Последний гвоздь
Женщина остановилась перед дверью и три раза постучала, прежде чем провести карточкой через считыватель, ввела код из четырех цифр и провела их в помещение, где зажженные свечи, цветы в вазе и прилепленные к стенам простыни пытались замаскировать тот факт, что они находились в морге.
Перед ним Комаровски пожала руку мужчине в белом халате, а также невысокому упитанному мужчине в очках и свободном пиджаке с заплатами на локтях. Он слышал, что они перекинулись парой слов, но не мог их разобрать, да это и не играло большой роли.
Ведь там, в дальнем конце помещения, лежало тело. Оно лежало совершенно неподвижно на разложенных носилках под белой тканью, и с каждым шагом в его сторону в нем все сильнее росла надежда. Надежда, которой, как он в глубине души понимал, не суждено оправдаться, и от которой он всеми силами старался избавиться.
Но сейчас, когда он находился здесь, он не мог отогнать от себя мысль, что, может быть, это все-таки не Теодор. Что хоть и маленький, но шанс есть. Что его шведский номер удостоверения личности перепутали с датским. Или что это просто кошмарный сон, который должен закончиться в ту же секунду, как он взялся за ткань, собрался с духом и откинул ее в сторону.
Теодор выглядел так, как всегда во сне. Закрытые глаза и то самое умиротворенное сияние, от которого все мышцы у него на лице расслабились. От которого ему захотелось разбудить его, осторожно поцеловав в лоб. Как ему всегда хотелось делать, с тех пор как он стал отцом. Черт с ним, что маленький организм мучился от коликов, и каждый час бодрствования превращался в пытку.
И сейчас он тоже хотел его разбудить, и так, будто это движение настолько укоренилось в его сознании, что не поддавалось контролю, он наклонился к Теодору, который, точно как в детстве, выглядел, словно во сне освободился от всякой боли.
После ничто уже не могло быть как раньше. Холод, который ощутили его губы, разлился по нему и изменил все. Все сомнения исчезли, осталось только осознание, что его сына, его собственного любимого сына больше нет.
Слез, однако, не было. Как он ни пытался их вызвать, горе как будто было заблокировано и не впускало его к себе. Но Соня с Матильдой плакали. Он видел блестевшие у них на щеках слезы и где-то очень отдаленно мог его слышать. Горе – перелившееся через край и хлынувшее наружу.
Он подошел и обнял их. Прижал к себе как можно ближе, чтобы утешить, но и чтобы попытаться почувствовать то же, что и они. Ничего не вышло. Он совершенно отсутствовал. Теперь он ощущал это. Сильнее, чем когда-либо. Он должен узнать. Как полицейский, он должен точно узнать, что произошло.
– Как он умер? – спросил он, выпустив из объятий Соню с Матильдой.
– Фабиан, ты же все знаешь, – сказала Комаровски. – Я тебе рассказала по телефону.
– Да. Но я хочу услышать это от него. – Он подошел к врачу. – Ведь, наверное, вы проводили осмотр?
– Да, это так. Меня зовут Франк Бент Нильсен, и я судмедэксперт здесь, в больнице.
– И мой очень простой вопрос таков: как умер Теодор?
– Фабиан, это правда так необходимо? – спросила Соня.
– Да, – ответил он. – Увы, – и затем снова повернулся к врачу.
– Ваш сын повесился.
– Где? Где он повесился?
– Ну, папа, хватит!
– Матильда, я сам разберусь. Я спросил, где конкретно повесился мой сын?
– В своей камере, – ответил плотный мужчина и протянул руку. – Флемминг Фриис. Я отвечаю за изолятор в Хельсингере, и хочу сначала выразить вам свои глубочайшие соболезнования. То, что произошло, – ужасная трагедия. Не только для вас, но и для всех нас, кто здесь работает.
– Значит, он повесился у себя в камере. А как конкретно это произошло?
– Что вы имеете в виду?
– Я имею в виду, что он использовал. Как я понимаю, вы не пропускаете веревки или что-то подобное, что…
– Фабиан, вот сейчас уже хватит! – перебила Соня.
– Любимая, прости, но я должен знать, что произошло. Как так могло получиться, что молодой мужчина, за которым велось наблюдение, как будто он уже осужден за убийство, мог повеситься у себя в камере.
– Фабиан, мы конечно получим ответы на все вопросы. – Коморовски подошла к нему. – Но сейчас не подходящий момент. Мы здесь, только чтобы…
– Ядвига, я знаю, зачем мы здесь.
– Простите, – Флемминг Фриис поправил очки и шагнул к нему. – Я хорошо понимаю, вам нужно знать, что произошло. Вы полицейский и, конечно, должны знать все. Проблема в том, что мы еще не закончили наше расследование.
– Нам пришлось ждать больше трех суток, чтобы нам просто разрешили приехать и увидеть его, целая вечность в нынешних обстоятельствах, а вы все еще не знаете, что произошло?
– Что нам точно известно – он разорвал свою простыню на длинные полоски и сплел из них веревку.
– Пожалуйста, – покачала головой Соня. – Неужели мы должны об этом слушать?
– Дорогая, можете выйти и подождать снаружи. Так будет лучше. Я приду, как только закончу. – Он снова повернулся к Флеммингу Фриису. – Продолжайте.
– Затем связал два конца вместе, поднял кровать и прислонил ее к стене, после чего…
– Подождите. Поднял кровать? Как он мог это сделать? Она же, наверняка, как в других тюрьмах, прикреплена к стене.
– Это верно, и это правда должно быть невозможно. Но каким-то образом он завладел гаечным ключом. Таким шведским ключом.
– Он имеет в виду разводной ключ, – сказала Коморовски.
– Совершенно верно, и как это произошло, нам пока неизвестно, – пожал плечами Фриис.
– А потом? Что он сделал потом?
– Ну, он привязал веревку к одной из верхних ножек кровати и вокруг своей шеи. В конце он просто сел, и в таком положении мы его и нашли.
Несмотря на то, что это было совершенно немыслимо, объяснение звучало довольно правдоподобно. Да и почему такое действительно не могло случиться? Что ему на самом деле взбрело в голову? Что кто-то что-то скрывает? Все они знали, что Теодору долгое время было плохо. Но то, что он настолько отчаялся, что втайне совершил все приготовления, чтобы наконец довести дело до конца, стало для всех в тюрьме шоком.
– У вас есть еще вопросы? – продолжил Фриис.
Фабиан покачал головой. Его переполняли вопросы, но он не мог сформулировать ни один, поэтому взял за руку Соню с Матильдой и повернулся к двери.
– Мы узнаем больше после самого вскрытия, если есть еще что-то. Так вот обстоит дело. Так что лучше дождаться его результатов.
– Конечно. – Коморовски пожала Фриису руку. – Договорились.
То ли дело было в руке Флемминга Фрииса, которая начала трястись, или в немного нервном взгляде врача. Или в едва заметном изменении тона голоса.
– Хорошо, тогда договорились.
Так или иначе, внутри него включились все сигналы тревоги и призвали его остановиться и вновь обернуться.
– Дорогой, что такое? – услышал он за спиной голос Сони. – Нам пора.
Но он был не в силах реагировать на ее слова. Сейчас. Это слишком важно.
– Извините, но разве вскрытие еще не проводилось? Ведь прошло больше трех суток.
– Проводилось, но только клиническое. Для полной уверенности нужна еще судмедэкспертиза.
– О’кей, – перебил Фабиан. – Но в таком случае считаю, что лучше ее провести в Швеции. Так что мое предложение – мы забираем Теодора.
– Увы, это невозможно, – покачал головой Фриис и снова поправил очки. – Его экспертиза должна быть проведена здесь в…
– Нет, он пробыл у вас уже достаточно долго. – Он зашел обратно в помещение. – И я говорю не только о последних сутках, а о последнем месяце целиком. Целый месяц, когда вы не могли предъявить ни одного конкретного аргумента, почему суд откладывается. Не так ли, Ядвига, разве не так? – Он повернулся к Коморовски, которая кивнула в ответ.
– Да, но тут дело больше в прокуроре. Не в…
– Прошу прощения, но мне насрать на то, в ком тут дело. С меня хватит. Слышите? Все, хватит! – Он направился к носилкам и услышал, как заплакала Матильда, а Соня стала ее утешать. Но несмотря на то, что уже слишком поздно, другого пути не было.
– Но послушайте, – сказал Фриис, идя за ним. – Трагедия произошла в Дании…
– Нет, это вы меня послушайте. – Фабиан повернулся к Фриису. – Мой сын прибыл сюда добровольно в качестве свидетеля. Чтобы помочь вам вынести приговор исполнителям. Вы отблагодарили тем, что схватили его и обращались с ним, как с еще одним подозреваемым. Теперь пришло время, чтобы он отправился домой с нами.
– Я вас понял, но это невозможно. Мы должны содержать его здесь, пока не будем полностью…
– Говорите, что хотите, мне все равно. Я больше его здесь не оставлю. Я понятно объясняю? – Фабиан схватился за каталку и ногой разблокировал тормоз.
– Фабиан, послушайте. – подошла к нему Коморовски. – Вы же понимаете, что мы не можем просто так мешать им проводить свое расследование.
– Я им не доверяю. Здесь что-то не так, и я собираюсь разобраться, что конкретно.
– Пойдем, Матильда, – Соня приобняла плачущую Матильду. – Пойдем. – Они вместе вышли в коридор.
– Фабиан, прошу вас. – Коморовски положила руку ему на плечо. – Попытайтесь успокоиться. Это ни к чему не приведет. Вы сами знаете не хуже меня.
Фабиан покачал головой. Успокаиваться он не собирался. Нельзя сдавать назад даже на миллиметр. Ему это очевидно как никогда. Их реакции, их неуверенные взгляды. Что они так же, как он, знают, несмотря на все правила и регламенты, что правда на его стороне.
9
Новость появилась на домашней странице «Экстра бладет» всего пару минут назад. Однако она не преподносилась как нечто масштабное. Опубликовали ее скорее неохотно. Как будто на самом деле это не серьезная новость, а просто очередное событие, о котором они вынуждены проинформировать.
«Два тела найдены у полуострова Рефсхалеен», гласил сухой заголовок. Далее короткий текст сообщал, как ранее сегодня утром женщина, отправившаяся на водную прогулку на каяке со своим парнем, обнаружила на дне машину с мертвыми женщиной и мужчиной. Единственный снимок был сделан с большого расстояния, на нем – белый автомобиль, оцепленный следственной группой.
Дуня хорошо понимала, почему в «Экстра бладет» предпочли отдать настолько больше места материалу о том, как избежать развода во время отпуска в кэмпинге. Новость про найденные тела в Копенгагене представляла примерно такой же интерес, как Химмелбьергет – одна из высочайших точек Дании высотой 147 метров над уровнем моря.
Все же что-то внутри нее откликнулось на новость. Что-то, что заставило ее много раз перечитывать немногословный текст и внимательно рассматривать фотографию в попытках добыть больше информации. Но единственное, что ей удалось выудить, это то, что один из мужчин на снимке напоминал Яна Хеска, а также то, что расстояние от машины до оцепления было необычайно огромным.
Та же картина наблюдалась и на других сайтах. Размытая фотография с большого расстояния и два коротких абзаца. Можно подумать, что новостные сайты соревнуются в аскетизме.
На самом деле все это прозрачно намекало на полицейскую секретность – тактику, которую они использовали, когда по какой-либо причине дело оказывалось особенно щекотливым. Но Дуню не обманешь. Само собой разумеется, поэтому-то Слейзнер так рано проснулся и отменил все встречи.
– О’кей, объект в пути, – произнес Фарид, не спуская глаз с одного из мониторов, где по карте двигалась красная точка.
– Объект, – покачал головой Цян. – Почему бы нам не называть его просто Слейзнер?
– Потому что так не делают. Особенно когда речь идет о нескольких людях. Тогда необходимо обозначать их как объекты 1, 2, 3 или А, B, C, чтобы окончательно не запутаться.
– Но сейчас здесь же только один.
– Откуда ты знаешь? Почти все говорит о том, что появятся еще как минимум двое и, кто знает, может, еще больше.
– Да, поэтому нам невероятно повезло, что у него есть имя. Конкретно – Слейзнер.
Фарид вздохнул и покачал головой.
– Фарид, – обратилась к нему Дуня. – Лучше расскажи, где он находится.
– Он только что припарковался на улице Амалиегаде и теперь направляется пешком через площадь Санкт Аннэ Пладс в сторону ресторана Zeleste.
– Один или с кем-то?
– Сложно сказать, когда он движется. С точностью до метра можно локализовать только его мобильный.
– Во всяком случае, он ни с кем не разговаривает, – сказал Цян в наушниках. – Ни с человеком, ни с объектом. – Он смотрел на темный монитор, где свет слабо мелькал только в верхнем левом углу.
– Можно послушать? – спросила Дуня.
– Конечно! Но там ничего интересного. – Цян поднял ползунок регулировки звука, и затем стал слышен шипящий звук, указывающий на то, что мобильник Слейзнера лежал в кармане.
– Теперь он в ресторане. – Фарид увеличил карту, на которой продолжала двигаться красная точка. – И, похоже, его провожают к столику во внутреннем дворике.
– Отлично! В таком случае можно надеяться, что связь будет ловить, – сказал Цян.
– А что у него с зарядкой на телефоне? – спросила Дуня.
– Семнадцать процентов, но насколько этого хватит…
– Сейчас он, по крайней мере, остановился, – перебил Фарид.
– О’кей, значит, видимо, сел, – сказала Дуня, нетерпеливо переводя взгляд с одного монитора на другой.
Красная точка на карте теперь полностью остановилась, а в углу монитора перед Цяном пропали слабые проблески света. Даже шипение больше не раздавалось из колонок. Другими словами, не происходило ничего – только секунды превращались в минуты.
С тех пор, как они обнаружили у Слейзнера бронь столика на троих, она ждала именно этого момента. Но только сейчас она поняла, что понятия не имеет, чего ожидать, кроме того, что что-то должно произойти. Зачем еще тогда ему понадобилось бы помечать это в рабочем календаре как визит к стоматологу?
– Нет, так дело не пойдет, – сказала она через пару минут. – Нужно что-то делать. Фарид, насколько точно мы можем определить расположение других мобильников вокруг него?
– Учитывая, что, в отличие от мобильника Слейзнера, у них нет GPS-приемника, то я бы предположил точность примерно в десять-двадцать метров.
– О’кей, сделай список всех, кто неподвижен, в радиусе пятнадцати метров от слизняка.
Фарид кивнул и откатился на соседнее рабочее место, где включил еще один компьютер.
– Слизняка, – повторил Цян, настраивая звук, – Может, нам его так и называть?
Он прибавил громкости, и теперь в колонках были различимы голоса. Правда только тихое бормотание без возможности уловить конкретные слова.
Дуня подошла к Цяну и наклонилась к колонке.
– Ты слышишь, о чем они говорят?
Цян покачал головой.
– Но ведь так не пойдет. Нам нужно вынудить его достать телефон из кармана, иначе мы все пропустим.
– И как ты собираешься это устроить? – спросил Фарид, сидевший перед монитором, где на увеличенной карте территории вокруг ресторана Zeleste располагалось большое количество мобильных номеров. – Позвонить ему и попросить положить телефон на стол? Привет, Ким, это Дуня. Не мог бы ты…
– Есть идея! – перебил Цян, переведя взгляд на верхний монитор, где транслировался экран мобильника Слейзнера. С помощью мышки он вошел в контакты, отыскал имя Вивеки Слейзнер и щелкнул на номер, после чего на него пошел звонок.
– Ты в этом уверен? – спросила Дуня, пока из колонок раздавались гудки.
– Не-а, – ответил Цян, качая головой.
– Да, что ты хотел? – послышался усталый голос экс-супруги Слейзнера, пока Цян подключал на мобильнике громкую связь. – Алло? – продолжала Вивека. – Ким, я знаю, что это ты, а ты знаешь, что я предпочитаю вести с тобой коммуникацию через наших адвокатов.
– Вивека, это ты? – через некоторое время услышали они разборчиво и четко голос Слейзнера. – Что ты хотела? Мне не очень удобно…
– Что я хотела? Это же ты мне звонишь!
– Правда? Извини, видимо, случайно нажал в кармане. Пока!
Раздался щелчок и разговор закончился.
На экране, который раньше был абсолютно темным, теперь появились части фахверкового фасада внутреннего двора и защищавший от солнца раскрытый парус. Вдобавок в колонках стал четко различим гул ресторана и голоса.
– И вот мобильник – на столе! – воскликнул Цян и встал с места для маленького победного танца.
– Очень круто! – сказала Дуня. – Ну, не танец, а…
Фарид шикнул на нее, прося тишины, и прибавил громкости.
– Прошу прощения, на чем мы остановились? – услышали они голос Слейзнера.
– Ты сказал, что назначил Яна Хеска руководить расследованием, – послышался мужской голос. – Если быть совсем честным, я бы предпочел, чтобы ты сам… Звук затрещал, а затем исчез полностью.
– Нет, только не сейчас. – Дуня повернулась к Цяну. – Пожалуйста, сделай что-нибудь.
– У него осталось всего семь процентов заряда на телефоне.
– Семь? Ты же только что говорил про семнадцать?
– Да, но сейчас семь. – Цян открыл приложение камеры. – Попробую выключить камеру.
Монитор с желтым фахверковым фасадом и кусочками неба потемнел.
– Еще в прошлый раз был перебор, – снова раздался голос Слейзнера. – Даже одно только намерение это повторить означало бы слишком высокие риски. Так просто нельзя. С учетом сказанного, можешь быть совершенно спокоен. Я полностью доверяю Хеску и уверен, что он сработает тонко.
– Как мне, черт возьми, быть спокойным после…
– Но послушай меня сейчас, – перебил Слейзнер. – То, что совершил, или не совершил Клинге, не имеет к нам никакого отношения, о’кей? Это на его совести. Обещаю, что как только расследование завершится, все сможет вернуться на круги своя.
– Клинге, – повторила Дуня. – Слышите звоночки?
Фарид и Цян покачали головами.
– Проблема в том, что им нужно лишь немного поскрести по поверхности… – продолжил третий голос, прежде чем снова появились помехи. – … тесные контакты Могенса не только с полицией, но и со всей судебной системой.
– Могенс. Могенс Клинге, – повернулся к остальным Фарид. – Это не он работал в полицейской разведке?
– Это объясняло бы, почему они все засекретили, – сказала Дуня.
– В сухом остатке мы всего лишь полицейская организация, которая должна выяснить, что произошло, – раздался голос Слейзнера. – Если спросите меня, то тут все довольно очевидно, и уверяю вас, так же будет и для Яна Хеска.
– Ты много чего обещаешь. Иногда даже слишком много. Вспомни, как все прошло тогда…
– Послушай, я знаю Хеска, – перебил Слейзнер. – Он исполнительный дурак, который сделает все так, как от него ожидают. Один плюс один равно два. Не больше, не меньше. Поверь мне.
– Да, это твои слова. Ты их повторяешь снова и снова, как будто так они станут убедительнее. Но ты должен зарубить на носу одну вещь… – голос снова прервался и стал неразборчивым, утонув в цифровых помехах.
– Ну, ээй, можно что-нибудь сделать? – Дуня повернулась к Цяну. – Мы же все пропустим!
– Что я могу сделать? Мобильник почти сел. На нем меньше двух процентов, и он может выключиться в любой момент.
– Откуда мне знать. Попробуй выключить все остальные приложения.
– Это не поможет. Это только…
– Плевать, все равно выключи. Главное, сделай что-нибудь.
– Якоб, я уже спасал тебя однажды и не буду… – внезапно послышался голос Слейзнера, а потом снова исчез.
Дуня обернулась к Фариду.
– У нас есть какой-нибудь Якоб в радиусе пятнадцати метров?
Фарид открыл поиск в растущем списке мобильных номеров и имен.
– Он отчитывается мне напрямую, так что у меня все под полным контролем, о’кей? Под полным контролем, – стал различим голос Слейзнера сквозь треск. – Все устаканится.
– Здесь их на самом деле трое, – сказал Фарид. – Один Якоб Ларсен, один Санд и один Бреннум.
– Якоб Санд – это не тот сказочно богатый предприниматель? – спросил Цян.
Дуня кивнула. Для нее не было ничего удивительного в том, что Слейзнер водил дружбу со свиньей-нуворишем, походившим на женщин, которых он обыгрывал в покер.
– Еще кое-что, прежде чем мы закончим, – снова услышали они более-менее разборчивый голос Слейзнера.
– Сколько зарядки осталось?
– Все еще два процента, так что, может, это все-таки помогло.
– То, о чем мы говорили в последний раз. Ты разобрался с этим? – И голос снова исчез. Но не из-за треска. Звук заглушила компания по соседству, разразившаяся громким смехом. – Ну, знаешь, то, чтобы обнародовать… – Очередной приступ смеха помешал что-либо расслышать.
– Так не пойдет, – Дуня достала телефон и позвонила.
– Что ты делаешь? – спросил Цян, пока шли гудки. Но она успела только приложить палец к губам.
– Добро пожаловать в ресторан Zeleste! – поприветствовал женский голос на другом конце трубки. – Чем могу помочь?
– Как я понимаю, у вас тихий элитный ресторан. По крайней мере, чего-то подобного я ожидала, когда сюда пришла.
– То есть вы сейчас сидите здесь, за столиком?
– Что я делаю не важно. Речь о компании в паре столиков от нас во дворике. Учитывая, как они шумят и ведут себя, должна сказать – странно, что вы еще не вышли и не проинформировали их, что здесь не какой-нибудь палаточный лагерь на фестивале в Роскильде.
– Хорошо, я выйду и поговорю с ними.
– Отлично! Значит, возможно, скоро я смогу снова прислушаться к собственным мыслям. – Дуня закончила разговор и услышала, как соседняя компания стала менее шумной.
– Дело в том, что должны быть готовы все документы, – стал различим голос, который они все еще не могли идентифицировать. – Ты ведь просишь не о маленькой бумажке. – Вопрос заключался в том, много ли и, прежде всего, что конкретно они пропустили.
– Я бы предпочел, чтобы это было обнародовано как можно скорее.
– Да, я понял. Но тебе придется набраться терпения до полуночи завтра. Раньше никак не получится. Чтобы это не ударило по нам самим, нужно все сделать аккуратно.
– Само собой. Я только беспокоюсь, что… – И звук снова исчез.
Дуня вздохнула и повернулась к Цяну.
– Не смотри так на меня. Что я блин должен сделать? – воскликнул Цян. – Это все аккумулятор…
Дуня закрыла ему рот рукой.
– … может стать значительно более серьезной проблемой, чем Клинге, – услышали они Слейзнера сквозь треск.
– Ким, мне все это уже поперек горла, и если хочешь знать мое мнение, ты одержим. Но дело твое. Завтра в полночь это будет обнародовано. Ни раньше, ни позже.
Голос снова пропал в помехах.
Потом исчезли и они.
Осталась только тишина.
10
Горе было необъятным. Черной, всепоглощающей бездной, которая делала его таким хрупким, что он мог сломаться от легкого удара по больному месту. Но прежде всего оно было высохшим. Горе, лишенное тех эмоций, которых от него ожидали. Которые он должен был чувствовать.
Он предпринимал попытки их разблокировать, вспоминая все совместные приятные моменты с Теодором. Как когда он учился кататься на велосипеде и делал первые шаги в плавании. Или забирался к ним в кровать, когда ему снились кошмары с Дартом Вейдером. Совместные игры и веселье. Все, что у них было до того, как стало плохо. Но ничего не помогало.
Даже тогда, когда он сидел в той датской скорой, положив руку на холодную грудь Теодора и глядя на его лицо, взявшее лучшие черты от него и Сони. Даже тогда он не чувствовал ничего, кроме желания разобраться в том, что на самом деле произошло в датской тюрьме.
Он прекрасно осознавал, что поступает неправильно. Что ему следовало бы поддаться естественному и логичному ходу вещей, остаться дома, позаботившись о Соне с Матильдой. Уже сейчас у него не было иллюзий о том, что позже он пожалеет об этом. Когда будет поздно и все будет потеряно. Но, несмотря на свои желания, больше ни на что он не был способен.
Скорая затормозила перед зданием из красного кирпича с выходившим на улицу фронтоном.
– Так, вот мы и на месте. Улица Трактерсгатан, 38, – сказал датский водитель скорой, выглянув в окно на стоявшие вдоль дороги старые коттеджи. – Правда, не похоже на больницу.
– Нам нужно сначала забрать судмедэксперта, – ответил Фабиан и нашел в мобильном номер.
После долгой дискуссии с угрозами отдать их всех под суд в Швеции ему удалось уговорить датчан провести вскрытие для судмедэкспертизы в Хельсингборге вместо Хельсингера.
– Эйнар Грейде, судмедэкспертиза, – произнес автоответчик Косы. – И да, вы все правильно поняли. У меня сейчас нет времени разговаривать с вами по телефону. И нет, слушать ваше сообщение тоже.
Фабиан вышел из скорой и потянулся. В двадцати метрах стояли парни, ровесники Теодора, со скейтбордом под мышкой, и смотрели то на него, то на датскую скорую. Он кивнул им и пошел к дому Косы.