– Не прошу прощения. Это то, что было.
Молчит.
– Более лгать тебе не хочу и не буду.
Серьезно? Тогда признайся ей, кто ты. Решишься? Нет. Нельзя.
– И вообще… Берта… Пошли погуляем. Хочешь?
Встаю и протягиваю ей руку. Она молчит. И просто смотрит мне в глаза. Серо-голубые бездонные озера. В них можно утонуть… Утонуть… Стискиваю зубы и отгоняю непрошенное. Руку не опускаю.
– Ну же, девочка… Вставай. Идем, – а называл ли он ее так? Не знаю и не хочу знать…
Порывисто вздыхает и отворачивается к стене, сжав руки на груди.
– Зачем ты играешь со мной, Клайд… Ты жестокий. Очень. Если бы я знала… Или хоть догадывалась…
– Нет, Берта. Игры закончились. Все, что было до сегодняшнего вечера – закончилось. Так я решил.
Что я несу? Все только начинается. Но что ещё я могу сейчас сказать этой измученной девочке, что?
– Клайд, Клайд… Я не понимаю тебя… Я уже ничего не понимаю… – Роберта прижала ладони к лицу, снова начала тихо всхлипывать.
– Ты сказал, что все лгал. Ты признался.
– Да.
– Но ведь… Зачем… Клайд, не мучай меня, умоляю… Скажи, зачем все это… Ты пришел, когда я не ждала. Нет… Нет… Я ждала. Сидишь со мной… Я вижу, ты не такой как всегда. Я не вижу любви в твоих глазах. Но… – она запнулась, не находя слов, – я не знаю. Твои глаза, они другие… Ты признался… Зачем? Ты пришел попрощаться, расстаться, бросить меня окончательно?
– Послушай меня, Берта, – я должен ее поднять, должен. Я не могу смотреть в это кроткое бледное лицо. Не могу смотреть в эти широко распахнутые глаза, подернутые сдерживаемыми из последних сил слезами. Хочу зарыться в ее рассыпавшиеся по плечам волосы, вдохнуть их запах… И сказать ей правду… Нет. Нельзя.
– Если ты хочешь знать, что я чувствую к тебе, то этот вопрос не ко времени, Берта. Ты не видишь любви? А что ты видишь?
Говори с ней, говори. Дай ей высказать все. Не в этих страшных письмах, что ты побоялся открыть дома. Глядя в глаза.
Роберта осторожно и робко взяла мои ладони в свои. И прижала их к лицу. Горячие такие щеки. И бледные. Такие бледные. И глаза горят нездешним светом. Ее лицо в моих ладонях…
– Ты здесь. Не понимаю, почему. Ты уже очень давно так надолго не приходил. Ты никогда так не говорил со мной. Меня это радует. И пугает. Из твоих глаз исчезло равнодушие, они такие… Странные… Дай мне посмотреть в них…
Она наклонила меня к себе. Близко. Очень близко… Ее глаза прямо передо мной, чувствую тепло дыхания от приоткрывшихся губ… Берта, нет… Не надо… Нельзя… Тихий шепот…
– Ты сейчас уйдешь? Я чувствую, что ты хочешь остаться, Клайд… Правда?
Я не уйду, Роберта. Никогда.
– Правда. А погонишь – все равно не уйду, так и знай.
Я осторожно выпрямился, с усилием заставив себя немного отодвинуться от нее. Еще миг – и мы бы поцеловались, и бог знает, чем бы все закончилось… Нет. Не могу. Берта робко улыбнулась, а в глазах мелькнуло что-то даже лукавое, слезы исчезли.
– Я тебя не гоню. Ты правда хотел погулять?
Улыбнулся ей в ответ, в груди стало тепло и радостно.
– Конечно, давай пройдемся, солнышко.
Она удивленно вскинула глаза.
– Солнышко… Красиво… Ты никогда так меня не называл…
– Ну, а теперь назвал. – снова протягиваю ей руку, – давай, Берт, подъем.
– Берт… Подъем… – задумчиво так протянула, внимательно на меня посмотрев, – сегодня вечер новых имен? Новых слов?
Я тихо рассмеялся, покосившись на дверь, за которой спали Гилпины, и совершенно искренне сказал.
– Не только имен, Роберта. Все теперь будет новым, вот увидишь.
И это – чистая правда. Внезапно почувствовал – что-то особое протянулось сейчас между нами, то, что только наше. То, чего не было раньше. Я уже встал и Роберта подала мне руку, мягким движением поднял ее с кровати, она невольно подалась ко мне, почувствовал тепло ее тела, близко… Очень близко. С трудом подавил желание обнять, прижать к себе, вдруг понял, что она ждёт, хочет этого. Миг – и ее руки обовьются вокруг моей шеи, лицо запрокинется мне навстречу, губы приоткроются, и… Нельзя. Это будет… Это будет хуже той лжи, что была… Нет. И пока пауза не стала для нее обидной, просто подтолкнул Роберту к шкафу, незаметно переведя дух – когда наши пальцы на мгновение сплелись, словно ударило током, сердце зашлось… Надеюсь, она не заметила. Что же делать, что? Да, я уже все решил, но… Как же страшно… Как страшно будет ждать ее ответ…
– Одевайся, солнце.
Шкаф открыт и она нерешительно мнется, уже взяв платье и прочие принадлежности. Ну и? Аа… Мда… Точно. Ширмы тут нет, второй комнаты нет. Отвернулся к окну, вздох на этот раз скрыть, по-моему, не удалось. Краем уха отчетливо слышу вздох ответный. Еще и губы надула, небось… Обиделась. Он не отворачивался? Обрываю начавшуюся мысль. Роберта одевается, слышны характерные звуки. Тут молнии уже есть на платьях или нет? Вот попросит сейчас застегнуть на спине… А в стекле что-то видно, кстати. Не успеваю присмотреться, как все и закончилось.
– Клайд, я готова.
Оборачиваюсь. Улыбаюсь. Нарядно оделась, темно-синее выходное платье. Лёгкое зелёное пальто и задорная шляпка с маленькими шелковыми полями и парой вишенок на них. Ботиночки. В руке перчатки. На шее изящно повязан белый кружевной шарф. Чуть горьковатый свежий аромат, который почувствовал у окна, стал сильнее.
– Вот, совсем другое дело, – и мне улыбаются в ответ, – Пошли.
Смотрю на часы. Почти час ночи.
– Берт, ты как, на работу не проспишь?
– Не тревожься, я ведь раньше ни разу не опаздывала, помнишь? – она стрельнула в меня блеснувшим взглядом из-под шляпки, вложив в эти слова вполне понятное значение.
Ну, спасибо, дорогая, что не даёшь забыть… Но пора, хватит размышлять. И распахиваю ставни, в комнату ворвался прохладный порыв ветра, очень кстати остудив разгоряченный лоб.
– Прошу на выход, леди!
Она ошарашенно смотрит на меня и на окно.
– А ты что думала? Через Гилпинов пойдем? – ее напоминание о том, что не просыпает после… В общем, через дверь я идти не хочу. Я – не он! Глупо? Пусть. Теперь все – иначе.
А ведь я ее провоцирую, вдруг пришло понимание. Я делаю всё, чтобы она начала сомневаться. Начиная от тона, новых слов и манер, и кончая несуразным предложением лезть в окно. Пусть! Берта, не бойся, иди со мной. Со мной!
– Ой, Клайд… Я так никогда не вылезала в окно… Да я не умею…
– Зато я умею. Вперед! – от предвкушения прогулки нахлынуло озорное настроение, захотелось что-то сделать, чтобы Берта улыбнулась, рассмеялась. Пусть и ее захватит новизна!
И я легким отточенным пируэтом ухожу в заоконную тьму. Выпрямляюсь и оборачиваюсь. Роберта осторожно выглядывает и явно не знает, с какой ноги начать. Начинаю командовать.
– Шш… Ставь не ногу, а колено на подоконник. Давай руки… Шляпку сними пока, положи тут.
И ответный шепот…
– Клайд, осторожно! Платье… Ну подожди…
– Берта, черт!
– Что?
– Вернись и лампу погаси!
– Ой… Иду.
И через мгновение в комнате гаснет свет. На секунду пожалел об этом – чтобы поставить колено на подоконник, пришлось изрядно задрать платье, до середины изящного бедра… А теперь – темно. Не о том думаю… Но слишком бьёт в голову ее присутствие, слишком…
– Я тут!
– Давай. Колено. Руки мне на плечи. Ап!
– Ай! Клайд, Клайд!
– Чего?
– Я тебя не раздавила?
– Оо, как мне хреново-то… – это я замогильным шепотом.
И мы оба смеемся. Вместе. Надо ли говорить, что уронил я нас специально. Не удержался…
– Шш, Берта, тихо! Лежи!
Она удивленно поднимает голову и смотрит на меня. В лицо. Близко. Очень. Слишком близко. Ее дыхание на ночной прохладе почти обжигает. Глаза таинственно мерцают, завораживая, затягивая…
– Почему?
– Мы нашумели. Ждем пару минут.
– Аа…
Слышится что-то в ее голосе… Ждала других слов? Других действий? Ага, на голой земле и не снимая тройки. Мадам знает толк… Ерничаю… Пытаюсь так защититься от волшебства ее взгляда, ощущения тепла от ее тела… Получается не очень.
Роберта слегка поворочалась и послушно затихла. Лежим. Ждем. И мне расхотелось вставать. Вот же умник… В двух метрах шикарная кровать, а ему с сырой земли вставать не хочется…
– Клайд… Тебе разве не больно? Сильно же ушибся, наверное. Ну все, вставай. Простудишься…
И как-то ехидно вдруг добавляет…
– По-настоящему простудишься.
Вот оно что… Я теперь почти точно знаю, «в когда» попал. Клайди наш уже успел ей соврать про простуду. Делаю вид, что не расслышал.
– Берта, встаем.
И подал ей руку, она осторожно вложила в нее свою маленькую ладонь. Такая лёгкая… Вижу, что для неё всё это необычно, она замешкалась, поднимаясь. Поддержал под локоть, на мгновение мы прижались плечами и оба замерли. Почему? Я – понятно. А она? Ей ведь должны быть привычны прикосновения этих рук… Нет. Она уже видит и чувствует разницу, непонятную и странную. А я – не хочу, не хочу мешать этому. Вот надевает перчатки и поправляет шляпку. Молча переглянулись в слабом свете фонаря, ее лицо смутно белеет в полумраке. Серьезное такое… Я прислушался, быстро оглядел улицу, никого. Кивнул – идём. Выходим на Элм-стрит, темную и безлюдную. Тихо. Никого и ничего. На часах десять минут второго.
– Куда пойдем, Клайд? Только недалеко, хорошо?
Мелькнувшее в ее голосе смутное беспокойство сказало мне многое – она никогда ещё не выходила из дома в такой глухой ночной час, ни сама, ни с ним. Он никогда не звал ее вот так, просто пройтись ночью по затихшему Ликургу. Другое его интересовало в это время… Да, милый, в ее глазах ты все страннее и страннее. Роберта слушается, она все ещё любит и верит. Надеется… Потому и пошла сейчас… Ещё не со мной. С ним.
– Да, конечно, недалеко. Нам еще на работу утром. Ты когда встаешь обычно? – делаю вид, что задумался, – давай к реке пойдем? Погуляем по набережной.
Рискую. А если тут нет набережной? Но Роберта согласно кивнула, я галантным жестом предложил ей идти, дорогу же не знаю. Ох, сколько же проблем… А как хотелось бы взахлеб ее расспрашивать – а это что, Берт? А покажи мне… Расскажи… И бродить, бродить по этим безмолвным темным улицам, без страха, без сомнений. Говорить, говорить… Она бы рассказывала, и я тоже… Вместо этого – делать вид, что я все тут знаю… Что я – это он. Постарался, чтобы Роберта не увидела, как непроизвольно передёрнул плечами.
Она повернула направо и мы неторопливо пошли вдоль неширокой улицы, навстречу поплыли невзрачные дома, похожие друг на друга, как братья. После того, как Роберта погасила лампу, здесь не светится ни одно окно. Только редкие фонари освещают мощеную крупными булыжниками мостовую и местами неровный асфальт тротуара. Молчим. Осторожно посматриваю на нее, по сторонам. Лицо выглядит спокойным, но чувствую, что когда не вижу, она так же смотрит на меня. О чем думаешь, малыш? Что хочешь сказать, спросить? Ведь хочешь… Пришел, признался во лжи, сказал, что все теперь будет иначе, потащил гулять… И теперь – молчу. И что дальше? Что? Она хочет спросить… И не решается. И я понимаю, почему. Боится, не хочет снова услышать ложь. Мало ли что пришло Клайди в голову… Погуляет, поцелует… И уйдет. А завтра – все снова вернётся на круги своя, отговорки, пустые обещания, равнодушный взгляд. Постылая работа… И неотвратимо надвигающаяся катастрофа. Потому она молчит. Как же она ждёт хоть проблеска надежды…
В воздухе повеяло влагой, глубоко вдохнул, втянул носом воздух. Река близко, вот послышался тихий плеск медленно текущего величавого потока. Могаук. Но пора прервать неловко затянувшееся молчание. Роберта так и не ответила на мой вопрос.
– Так когда ты утром обычно встаёшь?
Вижу, как она чуть пожала плечами, явно услышав совсем не то, на что рассчитывала. По-моему, по ее лицу пробежала еле заметная досадливая гримаска. Прости, Берт… Нужно.
– Стараюсь в шесть тридцать, собраться, чай выпить. Еще идти минут двадцать. Клайд…
– Что?
– Ты никогда не спрашивал меня об этом.
– О чем? О подробностях твоей домашней жизни?
– Ну да… Странно как-то… Непривычно… Я не знаю даже, мне это приятно или нет…
Значит, встает в шесть тридцать. Дадим полчаса на утренние делишки. Семь утра. Чай. Семь пятнадцать. Одеться. Семь тридцать. Семь пятьдесят у ворот. В восемь на рабочем месте. Я, как начальник, приду, значит, чуть позже. Восемь десять. Не будем слишком важничать. Отлично.
– Мне просто это стало интересно, Берта. Разве так не бывает? Что-то заинтересовало – и спросил. Вот, спросил.
– Я понимаю. Но все равно странно. Ты какой-то не такой сегодня. Не как был…
Мягкий шум реки совсем близко, между деревьями уже виден неспешный поток, тут и там исчерченный серебристыми дорожками уличных фонарей по обе стороны.
– Пройдемся по набережной?
– Клайд… А если нас кто-то увидит?
– Не бойся, в этой полутьме трудно различать лица, все похожи одно на другое. Пошли.
Беру ее за руку. Не знаю, принято ли тут так ходить. И ладно. Ее маленькая ладошка чуть вздрагивает от прикосновения. И после секундного колебания доверчиво устраивается в моей ладони. Становится жаль, что она надела перчатки. Я иду по набережной Могаука, рядом со мной Роберта Олден… Мне кажется важным повторять это раз за разом, словно привязывая себя крепче и крепче к ней, к этому миру.
– Это и есть тот путь, которым ты на работу ходишь?
– Да, тут уже близко, вон видно уже фабрику, посмотри… – Берта показывает пальцем вдоль набережной и на тот берег.
Да. Мысленно утираю честный трудовой пот. Вот оно. Длинный фабричный корпус на той стороне реки. Неплохо освещен несколькими фонарями. Останавливаемся.
– Устала, солнце?
– Немного…
Роберта застывает на мгновение и словно прислушивается к чему-то. Ее лицо становится отстраненным, ушла в себя на пару мгновений. Ясно. На какой мы неделе? Ну, это выясню точно чуть погодя. Не сейчас, не надо давить на нее, не буду спрашивать. Я опасался, что Роберта заговорит о беременности, о необходимости срочно что-то делать, словом, заведется очередной тяжёлый разговор. Я ещё не готов к нему. Мы оба не готовы. И каким-то наитием она поняла – сейчас не нужно об этом. Успеется. А я уже увидел все, что собирался.
– Пойдем домой?
– Клайд…
И она прижалась ко мне, обняв. Так доверчиво обняв… Нельзя не ответить на такое. Пусть я все это затеял, чтобы узнать дорогу к фабрике… Пусть. Какое сейчас это имеет значение? Она наверняка надела то, в чем пришла когда-то на первое свидание. Надеясь, что я увижу. Замечу. Вспомню. Она простила ложь. Она… Она все равно верит, ждет и надеется. А я… А я не знаю, как с этим быть, что делать с этой верой, с этим чувством. Не знаю. Нельзя ответить на него, не сказав правду. О том, что я – не он.
Глава 5
Роберта всё крепче прижимается ко мне, её руки обнимают с неожиданной силой. С силой отчаяния. С последней силой утопающего, тянущегося к спасательному кругу. Утопающего… Да что же… А она шепчет… Шепчет на грани слышимости, не мне. Самой себе.
– Клайд, милый… Ты прости меня, пожалуйста. Знаю, не любишь. Может, и не любил никогда… Прости… Прости… Если бы… Если…
Прощения просит… За свою надежду… За отчаяние… За любовь…
Мои руки бережно обняли ее в ответ. Молчу. Что ей сказать? Не говори ничего. Не отвечай. Не разубеждай сейчас ни в чем. Молчи, молчи. И просто слушай. Ей надо, надо говорить с тобой. Она тут совсем одна. Никого нет, кому она может доверить свое самое сокровенное. Как же вышло, что единственный человек, которому она может довериться – это тот, который безжалостно разбил все ее мечты, всю ее жизнь? Но разве я это сделал? Я – не он. Но это я сейчас стою здесь, глубокой ночью на безлюдной набережной Могаука, перенесенный сюда, в тело подлеца и убийцы. Это я здесь и сейчас обнимаю измученную отчаявшуюся девушку, так безрассудно отдавшую себя ему. Как, как не ответить на это объятие? Как не ответить на эти тихие безнадежные слова? Дальше молчать?
– Берта…
Ладонь осторожно гладит выбившиеся пушистые локоны, шляпка мешает. Снять ее… Нет. Ну нет же… Не могу. Нельзя. Она запрокидывает лицо и смотрит на меня, тону в ее бездонных глазах. Утонуть… Да что за наваждение с этим «утонуть»… Это слово преследует меня… Нас…
– Берта…
– Что, милый?
Ну же… Хватит молчать, пора делать шаг. Делать выбор. Назад пути не будет, я понимаю это? Да.
– Ты… Знаешь… Ты не бойся ничего. Слышишь?
– Слышу, Клайд… Я не боюсь.
– Правда?
– Неправда. Я боюсь.
– Чего ты боишься сейчас?
– Что ты скажешь, что пора идти обратно.
– Ты не хочешь возвращаться?
– Нет.
Она вздохнула и положила голову мне на грудь. Шляпка оказалась у меня в руке, порыв ветра разметал длинные волосы. Невольно прижал Роберту к себе, маленькую и беззащитную, снова стало страшно, что сейчас исчезнет, развеется без следа… Она затихла, замерла в моих объятиях, а я… Не хочу ее отпускать, пусть этот миг длится и длится. Слышу тихое посвистывание ветра в ветвях деревьев, шепот…
– Мне сейчас очень хорошо и спокойно, Клайд. Правда. И я не хочу, чтобы это закончилось. Вот и все.
Вот так мы и стояли на безлюдной набережной. И казалось, сама природа затихла вместе с Робертой, прильнувшей ко мне в прохладной ночной темноте. Я легонько повернулся, чтобы свет дальнего фонаря хоть немного осветил ее лицо. Глаза были закрыты и две блестящие дорожки сбегали по щекам… Она улыбалась…
– Солнышко…
Улыбка стала еще улыбчивей.
– Назови меня так еще раз…
– Солнышко…
– А?
– Пошли домой.
– Ну вот…
Глаза открылись, Берта вздохнула. И уже сама вложила ладонь мне в руку.
– Идем домой… Только медленно.
– Бежать не будем, но тебе пора спать, до рассвета всего ничего осталось.
На часах почти три, стало совсем прохладно. Повернул Роберту к себе и плотнее повязал ей шарф, аккуратно заправил его под пальто. Улыбнувшись, надел обратно шляпку, шутливо щёлкнув пальцем по полям. Она с вновь появившимся на лице удивлением позволила мне все это проделать, в который раз пристально на меня посмотрев. Я же деловито сказал, подмигнув.
– Холодно, еще простудишься, кашлять будешь… По-настоящему.
Она поняла, что я ей вернул шпильку и тихо рассмеялась. Боже, как можно над этим сейчас смеяться? Как можно простить то, что она простила? Как же нужно любить для этого… В такой любви есть что-то обреченное…
Пользуясь тьмой и полным безлюдьем, обнял ее за талию, так теплее. Она, мгновение поколебавшись, так же обняла меня. Приноровилась не сразу, значит, никогда так не ходила раньше. Неторопливо отправились в обратный путь. Молча. Все, что можно и нужно было сказать в этот вечер, мы оба сказали. Теперь достаточно просто идти. Вместе сберегая ту нить, что между нами протянулась. Волшебная невидимая нить, которая… Откуда эти слова? Осторожно поглядываю на лицо Берты, о чем она думает? Спросить? Нет. Не надо. Не дави на нее. Дай отойти, впереди еще немало всего. Пусть просто порадуется. А она рада, вон как личико сияет, глаза блестят, улыбается… Маленькая… Все будет хорошо. Таков мой план. Легко не будет никому, тебе – в первую очередь. Но я постараюсь. Обещаю.
Внезапно осознал, что за все время прогулки почти не смотрел по сторонам, как будто для меня в порядке вещей заснуть дома, а очнуться почти сто лет назад и за тридевять земель. Незаметно усмехнулся – я иду по ночной улице, обнимая Роберту Олден, чувствую тепло ее тела, доверчиво прижавшегося ко мне. Слышу тихое дыхание, лёгкий стук каблучков, чувствую горьковатый запах ее духов. Смотреть по сторонам? Рухни сейчас небо, я и на это не обращу внимания… Все мысли и сомнения, все опасения и страхи – долой. Не сейчас. Мы медленно идём по безмолвному ночному Ликургу, согревая и храня друг друга, что сейчас может быть важнее? Мягкий серебристый свет фонарей, наши тени на тротуаре, негромкие шаги. Слепые черные прямоугольники окон смотрят на нас, может, за ними есть любопытные глаза? Смотрите, я не против. С каждым шагом приходит уверенность в том, что я решил, в том, что я собираюсь делать. Уверенность в Роберте, в себе. Мы – вместе. Так суждено. Так будет. Почувствовал, как она замедлила шаг, оглянулась по сторонам. Что-то не так, заметила кого-то? Глубокая ночь вокруг, мало ли… Мы остановились.
– Берт, все в порядке?
Напрягся, высвободил руку, быстро окинул взглядом улицу, дома, окна, прислушался. Нет, все тихо. Она заметила мою настороженность и улыбнулась, негромко рассмеялась.
– Клайд, что с тобой? Такое лицо у тебя стало, словно…
– Словно что?
Она перестала улыбаться и тихо сказала.
– Словно ты приготовился меня защищать.
Я пожал плечами, расслабившись.
– Да, приготовился, подумал… Ну, неважно. А почему мы тут остановились?
Роберта помолчала несколько мгновений, вдруг зябко обняв себя. Показала рукой куда-то вправо, в сторону виднеющейся вдалеке небольшой площади. Пригляделся… Мы посмотрели друг другу в глаза. Я тихо спросил.
– Хочешь туда пойти?
Она, поколебавшись, кивнула.
– Ты не будешь сердиться, милый? Уже действительно очень поздно, и тебе тоже ведь надо отдохнуть хоть немного.
Вместо ответа снова взял ее за руку и через несколько минут мы подошли к невысокой кованой ограде, вижу ворота. Шепнул ей.
– Внутрь?
– Клайд, страшно… Так нельзя… Давай тут немного постоим, и все, я просто хотела…
– Я понял, что ты хочешь, Берт, и это лучше делать внутри. Идём!
– Закрыто же…
– Откроем.
Негромкий скрежет, я осторожно приоткрыл створку, тихонько свистнул Роберте, она быстро подбежала и мы юркнули внутрь. Слышу ее запыхавшееся дыхание, глаза задорно блестят, вот и маленькое приключение. Зашептала на ухо, оглядевшись.
– Клайд, а если нас найдут здесь? Как нехорошо… И тебя могут узнать… Даже не знала, что ты свистеть умеешь…
Я беззаботно махнул рукой, осторожно ведя ее к широким выщербленным по краям ступеням, вверху которых виднелась массивная дверь. Посмотрел назад, нас теперь надёжно скрывает забор, закрытые ворота и довольно густой сад.
– Ну вот, Берта… Дошли, куда смогли. Дверь ломать все же не стоит, да и не уверен, что сумею справиться с замком. Хотя… Найдется в сумочке пилочка для ногтей, шпилька какая-нибудь? Если хочешь, могу попробовать…
Роберта слушала эту тираду, округлив глаза в не совсем наигранном ужасе, слегка шлепнула меня пальцем по губам. Я с трудом удержался, чтобы его не поцеловать…
– Перестань немедленно! Ничего ломать не надо, ты что… Мы и так… Взломщик нашелся…
Серьезного тона она не выдержала, мы оба тихонько рассмеялись. Роберта дернула меня за рукав, остановив.
– Милый, спасибо, что согласился. Я…
Она глубоко вздохнула, встав перед закрытой дверью, посмотрела вверх, на уходящую во тьму старую замшелую стену, на теряющийся в ночной высоте шпиль. Я тихо стою рядом с ней, слушая ее негромкий голос.
– Я часто проходила мимо… Знаешь, когда жила у Ньютонов, мы с Грейс поначалу ходили вместе в церковное собрание, но… Мы для них были чужими. Нет, нас принимали, позволяли приходить… Но и только. И я перестала… А так хотелось прийти, поговорить с кем-нибудь, чтобы выслушали… Посоветовали… Хотелось просто преклонить колени и помолиться, в надежде, что меня услышат…
Ее голос… Говори, все говори, родная… Любимая… Впервые осмелился произнести это слово, мысленно… Любимая…
– Когда переехала сюда, гуляла и набрела на эту церковь. Помнишь, мы с тобой как-то вечером проходили мимо?
Я вздрогнул. Ничего не ответил и смог только молча кивнуть. Надеюсь, она не заметила, как стиснул зубы… Не могу…
– Двери были открыты, шла служба, доносился голос пастора. Свет изнутри освещал это крыльцо, эти ступени. Помнишь? Мне так захотелось…
Берт… Остановись, прошу…
– Я тогда просто помечтала о том, как было бы хорошо вместе прийти сюда когда-нибудь…
Тихо вдохнул и выдохнул, спросил.
– И что я на это ответил?
Берта покосилась на меня, вздохнула, пожав плечами. Промолчала. Ясно…
– Клайд, ты веришь в Бога? В то, что он есть, что он может услышать молитву, мольбу? И ответить на нее…
Верю ли я в Бога? Этот вопрос, заданный мне ещё несколько часов назад, вызвал бы только кривую усмешку. Теперь же… Когда я здесь, когда она смотрит мне прямо в глаза, когда…
– Я… Я не знаю, Берта, не хочу тебе лгать о своей вере. Но…
Она подошла ближе, взяла меня за руку, широко раскрытые глаза совсем близко, снова чувствую тепло ее дыхания. Слышу ее шепот, так странно звучащий вместе с ветром.
– Но что?
И мой ответный шепот, я почти решился ей признаться, мы оба достигли какой-то грани, за которой – понимание, истина.