как бутон гвоздики. Сексуальность так и перла из всех возможных и даже невозможных частей ее тела.

Без прелюдий, не требуя у мира аннексий и контрибуций, Коршун предложил заняться групповым сексом. Дело молодое, да и одноклассница не возражала – Коршун был наглый и развязный, такие бабам нравятся. А я-то как был за! Галина мне приглянулась, эдакий тип развратной отличницы в очках, склонной к многочисленным оргазмам.

Но самое главное, что на мой вопрос: «Ведь она твоя жена. Не жалко ее?» – Коршун ответил:

– А чего ее жалеть!

Но вернемся на студию.

Возле столовой находился большой зал, где в обеденный перерыв мы упоительно резались в настольный теннис. Двое на двое. Коршун – артист Сеня Морозов. Автор – режиссер и будущий муж Пугачевой Саша Стефанович. Стефанович тогда снимал свой первый фильм «Дорогой мальчик», за кадром пели «Водограй» под музыку Тухманова. Морозов уже был знаменит и популярен.

Мы это называли «тэйбл пэнис», матчи проходили с переменным успехом. Очень много времени проводили в главном просмотровом зале, где киномехаником работал Миша Гусманов. Любого молодого человека Миша спрашивал:

– Алкоголь употребляешь? С девушками встречаешься?

Если получал отрицательный ответ, то удивленно пожимал плечами и говорил:

– Что за странный человек такой?

От него я впервые услышал культовое выражение «творческая пиздобратия» – так Гусманов величал всех, кто имел отношение к миру киноискусства.

Оно – выражение – мне очень понравилось. Как и другие вопросы-ответы Гусманова.

Но синекура наша продолжалась недолго, в один из тревожных понедельников нас вызвал «на ковер» начальник монтажного цеха и предложил написать «по собственному желанию».

Сейчас я его понимаю – мы практически не работали, а околачивали хуем груши.

Так рухнула юношеская мечта о кинематографе, артистах и прочей «творческой пиздобратии».

Танцы

До призыва в армию оставалось несколько месяцев, почти все лето мы проводили на танцверанде парка «Сокольники».

Танцплощадка была огорожена очень и очень высоким забором, который мы тем не менее успешно преодолевали, демонстрируя чудеса эквилибристики и начальных навыков циркового искусства. Частенько внизу нас уже ждали дружинники-комсомольцы или менты и выдворяли назад.

Платить за билет мы категорически не хотели. Справедливо полагая, что эти деньги лучше потратить на портвейн в винном на углу улицы Короленко.

Иногда на танцы приходил местный «качок» (они тогда только-только начинали оборудовать свои качалки) и, взяв в руки небольшой ломик, гнул решетку на танцевальной веранде до проходимых размеров.

Петя Прямоугольный – так его звали – радостно улыбался и говорил:

– А я чего, я ничего…

На пару недель проход на танцы был обеспечен, только через пару недель дырку заваривали, Прямоугольный опять ее гнул – и так до бесконечности.

На танцах было весело. Весь криминальный элемент парка «Сокольники» лихо отплясывал там, наполняя окрестности ядовитыми испарениями портвейна, а иногда даже водки. Лютые драки, поножовщина – все эти непременные атрибуты сопровождали танцы-шманцы.

Мы старались побыстрее «снять» каких-нибудь лимитчиц – преобладающий контингент женской половины – и вели их драть в «хибару» или просто на лавочку в парке.

Что такое СПИД, тогда еще не знали, а вот про другие болезни были наслышаны – поэтому под любой лавочкой использованных гондонов было не меньше, чем после ночной смены в «бардачевиче» средней руки.

Также промышляли игрой в карты. Играли во дворе одной из хрущевок на Егерской улице. Преимущественно в «секу», с «шахой» шестерка треф. До десяти человек за столом, сдавалась вся колода. Проход по копеечке, двадцать копеек «потолок». Часто играли «в темную», были «свары», на кону вертелось до десяти рублей. Нас было трое, играли мы, естественно, на «одну руку», используя различные «маяки». Если удавалось выиграть, то тут же уходили – прямо в полукриминальный ресторан «Прага» в центре парка «Сокольники».

Там играла музыка, было чешское пиво, огромные и красные очень вкусные раки.

Трешки и пятерки шуршали в карманах, глаза и щеки горели от спиртного разогреву, девчонки вокруг все были наши.

Думали, что так будет всегда. Ага.

Осенью нас всех забрали в армию.

На проводах ребята напутствовали меня, как родного, а моя тогдашняя девица Светлана хотела остаться ночевать. Но мама не поленилась вызвать ей такси и даже заплатить. И была права: Света оказалась латентной лесбиянкой и полигамной девушкой. Когда я вернулся из армии, у нее уже был второй муж и вид затертой до дыр биксы.

Армейские котлеты

На городском сборном пункте было весело. У всех было «с собой», усугубляли.

Спать уложили прямо на полу в физкультурном зале. По команде «ложись!» несколько сотен новобранцев улеглись в ряд боком друг к другу прямо на полу.

Начало службы, начало двухлетнего пребывания в рядах Советской армии.

Присягу принимал в учебке. В полку праздник. Но после присяги тут же в наряд на кухню. А там!..

В честь праздника присяги повара-дембеля, «земели» с Москвы, жарят свиные котлеты. Они тоже болеют за «Спартак», а один даже с Преображенки – почти Сокольники. Немереный противень переполнен котлетами, как бардак лярвами. Огромные, величиной с подошву кирзача. Они шипят и шкворчат на сковородке, испуская прозрачно-коричневое жидкое сальцо. Подпрыгивают и глумятся сочным мясом. Горячие брызги постреливают прямо в наши голодные и худосочные щщи. Слюна падает вниз «стремительным домкратом».

Наконец шеф-повар снимает самую прожаренную и огромную котлету и с черпаком наперевес ласково говорит, обращаясь ко мне:

– Жри, салабон, и помни главную заповедь бойца – подальше от начальства, поближе к кухне.

Это я четко запомнил, а вечером «земели» налили портвешку прямо из чайника для компота. Два стакана залились, как во сне – день присяги удался!

На 23 Февраля опять наряд на кухню, кухня-то огромная, но повезло – поставили мыть чугунные сковородки. Худой, как велосипед, и вечно голодный курсант серо-бумажного цвета бочком терся к плите, помня главную армейскую мантру про начальство и кухню.

Опять праздник, опять котлеты. Поджаристая корочка манит, как медсестра в халате на две пуговки. «Дедушки»-москвичи снова угостили котлеткой. На десерт был портвейн из пузатого чайника с носиком, как хобот. Сижу на табуреточке с блаженной улыбкой олигофрена, полукемарю.

– Земеля! – орет прямо в ухо дембель. – Ты за кого болеешь?

– За «Спартак».

На´ еще стакан и котлетку!..

…Хуяк, «и ты уже на небесах», а ведь культовый фильм Говорухина тогда еще не вышел.

Следующий раз пожрал от пуза только на майские праздники.

Стокилометровый марш

Настал день экзамена в учебке.

Наша рота отправилась на вождение стокилометрового марша.

Сдал экзамен – и ты получаешь удостоверение «механик-водитель третьего класса». А дальше направление в линейную часть.

Сажусь в Т-64, пристегиваю тангенту.

– Зема, ты че, ахуел?

Это ласково орет сержант-инструктор, который сидит на месте командира танка. Значит, надо с ходу добавить обороты.

– Обороты, курсант, обороты, еб твою мать!

Почти сразу врубаю седьмую передачу, и машина весом почти в сорок тонн летит, как подорванная.

Ну как летит…

Представляете – скорость 50 км/ч. Клиренс провисает, как клитор. Трансмиссия гудит в ушах, аки «Марш славянки». Гирополукомпас выписывает кренделя, что твой пьяный камыш.

Поскольку механик-водитель я был хуевый, то деревья толщиной с хорошее корабельное бревно отскакивали направо и налево. Таким образом я расширял танковую полосу и наносил непоправимый вред лесному хозяйству СССР.

Попытался переключиться на пятую передачу хотя бы – и тут же услышал истошный вопль сержанта.

Короче, сбив еще хуеву тучу деревьев, доехал до финиша. Выхожу из люка (а водили «по-боевому») – вся жопа в мыле. Смотрю, ротный принимает доклад у сержантов-инструкторов. Ну, думаю, пиздец, не сдал…

Оказывается, если сбил не более 10 деревьев, тех, что возле трассы, – то сдал. Сержант-то, сука, сидел на командирском месте «по-походному» и скрупулезно подсчитывал лиственные и хвойные стволы, сбитые нерадивым курсантом.

– Товарищ рядовой! Вы сбили только десять деревьев на максимальной скорости – поэтому Вы сдали экзамен.

Ротный торжественно вручает мне синий значок с золотой цифрой «три» и ксиву механика-водителя.

Сержант берет меня на отвод:

– С тебя бутылка портвейна – ты сбил одиннадцать, а ротного я тупо обманул.

И подмигивает мне совершенно наглым образом.

Вечером сбегал в самоход и купил сержанту бутылочку портвешка. Смотрю – он альбом дембельский клеит. А на обложке ромб красно-белый вытиснен, как из железа. Ни хуя себе, ведь он из Киева, и фамилия соответствующая: Колодяжный.

– Вы за «Спартак» болеете, товарищ сержант?

– Ты че, охуел? Давай пузырь! Просто альбом достал по случаю, на халяву, ага… А эмблему не сковырнешь, иначе обложка подпортится.

И любовно гладит альбом и бутылку.

«Губа» один

Довелось мне, когда попал в действующую часть, чалиться на рижской гарнизонной гауптвахте.

Самое страшное было, когда в караул заступали моряки. Двухметроворостые жлобы «годки» и «подгодки» устраивали нам игру. Называлась она «море».

В огромный коридор между камерами выливалось неимоверное количество воды, прямо на пол. С одной стороны коридора прямо на бетон клали 11 человек и с другой тоже. В центре бросали мяч. До него надо было ползти на брюхе прямо в воде. Мяч передавался игрокам своей команды, как угодно, но тоже на брюхе. Кто первый доползал, тот и хватал мяч. Играть можно было любой частью тела, но все только ползком. Победитель должен был попасть мячом в противоположную стену.

Морячки же вместо мяча пинали нас ногами, подгоняли сильными ударами прямо в голову и по почкам. А еще любой, попытавшийся приподняться, получал от морячка с носка удар по лицу, прямо в нос.

После таких игр можно было угодить на кладбище. Один молодой узбек «зажмурился» прямо в медсанбате. Вот такой был футбол.

С тех пор я не люблю моряков…

«Губа» два

Но не всегда печально на «губе». Уже перед самым дембелем ротный дал мне 10 суток за самоход.

И отправился я в Черняховск. Там всем заправлял писарь, старшина по званию и как раз с моего призыва. Он был приписан к дисбату в Перми, но по армейскому бардаку был формальным и не формальным начальником гарнизонной гауптвахты. Начальники караулов старались с ним не связываться, и он вершил свой личный прибалтийский суд.

Звали его Арвидас, и жил он в отдельной, со всеми удобствами оборудованной камере. Два мягких матраса, домашняя пуховая подушка, радиоприемник ВЭФ, кассетник «Весна». Фотографии артисток во всех позах были развешаны по стенкам камеры, как в Эрмитаже. Ходил писарь в «хромачах» и офицерской полушерстяной форме.

Сдружились мы с ним крепко, и я получал наряды на работу в самые блатные места.

Водочный комбинат. Да!!!

Нас поставили разгружать вагоны с солью и сахарным песком. Оказывается, эти компоненты используются при производстве водки. Пока мы работали, сердобольные работяги влили в нас столько водяры, что обратно караул нас принес практически на руках. Идти самостоятельно никто не хотел, да и не смог бы при всем желании. Наутро, при обходе камер, очередной начальник караула добавил мне очередные пять суток за «неуставной вид».

Арвидас сказал, что это хорошо… и послал меня утром подметать улицу возле булочной-пекарни. Обратно я вернулся с полным пузом булок и бубликов, да еще и ребятам прихватил – галифе свисало, как хобот у слона.

Писарь не унимался и в обед послал меня «баландером» за супом и кашей. Еду брали в ближайшей воинской части, наполняли зеленые бочки и армейские рюкзаки. А со времен Суворова Александра Васильевича в армии изменения произошли небольшие. «Щи да каша – пища наша».

Еще писарь договорился с конвойными, и я сгонял в магазин за портвейном, который спрятал в бочки с супом. Обед был на славу! Наваристый супец с мослами, каша-кирзуха с комбижиром, компот из сухофруктов.

Наконец – десерт по-гауптвахтовски. Свежая выпечка – прямо из пекарни – и две огромные «бомбы» крепленого вина «Солнцедар».

Но это не все, дорогой читатель.

Поздним вечером того же дня писарь совершил марш-бросок по маршруту «губа»– город – «губа», откуда вернулся не один. Вместе с ним были две очаровательные биксы, тоже из Литвы. Ночь мы провели в камере у писаря, вдаваясь во все тяжкие и не тяжкие сексуального разврата.

Жизнь текла, как в санатории, я получал дополнительные сутки за дополнительными сутками – так прошел месяц.

Наконец меня забрали в часть, а ротный сказал:

– На «губе» вам слишком хорошо живется, товарищ рядовой, – и обещал устроить «веселую» жизнь вплоть до дембеля.

Немудрено, ведь за месяц ареста я набрал пять кило лишнего веса, а рожа лоснилась, как у ротного кота Васьки.

Перед самым дембелем пришлось идти к ротному на поклон, просить характеристику для поступления на рабфак Плехановского института. Характеристика была что надо. «Физически развит удовлетворительно. Политику партии и правительства понимает верно».

Ехал домой в поезде как раз на ноябрьские праздники, все деньги отдал за билет, поэтому не мог элементарно пожрать. Но такие же, как я, дембеля не дали умереть голодной смертью. Вместо еды в меня влили такое количество портвейна и водки, что, когда состав прибыл на Белорусский вокзал, идти я попросту не мог. Ноги банально отказали, и пришлось брать носильщика, который на тележке отвез меня в медпункт. Там добрая докторша сделала мне укол кордиамина прямо в вену и вызвала такси.

Домой я прибыл бледным, как смерть, и шатался, как камыш из народной песни. Проспал почти сутки и лишь потом встал на учет в военкомат.

Петр Петрович

Занятия на рабфаке Плехановского института уже начались, но папе удалось договориться, и меня зачислили на нулевой курс дневного отделения «Плешки». Выдали студенческий билет, назначили стипендию. И стал я готовиться к выпускным – они же вступительные экзамены. Достаточно было сдать даже на тройки – и ты уже студент первого курса.

Контингент рабфаковцев был очень интересный. Почти все кандидаты или члены партии, ударники производства, отличники боевой и политической подготовки. На этом фоне мое худосочное лицо некоренной национальности резко выделялось среди бравых работяг и демобилизованных из погранвойск старшин и сержантов. Моя же запись в военном билете была проста и лаконична – гвардии рядовой. Зато преподаватели попались душевные, просто герои своего времени.

Математику вел доцент Петр Петрович.

Основным коньком его преподавания была тощая, как туберкулез, книжечка. Напечатана она была полукустарным способом и называлась «Основы алгебры и математики для вступительных экзаменов в вуз». Петр Петрович раздал ее всем рабфаковцам и велел выучить наизусть. Отдаленно всем своим видом он напоминал Антона Павловича Чехова. Бородка, пенсне, картуз – выглядел он старорежимно, очень любил длинные и поучительные речи, называя нас вольнослушателями и будущими строителями экономики развитого общества.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.