– Ладно.
Элфрик и Годвин ушли, но брат Томас задержался.
– Похоже, я втравил тебя в неприятности.
– Ну, вы же меня похвалили.
Монах пожал плечами и махнул правой рукой – дескать, что поделаешь. Левую руку ему отрезали по локоть десять лет назад, после воспаления раны, полученной в той схватке, очевидцем которой выпало стать Мерфину.
Юноша теперь лишь изредка вспоминал ту странную стычку в лесу. Он привык видеть Томаса в монашеском облачении. Но сейчас вдруг все встало перед мысленным взором: воины, дети, прячущиеся в кустах, лук, стрелы, прикопанное письмо. Томас всегда был добр к нему, и Мерфин догадывался, что обязан этим именно событиям того дня.
– Я никому ничего не говорил о письме, – тихо сказал он.
– Знаю, – ответил Томас. – Иначе тебя бы не было в живых.
* * *
Большинством крупных городов управляли торговые гильдии, состоявшие из наиболее видных горожан. Этой гильдии подчинялись многочисленные ремесленные цехи – каменщиков, плотников, дубильщиков, ткачей, портных. Еще имелись небольшие приходские гильдии, малые компании ремесленников при местных церквях, собиравшие деньги на священнические облачения и церковную утварь, а также помогавшие вдовам и сиротам.
Города с епископскими кафедрами управлялись иначе. Владельцем Кингсбриджа, как Сент-Олбанса и Бери-Сент-Эдмундса, был монастырь, которому принадлежала почти вся земля в городе и окрестностях. Приоры обыкновенно отказывали в разрешении учредить торговую гильдию; впрочем, в Кингсбридже самые крупные купцы и видные ремесленники входили в состав приходской гильдии Святого Адольфа. Эта гильдия сложилась сама собою давным-давно, когда группа благочестивых горожан собирала деньги на строительство собора, но теперь она стала важнейшим сообществом города. Гильдия устанавливала правила ведения дел, выбирала олдермена и шестерых уорденов[15 - Олдермен – глава совета или гильдии, избиравшийся ее членами; уордены (букв. «надзирающие») – члены гильдии, наделенные особыми полномочиями.], следивших за соблюдением этих правил. В здании гильдейского собрания хранились образцы мер и весов – мешок с шерстью, рулон сукна и бушель, – обязательные для всех кингсбриджских торговцев. Но гильдия не могла вершить правосудие, как это было в боро[16 - Боро – поселение, обладающее начатками самоуправления и имеющее право избирать своего представителя в парламент.]; такие полномочия сохранялись за приором Кингсбриджа.
В Духов день приходская гильдия в своем здании давала пир для наиболее важных приезжих покупателей. Суконщик Эдмунд являлся олдерменом, Керис пошла с ним на правах хозяйки, так что Мерфину пришлось скучать в одиночестве.
К счастью, Элфрик с Элис тоже отправились на пир, поэтому юноша сидел на кухонной скамье, прислушиваясь к стуку дождя по крыше и размышляя. Было не то чтобы холодно, но в очаге развели огонь для готовки, и красноватое мерцание пламени радовало душу.
Юноша слышал, как наверху бродит дочь Элфрика Гризельда. У Элфрика был хороший дом, пусть и уступавший размерами дому Эдмунда. На первом этаже находилась кухня и общий зал; лестница вела на открытую площадку, где спала Гризельда, а за дверью наверху располагалась спальня хозяина и его жены. Сам Мерфин спал на кухне.
Года три-четыре назад Мерфина одолевали соблазны: он воображал по ночам, как крадется по лестнице и забирается под одеяло к теплой пухлой Гризельде. Но дочь мастера мнила себя намного выше подмастерья, обращалась с ним как с прислугой и ни разу не дала ему ни малейшего повода воплотить грезы наяву.
Мерфин смотрел в огонь и представлял себе деревянные леса для каменщиков, которые станут восстанавливать обрушившиеся своды собора. Дерево стоило дорого, длинные стволы попадались редко, ибо владельцы лесов чаще всего поддавались искушению продать строевой лес, не дожидаясь, пока деревья вырастут, поэтому при строительстве старались обходиться наивозможно малыми подпорками. Вместо того чтобы возводить леса с пола, подпорки обычно подвешивали на стенах – это позволяло сберечь драгоценную древесину.
Прервав размышления юноши, на кухню вошла Гризельда и налила себе из бочки кружку эля.
– Хочешь?
Мерфин кивнул, подивившись такой любезности. А девушка удивила его еще сильнее, сев на табурет напротив.
Три недели назад куда-то запропал ухажер Гризельды Терстан. Конечно, ей стало одиноко, потому-то она, должно быть, и решила посидеть с Мерфином. Эль согрел желудок и настроил юношу на благодушный лад. Прикидывая, как завязать разговор, он спросил:
– Что стряслось с Терстаном?
Гризельда мотнула головой, как игривая лошадка.
– Я сказала ему, что не выйду за него замуж.
– Почему?
– Он слишком молодой.
Мерфина ее слова не убедили. Терстану было семнадцать, Гризельде – двадцать, но она еще толком не созрела. «Скорее, – подумалось юноше, – Терстан для нее родом не вышел. Он приехал в Кингсбридж из какой-то глуши пару лет назад и трудился батраком у нескольких городских ремесленников. Может, ему надоела Гризельда или обрыдло в городе, вот он и удрал».
– Куда он делся, не знаешь?
– Нет, мне все равно. Я хочу выйти замуж за своего ровесника, за того, кто ощущает ответственность. Может быть, за мужчину, который однажды примет дело моего отца.
Неужто она имеет в виду его, Мерфина? Вряд ли; она же всегда смотрела на него сверху вниз.
Гризельда встала с табурета и пересела на скамью, поближе к юноше.
– Мой отец тебя несправедливо изводит. Я всегда так считала.
Мерфин в который раз удивился.
– Что-то ты долгонько собиралась это сказать. Я ведь живу у вас уже шесть с половиной лет.
– Мне трудно идти против семьи.
– Почему он так жесток со мною?
– Потому что ты думаешь, будто знаешь все лучше его, и не скрываешь этого.
– Возможно, так оно и есть.
– Вот видишь.
Юноша рассмеялся. Впервые в жизни он рассмеялся над словами Гризельды.
Девушка придвинулась еще ближе, ее бедро под суконным платьем прижалось к его ноге. Мерфин сидел в поношенной полотняной рубахе, что ниспадала почти до колен, и в подштанниках, какие носили все мужчины. Даже через одежду он ощутил тепло ее тела. Хорошо бы все-таки понять, что движет Гризельдой. Он недоверчиво покосился на девушку. Из-под блестящих темных волос смотрели карие глаза, лицо было пухловатым, но привлекательным, а хорошенькие губки наверняка приятно целовать.
Гризельда не умолкала:
– Люблю сидеть дома в дождь. Так уютно.
Юноша почувствовал возбуждение в паху и отвернулся. «Что бы подумала Керис, – спросил он себя, – зайди она сюда сейчас?» Он постарался подавить возбуждение, но стало только хуже.
Мерфин вновь посмотрел на Гризельду. Ее влажные губы чуть приоткрылись. Она подалась вперед, и Мерфин ее поцеловал. Она тут же всунула язык ему в рот. Это было настолько неожиданно, настолько ошеломительно, что он ответил тем же. Поцелуи Керис были совсем другими.
Эта мысль остановила Мерфина. Он отодвинулся от Гризельды и встал.
– Что случилось?
Мерфин вовсе не хотел говорить правду и потому ответил:
– Я никогда тебе не нравился.
Девушка понурилась.
– Говорю же, я не могу идти против отца.
