– Может быть, дело в гордости. Подружки стали бы спрашивать, почему ее не приглашают на свидания парни ее возраста. Девочки бывают жестокими.
– Я дождусь, когда она повзрослеет.
Мама улыбнулась.
– Уверена, ты ее здорово смешишь.
– Еще бы. Это мой главный козырь.
– Ну, в конце концов, и я вашего отца ждала довольно долго.
– Правда?
– Я полюбила его с первой встречи. И долгие годы молча страдала. Мне пришлось смотреть, как он сох по этой глупой корове Ольге Вяловой, которая и мизинца его не стоила, но зато у нее было два глаза. Какое счастье, что ее обрюхатил их шофер! – Иногда мамина речь была грубоватой, особенно когда поблизости не было бабушки. Плохих привычек она набралась за те годы, когда работала в газетах. – А потом он ушел на войну. Я была вынуждена отправиться за ним во Францию, и только там мне наконец удалось его окрутить.
Вуди почувствовал, что она говорит о своих воспоминаниях не только с грустью, но и с болью.
– Но он понял, что самая подходящая для него девушка – ты.
– В конце концов – да.
– Может быть, так будет и у меня.
– Удачи, сынок, – сказала мама, целуя его.
До дома Рузроков было меньше мили, и Вуди пошел пешком. В яхт-клубе сегодня вечером никого из Рузроков не будет. После того загадочного случая в вашингтонском отеле «Риц-Карлтон» о Дейве писали во всех газетах. Обычно заголовок гласил: «Восходящая звезда обвиняет киномагната», или что-то в этом роде. С недавнего времени Вуди научился не доверять газетам. Однако легковерные люди говорили, что, должно быть, в этом что-то есть, иначе с какой стати полиция бы его арестовала?
С тех пор никто из семьи Дейва нигде не появлялся.
У дома Рузроков Вуди остановил вооруженный охранник.
– Посетителей сейчас не принимают, – бесцеремонно сказал он.
Вуди сообразил, что охраннику приходится постоянно отгонять репортеров, и простил ему невежливый тон. Он вспомнил имя служанки Рузроков и сказал:
– Пожалуйста, попросите мисс Эстеллу передать Джоан, что Вуди Дьюар принес ей книгу.
– Вы можете оставить ее у меня, – сказал охранник, протягивая руку.
– Спасибо, но – нет, – сказал Вуди, крепко сжимая книгу.
Охранник недовольно поморщился, но провел Вуди по дорожке к дому и позвонил в звонок. Дверь открыла Эстелла и сразу сказала:
– Здравствуйте, мистер Вуди. Заходите, вот Джоан обрадуется!
Входя, Вуди позволил себе бросить на охранника торжествующий взгляд.
Эстелла провела его в пустую гостиную. Она предложила ему, как маленькому, молоко и печенье, – он вежливо отказался. Через минуту вошла Джоан. У нее было осунувшееся лицо, оливковая кожа побледнела, но она радостно улыбнулась ему и села рядом поболтать.
Книжке она обрадовалась.
– Теперь мне придется читать доктора Фрейда, а не просто болтать о нем, – сказала она. – Ты хорошо на меня влияешь, Вуди.
– Я бы предпочел плохо на тебя влиять.
Она пропустила это мимо ушей.
– А ты что, не идешь на бал?
– У меня есть билет, но, раз тебя там не будет, мне там делать нечего. Может, хочешь вместо этого сходить в кино?
– Нет, спасибо. Правда не хочется.
– Или можно просто вместе пообедать. В каком-нибудь совсем тихом местечке. Если ты не возражаешь против поездки на автобусе.
– Ах, Вуди, конечно, я не возражаю против поездки на автобусе, но ты слишком молод для меня. И все равно лето кончается. Ты скоро вернешься в свою школу, а я поеду в Вассар.
– И, наверное, будешь там ходить на свидания.
– Ну надеюсь, что буду, конечно!
Вуди поднялся.
– Что же, ладно, тогда я дам обет безбрачия и уйду в монастырь. Только, пожалуйста, не приезжай меня навестить, чтобы не смущать остальную братию.
Она засмеялась.
– Спасибо, что ты отвлекаешь меня от проблем моей семьи.
Она впервые упомянула о произошедшем с ее отцом. Сам он не завел бы об этом речь, но, раз она это сделала, он сказал:
– Знаешь, мы все на вашей стороне. Никто не верит словам этой актрисы. Весь город понимает, что все подстроил этот гад Пешков, и все этим глубоко возмущены.
– Я знаю, – сказала она. – Но само это обвинение для моего отца – невыносимый позор. Я думаю, родители переедут во Флориду.
– Мне ужасно жаль.
– Мне тоже. А теперь – иди на бал.
– Может, и схожу.
Она проводила его до дверей.
– Можно поцеловать тебя на прощанье? – сказал он.
Она наклонилась к нему и поцеловала в губы. Этот поцелуй был совсем не такой, как тот, – но он интуитивно понял, что не надо сейчас притягивать ее к себе и прижиматься губами к ее губам. Это был нежный поцелуй, ее губы лишь на один сладкий миг коснулись его губ, мгновение – и все кончилось. Она отстранилась и открыла дверь.
– Спокойной ночи, – сказал Вуди, выходя.
