Проку от него было немного, и Агафодор замолчал, решив, что чем тратить время на разговоры, лучше приготовиться к встрече, от которой, возможно, будет зависеть вся жизнь. Очаровать и обаять государя русов при первом же свидании – вот что главное. Этим искусством опытный царедворец, знаток человеческих душ, владел в совершенстве.
Часа через три неспешной езды по гладкой дороге, вдоль широкой, живописной реки, хорепископос нарушил затянувшееся молчание.
– Вон Вышгород, господин, – показал монах на темневший вдали холм.
Смотреть нужно было против солнца, и Агафодор разглядел лишь тесно скученные крыши, верхушки башен, золотые полушария церковных куполов.
«Это разумно – устроить резиденцию вблизи от столицы, а всё же не рядом, – подумал он. – Базилевсу следовало бы сделать то же самое, и мятежи городской черни так не сотрясали бы престол. Охлос ленив и быстро остывает. Пока толпа доберется до загородного дворца, она сильно поредеет, а монарх успеет как следует укрепиться. Не зря Ярославоса прозвали мудрым».
– Смотри, преосвященный, вот и встречающие, – тронул его за рукав Еразм.
Встрепенувшись, посол перевел взгляд ниже.
У подножия холма был разбит узорчатый шатер, около которого толпились люди и были привязаны лошади. Там происходило движение.
Вот кто-то в длинном алом плаще первым сел в седло. За ним длинной вереницей выстроились остальные всадники.
Процессия медленно, торжественно тронулась навстречу посольскому кортежу.
К повозке подъехал переводчик, громогласно объявил:
– В знак почтения к великому августу тебя встречает пресветлый князь!
Агафодор приосанился, расправил складки парадного облачения, поправил на груди крест и золотую цепь.
– Спустите меня! – приказал он.
По протоколу государя полагалось приветствовать, стоя на земле.
Слуги приняли епископа под руки, помогли сойти на проворно расстеленный ковер.
– Князь сидит в седле, как молодой, – сказал Агафодор драгуманосу, глядя на приближающуюся процессию.
Благомудр засмеялся, очень чем-то довольный.
– Он и есть молодой. «Пресветлым князем» называют Святослава Ярославича, государева сына.
Хоть протопроэдр очень хорошо умел управлять своим лицом, но здесь за бровями и ртом не уследил: брови поползли кверху, губы – книзу. Из-за принца он, посланник кесаря, спешиваться бы не стал! Какой урон для достоинства империи!
Переводчик невинно осведомился:
– Не думал же ты, господин, что сам великий князь в свои семьдесят лет выедет тебя встречать?
Лезть обратно в экипаж было глупо. Агафодор поступил иначе – сделал вид, что сошел на землю, дабы помолиться. Пусть принц подождет, пока божий человек взывает к Тому, Кто превыше земных владык.
Преклонил колени на ковре, трижды поклонился большим поклоном, принялся нараспев благодарить Всевышнего за благополучное окончание долгого путешествия. Сам поглядывал искоса – что «пресветлый князь».
Принц, подъехав, с минуту подождал в седле. Потом спрыгнул, подошел к переводчику. Тот, поклонившись рукой до земли, зашептал-заворковал. Докладывал.
Сын великого архонта был высок и статен, с подкрученными светлыми усами и, как все русы, без бороды. На голове, несмотря на теплый день, малиновая шапка с собольей опушкой. Из-под скарлатного плаща виднелась лазоревая шелковая рубаха, а сапоги были зеленые, арабской кожи. Такой павлин и в Константинополе считался бы щеголем.
Поскольку Агафодор всем видом показывал, что всецело поглощен беседой с Богом, пришлось и хорепископосу преклонить колена.
Одним дыханием посол спросил:
– Что знаешь про принца?
– Христианское имя Никола. Лет ему двадцать три. Женат на немецкой принцессе. У Ярослава он по старшинству третий.
– Третий?! – Посол скрипнул зубами. Это даже не наследник престола?! Какое неуважение! Ну, ты у меня подождешь, пресветлый князь.
– Да. Старший княжич Владимир – наместник в Новгороде. Второй, Изяслав, – в Турове. Святослав же и прочие сыновья состоят при отце. Своих областей в управление они пока не получили.
Выходило, что из живущих в Вышгороде принцев этот все-таки старший. Значит, обижаться не на что.
Протопроэдр был наделен полезным для придворного талантом – умел говорить и слушать одновременно, а слухом обладал наиострейшим.
Голос у князя был громче, чем у переводчика, и, когда Никола-Святослав говорил, Агафодор улавливал каждое слово.
– Прислали что из Цареграда? – спросил молодой человек.
Благомудр что-то прошелестел.
– Дай.
Взял у драгуманоса малый пергаментный свиток, развернул, стал читать.
Русский язык посол понимал хорошо, потому что в свое время служил при орхидском архиепископе, предстоятеле болгарской церкви. Два славянских наречия были очень похожи.
Что за свиток из Царьграда? Не иначе донесение от секретного агента. Депешу передал драгуманосу кто-то из посольской свиты. Удивляться нечему, так устроен мир: все друг за другом шпионят. Но хорошо бы вызнать, кто из слуг или секретарей подкуплен. И главное – что там, в письме?
Решив потомить третьего сына ожиданием, епископ громко затянул самый длинный из псалмов: «Блаженны непорочные в пути».
Но князь удивил грека.
Раздались легкие, но уверенные шаги, и принц Никола опустился на колени прямо перед священнослужителями. Верным, звонким голосом пропел, перескочив в самый конец псалма: «Заблудился, как овца потерянная: взыщи раба Твоего, ибо я заповедей Твоих не забыл».
После чего объявил:
– Аминь!
Лицо у Николы было пригожее: нос прямой, брови будто два лука, а глаза дерзкие, веселые. Пахло от принца духами и мальвазеей – должно быть, вволю наугощался, дожидаясь византийского посла.
– Приветствую тебя, благородный Агафодор, от имени великого князя и от своего собственного, – складно и чисто заговорил князь по-гречески. – Отец поручил мне опекать и услаждать твое преосвященство, чтобы пребывание в Вышгороде было тебе приятным. Как услаждают черноризцев, я не ведаю, но приложу все старания. Хочу стать твоим другом.
– То будет для меня великая честь, – учтиво ответил посол, внимательно глядя на бойкого молодого человека.
– Тогда давай встанем. Что ж коленки мозолить?
