Дюнкерк

Первым понял, что произошло, французский премьер Поль Рейно. Утром 15 мая он позвонил Черчиллю и сказал: «Мы разбиты: мы проиграли сражение». Черчилль ему не поверил: «Но ведь это не могло случиться так скоро?» Рейно ответил: «Фронт прорван у Седана, они устремляются в прорыв в огромном количестве с танками и бронемашинами». Французское командование пока еще пыталось что-то сделать, но к вечеру того же дня генерал Гамелен был вынужден признать, что это катастрофа. Впрочем, в любом случае было уже поздно исправлять положение. Голландия капитулировала, Бельгия отбивалась из последних сил, а французские войска были вынуждены начать отступление по всей линии фронта.

16 мая Черчилль вылетел в Париж на «фламинго» – одном из трех правительственных пассажирских самолетов. Во время заседания французских и английских политических и военных руководителей в саду министерства иностранных дел горел гигантский костер. Черчилль мрачно наблюдал из окна посольства, как чиновники на тачках подвозили к костру архивы и бросали их в огонь. Дым от горящих документов разлетался по Парижу, а вслед за ним распространялся панический слух, что министерство горит, а здание уже занято немецкими парашютистами. Жители покидали столицу, забив все дороги, ведущие на юг.

Черчилль спросил Гамелена: «Где стратегический резерв?» Гамелен ответил, что резерва нет. Но Черчилль настаивал: «Когда и где вы собираетесь контратаковать?» Гамелен сказал: «У нас меньше численность, хуже оснащение, слабее методы». «Меня представили как настаивавшего на том, чтобы не отводить северные армии, а, наоборот, контратаковать ими, – вспоминал потом Черчилль. – Я действительно так думал. И я, и находившиеся со мной английские офицеры были поражены явным убеждением французского главнокомандующего и ведущих министров в том, что все потеряно, и все то, что я говорил, являлось моим категорическим оспариванием этого мнения. Однако нет никакого сомнения в том, что они были абсолютно правы и что совершенно необходимо было как можно скорее отходить на юг. Вскоре это стало ясным для всех».

Черчилль пытался воодушевить французов, обещал, что во Францию будут направлены десять эскадрилий истребителей, и даже получил по телефону согласие Военного кабинета. Однако когда он вернулся в Англию, оказалось, что это было легче обещать, чем сделать. Сэр Хью Даудинг, командующий истребительной авиацией, настаивал, что для обороны Англии ему и так нужно почти в два раза больше самолетов, чем у них есть, а если еще посылать во Францию, то скоро вообще ничего не останется. В конце концов Военный кабинет с ним согласился, и было решено, что британские эскадрильи начнут действовать над французской территорией, но базироваться там не станут, а будут вылетать туда с английских баз. Впрочем, через пару дней спорить было уже не о чем – во Франции почти не осталось мест для базирования британских самолетов, да и в самой Англии авиабазы сильно пострадали.

Из мемуаров Гая Пенроуза Гибсона «Впереди вражеский берег».

А тем временем битва во Франции принимала все более неблагоприятный оборот. Германские войска быстро захватили Голландию. Парашютисты, переодетые монахинями и крестьянками (по крайней мере, так говорят), захватили важные объекты. Немцы глубоко вторглись на территорию Франции. Германские танковые войска обошли обороняющихся и сейчас просто сгоняли их в кучу, как пастух собирает свое стадо. Они нанесли удар в Арденнском лесу и отбросили французов от Меца и крепости Седан, которая быстро пала под ударами пикирующих бомбардировщиков. Их самолеты полностью господствовали над полем боя. Нам сообщили, что французский Генеральный штаб попросил англичан прислать истребители, но мы решили сохранить в целости свои ВВС метрополии. Позднее выяснилось, что это было мудрое решение…

…Ситуация в Бельгии и Франции продолжала ухудшаться, но в Англии постоянные туманы закрывали аэродромы, поэтому божья воля помешала нам участвовать в боях. Зато фрицы в это время начали проводить налеты на английскую территорию, хотя пока еще небольшими силами. Группа из 12 бомбардировщиков Do-17 пересекла йоркширское побережье возле Уитнерси и атаковала большую авиабазу в Морпете. Это был прекрасный аэродром, напоминающий Скэмптон, но «Дорнье» прекрасно сделали свое дело. Они разбомбили все 4 ангара и уничтожили все крупные здания, включая офицерскую столовую, мастерские и кухню. Уцелела только сержантская столовая – либо немцы промазали, либо у них просто кончились бомбы. Немцы могли быть довольны результатами. Так, наверное, и было.

Тем временем группа армий «В» под командованием фон Бока усиливала давление на отходившие к реке Шельда бельгийские, британские и французские войска. 17 мая немцы заняли Брюссель. А в районе прорыва у Седана через образовавшуюся брешь во французской обороне продолжали вливаться танковые силы немецкой армии. Они двигались в двух направлениях: на запад, на Амьен, чтобы перерезать коммуникации союзных сил в Бельгии, связывавшие их с основными армиями во Франции, и на юг, на Реймс, чтобы перерезать и захватить коммуникации французских армий на линии Мажино.

9-я французская армия беспорядочно отступала на запад. 18 мая к вечеру она перестала существовать, а ее командующий попал в плен. Далее на западе, кроме тыловых частей и местных гарнизонов, никаких сил союзников не было. Правда, немцы этого не знали – они не могли поверить, что французскую армию так легко победить. Поэтому немецкий Генеральный штаб был уверен, что в глубине страны сосредотачиваются стратегические резервы противника, которые могут нанести удар в северном направлении. 18 мая начальник Генерального штаба сухопутных войск вермахта Гальдер записал в дневнике: «Фюрер, непонятно почему, озабочен южным флангом. Он беснуется и кричит, что можно погубить всю операцию и поставить себя перед угрозой поражения».

И действительно – немецкие войска, прорвав оборону союзников, рассекли французскую армию на две части и теперь фактически оказались между двух огней. Согласованные удары группы союзных армий в южном направлении и встречный удар французских сил с рубежа реки Соммы могли бы изменить ход событий. Но для организации такого контрудара нужны были энергичные меры и согласованность в действиях командования. А между тем бардак только усиливался.

Приказ генерала Гамелена № 12, объявленный 19 мая, предписывал, чтобы северные армии, избегая окружения, любой ценой пробивались на юг к Сомме, атакуя танковые дивизии, которые перерезали их коммуникации. А 2-я армия и недавно сформированная 6-я должны были атаковать к северу в направлении Мезьера. Это могло бы сработать, но увы, это был последний приказ Гамелена – только он более-менее разобрался в обстановке, как его тут же сняли.

Еще 18 мая 1940 года французский премьер Рейно произвел изменения в составе правительства. В числе прочего вице-председателем совета министров был назначен престарелый маршал Петэн – сторонник договора с Гитлером. Сам Рейно взял себе портфель министра национальной обороны. А 19 мая был отстранен от командования генерал Гамелен. На пост главнокомандующего французскими сухопутными, морскими и воздушными силами был назначен генерал Вейган.

В тот же день, 19 мая, неизвестный автор написал в своем дневнике: «15 час. Поступили сообщения, что германские танки в Амьене. Похоже на нелепый кошмар. Британский экспедиционный корпус отрезан. Мы лишились коммуникаций… Немцы идут на любой риск, на преступный глупейший риск, и все им сходит с рук… они делают все, что не сделали бы грамотные в военном отношении люди, и все же добиваются своего. Французский Генеральный штаб парализован этой необычной подвижной войной. Нынешние быстро изменяющиеся условия не предусмотрены в учебниках. Ответственные за составление планов французские генералы с их мышлением, не выходящим за рамки того, что было в 1914 г., неспособны действовать в новой и удивительной обстановке».

Наша главная задача заключается не в том, чтобы выиграть одно сражение, а в том, чтобы победить в этой войне. Как только накал противостояния во Франции уменьшится, начнется битва за наш остров, за Британию, за ее устои, ценности и традиции. Вот за что нам предстоит сражаться! В этих чрезвычайных обстоятельствах мы должны без колебаний предпринимать все необходимые шаги, какими бы радикальными они ни были; мы должны требовать от народа полной отдачи и напряжения всех сил. Интересы частных собственников и нормативы продолжительности рабочего дня не имеют никакого значения, когда идет борьба за жизнь и честь, за права и свободу, защищать которую мы с вами поклялись.

Я получил от руководства Французской Республики и, в частности, от ее энергичного премьер-министра господина Рейно самые искренние заверения в том, что, какие бы испытания ни ждали французов, они будут сражаться до конца – до полного разгрома или триумфальной победы. Но уж если мы решили сражаться до конца, то нам не к лицу соглашаться ни на что другое, кроме триумфальной победы!

…Наступил один из самых страшных эпизодов в многовековой истории Франции и Британии. Хотя в то же время, без сомнения, это самый славный ее эпизод. Встав плечом к плечу, не имея никакой поддержки со стороны, кроме разве что помощи, оказываемой братскими нациями наших доминионов и находящихся под нашим протекторатом далеких империй, британский и французский народы взяли на себя миссию спасения не только Европы, но и всего человечества от самой омерзительной и страшной тирании из всех, которые когда-либо оставляли свой грязный след в истории. За спиной Британии и Франции – за нашими спинами, за спинами наших солдат и моряков – ищут защиты напуганные и порабощенные народы, чья государственность уничтожена: чехи, поляки, норвежцы, датчане, голландцы, бельгийцы – все те, чья жизнь окончательно погрузится во тьму варварства, у кого не останется никакой надежды, если мы потерпим поражение в этой войне. И потому мы должны победить! И потому мы обязательно победим!

Из первого выступления Уинстона Черчилля по радио в качестве премьер-министра, 19 мая 1940 года.

20 мая немецкие танковые дивизии, заняли Амьен и Абвиль и вышли к побережью Ла-Манша. Группировка французских, бельгийских и английских войск в Бельгии оказалась окончательно отрезанной от основных французских армий, находившихся южнее Соммы. «Речь шла уже не о вклинении или временном прорыве, – говорил лорд Горт, командовавший британскими войсками во Франции, – а об осаде». Разделив армию союзников на две неравные части, Гитлер поставил перед вермахтом задачу уничтожить прижатые к проливу французские, английские и бельгийские войска и начать подготовку к наступлению в центральную Францию, которое должно было привести его к окончательной победе над союзниками.

А французы все теряли время. Генерал Вейган плохо представлял обстановку, поэтому, прежде чем принимать какие-то решения, хотел посоветоваться с союзными командующими в Бельгии. В результате 22 мая он пришел к тому решению, что и Гамелен три дня назад. «Это были правильные решения», – вспоминал потом Черчилль, но тут же с горечью напоминал, что этот приказ об общем отступлении северных армий на юг запоздал, по меньшей мере, на четыре дня. На севере были блокированы около сорока французских, английских и бельгийских дивизий, получивших боевой опыт, и если бы они ударили в южном направлении через немецкий танковый клин 19 мая, как приказал Гамелен, то могли бы вырваться из западни.

И все-таки союзники попытались провести контрудар. 21 мая под Аррасом две английские дивизии и одна бронетанковая бригада ударили по превосходящим силам противника и отбросили немецкие части на несколько километров к югу. Гитлеровское командование, опасаясь, что это начало крупного контрнаступления, спешно стало перебрасывать подкрепления. Однако эти опасения были напрасными. К тому времени англичане и французы окончательно потеряли возможность быстрой коммуникации и действовали крайне неслаженно. Французы даже не знали, что Горт старался вырваться из немецкого окружения. Поэтому к вечеру английское наступление, не получив помощи, захлебнулось. 22 мая перешли в наступление две французские дивизии, но к тому времени английское командование уже приказало отступать. Вслед за ними так же пришлось поступить и французам. Так закончилась первая и последняя попытка прижатых к морю союзных войск выйти на соединение с основными силами.

23 мая танковый корпус Гудериана, блокировав Булонь и Кале, вышел на рубеж канала Аа примерно в 20 км от Дюнкерка – последнего крупного порта, еще находившегося в руках прижатой к Ла-Маншу англо-французской армии. С падением Дюнкерка блокированные войска потеряли бы единственный путь снабжения и возможность эвакуации.

Примечания