– Я успею вернуться до начала. Дождливое лето, дождливая осень, – рассеянно пробормотал он и, сунув руки в карманы брюк, ссутулился.
– Ты же любишь дожди.
«Уходи, – думала я. – Дай мне возможность проверить, действительно ли тебе лучше».
– Да, – равнодушно согласился Делеф. – Мне нравится дождь.
Хромая и опираясь на трость, он пошел прочь по посыпанной красноватым песком дорожке.
Позже я пожалела, что наши последние слова друг другу были столь пусты. В пижаме я стояла возле дверного проема и смотрела брату вслед. Опасные мысли звучали в моей голове: бессмысленно останавливать его, как бы мне этого ни хотелось. Если ему стало лучше, он вернется. Если его внешнее улучшение было лишь внешним, он уйдет не сегодня, так завтра. Я не смогу сберечь его.
Мой брат был из тех людей, которые, не умея плавать, даже не предпримут попытки научиться. А я всегда была для него старшей сестрой. Я слишком опекала его, так же как прежде наши родители. В этот раз я должна была позволить ему самому принять решение.
Я поднялась в комнату Делефа и вытащила из-под кровати его чемодан. Копаться в вещах в отсутствие владельца – несомненно непорядочный поступок, но Делеф никогда не был искренен со мной, и я чувствовала, что заслужила реванша. Но чемодан оказался пуст. Конечно, Делеф уже давно разложил свои вещи в шкафу, как я не подумала об этом сразу.
Я принялась обшаривать ящики. Знакомый флакон из коричневого стекла лежал в самом нижнем, поверх стопки маек. Мне показалось, что на гладком стекле еще сохранилось тепло пальцев Делефа. Я заплакала. Три таблетки в день, Делеф? Прошлый раз флакон был практически полон. Сейчас в нем осталось не больше десятка таблеток. Громко всхлипывая, я перевернула весь ящик и нашла еще два початых флакона. Пряча, Делеф запихнул их в носки.
***
Я все-таки побежала за ним. Но его уже не было на берегу омута. На этот раз я не успела. Вновь сойдясь, опавшие листья закрывали воду.
Возвращаясь к дому, я сильно замерзла, так как, выбегая, только накинула плащ поверх пижамы. А на ногах у меня домашние шлепанцы, обнаружила я с удивлением. Должно быть, я выглядела как беглая пациентка психиатрической клиники, но это было последнее, что меня волновало.
Я взяла книжку для записи телефонных номеров. Почти все ее страницы были заполнены, но мне не были нужны номера, написанные карандашом. Я набрала один из напечатанных красной типографской краской на первой странице.
– Да, – произнес прохладный официальный голос.
– Мой брат совершил самоубийство, – сказала я в трубку таким ровным тоном, как будто уже давно знала, что этот день настанет, и была в некоторой степени готова. Затем я продиктовала свой адрес.
Мне задавали вопросы, но не слишком много. Я отдала им три флакона с таблетками. На этикетках флаконов стоял штамп аптеки, и я мстительно подумала, как засыплется теперь тот, через кого Делеф достал эту дрянь.
Его тело не смогли отыскать, до самой темноты провозившись у проклятого омута, оказавшегося глубоким, как бездна. И Делеф был там, на самом дне, куда его утащили подводные потоки.
Так завершилась история моего брата.
Я вспомнила о «Розовой оранжерее» и о письме только тогда, когда почтальон, не сумевший впихнуть в переполненный почтовый ящик очередную ежедневную газету, положил ее на коврик перед дверью. Опустошая ящик, я извлекла записную книжку и, узнав мелкий угловатый почерк Делефа, прижала ее к груди. На секунду меня ослепило видение черной воды, глянцевито поблескивающей, как нефть.
2. Делеф
[Первые двадцать – тридцать страниц записной книжки вырваны.]
…что смогу продолжать это долго.
Как я устал от боли. Обезболивающие не снимают ее полностью, лишь снижают интенсивность. Но ее постоянство вкупе с ощущением, что никуда мне от нее не деться – это самое худшее. Неужели когда-нибудь закончится? Проще умереть, чем поверить.
Жара доконала. Такая сильная – это дикость для Ровенны. После короткого дождя с земли пар.
Ненавижу.
12 сентября
Вынужденное бездействие не пошло мне на пользу. Я окончательно одичал и стал горьким, как хина. Одна мысль, что придется снова вступать в социальные взаимодействия, вымучивая из себя вежливость и хотя бы минимальную вовлеченность, вызывает тошноту.
Утром я разговаривал с Матиушем и пытался отказаться от вызова. Я сказал, что все еще не чувствую себя в достаточной степени восстановившимся.
В ответ Матиуш сослался на заключение врача СЛ, согласно которому я уже настолько здоров, что мог бы отправиться на соревнование по бальным танцам.
Я указал на свою трость взглядом, сочащимся сарказмом.
С заметным усилием Матиуш подавил свое желание высказаться. Тем не менее его мысли были практически зримы, витая над его головой: «Ты сам виноват в произошедшем, Делеф. Не обстоятельства, а твои безответственность и рассеянность позволили этой зверюге вывести тебя из строя на столь долгое время как раз в период, когда на нас навалилась лютая дичь. Это был рядовой случай, и все шло как обычно, а ты работаешь в отделе уже двенадцать лет. Ты облажался».
– Доктор настаивает, что у тебя нет никакой физиологической причины, чтобы продолжать хромать.
– Не иначе как меня заставляют мои собственные извращенные предпочтения, – язвительно фыркнул я.
– Тебе же выплатили компенсацию за увечье, – напомнил Матиуш, пытаясь меня утихомирить.
А существует ли компенсация за боль, за бессонные ночи и ночи, полные кошмаров, за неподвижные дни и тошноту, вызванную интоксикацией печени обезболивающими?
– Порой компенсация не компенсирует, – бросил я.
Матиуш решил, что мое недовольство вызвано малыми размерами суммы, и разразился занудной речью на тему нехватки финансирования. Мог бы и не распыляться. Все, что он мог сказать по этому поводу, я давно знал наизусть. Я выслушивал подобное каждый раз, как обращался к нему с жалобой, что после очередного ливня на стол в моем кабинете капает вода. Все проклятое здание СЛ трещит по швам.
– Тем не менее я похлопочу, чтобы тебе повысили зарплату, – торжественно завершил свою тираду Матиуш, видимо, пытаясь убедить меня, что ради столь ценного сотрудника он готов пойти на невиданные подвиги.
– Мне все надоело, – огрызнулся я.
Глаза Матиуша раскрылись шире.
– Надоело, – покорно согласился он. – Я выбью тебе отпуск, Делеф, я обещаю. Возвращайся, и я переговорю с Медведем. Но ты поедешь, да? Сейчас у нас нет возможности отправить другого.
– Неужели все заняты?
– Все заняты.
– Что случилось?
– Ты знаешь, у нас настала черная полоса… – промямлил Матиуш, отводя взгляд.
– Киношник вернулся? – перебил я его.
– Да, – неохотно подтвердил Матиуш.
– Сколько на этот раз?
– Молодая пара. Семья с ребенком. Все в один день.
– И как долго он продолжит убивать?
– Мы пытаемся остановить его.
– Поэтому ты отсылаешь меня, Матиуш? – осведомился я. – Чтобы я не вмешивался в расследование?
– Существует одна веская причина, по которой тебе не позволено участвовать.
– Даже две. Мой отец. Моя мать.
– Ты знаешь правила. Никакой личной вовлеченности в следствие.
Что может быть более личным, чем месть. Когда я только заступил на свою должность в СЛ, мною владела юношеская убежденность, что однажды я заставлю убийцу моих родителей понести наказание. В последующие годы не всегда успешной работы моя наивность сползала с меня, как кожа с линяющей змеи. В итоге от меня остался один скелет.
– Впрочем, какая разница, – горько бросил я. – Вы ничего не добьетесь. Руки коротки.
– У тебя упаднические настроения, Делеф. Видимо, тебе действительно необходим дополнительный отдых.
– А что, есть основания для оптимизма? Посмотри, что происходит в последнее время. На каждое чудовище, что мы одолели днем, за ночь нарождается три новых.
– «Серебряная Лисица» справлялась в течение многих веков и…
– Она не справлялась. У нас просто нет ресурсов. От вычерпывания моря ложками оно не уменьшается.
– Делеф…
– Признайся себе. У нас нет контроля над этой страной. Наша деятельность ничего не меняет. Она бессмысленна.
– Делеф, я понимаю, что тебе не хочется ехать. Но это уже чересчур. Возьми себя в руки. Сконцентрируйся. Поезжай и выполни свою работу.
Я кивнул, без энтузиазма признавая его правоту.
Матиуш передал мне материалы по делу, и мы обсуждали их некоторое время. В моей груди не таял ком льда. Нет, я стремился избежать этой поездки вовсе не по причине моего скверного физического состояния или паршивого ментального. Пожалуй, я определю свои ощущения как дурное предчувствие.
Поколебавшись, я все же высказал свои опасения Матиушу. Он рассмеялся и ответил, что я проникся мистикой. Я спросил его, как в моем случае не проникнуться мистикой. Матиуш запнулся. Я попытался объяснить ему (он идиот, но неплохой парень): от меня отвернулась удача, меня одолела апатия. Иногда мне ничего не хочется знать, не нырять снова и снова в эту воду, она слишком глубока для меня. Хочу просто жить в неведении, как все – это понятно? Меня сорвало.
Матиуш, хоть и оторопел от такого потока слов с моей стороны, все же выдавил из себя неискреннюю сочувственную улыбку. По его глазам я понял, что подобное он слышал уже раз сто, и оно все меньше и меньше его трогает. Выгорают все. Это просто вопрос времени. У Матиуша свои обязанности и свое начальство, которые заботят его больше заморочек подчиненных.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги