Взрыв
Задание установить личность и место жительства медсестры, подобравшей на объекте зеленую тетрадь, не предвещало особых сложностей. Мысль надеть белый халат и выдать себя за врача или фельдшера Студент отверг сразу. Медицинский институт еще не пополнил его коллекцию вузов, и в разговоре с профессионалами быстро выяснится незнание элементарных вещей, известных любому первокурснику. Зайдя на ближайшую к дому подстанцию скорой помощи, Студент просунул голову в окошко диспетчерской, лучезарно улыбнулся и спросил у девушки в белом халате, как ему найти неврологическую бригаду. Диспетчер в ответ тоже улыбнулась и спросила, зачем такому молодому и на вид абсолютно здоровому человеку неврологическая бригада. Выяснилось, что бригада недавно приезжала к любимой бабушке, которую, вот несчастье, парализовало, но доктор так хорошо бабушку полечил, что все прошло и бабушка чувствует себя прекрасно.
– Преходящее нарушение мозгового кровообращения, – со знанием дела поставила диагноз диспетчер. – Теперь надо давление контролировать, а то может повториться.
Студент горячо поблагодарил за столь ценный совет, сказал, что обязательно будет контролировать. А доктора он ищет, чтобы блокнот вернуть, который доктор на адресе забыл. Студент продемонстрировал толстый блокнот в дорогом кожаном переплете. Но вот беда, фамилию доктора он не знает и где его искать понятия не имеет. Диспетчер сказала, что найти доктора очень просто: неврологических бригад всего три, все базируются на центральной подстанции. Там же можно фамилию врача узнать – по дате вызова и адресу.
– А давайте я сама блокнот на центральную передам, зачем вам туда ездить? – любезно предложила диспетчер.
Студент еще раз поблагодарил, но от предложения отказался. Сказал, что хочет лично блокнот вернуть и свое восхищение мастерством доктора высказать.
По дороге на центральную подстанцию Студент зашел домой, взял фотоаппарат «Зенит», плитку шоколада и купил в киоске «Союзпечати» десять экземпляров вчерашнего выпуска молодежной газеты «На смену!». На «Скорой» не стал задавать вопросы в диспетчерской и отделе кадров. Зачем? У кого самая полная и достоверная информация о членах трудового коллектива? Ну конечно, у секретаря главного врача.
Спросив у пробегавшей мимо девушки в белом халате, где небожительствует руководство, и выяснив попутно, что главный врач – вот удача – уехала в горздрав на совещание, Студент решительно распахнул дверь с табличкой «Приемная».
Незамужняя секретарша Лидочка оторвалась от пишущей машинки и оценивающе посмотрела на вошедшего. Мелковат, рост Лидочки равнялся ста семидесяти четырем сантиметрам, а вошедший едва ли дотягивал до ста семидесяти.
Студент широко улыбнулся, продемонстрировав безукоризненные белые зубы, и положил на стол плитку шоколада.
– Пламенный привет творцу печатного слова, – он показал на пишущую машинку, – от собрата по профессии!
«Симпатичный, все-таки сто семьдесят два будет», – подумала Лидочка и улыбнулась. С зубами у нее тоже проблем не было.
– У себя? – Студент показал на обитую дерматином дверь с табличкой «Главный врач Теплая В.И.».
– На совещании в горздраве. Будет через час, не раньше.
– Какая жалость. – Студент изобразил крайнюю степень огорчения.
Лидочке ужасно захотелось его пожалеть. «А может, и семьдесят пять», – подумала она и участливо спросила:
– Подождете? Я вас чаем напою. А вы что хотели-то?
Студент ударил себя по лбу:
– Ох, простите. Забыл представиться: специальный фотокорреспондент молодежной газеты «На смену!» Герман Дробиз. – Он положил пачку газет на журнальный столик. – Вот последний выпуск для коллектива.
Выяснилось, что специальный фотокорреспондент никак не может ждать, поскольку должен через час сдать материал в набор, иначе главред ему голову оторвет. Выполняя ответственное поручение редакции, он готовит материал о героях-медиках, оказывавших с риском для жизни помощь раненым на железнодорожной станции Сортировочная. Материал почти готов, специальный фотокорреспондент сам был на месте аварии, видел самоотверженную работу врачей, но не хватает имен и фамилий.
– Страна должна знать своих героев! – закончил Студент пафосную речь и перешел к конкретике. Вчера среди множества машин скорой помощи он заметил бригаду с необычным названием «неврологическая». Высокий молодой доктор в очках и молоденькая медсестра. Обо всех написать корреспондент не может, поэтому хотел бы сделать героями своего очерка этих людей. Тем более что газета молодежная.
Лидочка выбор корреспондента горячо поддержала, сказала, что доктор – это недавно назначенный на должность заведующего отделением Андрей Сергеев, а помощницей у него студентка Оксана Шурова.
Лидочка поманила корреспондента пальчиком и прошептала на ухо:
– У них роман. Только никому! Об этом не пишите!
– Ну что вы. – Студент сделал вид, что обиделся. – Советская пресса не разглашает подробности частной жизни героев.
Лидочка ужасно огорчилась, что расстроила милашку фотокорреспондента. Стараясь загладить невольную оплошность, спросила, не может ли еще чем-нибудь помочь. Оказалось, что очень даже может. Для репортажа нужны фотографии героев, причем сделанные в нерабочей обстановке, лучше всего дома. «У себя дома люди более раскованны и фотогеничны, – пояснил Студент. – Только адресов он не знает, вот если бы очаровательная собеседница…»
Студент достал фотоаппарат, сделал несколько снимков Лидочки за печатной машинкой и без машинки, обещал вставить в материал, а также напечатать и лично фотографии принести.
…Вот если бы очаровательная собеседница помогла узнать адреса скромных героев будущего очерка!
– Вообще-то мы место жительства сотрудников не раскрываем, – Лидочка хитро улыбнулась, – но для вас сделаем исключение.
Она ненадолго вышла, вернулась с листом бумаги, на котором от руки были написаны два адреса. Студент взял листок, посмотрел на часы и схватился за голову:
– Главред меня утопит в ванне! Огромное спасибо, я побежал. Читайте «На смену!».
– Только вы хорошо напишите, правдиво, – попросила Лидочка вдогонку. – А то вчера в «Вечерке», представляете, «несколько человек получили травмы», а там на самом деле ужас!
– Так это же местная пресса, – авторитетно заявил Студент, закрывая дверь, – а мы центральная.
5 октября 1979 г. Газета «Вечерний город»
«Пьяный за рулем.
Сегодня около четырнадцати часов на перекрестке проспекта Космонавтов и улицы Ватутина неизвестный, управляя автомобилем „Москвич 412“ белого цвета, на большой скорости выехал на запрещающий сигнал светофора и сбил переходящего улицу на зеленый цвет пешехода. Мужчина, мастер-наладчик оборудования швейной фабрики № 2, получил тяжелую черепно-мозговую травму и скончался, не приходя в сознание. Автомобиль „Москвич“ с места происшествия скрылся. Для задержания преступника был объявлен план „Перехват“. Со слов свидетелей происшествия, сбивший пешехода автомобиль двигался неровно, выезжал на тротуар и на полосу встречного движения. По-видимому, водитель был пьян. Как рассказал нашему корреспонденту заместитель начальника ГорГАИ подполковник Демин, в текущем году количество аварий по вине пьяных водителей выросло на треть к уровню прошлого года».
«Преступная халатность.
Сегодня днем обрушился козырек подъезда дома номер восемнадцать по улице Хохрякова. Выходящая из подъезда женщина, швея пятого разряда дома быта Кировского района, получила несовместимую с жизнью травму и скончалась на месте. Жильцы дома неоднократно обращались с письменными заявлениями в домоуправление в связи с аварийным состоянием козырька. Однако управдом Мамедов Э.И., проявив преступную халатность, не принял вовремя мер к ремонту опасного козырька, что и привело к трагедии. По факту обрушения козырька возбуждено уголовное дело».
Глава 6
Когда Оксана с Николаем ушли, Андрей взял лист бумаги, подточил карандаш и устроился за столом с зеленой тетрадью, планируя плодотворно поработать над шифром. Однако быстро понял, что работы не получится. Бессонная ночь и перенесенные волнения взяли свое. Глаза слипались, буквы и цифры двоились. Организм требовал крепкого сна, и чем быстрее, тем лучше.
Проснулся Сергеев поздно, некоторое время повалялся в постели. Имел полное право: согласно табелю рабочий день после суточного дежурства у него начинался в два часа. Однако завтрак в столовой Высшей партийной школы, куда у Андрея имелся служебный пропуск, заканчивался в одиннадцать. А в холодильнике, как он прекрасно помнил, кроме черствого сыра ничего нет. Посмотрел на часы: десять ноль пять. Быстро приняв решение, Андрей поднялся, сделал короткую гимнастику и побежал в столовую. Вернувшись, за шифр садиться не стал, решил пораньше выйти на работу, быстрее закончить дела и с чистой совестью погрузиться в тайнопись.
Пятнадцать минут спустя он уже открывал на втором этаже центральной подстанции дверь кабинета номер шесть, который он делил с Виталием Исааковичем Белорецким, прекрасным специалистом, приятным собеседником и большим любителем стажеров в юбках и коротких халатах. На двери красовалась двойная табличка: «Заведующий кардиологическим отделением к.м.н. В.И. Белорецкий – и (ниже) – заведующий неврологическим отделением А.Л. Сергеев». Табличкой со своим именем Андрей втайне от всех гордился и, входя, несколько раз перечитывал. Три заветные буквы «к.м.н.» – кандидат медицинских наук – после названия должности он надеялся поставить в следующем году.
Главного кардиолога «Скорой помощи» на месте не было, чему Сергеев откровенно порадовался: никто не будет отвлекать. Рабочий стол завален непроверенными картами, и Андрей отважно приступил к расчистке. Но успел просмотреть не больше десятка историй: пришла старшая медсестра с неприятной новостью о болезни доктора Петровой. Болезнь несерьезная, простуда, но проблема серьезная. Смена Петровой шестого, то есть завтра. Нужно срочно искать замену. Табличка на двери кабинета – это не только предмет гордости, это еще и многочисленные обязанности.
Эпопея с назначением Сергеева на руководящую должность закончилась в мае. Несмотря на поступившие в партком и профком анонимки, обличающие кандидата на заведование в многочисленных пороках, сразу после праздника Победы его пригласила главный врач Валерия Ивановна Теплая, пожала руку, поздравила с повышением и сказала, что верит в молодого доктора, несмотря на мнение отдельных членов партбюро. Сергеев поблагодарил за доверие, обещал не уронить авторитет первых в стране неврологических бригад скорой помощи и вернулся в кабинет уже не исполняющим обязанности, а полноправным руководителем. В кабинете его ждал Виталий Исаакович с открытой бутылкой «Армянского».
Поиск замены на завтрашнюю смену занял почти час. Андрей разделил суточное дежурство на два двенадцатичасовых и уговорил невропатолога Широкова выйти шестого в ночь. Взамен пообещал отгул. Дневные часы Сергеев оставил за собой, позвонил в поликлинику Антонине Ивановне, маме Оксаны, передал для Оксаны просьбу выйти завтра на работу с восьми до восьми.
Закончив административные хлопоты, вернулся к непроверенным картам. Но ненадолго: пришел Виталий Исаакович с худой очкастой стажеркой в коротком халатике, открывавшем костлявые коленки, достал неизменную бутылку «Армянского» и потребовал подробного отчета о героических действиях на Сортировке. Стажерка обожаемого руководителя горячо поддержала, смотрела на Андрея как на живую легенду и отважно опрокидывала рюмку за рюмкой, не отставая от тренированных докторов.
Когда бутылка опустела, Андрей решил, что загадочная тетрадь гораздо привлекательнее опостылевших карт, и собрался домой. В коридоре его схватила за рукав секретарша Лидочка, отвела в сторону и таинственным шепотом сообщила, что их с Оксаной утром разыскивал специальный фотокорреспондент газеты «На смену!».
– Ищут пожарные, ищет милиция, ищут фотографы…[14] – продекламировал Андрей.
– Я серьезно! – надулась Лидочка и достала из кармана толстую записную книжку. – Вот, Герман Дробиз. Он, наверное, к тебе в общагу придет и к Оксане домой, я ему адреса дала.
– Пусть приходит, – легкомысленно заявил Андрей и чмокнул Лидочку в щеку, за что получил шутливую пощечину.
Галантно поклонившись и пробормотав что-то про разбитое сердце, Сергеев поспешил покинуть здание подстанции, пока снова никто не задержал.
Прежде чем подступиться к шифру, Андрей еще раз проанализировал записи в колонках. Удовлетворенно хмыкнул: он не ошибся, это учет доходов и расходов. Кому, от кого, когда и сколько. Однако сам по себе учет не содержал криминальной информации. Адреса неполные, иногда только город или населенный пункт. Большинство фамилий также сокращены, вот, например, И-ов. Иванов? Иконников? Игнатов? Что бы сказал следователь Пал Палыч из «Знатоков»? Сказал бы, что информации недостаточно. Как найти И-ова из Красноярска? Нужны пояснения. А пояснения здесь же, на обороте каждого листа, но зашифрованы пятизначными числами. Зачем зашифрованы? Видимо, чтобы не прочитали посторонние. Следовательно, оборотные стороны содержат информацию, представляющую опасность для шифровальщика. Зачем же ее хранить, пусть даже в виде тайнописи? Это вопрос, ответ на который скрыт в тексте.
Мистер Шерлок Холмс, объясняя инспектору Мартину и доктору Ватсону, каким образом он проник в тайну «пляшущих человечков», ссылался на обычные правила разгадывания шифров. Но у великого сыщика была подсказка: имя адресата таинственных записок, Илси. То есть у Холмса была фора – три буквы шифра. У Андрея такой форы не было. Предстояла кропотливая, требующая сосредоточенности и внимания работа: поиск наиболее часто повторяющихся комбинаций цифр. Известно, что в письменном русском гласные буквы используются чаще согласных. Самые употребляемые гласные: «о», затем «а» и «и». Среди согласных безусловный лидер «н». При этом наибольшее количество слов начинается с «п» и «о». В соответствии со статистикой повторений цифр в шифре нужно будет подставлять буквы, что позволит прочесть отдельные слова. Дальше уже дело терпения и техники.
Андрей начал подсчеты, но сразу столкнулся с новой загадкой. В шифре Холмса каждой букве соответствовал отдельный символ – забавный человечек. Флажки в руках человечков обозначали знаки препинания. Шифр в тетради состоял из пятизначных цифр. Пять цифр – одна буква? Нерационально, длинный текст не зашифруешь. Или четыре цифры – буква, пятая – знак препинания или пробел? Полковник Исаев[15] в «Семнадцати мгновениях» использовал шифр с открытым ключом, томиком французского мыслителя Монтеня. Четыре цифры – одна буква. Страница, строка, номер в строке. Также более подходит для коротких сообщений. Возможно, пять цифр – это не буква, а слог или два слога? Надо искать закономерности.
Два часа Андрей кропотливо выписывал комбинации цифр, подсчитывал количество повторений. Получалась ерунда – закономерностей не было. Цифры следовали одна за другой совершенно случайным образом. Ни одна из комбинаций численно не превалировала. Захватывающее проникновение в тайнопись обернулось нудной работой, не приводящей к результату. Андрей отчаянно зевал и чувствовал, что засыпает. Из заветных запасов достал банку растворимого кофе, привезенного летом из Ленинграда, с научной конференции. Насыпал в кружку три ложки с горкой, поколебавшись, добавил четвертую. Налил кипятка, плеснул от души янтарный напиток из пузатой бутылки «Слънчев бряг». Проверенное средство позволило продержаться еще три часа, без особого, впрочем, успеха. Закономерностей не было, обычные правила разгадывания шифров не работали.
«Я где-то ошибаюсь, надо прочистить мозги». Не раздеваясь, Андрей лег на кровать, расслабился в «позе мертвеца» йогов. «Пятнадцать минут», – сказал он себе и закрыл глаза. Открыл глубокой ночью, посмотрел на часы, огорченно вздохнул, разделся, погасил свет и снова уснул, поставив будильник на половину восьмого.
За два месяца до взрыва на станции Сортировочная.
Караганда, Казахская ССР
До перевода в областное управление Министерства внутренних дел на кабинетную должность подполковник Калиев более двадцати лет топтался «на земле». Начинал оперативником в райотделе, поднялся до заместителя начальника уголовного розыска в городе Абайске. Опытных кадров не хватало, часто сам вел скрытое наблюдение за подозреваемыми. Несколько раз внедрялся в преступные группировки. Поэтому навыки слежки, как и ухода от слежки, отрабатывал не только на практических занятиях в Высшей школе милиции.
Хвост Калиев обнаружил на проспекте Абдирова. Из управления на комбинат он поехал, как всегда, на личной машине, бежевой «тройке»[16] с форсированным двигателем. Когда именно сзади появилась неприметная серая «копейка»[17], точно сказать не мог, на проспект выезжал переулками с множеством поворотов. Но на прямом и широком участке стало очевидным, что серый «жигуль» как привязанный следует за его машиной. Для полной уверенности Калиев сделал несколько резких поворотов на прилегающие улицы и обнаружил второго преследователя – четыреста двенадцатый «Москвич», тоже серого цвета. Устраивать в городе гонки, уходить, используя преимущество форсированного мотора, не стал. В эти игры пусть шпионы играют. Срисовал госномера преследователей и спокойно вернулся в управление. Позвонил знакомому майору из городской автоинспекции, попросил выяснить, кому принадлежат номера.
Знакомый майор перезвонил через два часа. То, что он сказал, Калиеву решительно не понравилось.
5 октября 1979 года, город С.
Иван Павлович Мерзляков, крупный мужчина средних лет, возвращался домой с последнего сеанса в кинотеатре «Октябрь». Показывали недавно вышедший на экраны двухсерийный «Экипаж». Билеты купить в кассе было невозможно, поэтому Иван Павлович договорился с перекупщиком в подворотне у кинотеатра за червонец[18]. Дорого, конечно, но оно того стоило. Фильм впечатлял. Первая часть немного затянута, перегружена выяснениями отношений, любовными треугольниками и семейными драмами. Зато вторая серия захватывала с первых минут и держала в неослабевающем напряжении: взлет по разрушенной горящей полосе, поврежденный руль, пробоина фюзеляжа, разгерметизация салона… На целый час Иван Павлович перенесся в терпящий бедствие самолет, забыв о всех своих волнениях.
Мерзляков вдохнул полной грудью необыкновенно свежий после душного зала осенний воздух, подставил лицо моросящему дождику, посмотрел на затянутое тучами темное небо и подумал, что все-таки хорошо, когда твоя работа не связана с катастрофами, горящими самолетами и другими опасностями.
Мысли о работе вернули Ивана Павловича к собственным проблемам. Вчера вечером заехал Максим на своей «буханке»[19], сказал, что работы пока не будет, цех разрушен взрывом на станции Сортировочная. Новость ошеломила Мерзлякова. Он, конечно же, знал о взрыве, предполагал, что количество пострадавших и разрушения значительно превышают официальные данные, но не мог подумать, что катастрофа коснется его лично. Неделю назад он пошептался с продавцом в ЦУМе о новом «Рубине 714»[20] с экраном шестьдесят один сантиметр. На прилавках такие телевизоры не появляются, разбираются задолго до поступления. Мерзлякову обещали вынести один с заднего крыльца за пятикатенный[21] сверху. Когда дома стоит такое чудо советской техники, на билеты в кино можно не тратиться. Чудо стоило шестьсот семьдесят, четыреста лежали на сберкнижке, пятьдесят – дома, в шкатулке на комоде. Недостающие двести сорок пять Мерзляков рассчитывал получить за следующую экспедицию, которая теперь неизвестно когда состоится. А телевизор уплывет.
Иван Павлович трудился экспедитором. Вдвоем с Максимом они развозили продукцию по области, иногда дальше. В цех доставляли ткани, пуговицы, нитки, прочую швейную ерунду. Работа непыльная и не каждый день, а деньги платили приличные. За молчание, как считал Мерзляков. Цех наверняка в списке городских предприятий не значился. Как еще объяснить зарплату в конвертах, которые привозил тот же Максим? Погрузки-разгрузки исключительно по ночам? Полным идиотом надо быть, чтобы не догадаться. А идиотом Иван Павлович себя не считал. И к своему положению относился спокойно. Зачем беспокоиться? Он лично не ворует, законов не нарушает. Трудовая книжка лежит на швейной фабрике № 2. Платят всегда вовремя.
Платили вовремя. Теперь не будут, и что делать – непонятно. Погруженный в невеселые мысли Иван Павлович свернул в хорошо знакомый переулок. Фонарь на углу, как всегда, не работал, но Мерзляков мог найти дорогу с закрытыми глазами. До подъезда пятиэтажки с однокомнатной квартирой на втором этаже осталось сделать сто пятьдесят шагов…
Удар монтировкой по голове навсегда прервал переживания о таком близком, но недостижимом цветном телевизоре «Рубин 714» с экраном шестьдесят один сантиметр.
Глава 7
Оксана прибежала за три минуты до начала смены. Щеки розовые, глаза зеленые, на шапке непослушных каштановых волос тают первые октябрьские снежинки. Андрей оглянулся: никто не видит, – обнял, поцеловал в холодные после улицы губы. Оксана шутливо оттолкнула:
– Ведите себя прилично, доктор Сергеев!
– Опаздываете, фельдшер Шурова, – в тон ей ответил Андрей и добавил серьезно: – Я уже думал, один на линию выйду.
– Андрюша, извини, я правда торопилась, трамвай…
– Ладно, – махнул рукой Андрей. – Дуй в заправочную, бери ящик, у нас уже вызов лежит.
Вызов оказался несложным: приступ бронхиальной астмы у хроника. Купировали быстро, от госпитализации больной отказался. Когда вернулись на подстанцию, Оксана попросила разрешения позаниматься в кабинете Сергеева – завтра зачет. Андрей, конечно, разрешил, устроил Оксану за столом Белорецкого – тот читал лекцию в институте, – а сам сел проверять карты вызовов. С сожалением отметил, что за ночь стопка не уменьшилась: утром еще принесли свежие, за вчерашнюю смену. Но работа шла быстро, с почерками коллег он уже освоился, ошибок в диагностике и лечении было не много, доктора все со стажем.
Карты Фатьковой, официального дублера предыдущего заведующего отделением, Сергеев, практически не просматривая, переложил в проверенные. По негласной договоренности Галину Ивановну, обиженную назначением на заветную должность молодого доктора, Сергеев замечаниями не донимал. В мае, сразу после появления приказа, Фатькова подала заявление на увольнение. Андрею немалых трудов стоило уговорить ее остаться, очень не хотелось терять грамотного и опытного специалиста. За прошедшее время отношения между ними более-менее наладились. И анонимки в партком прекратились.
Зато на Коле Широкове Андрей отыгрался. Объективно было за что, тем более увольняться Широков не думал, хотя потеря для отделения была бы небольшая. Исчеркав красной ручкой пять из восьми карт, Сергеев пометил в ежедневнике: вызвать доктора Широкого на собеседование – и поставил три восклицательных знака. С чувством выполненного долга закрыл последнюю карту, потянулся, посмотрел на склонившуюся над конспектами Оксану, потом на часы. Почти двенадцать. Предложил:
– Поехали на обед в «Пельменную» на Пушкина. Или в партшколу сходим, пока вызовов нет?
Оксана с готовностью согласилась на партшколу: вкусно и дешево.
«Голодная, опять не завтракала», – подумал Андрей, и в этот момент проснулся дремавший селектор:
– Седьмая, на вызов, семерка!
На Профессорской улице стояли пятиэтажные дома довоенной постройки для научных работников и преподавателей Политехнического института. Квартиры в них были предметом черной зависти проживающих в тесных хрущевках[22] граждан. Во время войны в профессорские корпуса начали подселять эвакуированных, и многие отдельные квартиры превратились в коммунальные. Но вызвавший «Скорую» Олег Маркович Харлампович, доктор математических наук, профессор, руководитель лаборатории Института математики и механики, умудрился сохранить в неприкосновенности когда-то выделенную государством жилплощадь. Помогла, видимо, тесная связь научных работ профессора с обороноспособностью страны.
Дверь открыл сам профессор, возле которого вился большой черный кот. Больше дома никого не было. Как выяснилось, и быть не могло. Жена умерла несколько лет назад, дети разъехались, домработница приходит два раза в неделю.
– Спасибо, что быстро приехали, – сказал Олег Маркович, – что-то мне совсем плохо. Сердце прихватило.
Кот ничего не сказал, посмотрел на вошедших большими круглыми глазами и важно удалился.
Пациента уложили на диван в гостиной, нацепили электроды, записали электрокардиограмму. Стенокардией профессор страдал давно, но сегодня боль была необычно сильной и длительной, нитроглицерин не помогал. На пленке признаки ишемии миокарда. Еще не инфаркт, но близко. Андрей предложил госпитализацию, но Харлампович категорически отказался. Во-первых, срочную работу надо закончить, во-вторых, кота не с кем оставить. Соседи брать отказываются: в отсутствие хозяина Черныш становится агрессивным, царапается, кусается.