Саша, привет!

Серёжа плетётся на Ильинку, садится на скамейку. С Серёжей ничего не происходит. Серёже уже хорошо. Да и плохо ему не было. Серёжа осторожненько перебирается через Красную площадь к другому её концу, то есть, получается, к Манежной площади. Переходит через длинный подземный переход к началу Тверской улицы. Выходит на поверхность, идёт вдоль Тверской улицы. Серёжа отмечает про себя полную отшибленность чувств. Он ничего не чувствует. Ему как бы всё равно. А раньше ведь он чувствовал. Серёжа очень быстро понимает, что всё дело в его жизненных обстоятельствах, в предстоящей ему смертной казни. Тут получается интересная и странная мысленная конструкция: Серёжа хотел прогуляться по Москве и в то же время не помнить о смертной казни. Как оказалось, это невозможно. Так не получится. Это не работает. Человечество в этом смысле то ли обманывалось, то ли просто хотело дополнительно поглумиться над приговорёнными. Ну вот эта, знаете, старая английская традиция – типа, человека ведут на казнь и позволяют ему заходить в попутные кабаки и выпивать в каждом по рюмке. Но это так себе милость. Это, по сути дела, дополнительный способ помучить человека.

Серёжа стоит на Пушкинской площади и беспомощно озирается. Он понимает, что он сейчас в последний раз видит всё вот это. Дом с магазином «Армения», дом с «Галереей Актёр» (её, кажется, уже нет – или есть), памятник Пушкину, здание «Известий», здание Английского клуба вдали, начало Тверского бульвара. Серёжа не знает, что ему надо делать и чувствовать в этой ситуации и в этом месте. Он долго стоит, молчит, смотрит. Он вдруг думает и осознаёт приход мысли: всё же главное место в Москве – это вот здесь, на Пушкинской площади. Там, на Красной, – главное сакральное место, а просто главное место, место, вокруг которого вращается вся жизнь, – это вот здесь, это Пушкинская площадь, Пушка, как когда-то говорили, но сейчас давно уже не говорят. Ну, может быть, есть ещё пара мест – Новокузнецкая, Чистые пруды. Там тоже жизнь ощутимо завихряется. Серёжа думает: может быть, сейчас поехать туда или пойти (ведь рядом).

Серёжа представляет себе, как он тупо стоит на площади рядом с метро «Тургеневская» и смотрит на бывшее здание ВХУТЕМАСа и на нынешнее здание театра Et Cetera, и ему становится не очень хорошо, и он решает не посещать напоследок самые оживлённые места Москвы.

Хотя… Есть некоторый смысл в том, чтобы дойти или доехать до Чистых прудов. Лучше дойти. Серёжа идёт по бульварам. Лето, хорошая погода, и на бульварах хорошо. Как же хорошо на московских бульварах, думает Серёжа. Какое же это хорошее место. В этом месте мысль Серёжи тупеет, упирается в тупик. Возможно, это связано с общей тупиковостью его жизни, с тем, что он больше никогда не сможет посетить эти благословенные места. Да, он ловит себя на некоторой тупости, тупиковости мышления. Некуда думать. Ну да. А что. Чего же ты хотел.

Тем не менее у Серёжи остаётся ещё время для очень длинной прогулки по Москве и даже по Московской области. Хотя Серёжа не фанат Московской области (а зря), и дело ограничивается Москвой.

Серёжа легко преодолевает крутой подъём Рождественского бульвара (здоровье у Серёжи хорошее, вот какая ирония судьбы) и выходит к Чистым прудам. Серёжа ждёт на конечной остановке трамвая. Ему хочется, как в детстве, покататься на трамвае. Серёжа помнит, как он с мамой катался на трамвае А, как мама рассказывала, что это раньше был самый главный московский трамвай. Серёжа с мамой приезжали или приходили на конечную остановку трамвая А, ждали, садились в трамвай и ехали. Чистопрудный, Покровский, Яузский бульвары, Новокузнецкая улица, переехать Садовое кольцо, Павелецкий вокзал. И за вокзалом – кольцо, трамвай делал круг вокруг церкви, там было совсем тесно, трамвай задевал деревья и почти задевал церковь и выезжал обратно на Дубининскую улицу и полупустой ехал к Чистым прудам, и эта поездка вызывала у Серёжи восторг, восторг.

Сейчас нет этого маршрута.

Хотя почему нет. Маршрут А остался, никуда не делся. Просто он теперь не разворачивается на том, старом кольце вокруг церкви у Павелецкого вокзала. Теперь он поворачивает к Павелецкому вокзалу и идёт дальше, до Новоконной площади.

Серёжа дожидается трамвая А, садится в него, оплачивает проезд при помощи карты «Тройка». Терминал сообщает, что на карте «Тройка» осталось ещё 386 рублей. Серёжа думает: надо будет оставить Свете.

Серёжа доезжает до Новоконной площади. Это конечная. Тут рядом Калитниковский пруд. Тут рядом Скотопрогонная улица, на которой он всегда хотел побывать, но так и не побывал. А сейчас как-то не хочется на ней бывать, потому что Серёжа чувствует некоторую близость своего положения и положения скота, который гнали по Скотопрогонной улице на бойню (станция «Бойня», Микояновский мясокомбинат).

Серёжа едет обратно, до Чистых прудов, выходит из трамвая А, ждёт, дожидается трамвая 39 (в его детстве набор маршрутов здесь был такой же: А, 3, 39, он запомнил это на всю жизнь). Серёжа садится в трамвай 39, едет по довольно интересному маршруту до метро «Ленинский проспект», выходит, переходит на станцию МЦК «Площадь Гагарина», садится в поезд МЦК и едет.

Серёжа едет и думает: на хрена он вообще решил ехать и прощаться с Москвой? Зачем это всё? Он сейчас не чувствует по отношению к Москве вообще ничего. Это просто часть убивающей (убившей) его реальности. Сейчас это не Москва, которую он всегда, с детства до дрожи любил, а часть реальности, которая приговорила его к смерти. И прощание получается чем-то вроде прощания с предавшей тебя и осудившей тебя на смерть матерью, как-то так.