– Ладно, – раздраженно бросила она. – Чего тебе?
– Дождь перестал. Пошли к реке.
* * *
Монастырь держал пони для пожилых братьев и сестер, которые разъезжали по окрестностям, и нескольких ломовых лошадей для перевозки грузов. Этих животных заодно со скакунами состоятельных гостей размещали в каменной конюшне в южном торце двора аббатства. Смешанную с навозом солому с конюшен затем отправляли на огород при кухне, что располагалась по соседству.
Ральф со свитой графа Роланда ждал хозяина у конюшен. Лошади были оседланы и готовы к двухдневному путешествию обратно в замок Эрлкасл возле Ширинга. Все дожидались графа.
Сквайр, удерживая под уздцы своего гнедого Гриффа, беседовал с родителями.
– Не знаю, почему лордом Уигли сделали Стивена, а мне ничего не пожаловали, – говорил он. – Мы с ним одного возраста, он ничуть не лучше меня в седле, на мечах и на турнирах.
При каждой встрече сэр Джеральд с надеждой задавал сыну одни и те же вопросы, и каждый раз Ральфу приходилось огорчать отца. Когда бы не очевидное отцовское стремление увидеть возвышение сына, Ральфу было бы куда легче переносить разочарование.
Молодой Грифф был из гунтеров, простому сквайру не полагался дорогостоящий боевой конь. Но Ральф полюбил своего гнедого, и тот всегда охотно слушался, когда хозяин посылал его вперед, преследуя добычу. Из-за суматохи и сутолоки у конюшни Грифф разволновался, и ему явно не терпелось тронуться в путь.
Ральф пробормотал ему в ухо:
– Спокойно, дружок, скоро разомнешь ноги.
Услышав знакомый голос, конь успокоился.
– Будь начеку, не упусти случая угодить графу, – наставлял сэр Джеральд. – Тогда он вспомнит о тебе, когда появится свободное владение.
«Это все хорошо, – думал Ральф, – но настоящие возможности открываются лишь в бою». Правда, за эту неделю война как будто стала чуть ближе. Сквайр не присутствовал на встречах графа с торговцами шерстью, но разузнал, что купцы согласились дать в долг королю Эдуарду. Они очень хотели, чтобы король решительно выступил против французов, покарал тех за набеги на порты южного побережья.
А сам Ральф мечтал отличиться и приступить к постепенному восстановлению семейной чести, утраченной десять лет назад, – не столько ради отца, сколько в утоление собственной гордыни.
Грифф рыл землю копытом и мотал головой. Чтобы успокоить коня, Ральф принялся водить его по двору конюшни, а отец шагал рядом. Мать стояла в стороне. Она расстроилась из-за сломанного носа Ральфа.
Вместе с отцом Ральф прошел мимо леди Филиппы, которая твердой рукой держала под уздцы резвого скакуна и говорила со своим мужем, лордом Уильямом. На Филиппе была облегавшая тело одежда, отлично подходившая для длительных поездок и подчеркивавшая полную грудь и длинные ноги. Ральф постоянно подыскивал предлоги заговорить с нею, но это было без толку: для нее он оставался всего-навсего одним из воинов в свите свекра, и она никогда не заговаривала с ним без надобности.
На глазах Ральфа она улыбнулась мужу и с притворным упреком ткнула тыльной стороной ладони в грудь. Сердце Ральфа захлестнула обида. Почему не с ним она делит эти минуты нежности и близости? Все обстояло бы иначе, будь он владельцем сорока деревень, как Уильям.
Всю жизнь он к чему-то рвался. Когда же наконец чего-то добьется? Вместе с отцом они прошли до конца двора и повернули назад.
Из кухни вышел однорукий монах и направился через двор. Ральф замер, потрясенный тем, сколь знакомым выглядит этот человек. Мгновение спустя он вспомнил, кто перед ним: Томас Лэнгли, рыцарь, десять лет назад убивший в лесу воина. С тех пор сквайр его не встречал в отличие от Мерфина, поскольку бывший рыцарь ныне ведал строительством в аббатстве. Вместо дорогой рыцарской одежды Лэнгли теперь носил бурый балахон, а на макушке сверкала выбритая тонзура. Он слегка располнел, но все равно держался со статью бывалого бойца.
Когда Томас проходил мимо, Ральф небрежно сказал лорду Уильяму:
– Вот он, тот таинственный монах.
Уильям резко спросил:
– О чем ты?
– Я про брата Томаса. Некогда он был рыцарем, и никто не знает, что привело его в монастырь.
– Что тебе, черт подери, о нем известно? – В тоне лорда Кастера сквозила угроза, хотя Ральф вроде бы не сказал ничего обидного. Может, у него плохое настроение, несмотря на улыбки красавицы жены.
Сквайр пожалел, что затеял этот разговор.
– Я был тут в тот день, когда он явился в Кингсбридж. – Ральф помедлил, припоминая клятву, которую все дети тогда принесли. Из-за этой клятвы, а еще из-за необъяснимого раздражения Уильяма, он не стал пересказывать историю целиком. – Рыцарь ввалился в город, весь в крови из раны от меча. Мальчишки такое хорошо запоминают.
– Любопытно. – Филиппа посмотрела на мужа. – Ты знаешь подробности истории брата Томаса?
– Конечно, нет, – огрызнулся лорд. – Откуда мне их знать?
Леди пожала плечами и отвернулась.
Ральф с облегчением двинулся дальше.
– Лорд Уильям лжет, – негромко сказал он отцу. – Интересно почему.
– Не задавай больше вопросов про этого монаха. – Отец явно встревожился. – Наверняка тут какая-то щекотливая история.
Наконец появился граф Роланд. Его сопровождал приор Антоний. Рыцари и сквайры уселись в седла. Ральф расцеловал родителей и тоже вскочил в седло. Грифф заплясал под седоком, предвкушая скачку. От резкого движения в сломанном носу заломило, и Ральф заскрипел зубами. Оставалось только терпеть.
Роланд подошел к своему молодому жеребцу Виктори, черному как смоль и с белым пятном над глазом, взялся за поводья и сделал несколько шагов по двору, продолжая беседу с настоятелем.
Лорд Уильям крикнул:
– Сэр Стивен Уигли и Ральф Фицджеральд, езжайте вперед и освободите мост.
Ральф и Стивен пустили коней вскачь по двору. Посетители ярмарки втоптали всю траву в грязь. Большинство лотков свернулись, кое-кто уже уехал, торговали лишь немногие. Кони пролетели сквозь монастырские ворота.
На главной улице Ральф увидел того самого парня, стычка с которым обернулась для него сломанным носом. Этого малого звали Вулфриком, и он был из деревни Уигли, теперь принадлежавшей Стивену. Левая половина его лица, куда в основном пришлись удары Ральфа, вспухла и посинела. Он стоял у таверны «Колокол» с родителями и братом. Похоже, они собирались домой.
«Молись, чтобы нам с тобою никогда больше не встретиться», – мысленно пожелал Ральф.
Хотелось крикнуть что-нибудь оскорбительное, но его отвлек шум.
По мере того как они со Стивеном двигались по главной улице, а кони уверенно ступали по грязи, впереди становилась все заметнее многолюдная толпа. В итоге на полпути вниз с холма пришлось остановиться.
Сотни мужчин, женщин, детей кричали, смеялись, толкались. Все они стояли спинами к Ральфу. Тот присмотрелся поверх голов.
Во главе густой толпы виднелась повозка, запряженная волом. Позади повозки плелась наполовину раздетая женщина. Ральф видел такое не впервые: бичеванием на городских улицах обычно наказывали преступников. На женщине была только юбка грубого сукна, стянутая на поясе веревкой; лицо ее, как различил Ральф, было грязным, волосы спутались, и сперва она показалась сквайру старухой, но затем он разглядел обнаженную грудь и понял, что женщине чуть за двадцать.
Руки женщины были стянуты веревкой, привязанной к заднику повозки. Женщина устало брела по дороге, иногда падала, и тогда ее волокло по грязи до тех пор, пока ей не удавалось подняться на ноги. Городской констебль вышагивал следом и полосовал голую спину женщины длинным пастушьим кнутом, что представлял собою отрез кожи на конце палки.
Толпа, подзуживаемая бежавшими впереди юнцами, издевалась над женщиной, выкрикивала ругательства, хохотала, бросалась грязью и мусором. Она веселила зевак, осыпая их проклятиями и плюясь в каждого, кто к ней приближался.
Ральф и Стивен послали коней в толпу.
– Освободите дорогу! – возвысил голос Ральф. – Дорогу графу!
Стивен тоже кричал, требуя расступиться, но никто не обращал на них внимания.
