Жены принесли некоторым из них краюхи хлеба и кувшины с элем. Томас Лэнгли распорядился об отдыхе. Пока добровольцы перекусывали, Керис с Мерфином отошли в сторонку.
– Ты не можешь жениться на Гризельде, – без обиняков заявила девушка.
– Я не знаю, что делать. – Мерфин ничуть не удивился этому заявлению. – Голову уже сломал, но ничего пока не придумал.
– Пройдемся?
– Давай.
Они отошли от толкотни на берегу и направились вверх по главной улице. После ярмарочной суеты в городе наступила тишина, как на кладбище. Все сидели по домам, ухаживая за ранеными или оплакивая погибших.
– Думаю, в городе очень мало семей, где никто не погиб или не пострадал, – проговорила Керис. – На мосту было не меньше тысячи человек, одни пытались выбраться из города, прочие мучили Полоумную Нелл. В соборе больше сотни тел, и мы помогли по меньшей мере четыремстам раненым.
– Значит, пятистам повезло, – отозвался Мерфин.
– Мы тоже могли оказаться на мосту или рядом. Мы с тобой могли бы сейчас лежать на полу алтарной части, холодные, недвижимые. Но нам подарили оставшуюся часть жизни. Нельзя бросаться таким подарком из-за какого-то недоразумения.
– Это не недоразумение, – резко произнес Мерфин. – Это ребенок, человек, у него есть душа.
– Ты тоже человек, у тебя тоже есть душа – и удивительная. Посмотри, что ты только что сделал. Работами на реке руководят трое. Один – самый состоятельный городской строитель, второй – матрикуларий в аббатстве, зато третий – простой подмастерье, которому не исполнилось еще двадцати одного года. При этом горожане слушаются тебя не хуже, чем Элфрика с Томасом.
– Это не значит, что я готов забыть о своих обязанностях.
Они свернули во двор аббатства. Лужайка перед собором была вытоптана продавцами и посетителями ярмарки, повсюду виднелись заболоченные впадины и широкие лужи. В трех больших западных окнах собора Керис видела отражение блеклого солнца и разорванных облаков; картина троилась, словно на алтарном триптихе. Зазвонил колокол к вечерне.
Девушка сказала:
– Вспомни, как часто ты говорил, что хочешь посмотреть зодчество Парижа и Флоренции. Ты готов от всего этого отказаться?
– Наверное, да. Нельзя же бросать жену и ребенка.
– То есть ты уже думаешь о ней как о жене.
Мерфин повернулся лицом к Керис.
– Никогда не стану думать о ней как о жене. – В его голосе были горечь и боль. – Я знаю, кого люблю.
В кои-то веки Керис вдруг растерялась. Она было открыла рот, но не могла вымолвить ни слова. В горле встал ком. Девушка смахнула слезы и потупилась, пытаясь скрыть бурю чувств.
Мерфин взял ее за руки и притянул к себе.
– Ты ведь тоже знаешь?
Керис заставила себя посмотреть ему в глаза.
– Знаю?
Перед глазами все плыло.
Мерфин поцеловал ее в губы, как-то по-новому, ничего подобного она еще не испытывала. Его губы двигались нежно и настойчиво, будто он пытался сохранить в памяти это мгновение, и Керис с ужасом поняла, что этот поцелуй мнится ему последним.
Она прильнула к нему, желая, чтобы так длилось вечно, но вскоре – увы, чересчур скоро – Мерфин отстранился.
– Я люблю тебя. Но женюсь на Гризельде.
* * *
Жизнь и смерть чередовались. Рождались дети, умирали старики. В воскресенье Эмма, жена мясника, чуть не порешила своего любвеобильного мужа Эдварда его же огромным топором в приступе ревности. В понедельник пропала курица Бесс Хэмптон, и ее нашли на огне у Глинни Томпсон, после чего констебль Джон раздел и выпорол Глинни. Во вторник под Хауэллом Тайлером, который работал на крыше церкви Святого Марка, подломилась прогнившая балка, и он упал, пробил телом пол и сразу скончался.
К среде обломки и остов моста разобрали, из воды торчали только обломки центральных быков. Дерево сложили на берегу. Река освободилась, баржи и плоты снова потянулись из Кингсбриджа в Мелкум с шерстью и другими товарами с шерстяной ярмарки; далее эти товары отправлялись во Фландрию и Италию.
Когда Керис и Эдмунд вышли на берег узнать, как идут дела, Мерфин из вытащенных из воды бревен мастерил плот, чтобы перевозить людей через реку.
– Это лучше, чем лодка, – объяснил он. – Скот сам будет заходить и сходить, и повозки тоже.
Эдмунд мрачно кивнул:
– Сгодится для еженедельного рынка. По счастью, к следующей ярмарке у нас будет новый мост.
– Не думаю, – ответил Мерфин.
– Но ты сам говорил мне, что постройка моста займет год!
– Деревянного – да. К сожалению, новый деревянный мост тоже рухнет.
– Почему?
– Я вам покажу. – Юноша подвел отца с дочерью к обломкам рухнувшего моста и указал на толстые бревна. – Из них складывали быки. Возможно, это те самые знаменитые, лучшие двадцать четыре дуба Англии, пожалованные аббатству королем. На торцы взгляните.
Керис сообразила, что огромные бревна изначально имели заостренные концы, но с годами острия затупились под водой.
Мерфин продолжал:
– Деревянный мост не имеет фундамента. Быки просто вбивают в речное дно. Этого недостаточно.
– Но мост простоял сотни лет! – возмущенно воскликнул Эдмунд. Когда он принимался возражать, всегда казалось, что он злится.
Мерфин был привычен к манерам отца Керис и не обратил внимания на его негодование.
– Да, простоял, а теперь рухнул, – терпеливо проговорил он. – Значит, что-то изменилось. Деревянные быки раньше вполне годились, но теперь от них проку мало.
– Но что могло случиться? Река – она и есть река.
– Ну, во-первых, на том берегу вы построили и обнесли стеной склад и причал. То же сделали и другие торговцы. Старый глинистый выход к воде на южном берегу, где я играл ребенком, почти исчез. Река больше не разливается на поля. Выходит, вода стала течь быстрее, чем прежде, особенно после сильных дождей вроде тех, что случились в этом году.
– Получается, нужно строить каменный мост?
– Да.
