– Куда?
– Я еще не придумал, но хочу знать, согласна ли ты.
– Это типа сбежать?
– Типа сбежать.
– А как же школа?
– А что школа?
– Я должна в нее ходить.
– Ничего ты не должна. Я не ходил ни в какую школу и, как видишь, жив.
– А мама? А Америка?
– Поэтому я и спрашиваю, согласна ли ты. – Его голос посерьезнел.
– Включи камеру, – попросила я.
В ту же секунду появилась картинка.
Он еще валялся в кровати, взъерошенный и полусонный, за его голым плечом на тумбочке остывала чашка кофе. Я почувствовала сладковатый запах его кожи, аромат черного кофе и лавандовый ароматизатор. Уютная, успокаивающая, до боли знакомая обстановка.
– Может, я и правда неосознанная?
– Что? – Артём вопросительно вскинул бровь.
– Я очень хочу с тобой уехать, и мне все равно, что потом будет. Даже если случится что-нибудь плохое.
– Плохого не случится. – Он приподнялся, облокотившись на подушку. – Будет только хорошее. Обещаю. Ты же мне веришь?
Жаловаться маме Марианна Яковлевна не стала, зато Носков доложил о пятничном происшествии.
– Почему ты мне ничего не сказала? Это что же такое? Ты что, собиралась сбежать? У тебя вообще совести не осталось? – весь вечер кричала мама. – Мне что, теперь запретить тебе в школу ходить?!
Эти дни она разговаривала со мной только на повышенных тонах.
– Мам, пожалуйста, хватит ругаться. Я больше не могу.
– Твой Артём не понимает, что и на него управу можно найти? В организации, где работает Владимир Петрович, и такие вопросы решают. Пусть устроят ему хорошую трепку, чтобы знал, что не все в жизни дозволено.
– Хочешь нанять людей, чтобы они побили Артёма? Мам?!
– До некоторых доходит только по-плохому.
– Ты же меня сама всегда учила, что силой ничего не решается.
– Да! Но я уже не знаю, что и делать.
В желтом свете кухонного абажура было видно, как в темное окно бьются снежинки. Из маминого компьютера доносилась тихая успокаивающая музыка. Я накрыла ее руку своей, и на секунду мне показалось, что все еще можно исправить и вернуть, как было год назад, когда я не знала Артёма и верила, что моя мама – самый лучший человек на Земле.
– Нужно связаться с его опекуном! – оживилась вдруг она. – Не помню, как его зовут. Звонил мне тогда летом. Уж у него-то должны быть способы воздействия на своего подопечного. Если у человека нет родителей, это не значит, что его нельзя приструнить.
– Артёму двадцать, и Костров уже ничего не решает. Только финансовые вопросы.
– Только финансы? – Мама многозначительно посмотрела на меня поверх очков. – Это значит, что он решает все.
– Ты же не собираешься ему звонить? – испугалась я.
– До нашего отъезда осталось чуть больше двух недель. Поверить не могу, что это безумие когда-нибудь закончится.
Глава 9
Никита
Теперь, после того воскресенья, Нина постоянно звонила мне, писала и требовала встречи. Я изо всех сил старался ее игнорировать, сбрасывал звонки и серьезно думал о том, чтобы сменить номер.
А в следующий понедельник, возвращаясь из универа, я обнаружил ее возле своего подъезда.
Чтобы Нинка Миронова прогнулась и мерзла в темноте, карауля парня, должно было произойти нечто сверхъестественное. Она никогда не стала бы так мучиться ни из-за Ярика, ни из-за Тифона. Для нее вообще не существовало ничего важнее собственного комфорта.
Спрятавшись за спинами впереди идущей пары, я успел свернуть во дворы раньше, чем она меня заметила.
Дома ждал ужин, долгожданное тепло и отдых, но из-за озабоченной рыжей неврастенички я был вынужден одиноко скитаться по темным зимним улицам.
Аккумулятор телефона на морозе стремительно разряжался.
В прежние времена я, не раздумывая, пошел бы к Тифону, но теперь его квартира пустовала, а Лёха к себе никогда не звал. Все срослось как-то само собой, я просто шел дворами, шел и остановился уже перед домом единственного человека, который мог прекратить этот дурдом.
На Ярославе был коричневый кардиган и бежевые домашние штаны в мелкую клетку. Темные волосы заметно отросли, стрижка тоже изменилась. За эти три месяца, пока я его не видел, он как будто повзрослел и еще больше посерьезнел.
– Извини, что так нагрянул. – Я потер руки, согреваясь. – Как дела?
– Да так. – Ярослав пожал плечами. – Ничего интересного.
– Я не вовремя?
– Есть такое, – бросил он раздраженно, но потом сразу же пояснил: – Маленький семейный конфликт. У отца в субботу юбилей. Пир на весь мир. Я идти не хочу, но мать уперлась, мол, сыновний долг и все такое. Чушь несусветная.
– Я насчет Нины, – сказал я.
– Меня это больше не касается. – Он отмахнулся. – У нас в универе много красивых девчонок. Воспитанных и умных.
– Понимаю. Для тебя это не проблема.
– А что она?
В том, что любопытство в нем возьмет верх, я не сомневался.
– Сам не пойму. Хотел у тебя спросить. Просто с некоторых пор она вдруг стала звонить мне и писать, на свидание зовет…
– А, это. – Ярослав задумчиво покивал. – Ну так сходи. Мне плевать.
– Дело в том, что я не хочу, но она настаивает. Очень. Даже требует. Из-за Зои. Чтобы насолить ей.
Удивленно фыркнув, Ярослав улыбнулся:
– Узнаю Нину. Она перед сестрой с детства комплексует. Той же все легко дается. Друзья, оценки, уважение. Во многом Нина из-за этого такая взбалмошная. Вечно пытается доказать, что она лучше.
– Может, ты на нее как-то повлияешь?
– Извини, но нет. Я ее две недели назад собственноручно выставил за дверь. Больше не хочу ни видеть, ни слышать.
– Ярослав, но она вот прямо сейчас у моего подъезда караулит. А в позапрошлое воскресенье позвала к ним и потом разделась. Совсем. Догола.
– Да ладно? – Яров недоверчиво сощурился, медленно расплываясь в улыбке. – А ты что?
– Ничего. – Я развел руками.
Он громко расхохотался.
– Ярик! – послышался из глубины квартиры голос его мамы. – Ты собрался?
Но тот продолжал смеяться так, словно то, что я сказал, было самой забавной вещью в мире.
– Надеюсь, ты не ревнуешь?
– К тебе? Нет, – бросил он небрежно. – Очередные Нинины игрушки. Детские придури. Бывает забавно, но я слишком устал от них.
Легкость, с которой Ярослав отнесся к моим словам, задела.
– Посоветуй хоть, что сделать, чтобы она отвалила.
Все еще продолжая улыбаться, Ярик покачал головой:
– Нина, как бультерьер, пока не получает то, чего хочет, вцепляется намертво. Так что либо дай ей то, за чем она охотится, либо откупись.
– Деньгами?
– Не. Если Нина задумала насолить сестре, то и предлагать нужно нечто соответствующее. Какой-нибудь компромат или сомнительную ситуацию, в которой та поучаствовала. Подумай, ты наверняка что-то такое знаешь.
– Даже если и знаю, – я принялся торопливо перебирать в голове все, чем мог бы дискредитировать Зою, – то никогда не стану пользоваться этим.
– В таком случае просто подыграй. Сделай вид, что ты от Нины без ума. Звони ей сам, навязывайся, домогайся, сделай пару фоток с ней, выложи в Сеть, и через месяц она сама отвалит. Ей очень быстро надоедают ровные отношения.
– Это тоже не подходит. Моя Настя не поймет, а Зоя поймет и сочтет предательством.
– Каким таким предательством, Горелов? Ты же не Зойкин парень и никогда им толком не был. А то, что она все еще пытается держать тебя при себе, – это их бабские заморочки. Не ведись. Нина потому и прицепилась, что ты числишься в списке лучших Зоиных трофеев.
Я был зол на Ярика. Ему ничего не стоило позвонить или хотя бы написать Нине, обозначить, что про меня он все знает, и унизительно высмеять ее. Это бы точно сработало. Я не сомневался. Злой сарказм Ярослава всегда действовал на Нину отрезвляюще.
Но он предпочел посмеяться надо мной.
Конечно, ситуация комичная. С этим не поспоришь. Я бы и сам угорал, если бы на моем месте оказался, например, Дятел. Но я-то Дятлом не был! И пришел к нему за помощью. А все, что он смог мне посоветовать, так это предложить Нине устроить Зое какую-нибудь другую гадость. В такие моменты я начинал понимать, что так крепко связывало Нину и Ярослава.
– Ты где потерялся?! – В прихожей меня встретил взволнованный Дятел. – Час назад должен был приехать. Телефон недоступен. Бабушка ждала тебя с едой, а ты опоздал.
– Меня не нужно кормить.
– Ты же ее знаешь. – Дятел заботливо забрал у меня куртку и повесил на вешалку. – Настя два раза звонила. И еще Нина Миронова заходила.
– Как заходила? Прямо сюда? – Я остолбенел.
– Бабушка с ней разговаривала.
Час от часу не легче. При таком раскладе я даже обрадовался, что бабушка обижается, это означало, что я успею придумать какую-нибудь легенду о том, зачем я понадобился Нине.
– А что она сказала?
– Что ты пригласил ее на свидание и не пришел.
– А бабушка чего?
– Бабушка три раза назвала ее Зоей. Я сразу понял, что нарочно, хотя она и заверяла, что без очков плохо видит. А когда Нина ушла, заставила меня поклясться, что я никогда не свяжусь с такими девицами, и еще сказала, что всегда ожидала от тебя чего-то подобного.
Я со злостью швырнул рюкзак под вешалку.
Дятел терпеливо ждал, пока я схожу в туалет, вымою руки, сделаю себе бутерброд и, немного успокоившись, вернусь в комнату.
Экран монитора, перед которым он сидел, успел потемнеть.
– Расскажешь, зачем Нина приходила? – заговорщицким, но чересчур громким шепотом выпалил он.
– Понятия не имею. Заряжу телефон, перезвоню и спрошу.
– А мне почему-то кажется, что ты знаешь. Она тебе всю неделю названивает…
Я остановился с нетронутым бутербродом в руках и осуждающе посмотрел на него:
– Ты лазил в моем телефоне?
– Нет, конечно. Ты что?! – Дятел испуганно замахал руками. – Один раз ты был в ванной, в другой раз с папой болтал, а в третий… ты его забыл и вернулся. Во вторник, кажется. Помнишь?
– Нет. – Я надкусил бутерброд, запустил свой ноут и устроился за столом.
Нужно было по-быстрому сделать презентацию по социологии.
– Это нечестно. – Дятел печально вздохнул. – Видел бы ты свое лицо, когда я тебе про нее сказал.
– У нас что, вайфай отрубили?
– Как отрубили? – Подергав мышкой, Дятел разбудил экран и облегченно выдохнул: – Все в порядке. Работает.
– Тогда почему ты столько разговариваешь?
– А, ты про это. – Он снова оживился. – Ну, ты же мне важнее.
– Вот только не надо ля-ля. Ты просто умираешь от любопытства и поэтому никак не можешь сосредоточиться на этой своей игрушке.
Дятел смущенно поджал губы:
– Совсем немножко.
Несколько секунд мы смотрели прямо друг на друга, потом Дятел вдруг поморщился, комично скривил лицо, крепко прижал обе ладони ко рту и сдавленно хрюкнул.
– Это типа ты чихнул? – не понял я.
Коротко кивнув, он выудил из-за спины носовой платок и, нырнув под подушку, принялся издавать страшные звуки.
– Простыл?
– Совсем чуть-чуть, – выбравшись обратно, признался он.
– Слушай, Вань, а тебе она нравится?
– Кто? Нина? – Дятел задумчиво почесал голову. – Мне кажется, у нее сложный характер.
– При чем тут характер? Как девушка, нравится? Ну, по красоте там и все такое. – Я обрисовал руками женский силуэт.
– Ну-у, – протянул он, как главный ценитель женской красоты. – Она привлекательная.
– А ты бы хотел с ней поцеловаться?
Дятел вздрогнул и нервно захлопал глазами:
– Зачем?
– Ну как зачем? Зачем люди целуются?
– Не знаю. – Он хихикнул и небрежно махнул рукой. – Таких, как она, я опасаюсь. Да Нина и сама не стала бы со мной целоваться.
Я посидел еще немного в задумчивости, тщательно пережевывая бутерброд, а потом вдруг со всей ясностью осознал, что Дятел единственный, кто поймет, почему я так поступил, отдавая «Юэбин» Зое, и смеяться над рассказом о том, как Нина разделась, не будет. Он вообще никогда надо мной не смеялся, а поделиться этим мне больше было не с кем.
– Ладно, слушай. – Я подсел к нему на кровать. – Только это серьезно, понял?
И я рассказал ему все. От похода в кино до разговора с Ярославом.
Дятел не перебивал, лишь время от времени шмыгал носом и сморкался, а в том месте, где я в воскресенье пошел к Мироновым, замер и, кажется, перестал дышать. Так что мне самому стало смешно, но вида я не подал и нарочно сгустил краски, описывая, как ужасно чувствовал себя в Нининых объятиях.
– Да-а-а уж, – пораженно протянул он, когда я закончил. – Не хотел бы я оказаться на твоем месте.
– В общем, такие дела, – произнес я тоном человека с тяжелым, драматичным прошлым и вернулся к ноуту, чувствуя значительное облегчение.
Дятел действительно притих, но я знал, что просто так он не успокоится, поэтому, когда через десять минут раздался его осторожный шепот, ни капли не удивился.
– Никит, извини, но я вот тут подумал… В Зою же не только ты влюблен и не только Андрей Трифонов. Максиму ведь она тоже нравится. И, кажется, он ей.
– Ты про Макса? Котика?
– Ну да. Я их недавно в ТЦ видел.
– Серьезно? – Я выпучил глаза. – И что они делали?
– Просто шли и разговаривали.
– Это что же получается? Пока Тиф в армии, она тайком с Максом встречается?
– Я не заметил ничего такого. – Дятел сделал паузу, чтобы проверить, понял ли я его.
– Ну да, разумеется, ты прям самый спец по «чему-то такому».
Неожиданно я снова разволновался. Как так? Зачем это Зое встречаться с Максом, если «ничего такого»?
До того, как Макс взял Зою с ними в Капищено, они с Тифом отлично ладили. Зоя, конечно, сама напросилась туда ехать, но Макс положил на нее глаз, как только увидел. И в том, что он строит на нее планы, я не сомневался.
Макс был отличным пацаном почти во всем. Лишнего не болтал, цену себе не набивал, если что-то решили, на него всегда можно было положиться. Но, когда этим летом нас с ним занесло в армянскую шашлычную, где хозяин в знак благодарности за помощь на рынке натравил на нас местных проституток, у меня появилась отличная возможность увидеть, что скрывается за этой якобы стеснительной милотой.
– Если Нина станет мстить Зое не через тебя, а через Максима, то от этого всем будет лучше. И тебе, и Андрею тоже, – простодушно сказал Дятел, наматывая на палец пуговицу на пижамной куртке.
Эта неожиданная, но такая логичная по своей сути мысль заставила меня восхититься его сообразительностью. Возможно, с коммуникацией у Дятла и были проблемы, но в умении мыслить глобально и использовать все вводные данные с ним вряд ли кто-то мог бы сравниться.
Переключить Нину на Макса было шикарной идеей.
В принципе, они уже пересекались в Капищено. Правда, Нина тогда в очередной раз мирилась с Ярославом, а Макс смотрел только в сторону Зои. Но в том, что эти двое могли отлично поладить, я не сомневался:
– Ваня, ты гений!
Дятел довольно хрюкнул заложенным носом.
Мысли лихорадочно заметались. Как лучше поступить? Как их свести? Устроить случайную встречу? Но как? Макс много учился и работал, Нина ходила в школу и жила в другом районе. Позвать обоих в кафе? В кино? Нина-то, ясное дело, примчится, а вот Максу что говорить?
В этот момент снова позвонила Нина, прям как почувствовала.
– Что, Горелов, так и будешь бегать от меня? – Голос у нее был ехидный и недобрый. – Ничего у тебя не выйдет. Просто прими это как факт.
– У тебя тоже ничего не выйдет, – выдал я в ответ на одном дыхании. – Зое на меня наплевать.
Дятел мгновенно навострил уши и подполз ближе.
– Это неважно, – небрежно откликнулась Нина. – Необязательно кого-то любить, чтобы ревновать. Ревность – это про собственность. А Зоя считает тебя своим, поэтому и бесится.
– Это ты сама себе придумала. Я уже с лета встречаюсь с Настей!
– Ой, ну что там твоя Настя? Думаешь, Зоя воспринимает ее всерьез?
– А тебя типа воспринимает?
– Никита, – голос ее стал жестким, – это наша личная война. Смирись. Я всегда добиваюсь того, чего хочу.
– Но тебе нужен не я! Зоя в мою сторону даже не смотрит, а злит ее только то, что ты пытаешься сделать ей гадость. Поэтому, если ты задумала по-настоящему достать сестру, тебе лучше потратить время на кое-кого другого.
– Кого это? – мигом заинтересовалась она.
– Помнишь Макса? Друга Артёма, который был с нами в Капищено?
Нина задумчиво замолчала.
– Котик?
– Котик гораздо более крутой трофей, чем я. К тому же Зоя этого не ожидает. А в том, что ты ему симпатична, я не сомневаюсь.
– Правда?
– Он мне сам говорил.
Это была неправда. Но сначала интерес Макс точно проявил, я слышал, как он выспрашивал про Нину у Лёхи, но, поскольку Лёха патологически Нину не выносил, разговора не получилось.
Нина снова задумалась, затем резюмировала:
– Котик секси.
– Уверен, вы поладите, – обрадовался я. – К тому же он свободен. Я могу устроить вам встречу.
– Вот уж не надо! Только все испортишь. Просто дай его телефон.
– Сейчас скину.
– И все же скажи, Горелов, кто из нас троих красивее?
– Конечно ты, – поспешно заверил я и отключился.
Глава 10
Тоня
После того как выяснилось, что в нашем семействе ожидается пополнение, во мне проснулся неожиданный интерес. Стало любопытно, что же там впереди? Какой это будет ребенок? Мальчик? Девочка? Как с его появлением изменится наша жизнь?
Я была уверена, что мама поторопится вернуться на работу и большую часть времени сидеть с ребенком придется мне. Но это, как ни странно, не пугало. Мне так хотелось, чтобы он никогда не чувствовал одиночества и страха темноты, что я успела навоображать себе, как читаю ему на ночь сказки и кормлю кашей собственного приготовления.
Я собиралась учить его ходить и говорить. Может, даже на двух языках, на русском и сразу на английском. Для ребенка моих знаний вполне хватило бы. А еще, если ему с самого рождения включать музыку, то у него мог развиться хороший музыкальный слух, а не такой, как у меня. Мы строили бы города из моего старого конструктора, засунутого в огромной коробке на антресоли, и рисовали бы акварельными красками.
И пусть все это должно было произойти нескоро, ощущение собственной важности и нужности несколько дней наполняли меня непривычными светлыми мечтами.
Но утром в понедельник из-за приоткрытой двери в родительскую комнату я невольно услышала их разговор.
– Тебе придется забрать моих клиентов, – сказала мама. – Это, конечно, не твой профиль, но я буду помогать. Не хочется отдавать их абы кому.
– Ты не собираешься потом возвращаться? – удивился папа.
– В ближайшие лет пять – нет. Не хочу, чтобы получилось, как с Тоней.
– Она повзрослела и все понимает.
– Сейчас да, но это из-за нас она выросла такой колючкой.
– Тоня не колючка. Она просто интроверт.
– Нет, не просто. Она все держит в себе, никогда не жалуется и не просит о помощи.
– Тоня выросла настоящим мужиком, – расхохотался папа. – Мы – молодцы!
– Это не смешно, – фыркнула мама. – Если единственный человек, с которым она находит общий язык, – психологически травмированный мальчик, то мы не молодцы.
– У них любовь – и с этим ничего не поделаешь.
– Я ничего против не имею, Костя мне нравится. Несмотря на все «но», влияет он на нее хорошо. И все же мне бы хотелось, чтобы между нами было больше тепла.
– Это в тебе гормоны беременных заговорили.
– Возможно. А может, я тоже повзрослела.
То, что мама намерена сидеть с ребенком до пяти лет, меня просто убило.
Выходило так, что я уже не буду ему нужна. У него будет мама. И ему, конечно, не придется бояться темноты и одиночества, но вовсе не из-за меня. И английскому его она не научит, и музыку не поставит. А через пять с половиной лет, если прибавить еще шесть месяцев до его рождения, мне исполнится двадцать три. И к тому времени я уже стану совсем другой. Правильной и душной, как все взрослые.
– То, что сказала твоя мама сейчас, совсем не означает, что после рождения ребенка она не передумает. В любом случае ты ей точно понадобишься, – сказал Амелин, выслушав мои опасения.
Мы развалились на диванах в малюсеньком темном кафе возле моего дома. Там всегда играла тихая электронная музыка, пахло ванильными круассанами, а официантом был приветливый темноволосый парень в белом фартуке с надписью на бейдже: «Наташа». Он знал, что мы всегда заказываем чайник жасминового чая, никогда не делал мне замечаний, если я устраивалась на диване с ногами, и никогда не поторапливал.
– А я не хочу понадобиться. Я хочу сама!
– Сама что?
– Ну я не знаю… Заботиться о нем, воспитывать…
– Мне кажется, ты капризничаешь.
– Ничего подобного. Просто… Просто это несправедливо.
– Несправедливо было бы, если бы твоя мама решила повесить малыша на тебя.
– Думаешь, я бы не справилась?
– Конечно справилась, но он бы отнимал у тебя слишком много времени. – Костик придвинулся ближе. – Разве тебе больше не о ком заботиться и воспитывать?
Убрав челку с его лба, я заглянула в улыбающиеся глаза:
– Ты что, хотел бы снова стать маленьким?
– Нет, – ответил он чересчур быстро. – По крайней мере маленьким собой точно. Знаешь, у психологов есть такой прием. Когда им нужно раскрутить тебя на эмоции, они просят представить себя ребенком в какой-то прошлой неприятной, обидной ситуации. Ситуации беспомощности или страха, а потом предлагают вообразить, будто ты, тот, который сейчас, приходишь к этому ребенку на помощь. Спасаешь, защищаешь, жалеешь. Это ужасный трюк. – Он уткнулся носом мне в плечо. – В первый раз когда я его проходил, то рыдал белугой. Правда. Полчаса не мог успокоиться. Потом стал хитрее. Старался не думать и не представлять, чтобы снова не попасть в эту ловушку.
Официант Наташа принес тарелку с имбирными пряниками.
– Ребенок – это чистый лист, Амелин, а у тебя медицинская карта толще учебника истории.
– Вот именно. – Он снова выпрямился и сделался неожиданно серьезным. – Поэтому взрослым собой я бы тоже быть не хотел. Взрослый я – ужасный человек. Просто хорошо, что мне не придется делить тебя с вашим новым ребенком.
Больше мы ни о чем таком не разговаривали, но, когда уже собирались уходить, он, застегивая пальто, как бы между делом сообщил:
– У Дианки в субботу день рождения. Она в клубе отмечает. Ты не против, если я схожу? Только поздравлю ее, и все.
– Можешь ходить где угодно и с кем угодно. И спрашивать разрешения не должен.
Новость была неожиданной и не особо приятной.
– Это не разрешение. Всего лишь хотел узнать, как ты к этому относишься.
– А как я должна относиться? Ревновать? – Накинув капюшон, я отгородилась от его вопросительного взгляда. – Диана твоя мне не нравится, но вовсе не потому, что ты с ней мутил.
– Да не мутил я, глупенькая… Это другое. – В его голосе послышалась ирония. – Я был маленький и наивный.
– Не хочу ничего слушать. Особенно про наивность. Особенно мелодраматическую историю твоего подросткового увлечения. Диана твоя старая. И мерзкая. А больше всего меня знаешь, что в ней бесит? Что она прекрасно знала, что с тобой происходит, но пальцем не пошевелила, чтобы тебе помочь.
– Значит, ты против?
– Решай сам.
Во вторник снова объявился Кац. С той нашей встречи в кафе прошло около трех недель, я и думать о нем забыла, Амелин, кажется, тоже. Мы шли вдоль Тверской и спорили о «Постороннем» Камю, которого Амелин заставил меня прочесть.
Два раза в неделю мы встречались в метро на «Белорусской» – Костик после универа, а я после занятия с репетитором – и ходили пешком до площади Революции. Просто так, чтобы поговорить и побыть вместе.
Кац позвонил как раз в тот момент, когда Амелин требовал от меня признать, что покорность Мерсо – это не слабость, а противостояние конформизму.
Их разговор получился коротким.
Кац поинтересовался, решил ли Костя что-то насчет картины. На что Амелин, все еще находясь на волне нашего с ним разговора, сказал, что решения – это атомы человеческого бытия и, когда ценности вступают в противоречия, человеку необходима пауза, чтобы взвесить, насколько эти решения наполнены смыслом.
Кац ответил, что до Нового года еще есть время, и попрощался.
– Тебе совсем нелюбопытно узнать, кто этот клиент Каца? – спросил он меня, закончив говорить.
– Я даже в Дерево желаний верю больше, чем в то, что их может исполнять какой-то там человек.
– А ты знаешь, что не все, кого мы считаем людьми, являются ими на самом деле? Я тебе никогда не рассказывал про Януса?
– Нет. А кто это?
– Не думаю, что он был человеком. Точнее – так, как мы это себе представляем.
– Не поняла?
Он притянул меня к себе.
Шли мы медленно, и нас то и дело обгоняли торопливые прохожие. Витрины магазинов сияли новогодними декорами, шел легкий снег и было довольно морозно, но под его рукой холода не чувствовалось.