Камень, ножницы, бумага
Я с нетерпением ждала возможности впервые побывать внутри Тауэрского моста, а обещанные бесплатное шампанское и шикарные закуски, приготовленные шеф-поваром, отмеченным звездой Мишлен, по-прежнему доставляют мне огромное удовольствие. Но заметив имя Генри Винтера в списке гостей, я испугалась заходить внутрь. С этого момента стало очевидно, что настоящая причина, по которой мы проводим нашу годовщину с незнакомыми людьми, заключается в том, что ты надеялся наткнуться на Генри и убедить его дать тебе еще одну книгу. Ты уже дважды спрашивал его. Я говорила тебе, что не стоит просить, но ты всегда думаешь, что знаешь лучше, и не слушаешь. Писательство – это трудный способ зарабатывать на легкую жизнь.
Когда мы подошли, Тауэрский мост светился на фоне ночного лондонского неба. Мероприятие было в самом разгаре, глухие звуки музыки и смеха наверху соперничали с тихим плеском темной Темзы внизу. Как только лифт выплюнул нас на верхнем этаже, я сразу поняла, что вечер обещает быть интересным. Помещение оказалось меньше, чем я себе представляла: вот уж не думала, что это будет просто длинный коридор, битком набитый киношными персонажами! Мимо протиснулся официант, держа поднос с шампанским, и я с радостью разгрузила его на два бокала. Сделав на всякий случай в то утро тест на беременность, я знала, что нет никаких причин не пить. Я перестала ежемесячно сообщать тебе плохие новости, а ты перестал спрашивать.
– С годовщиной, – прошептал ты, и мы чокнулись бокалами, прежде чем ты сделал глоток.
Я уже осушила свой наполовину. Я нахожу, что алкоголь помогает заглушить мою социальную тревогу, которую я до сих пор каждый раз испытываю, посещая подобные мероприятия. Все здесь знают, кто ты. Единственные ожидания, которые ты все еще стараешься оправдать, – твои собственные. Но я никогда не чувствовала, что вписываюсь в этот круг, возможно, потому что так оно и есть. Я предпочитаю собак. Я пригубила еще, а после занялась тем, для чего была здесь – незаметно осмотрела комнату, мои глаза искали то, чего не могли видеть твои.
Сегодня утром мы обменялись подарками на очередную годовщину. Я вручила тебе кожаный портфель с твоими инициалами, тисненными золотом. Годами наблюдая, как ты таскаешь свои драгоценные рукописи в уродливых сумках, я предположила, что это уместный подарок. Ты преподнес мне пару кожаных ботфорт, на которые я давно засматривалась. Однако сомневалась, считая себя чересчур старой, чтобы носить их (ведь мне уже тридцать два!), но ты явно не согласился с моим мнением. Я надела их как раз сегодня и заметила, что в такси по дороге на вечеринку ты пялишься на мои ноги. Было приятно чувствовать себя желанной.
– Приближается, – прошептала я тебе на ухо, пока мы пробирались по забитому людьми коридору.
– Хороший, плохой или уродливый? – спросил ты.
– Плохой. Продюсер, которая в прошлом месяце хотела, чтобы ты работал над экранизацией криминального романа… та, которая стала задирать нос, когда ты ей отказал. Лиза? Линда? Лиз?
– Лиззи Паркс?
– Да.
– Дерьмо. На каждой вечеринке есть тот, кто ее портит. Она еще не выглядит взбешенной? – уточнил ты.
– Очень даже.
– Она видела нас?
– Так точно.
– Черт. Эта женщина относится к писателям, как к фабрикам, а к их работе – как к банкам с печеными бобами. Книга, которую нужно было адаптировать, даже не ее. Она самый настоящий библиоклепт.
– Красный код.
– Лиззи, дорогая, как ты? Выглядишь чудесно! – произносишь ты тем голосом, каким разговариваешь только с маленькими детьми или претенциозными личностями. Я надеюсь, ты никогда не будешь общаться так со мной, и очень расстроюсь, если это случится.
Вы оба два раза чмокнули воздух, и я восхитилась тем, как ты делаешь то, что делаешь. Это как если бы у тебя был переключатель, которого мне явно не хватает. На вечеринках ты становишься другой версией себя, той, которую все любят: очаровательной, комплиментарной, умной, популярной, в центре внимания. Ничего похожего на застенчивого, тихого человека, которого знаю я и который каждый день исчезает в своем новом, довольно милом домике для работы. Это напоминает представление. Я люблю все твои разнообразные версии, но предпочитаю моего Адама, настоящего, какого вижу только я.
– Приближается, – снова прошептала я, насладившись прекрасно приготовленным гребешком, в сочетании с гороховым пюре, поданным на миниатюрной ракушке и c крошечной серебряной ложечкой.
– Кто теперь? – спросил ты.
Я знала этого человека.
– Натан.
Я наблюдала, как ты пожимал ему руку, и слушала, как вы говорите о делах. Босс студии, принимающей вечеринку, – один из тех мужчин, которые всегда работают. Постоянно оглядываясь через свое или ваше плечо, чтобы увидеть, с кем еще он может или должен был бы поболтать. Это человек, который любил облагать налогом радость, всегда отнимая немного у кого-то другого, чтобы увеличить свою собственную. Ты представил меня, и я ощутила, что немного съеживаюсь под его пристальным взглядом.
– А чем вы занимаетесь? – полюбопытствовал он.
Это вопрос, который я ненавижу. Не из-за ответа, а из-за реакции на него других людей.
– Я работаю в «Приюте для собак Баттерси», – ответила я и изобразила на лице улыбку.
– О, черт возьми! Повезло вам.
Я решила не объяснять, почему мне не так уж и повезло, что слишком много людей жестоки или безответственны, когда дело касается животных. Я убедила себя, что лучше не обращать внимания на его снисходительный тон. Меня учили всегда быть вежливой: ты не сможешь перейти мост, если сожжешь его. К счастью, беседам и людям свойственно двигаться дальше, и мы наконец остались одни.
– Есть какие-нибудь признаки его присутствия? – прошептал ты.
Мне не нужно было уточнять, о ком ты говоришь.
– Боюсь, что нет. Мы могли бы попробовать на другой стороне?
Мы направились по второму коридору – крытому туннелю над знаменитым мостом, соединяющему одну башню с другой. Вид сверху на Темзу и освещенный Лондон был впечатляющим.
– Ну что, Генри здесь? – снова спросил ты и очень погрустнел, когда я ответила отрицательно. Ты выглядел, словно подросток, которого бросила девушка его мечты.
Весь вечер вокруг нас стояла невидимая очередь людей, готовых наброситься на тебя, ожидая возможности поздороваться: продюсеры, которые хотели с тобой поработать, руководители, которые сожалели, что не были внимательны к тебе в прошлом, другие сценаристы, которые мечтали бы оказаться на твоем месте. Мои ноги начали болеть, так что я была рада, а также удивлена, когда ты предложил уйти пораньше.
Ты остановил черное такси и, как только мы оказались на заднем сиденье, поцеловал меня. Твоя рука нашла верх моих новых кожаных сапог, затем скользнула выше под платье. Как только мы вернулись домой, ты еще в коридоре начал стаскивать с меня одежду, пока на мне не остались только ботфорты. Секс на недавно отремонтированной лестнице был новым опытом. Я все еще чувствую запах лака.
Позже мы пили виски в постели, говорили о вечеринке и о тех людях, которых встретили сегодня вечером: хороших, плохих и уродливых.
– Ты все еще любишь меня так же сильно, как когда мы поженились? – спросила я.
– Практически всегда, – ответил ты с дерзкой ухмылкой, это одна из твоих любимых фраз. Ты выглядел таким красивым, что я смогла только рассмеяться.
Я тоже практически всегда люблю тебя. Но я не рассказала, что в течение вечера несколько раз видела Генри Винтера в его фирменном твидовом пиджаке и галстуке-бабочке. На его лице, испещренном морщинами, застыла странная гримаса. Он выглядел старше, чем на своих официальных фотографиях. С густыми белыми волосами, голубыми глазами и чрезвычайно бледной кожей он немного походил на призрак.
Я не упомянула, что твой любимый автор неотрывно смотрел в нашу сторону, постоянно следуя за нами по всей вечеринке, отчаянно пытаясь привлечь твое внимание.
Три года – и так много секретов.
Есть ли вещи, которые ты скрываешь от меня?
Со всей любовью,
Твоя жена. ХХ
Амелия
Адам смеется, когда овцы за дверью часовни начинают блеять. Даже мне трудно удержаться от улыбки, пока он затаскивает обратно внутрь Боба, который все еще лает как сумасшедший.
Когда мы только увидели множество пар глаз, уставившихся на нас, это было похоже на сцену из фильма ужасов. Однако фонарик Адама вскоре прояснил, что единственным любопытным соседом, притаившимся за пределами часовни, является небольшое стадо овец, мимо которого мы проезжали на дороге чуть раньше. Они, вероятно, последовали за нами, надеясь, что кто-нибудь сможет их накормить. В темноте их тела сливались с толстым слоем белого снега, заметавшего окрестности с тех пор, как мы приехали. Так что единственным, что мы могли разглядеть, были их глаза.
– Однажды мы посмеемся над этим, – улыбается Адам, стягивая пальто.
У меня нет такой уверенности.
Я не снимаю куртку – мне холодно – и смотрю, как он запирает входную дверь огромным старым ключом. Не помню, чтобы видела его раньше. Но я так устала! Возможно, он был там все это время, а я просто не замечала. Я так долго планировала этот уикэнд, что не могла дождаться дня отъезда, практически насильно притащила мужа сюда – однако теперь чувствую странную тоску по дому.
Адам – самопровозглашенный отшельник. Он счастливее всего в своем писательском домике со своими персонажами и так глубоко погружается в воображаемый мир, что порой с трудом находит дорогу назад. Клянусь, мы бы никогда никуда не поехали, если бы не я. Он гордится нашим жилищем; я тоже, но это не значит, что мы никогда не должны покидать его. Отдельно стоящий викторианский особняк с двойным фасадом в Хэмпстед-Виллидж находится далеко от муниципального дома, в котором он вырос, однако Адам никому не рассказывает об этой части своего прошлого. Он не просто переписывает собственную историю – он ее удаляет.
Я не всегда чувствую себя к месту в таком богатом уголке Лондона, а вот муж отлично вписывается, несмотря на то что бросил школу в шестнадцать лет, чтобы работать в кино. У него слишком много амбиций и слишком мало образования. Но все любят тех, кто упорно добивается успеха, а Адам никогда не научится сдаваться. Через две двери от нас живет театральный режиссер, справа – диктор новостей, а слева по соседству обитает актриса, номинированная на премию «Оскар». Пугает то, что меня все еще беспокоит, кого я могу встретить, пока выгуливаю собаку. В отличие от мужа, у меня мало общего с нашими сделавшими себя, успешными соседями. Не то чтобы я имела что-то против социальных альпинистов – я всегда считала, что чем выше ты забираешься в жизни, тем лучше вид открывается перед тобой. Но иногда успех мужа заставляет чувствовать себя неудачницей. В наши дни Адам – словно настоящее дело, в то время как я все еще напоминаю первую попытку или незавершенную работу.
Затем он целует меня в лоб. Так нежно, как родитель целует ребенка на ночь, прежде чем выключить свет. В последнее время он слишком часто заставлял меня чувствовать, что я недостаточно хороша. Впрочем, вполне вероятно, я просто проецирую собственную неуверенность. Может быть, я ему все еще небезразлична.
– Не нужно смущаться, – говорит он, и я беспокоюсь, что, возможно, думала вслух.
– О чем?
– Что представила лицо в окне и разбила эту довольно неплохую бутылку вина.
Он улыбается мне, и я заставляю себя улыбнуться в ответ, пока он не произносит:
– Тебе просто нужно расслабиться.
Всякий раз, когда мой муж предлагает мне расслабиться, это имеет противоположный эффект. Я молчу о недавнем инциденте (он не воспринял бы всерьез, скажи я ему), вот только я не думаю, что лицо в окне мне померещилось. В отличие от него, я живу в реальности полный рабочий день. Я уверена в том, что видела… почти уверена и, кажется, не могу избавиться от ощущения, что за мной наблюдают.
Робин
Робин отступила от окна часовни, как только женщина внутри увидела ее, но было слишком поздно. Когда та начала кричать, Робин убежала.
В Блэкуотер очень давно никто не приезжал. Прошло больше года с тех пор, как она вообще видела здесь незнакомцев, не считая случайного туриста, заблудившегося, несмотря на все гаджеты и штуковины, которые в наши дни, кажется, все постоянно носят с собой. В долине всегда много оленей и овец. А людей нет. Это слишком захолустное и чересчур удаленное место для нашествия толпы любопытных, и даже местные жители знают, что нужно держаться от него подальше. С тех пор, как она себя помнит, озеро Блэкуотер и часовня рядом с ним имеют дурную репутацию.
К счастью, Робин любит находиться в собственной компании и не боится привидений. Живые всегда больше тревожили ее, вот почему она наблюдала за неожиданными гостями и их собакой с тех пор, как те прибыли.
Робин знала, что надвигается буря, поэтому была удивлена, когда эти люди проехали мимо ее маленького домика с соломенной крышей. Она и не представляла, что найдутся безумцы, которые в такую погоду поедут по прибрежной дороге или рискованным горным тропам. У нее нет телевизора, но по радио передали несколько предупреждений, и не нужно быть метеорологом, чтобы выглянуть в окно. Уже несколько дней было пасмурно и очень холодно, как всегда случается перед снегопадом. Робин провела несколько лет своей жизни в высокогорье, поэтому знает, что шотландской погоде нельзя доверять, у нее свой ритм и нет никаких правил. Когда надвигается шторм, все местные жители находят время, чтобы подготовиться и принять необходимые меры предосторожности, зная по прошлому опыту, что вполне могут оказаться в трудной ситуации или запертыми на несколько дней в ловушке. Никто в здравом уме не приехал бы сюда в это время года. Если только они не хотели быть отрезанными от остального мира.
Робин наблюдала за происходящим из окна своего жилища, спрятавшись за самодельными занавесками, завороженная видом приближающегося автомобиля визитеров. Он был старомодным, мятно-зеленого цвета и выглядел так, словно ему место в музее, а не на дороге. То, что им удалось добраться до Блэкуотер, было не чем иным, как чудом или загадкой. Робин пока не могла дать этому точное определение.
Она смотрела, как они проехали по дорожке к часовне, прежде чем припарковаться в опасной близости от края озера. Снаружи была темень. Ветер усиливался, шел сильный снег, но посетители, казалось, не замечали опасности. Часовня находилась всего в нескольких минутах ходьбы от ее коттеджа, поэтому, держась на расстоянии, она последовала за ними, чтобы рассмотреть поближе.
Робин наблюдала, как они выходят из машины, и с удовольствием отметила, как большая черная собака выпрыгнула из багажника. Она всегда любила животных, однако овцы не лучший вариант, когда дело доходит до компании. Даже с расстояния в несколько метров ей показалось, что мужчина выглядит усталым и несчастным, хотя, с другой стороны, длительные путешествия, как правило, оказывают на людей именно такое воздействие, и эти двое выглядели соответственно. Робин стояла абсолютно неподвижно, когда пара и их собака, подойдя к старой часовне, обнаружили, что двери заперты и там нет никого, кто мог бы их встретить. Они оба казались такими замерзшим и побежденными… Нужно было их впустить.
Машину вела женщина, и Робин была восхищена ее обликом: модной одеждой, длинными светлыми волосами и искусно нанесенным макияжем. У Робин уже много лет не было ничего нового, она одевалась исключительно ради тепла и комфорта. В ее гардеробе все сшито из хлопка, шерсти или твида. Большую часть времени она носит униформу, состоящую из футболок с длинными рукавами и старого рабочего комбинезона, а также две пары вязаных носков, чтобы не мерзли ноги. Волосы Робин теперь длинные и седые, она сама их подстригает, когда они спутываются и начинают изрядно мешать. Ее розовые щеки – результат холодного ветра, а не румян, и даже ей самой трудно вспомнить время, когда она выглядела и жила иначе.
Робин видела, как гости заходят внутрь, затем обошла часовню и попыталась разглядеть их через витражи. Ей хотелось услышать, о чем они говорят, но ветер уносил их слова прочь от ее ушей. Многослойная одежда на ней оправдывала себя, тем не менее Робин ощущала холод. И любопытство. Несмотря на пыль, осевшую с тех пор, как здесь в последний раз кто-то жил, посетители вскоре, казалось, почувствовали себя как дома. Они зажгли свечи и огонь в камине, подогрели еду, выпили немного вина. Собака растянулась на ковре, и в какой-то момент пара почти взялась за руки. Со стороны это была довольно романтическая сцена. Но поверхностное впечатление может быть обманчиво, это всем известно.
И они совсем не казались испуганными.
Она задумалась, возможно ли, что причина в том, что их двое? Мир может казаться менее пугающим, когда вам не приходится сталкиваться с ним в одиночку. Но, с другой стороны, жизнь – это игра в выбор, а некоторые из решений Робин оказались неправильными. Теперь она может признаться в этом, пусть даже только самой себе, потому что больше и рассказать некому. Наблюдая, как пара в часовне начинает расслабляться, она подумала, что они тоже сделали неправильный выбор. И приезд сюда, вероятно, был первым в списке.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Премия Британской академии кино- и телевизионных искусств.
2
В переводе с английского blackwater – черная вода.
3
Английская идиома, означающая быть деликатным, осторожным, стараться не обидеть кого-либо.
4
Карточка в игре «Монополия».
5
Название печатного шрифта.
6
Обозначение поцелуя на письме.
7
Название кухонной плиты, популярной в Англии.
8
Двухместный спортивный автомобиль.
9
Речь идет об Амелии Эрхарт.
10
«Жаба в норке», или «сосисочная жаба» – традиционное британское блюдо. Сосиски, запечённые в кляре для йоркширского пудинга.
11
«Рождественская песнь в прозе» – повесть-сказка британского писателя Чарльза Диккенса, изданная в 1843 году. В 2009 году экранизация Р. Земекиса с Джимом Керри в главной роли вышла в российский прокат под названием «Рождественская история».
12
Испанский винный регион.
13
Впервые слово использовано Чарльзом Диккенсом в романе «Холодный дом».
14
Один из 13-и вокзалов Лондона.
15
Лаки (англ. lucky) – удачливый, счастливый.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги