Фирма
– Пока, во всяком случае. Они собирались приехать еще разок, примерно через месяц, еще присмотреться. Вы могли бы оплатить им самолет сюда в любое время, как только они будут готовы, это ведь обычная процедура?
– Да, мы с этим справимся. Что они говорили об окладе?
– Они поражены. Выше ему ничего не предлагали. Они безостановочно говорили о деньгах: оклад, пенсия, заем, «БМВ», премии и прочее. Им не верится во все это, ребятишки готовы тронуться.
– Пожалуй. Так ты думаешь, мы купили его, а?
– Готов биться об заклад – да. Он сказал, что фирма, может, и не такая престижная, как на Уолл-стрит, но квалификация у юристов не ниже, а люди тут гораздо приятнее. Я уверен, он согласится.
– Он что-нибудь подозревает?
– В общем – нет. Ламар явно дал ему понять, чтобы он держался подальше от кабинета Лока. Он поделился с женой, сказал ей, что никто никогда не входит в его кабинет, за исключением нескольких секретарш и очень небольшого числа компаньонов. Но тут же добавил, что Куин сказал ему, будто Лок просто эксцентричен и довольно замкнут. Не думаю, чтобы он что-то подозревал. Она же сказала, что фирма, как ей кажется, слишком уж беспокоится о вещах, которые ее не касаются.
– Например?
– Личная жизнь. Дети, работа жен и в таком духе. По-моему, ее это несколько раздражало, но это только мое предположение. Просто в субботу утром она сказала ему, что будь она проклята, если позволит горстке каких-то адвокатов указывать ей, когда она сможет работать, а когда – заводить детей. Но я не думаю, что это очень серьезно.
– Понимает ли он, что ему предстоит работать тут постоянно?
– Мне кажется, да. Не было ни упоминания о том, чтобы переехать через несколько лет куда-нибудь еще. Я думаю, он понял. Уже хочет стать компаньоном, как и все. Он уже сломлен и жаждет денег.
– Говорилось что-нибудь об ужине у меня дома?
– Оба там сильно нервничали, но им очень понравилось. А от дома они в восхищении. И от твоей жены тоже.
– Секс?
– Каждую ночь. Впечатление такое, что медовый месяц у них еще в самом разгаре.
– Чем они занимались в постели?
– Мы же не могли видеть, не забывай. Судя по звукам, все как у людей, никаких гадостей. Я все время вспоминал о тебе и о том, как ты любишь рассматривать карточки, и в голове у меня билась одна мысль: нужно было установить камеры, чтобы старина Олли тоже порадовался.
– Заткнись, Де Вашер.
– Так и быть, в следующий раз.
Они помолчали. Де Вашер просматривал свой блокнот. Затем затушил в пепельнице сигару, улыбнулся:
– Так или иначе, это прочная семья. Они очень нежны друг с другом. Твой водитель заметил, что весь уик-энд они ходили повсюду держась за руки. Ни одного раздраженного слова за три дня, это о чем-то говорит, правда? Но кто я, чтобы судить? Я сам третий раз женат.
– С тобой все ясно. А что они говорят о детях?
– Может, через пару лет. Сначала ей хочется поработать.
– Каково твое мнение об этом парне?
– Воспитанный, приличный молодой человек. Очень честолюбив. Думаю, что он уже завел себя и не остановится, пока не взберется на самый верх. И у него есть шансы, он способен на многое… при необходимости.
Ламберт улыбнулся:
– Это я и хотел услышать.
– Дважды они звонили по телефону. Оба раза ее матери, в Кентукки. Ничего примечательного.
– Что-нибудь новое о его семье?
– О ней не упоминалось.
– О Рэе тоже?
– Нет. Мы ищем его, Олли. Дай нам время.
Де Вашер закрыл досье Макдира и достал другую папку, гораздо толще. Ламберт, уставившись в пол, потирал виски.
– Выкладывай, что еще, – негромко сказал он.
– Новости плохие, Олли. Я уверен, что Ходж и Козински сговорились и работают сейчас на пару. На прошлой неделе агенты ФБР получили ордер и обыскали дом Козински. Обнаружили наши микрофоны и сообщили ему, что его дом прослушивался. Естественно, они не знали кем. Козински рассказал об этом Ходжу в прошлую пятницу – они спрятались в библиотеке на третьем этаже. Микрофон был довольно далеко от них, и мы смогли записать лишь отдельные реплики. Не много, но ясно, что говорили о «жучках» в доме Козински. Они убеждены, что их слушают везде, и подозревают нас. Говорят даже наедине очень осторожно.
– С чего это вдруг ФБР понадобился для обыска ордер?
– Хороший вопрос. Видимо, реверанс в нашу сторону, чтобы все выглядело законно и солидно. Нас они уважают.
– Кто там был из них?
– Тарранс. Видимо, он старший.
– И как он?
– Хорош. Молод, зелен, излишне ревностен, но компетентен. С нашими людьми он не сравнится.
– И часто он говорил с Козински?
– Сейчас это невозможно установить. Поскольку они вычислили, что мы их слушаем, то стали предельно осторожны. Нам известно о четырех их встречах в прошлом месяце, но я подозреваю, что их было больше.
– Много он успел вынюхать?
– Надеюсь, не очень. Пока ФБР ведет бой с тенью. Их последняя беседа, о которой мы знаем, состоялась неделю назад, и важного там ничего сказано не было. Козински очень напуган. Общаются они, видимо, много, а толку нет. Он так и не решился сотрудничать с ними. Они же сами на него вышли, имей это в виду. По крайней мере мы так считаем. Его прижали довольно крепко, и он готов был расколоться, но теперь, похоже, начинает задумываться. Однако контакты продолжаются, и это меня тревожит.
– Жена его что-нибудь знает?
– Думаю, нет. Она видит, что ведет он себя странно, но он объясняет это перегруженностью на работе.
– А что Ходж?
– Насколько мы осведомлены, он пока с фэбээровцами не контактирует. Больше разговаривает с Козински, или шепчется, я бы сказал. Ходж твердит, что боится ФБР хуже смерти, что ФБР ведет бесчестную игру, что агентам Бюро доверять нельзя. Без Козински он и шагу не сделает.
– А если Козински исчезнет?
– Они выйдут на Ходжа. Надеюсь, нам не придется прибегать к крайним средствам. Черт побери, Олли, он ведь не убийца какой-нибудь! Он очень достойный молодой человек, у него дети…
– Твоя чувствительность ошеломляет. Ты, верно, думаешь, что я получу от этого удовольствие. Дьявол, я ведь сам воспитывал этих парней!
– Ну тогда призови их к порядку, пока дело не зашло слишком далеко. Нью-Йорк становится все более подозрительным, Олли. Нам начинают задавать вопросы.
– Кто?
– Лазаров.
– И что ты им ответил, Де Вашер?
– Рассказал все. Это моя работа. Тебя ждут в Нью-Йорке послезавтра, для детального доклада.
– Чего они хотят?
– Им нужны ответы. И планы.
– Какие планы?
– Предварительные планы устранения Козински, Ходжа и Тарранса, если возникнет такая необходимость.
– Тарранса! А ты не сошел с ума, Де Вашер? Мы не можем устранить агента ФБР! Сюда же пришлют войска.
– Лазаров болван, Олли. Ты знаешь это. Он идиот, но я не думаю, что с нашей стороны было бы умно сказать ему об этом.
– А я скажу. Я поеду в Нью-Йорк и скажу ему, что он круглый дурак.
– Сделай это, Олли. Сделай!
Оливер Ламберт поднялся с кресла и направился к двери.
– Наблюдать за Макдиром еще месяц.
– Хорошо, Олли. Он согласится, держу пари. Не беспокойся.
Глава 4
«Мазду» продали за двести долларов, большая часть которых пошла в уплату за аренду небольшого грузовичка. Его вернут арендной конторе уже в Мемфисе. Кое-что из старой мебели раздали соседям, часть выбросили, погрузили только холодильник, кровать, шкаф для одежды, комод, небольшой цветной телевизор, ящики с посудой, одеждой, всякими мелочами. Отдавая дань сентиментальным воспоминаниям, взяли с собой и старую кушетку, понимая, однако, что долго она в новом доме не простоит.
Эбби держала на руках их беспородного пса Хорси, а Митч сидел за рулем и гнал машину через Бостон на юг, все дальше на юг, туда, где их ждала лучшая жизнь. В течение уже трех дней они пробивались второстепенными дорогами, наслаждаясь природой и подпевая передаваемым по радио песням. Они ночевали в дешевых мотелях и болтали о доме, о «БМВ», о мебели, детях, богатстве. Опустив стекла кабины, с радостью подставляли лица ветерку, когда грузовичок набирал максимальную скорость – почти сорок пять миль в час! Где-то уже в Пенсильвании Эбби робко намекнула, что они могли бы по пути заскочить ненадолго в Кентукки. Митч не сказал ничего, но выбрал маршрут, пролегающий через обе Каролины, Северную и Южную, и Джорджию, так что в любой точке пути между ними и границей штата Кентукки было не меньше ста пятидесяти миль. Эбби смирилась.
Они добрались до Мемфиса в четверг утром; как и было обещано, черный «БМВ» триста восемнадцатой модели стоял у гаража в ожидании хозяев. Митч не сводил глаз с машины. Эбби – с дома. Трава перед ним была густой, зеленой и аккуратно подстриженной. Невысокая ограда поблескивала свежей краской. Ноготки на клумбе – в цвету. Ключи, как договаривались, лежали в кладовой под ведром.
Не вытерпев и опробовав новенький «БМВ» тут же, во дворе, они кинулись разгружать грузовик – им не хотелось давать соседям шанс рассмотреть небогатые пожитки. Грузовичок сразу же отогнали в отделение арендной конторы. И – снова за руль «БМВ»!
Женщина-дизайнер, специалист по интерьерам, та самая, которой вменили в обязанность оформить его кабинет, пришла после обеда, принеся с собой образчики ковров, красок, занавесей, драпировок и обоев. Затею с дизайнером Эбби нашла излишней, особенно после их спартанской квартирки в Кембридже, но потом сдалась. Митчу это моментально наскучило, он извинился и вновь отправился к машине. Он с гордостью ехал по трехрядному покрытию утопающего в зелени уютного пригорода, жителем которого отныне являлся. Митч ехал и улыбался ребятишкам на велосипедах, присвистывавшим при виде его нового автомобиля. Он приветственно махнул рукой почтальону на тротуаре, потеющему под тяжестью сумки. Вот он, Митчел И. Макдир, двадцатипятилетний выпускник юридического факультета Гарвардского университета. Вот он, собственной персоной.
В три часа они вместе с женщиной-дизайнером отправились в дорогой мебельный магазин, где управляющий вежливо информировал их о том, что мистер Оливер Ламберт отдал распоряжение об открытии им кредита, если, конечно, они не будут против, и что кредит этот не ограничивался никакой определенной суммой. Они тут же купили мебель на весь дом. Митч иногда хмурился, дважды наложив вето на какие-то особо дорогие вещи, но в целом балом заправляла Эбби. Дизайнер не уставала делать комплименты ее изысканному вкусу, но и не забыла договориться с Митчем о том, что придет в его офис в понедельник. Великолепно, ответил ей он.
С планом города на коленях они отправились к дому супругов Куин. Эбби еще в прошлый раз была у них, но дороги не помнила. Дом располагался в части города, называвшейся Чикасо-Гарденс, и сейчас Эбби узнавала массивы деревьев, просторные особняки с профессионально спланированными газонами. Подъехав, они припарковали машину между двумя «мерседесами» – старым и новым.
Прислуга приветствовала их вежливым наклоном головы, но без улыбки. Их провели в гостиную и оставили одних.
В доме было темно и тихо – ни смеха детей, ни голосов. Они сидели, любовались интерьером и ждали. Начали тихо переговариваться, затем нетерпеливо ерзать. В конце концов, ведь их пригласили на ужин – сегодня, 25 июня, в четверг, в шесть вечера. Митч посмотрел на часы и пробормотал что-то о невоспитанности. Но все же они сидели и ждали.
В гостиную из коридора стремительно вошла Кей и попыталась улыбнуться. Глаза ее были чуть припухшими и влажными, тушь в уголках размазалась. Внезапно по щекам хлынули слезы. Обняв Эбби за плечи, она села на диван рядом с ней, даже не села, а просто бессильно опустилась – ноги ее не держали. Кей прижала к губам платок, заглушая рыдания.
Митч опустился на колени рядом:
– Кей, что случилось?
Она только покачала головой, не в силах говорить. Эбби гладила ее по колену, Митч слегка похлопывал по другому. Они смотрели на нее со страхом, предполагая самое худшее. Ламар? Дети?
– Случилось несчастье, – едва слышно проговорила Кей сквозь рыдания.
– С кем?
Она вытерла глаза и глубоко вздохнула:
– Два сотрудника фирмы, Марти Козински и Джо Ходж, погибли. Мы были очень близки с ними.
Митч опустился на журнальный столик. С Козински он встречался, когда приезжал сюда второй раз, в апреле, – вместе с Ламаром они втроем как-то обедали в небольшом ресторанчике на Франт-стрит. Козински оставалось до партнерства не так долго, однако вид у него был совсем не радостный. Джо Ходжа Митч припомнить не смог.
– Что случилось? – спросил он.
Рыдания прекратились, но слезы все еще текли по щекам Кей. Она вытирала их и смотрела на Митча.
– Мы еще точно не знаем. Они занимались подводным плаванием на Большом Каймане. На их лодке что-то взорвалось, и мы думаем, что они утонули. Ламар сказал, подробности пока неизвестны. Несколько часов назад в фирме было совещание, всех оповестили. Ламар еле добрался до дома.
– Где он?
– Около бассейна. Ждет тебя.
Ламар сидел в металлическом шезлонге у садового стола под зонтиком, в нескольких футах от стенки бассейна. Неподалеку от клумбы с цветами из травы торчала головка садовой дождевальной установки. Через равные промежутки времени из нее били струйки воды и по идеальной дуге приземлялись на стол, на зонтик, на шезлонг и сидящего в нем Ламара Куина. Он был насквозь мокрым. Вода капала с носа, ушей, волос. Голубую рубашку и брюки можно было выжимать. Обуви и носков на нем не было.
Ламар сидел совершенно неподвижно, не вздрагивая даже от новой порции воды. Видимо, он утратил всякую чувствительность. Взгляд его удерживала какая-то штука в луже воды на бетонной дорожке у ограждения бассейна, казавшаяся банкой пива.
Митч посмотрел по сторонам, надеясь, что никто из соседей не глазеет на происходящее. Соседи не могли ничего видеть – заросли кипариса закрывали от нескромных глаз бассейн и газон. Митч обошел бассейн и остановился там, где было еще сухо. Ламар наконец заметил его, кивнул, сделал слабую попытку улыбнуться и указал рукой на промокшее кресло рядом. Митч оттащил кресло чуть в сторону. Уселся.
Взгляд Ламара вновь вернулся к банке пива или чему-то на нее похожему – не разобрать. Казалось, прошла вечность, пока они сидели и слушали негромкие выстрелы дождевальной установки. Время от времени Ламар встряхивал головой и пытался что-то сказать. Митч улыбался неловкой нервной улыбкой, вовсе не уверенный, что нужно что-то говорить.
– Ламар, мне очень жаль, – решился он наконец.
Повернув голову, тот посмотрел на Митча:
– Мне тоже.
– Я не знаю, что еще сказать.
Взгляд Ламара снова оторвался от непонятного предмета, он повел головой в сторону гостя. Мокрые волосы лезли ему в глаза, красные и совершенно больные.
– Да, понятно. Но говорить действительно нечего. Очень жаль, что это произошло именно сегодня. Не хочется приниматься за ужин.
– А уж об этом тебе не стоит беспокоиться. Ни о каком ужине я и думать сейчас не могу.
– Ты их помнишь? – спросил Ламар, смахивая с губ капельки воды.
– Помню Козински, Ходжа – нет.
– Марти Козински был одним из моих лучших друзей. Он из Чикаго. Пришел в фирму за три года до меня и вот-вот должен был стать компаньоном. Опытнейший юрист, мы все им восхищались. Пожалуй, лучший посредник фирмы, блестяще вел переговоры, он не поддавался никакому давлению.
Ламар уставился в землю. Когда он вновь заговорил, то стекавшая с кончика носа вода заметно исказила его произношение.
– Трое детей. Его девочки-близнецы всего на месяц старше нашего сына, они всегда играли вместе… – Он не сдержался и заплакал, закусив нижнюю губу и прикрыв глаза.
Митч почувствовал себя совсем неловко, ему захотелось уйти. Он отвел взгляд в сторону.
– Мне очень жаль, Ламар. Очень.
Ламар взял себя в руки, но слезы еще текли по щекам. Митч посмотрел на кран, он дважды собирался попросить разрешения закрыть воду и оба раза решал потерпеть еще, если уж Ламар терпел. Вдруг это действительно поможет? Он бросил взгляд на циферблат – часа через полтора стемнеет.
– Это был несчастный случай? – спросил он.
– Мы знаем совсем немного. Они ныряли с аквалангами, и на лодке произошел взрыв. Инструктор, местный житель, тоже погиб. Сейчас там занимаются отправкой их тел сюда.
– А что с их женами?
– Они, слава Богу, дома. Это была деловая поездка.
– Не могу вспомнить, как выглядел Ходж.
– Он был высоким блондином, не очень-то разговорчивым. Таких часто встречаешь, но никогда не можешь запомнить. Окончил Гарвард, как и ты.
– Сколько ему было лет?
– И ему и Козински было по тридцать четыре. Он бы стал компаньоном сразу после Марти. Они дружили. Собственно, все мы очень дружны, особенно сейчас.
Обеими руками Ламар откинул волосы со лба на затылок, встал, прошел туда, где было сухо. Вода текла с него ручьями. Он остановился рядом с Митчем, глядя на крыльцо соседей.
– Ну, как «БМВ»?
– Замечательно. Отличная машина. Спасибо, что позаботился об этом.
– Когда ты приехал?
– Сегодня утром.
– А дама приходила? Специалист по интерьерам?
– О да. Эбби с ее помощью потратила всю мою зарплату за следующий год.
– Это хорошо. И дом у тебя прекрасный. Мы рады тебе, Митч. Извини, что все так получилось, но тебе здесь понравится.
– Тебе не за что извиняться.
– Мне по-прежнему не верится. Я просто в шоке. Становится нехорошо, как подумаю о его жене и детях. Пусть меня лучше отстегают хлыстом, но к ним я сейчас просто не в состоянии идти.
Во двор дома вышли женщины и направились к бассейну. Кей завернула кран, струйки воды перестали бить в небо.
Вместе с потоком машин они двигались в направлении центра, на запад, прямо в заходящее солнце. Они держались за руки и молчали. Митч открыл лючок в крыше автомобиля, опустил стекла. Эбби, покопавшись среди старых кассет в бардачке, вытащила запись Спрингстина, вставила в стереомагнитолу. Звучание было великолепным. Новая, поблескивающая в последних лучах солнца машина стремительно неслась вперед, к реке. Вместе с сумерками на летний Мемфис наваливалась душная густая влажность. Оживали площадки для игры в софтбол: на них выходили команды упитанных мужчин в обтягивающих трико и ярких майках, размечали поле, готовясь вырвать друг у друга победу. Набитые подростками автомобили резко тормозили у придорожных забегаловок, где можно было выпить пива, потрепаться, познакомиться с девушками.
Митч начинал улыбаться. Он старался выбросить из головы Ламара, Козински и Ходжа. Зачем грустить? Они же никогда не были его друзьями. Впрочем, ему было жаль их семьи, хотя он никогда не видел жен и детей погибших. А у него, Митчела И. Макдира, простого парня без роду, без племени, было все, чтобы ощущать себя счастливым: красавица жена, новый дом, новый автомобиль, новая работа, новенький диплом Гарвардского университета. Блестяще организованный ум и крепкое тело, которое не набирало веса и не требовало долгих часов сна для отдыха. Восемьдесят тысяч в год, на первых порах. Через два года он перевалит за сто тысяч, и все, что для этого требуется, – работать по девяносто часов в неделю. Да это смахивает на благотворительность!
Автомобиль свернул на заправку. Митч залил бак доверху, расплатился, купил шесть пачек кукурузных хлопьев. Эбби тут же вскрыла две. «БМВ» опять влился в общий поток. Тоска ушла.
– Поужинаем где-нибудь? – спросил он.
– Надо бы переодеться, – ответила Эбби.
Митч окинул взглядом ее стройные загорелые ноги. Эбби была в белой юбке выше колен и в белой же блузке, все – из хлопка. Сам Митч сидел за рулем в шортах, шлепанцах и выгоревшей на солнце черной майке.
– С такими ногами, как у тебя, мы бы прошли в любой ресторан Нью-Йорка. Как насчет «Рандеву»? Для него мы прилично одеты?
– Замечательная мысль.
Они нашли в центре города местечко на платной стоянке, заплатили и прошлись пешком пару кварталов до неширокой тенистой улочки, где летний воздух сгущался, как туман, от аромата жаренного на углях мяса. Этот аромат проникал в ноздри, рот, дымком въедался в глаза, опускался вниз, к желудку, и оттуда давал команду мозгу. Дивный запах вырывался наружу вместе с дымом по вентиляционным трубам, окружавшим массивные печи, в которых в лучшем ресторане города, на весь мир прославившемся жареными свиными ребрышками, эти самые ребрышки сейчас и подрумянивались. Ресторан располагался ниже уровня улицы, в подвальном этаже старого здания из красного кирпича, которое давно бы снесли, если бы не превосходная еда, превратившая «Рандеву» в местную достопримечательность.
Ресторан обычно бывал полон, существовала даже очередь, но по четвергам напряжение, видимо, спадало. Они прошли через похожий на пещеру зал и устроились за небольшим столиком, покрытым красной клетчатой скатертью, ловя на себе любопытные взгляды. Мужчины замирали и забывали о еде, когда Эбби Макдир проходила мимо, невозмутимая, как фотомодель. Однажды в Бостоне, идя по тротуару, она стала причиной пробки на перекрестке – на нее засмотрелся какой-то водитель. Присвистывание и возгласы восхищения вслед были неотъемлемой частью ее жизни, и даже ее муж привык к этому. Митч был очень горд тем, что его жена красива.
Чернокожий гигант в красном фартуке с рассерженным видом стоял перед ними.
– Да, сэр. – Голос его был требовательным.
Карточки меню лежали на каждом столе и были абсолютно ни к чему. Ребрышки. Только ребрышки.
– Две полных порции, тарелку сыра, пива – один кувшин, – мгновенно выпалил Митч.
Ни блокнота, ни ручки у официанта не было, он просто повернулся и гулким голосом прокричал в сторону входа:
– Дашь два полных, сыр, кувшин!
Когда он отошел, Митч под столом коснулся ноги жены. Эбби слегка шлепнула его по руке.
– Ты прекрасна, – сказал он ей. – Когда я в последний раз говорил тебе об этом?
– Часа два назад, – отозвалась Эбби.
– Два часа! Тупица безмозглый!
– А ты делай так, чтобы потом не упрекать себя.
Он положил руку на ее колено и ласково погладил. Теперь Эбби позволила ему это. Сдаваясь, она улыбнулась, на щеках – ямочки, зубы в полумраке поблескивали, глаза, как у кошки, светились. Темно-каштановые волосы изящно спадали чуть ниже плеч.
Принесли пиво, официант наполнил кружки. Эбби сделала маленький глоток, посерьезнела.
– Как ты думаешь, с Ламаром все в порядке?
– Не знаю. Сначала мне показалось, что он пьян. Я сидел как последний идиот и смотрел, как он мокнет под водой.
– Бедняга. Кей сказала мне, что похороны состоятся, наверное, в понедельник, если тела привезут сюда вовремя.
– Давай-ка поговорим о чем-нибудь другом. Не люблю я похорон, никаких, даже если я должен там присутствовать только из приличия и никого из умерших не знал. С похоронами у меня уже есть кое-какой печальный опыт.
В этот момент принесли ребрышки на картонных тарелках. На стол поставили также блюдо с нашинкованной капустой и запеченной фасолью. Но прежде всего ребрышки, длиной чуть ли не в фут, обильно политые соусом, секрет которого известен только шефу. Они приступили к еде.
– А о чем ты хочешь поговорить? – Эбби перевела дух.
– О том, что тебе пора бы уже… – Он выразительно посмотрел на ее живот.
– Я думала, мы можем подождать несколько лет.
– Можем. Но пока нам нужно прилежно тренироваться.
– Мы тренировались в каждом мотеле по дороге из Бостона в Мемфис.
– Я помню, а в новом доме еще ни разу. – Из-за неловкого движения соус брызнул Митчу прямо в глаза.
– Но мы же только утром приехали, Митч!
– Знаю. А чего мы ждем?
– Митч, ты ведешь себя так, как будто я совсем про тебя забыла.
– А ты и забыла. С самого утра. Предлагаю заняться этим сегодня же вечером, как только приедем домой, это будет как бы обрядом крещения нашего нового жилища.
– Посмотрим.
– Обещаешь? Смотри-ка, видишь парня, вон там? Похоже, он сейчас вывихнет себе шею, пытаясь увидеть чью-то ножку. По-моему, я должен подойти и отхлестать его ремнем по заднице, а?
– Обещаю. Договорились. Не обращай внимания на тех парней, они смотрят на тебя, думаю, они считают тебя ловчилой.
– Очень остроумно.
Митч справился со своей порцией и теперь уминал ее половину. Допив пиво, они расплатились и выбрались на свежий воздух. Сели в машину. Он не спеша ехал по городу, пока не увидел табличку с названием улицы, которая была неподалеку от их дома. Пару раз замешкавшись на поворотах, он въехал на Медоубрук, и около дома мистера и миссис Митчел И. Макдир «БМВ» остановился.
Кровати еще не были собраны, и подушки матрасов лежали на полу, окруженные какими-то ящиками. Хорси спрятался под лампой на полу и всю ночь наблюдал за тем, как они тренировались.
Через четыре дня, в понедельник, который должен был стать первым рабочим днем Митчела в фирме Бендини, сам Митч вместе с женой, окруженный своими теперь уже тридцатью девятью коллегами и их женами, пришел отдать последний долг Мартину С. Козински. Кафедральный собор был полон. Оливер Ламберт произнес настолько прочувствованное прощальное слово, что даже у Митча, похоронившего отца и брата, глаза были на мокром месте. Увидев вдову и детей, Эбби расплакалась.