Чудо любви (сборник)

Глава 1

Оглушительный рев оркестра и веселые выкрики танцующих остались позади.

Джулиана Скеффингтон сбежала по широкой лестнице ярко освещенного загородного дома, где не меньше шестисот дам и кавалеров, представителей высшего общества, веселились на костюмированном балу.

Английский парк, раскинувшийся перед домом, был наполнен волшебными огнями факелов, бросающих призрачные, дрожащие отсветы на деревья, и запружен веселой, причудливо разодетой толпой гостей, среди которых тут и там мелькали слуги в ливреях. Невдалеке, за парком, темнел лабиринт из колючей живой изгороди – место, где можно было удачно спрятаться. Именно туда как раз и направлялась Джулиана.

Прижав руками юбку-кринолин своего бального платья а-ля Мария-Антуанетта, она отважно нырнула в толпу и стала ловко лавировать между рыцарями в доспехах, придворными шутами, разбойниками, разнообразными королями и королевами, шекспировскими героями и самыми невероятными дикими и домашними тварями.

Увидев просвет в толпе, она ринулась было туда, но тут же посторонилась, чтобы не столкнуться с надвигавшимся на нее большим зеленым «деревом», с раскидистых «веток» которого свисали красные, обтянутые шелком «яблоки».

Величественно проплывая мимо, «дерево» отвесило Джулиане церемонный поклон и тут же одной из своих «веток» ухватило за талию даму, наряженную молочницей и державшую в руке бадью.

Джулиане удалось, не замедляя шага, добраться до центра парка, где между двумя римскими фонтанами расположилась группа музыкантов, собравших вокруг себя любителей потанцевать на свежем воздухе. Извинившись, она попыталась проскочить мимо высокого человека, изображавшего черного кота, который что-то нашептывал в розовое ушко маленькой серой «мышке». Он сразу прервал свое занятие, остановил долгий оценивающий взгляд на глубоком вырезе белого, с кружевными оборками платья Джулианы и, нагло улыбнувшись, посмотрел ей в глаза и подмигнул, после чего как ни в чем не бывало снова сосредоточил свое внимание на прелестной маленькой «мышке» с неимоверно длинными усами.

Ошеломленная столь откровенными и развязными манерами, с которыми ей пришлось столкнуться уже не первый раз за сегодняшний вечер, Джулиана украдкой быстро оглянулась назад и увидела, что ее мать тоже покинула бальный зал. Она вышла на открытую террасу, держа под руку незнакомого мужчину, и теперь обводила сад медленным внимательным взглядом. Она явно искала Джулиану! Проявив настоящий инстинкт ищейки, мать повернулась и направила свой взгляд прямо в ту сторону, где стояла девушка.

Этот так хорошо знакомый ей взгляд заставил Джулиану снова пуститься в бегство. Но далеко убежать не удалось: на пути к лабиринту из живой изгороди возникло еще одно препятствие. Это была довольно большая группа возбужденно галдящих мужчин – они стояли под густыми кронами деревьев и покатывались со смеху, глядя, как один из гостей в маске, видимо, изображающий шута, безуспешно пытается жонглировать яблоками. Стремясь как можно скорее скрыться от вездесущих материнских глаз, Джулиана решила свернуть с дорожки и обойти эту группу сбоку.

– Разрешите, господа, разрешите, – проговорила она, пытаясь протиснуться между стволами деревьев и стеной из мужских спин. – Мне нужно пройти!..

Но вместо того чтобы посторониться, как того требовала простая вежливость, двое мужчин повернули к ней головы, а потом шагнули навстречу, загородив дорогу.

– Ну-ка, ну-ка, кто это тут у нас? – сказал один из них очень юным и очень пьяным голосом, опершись рукой о дерево рядом с ее плечом.

В этот момент слуга протянул ему стакан с каким-то напитком, тот взял его и стал настойчиво предлагать Джулиане:

– Не желаете… подкрепиться, мэ-эм-м? Но Джулиана думала лишь о том, как бы поскорее скрыться от материнского взгляда, и ее не особенно беспокоили приставания молодого господина, едва стоявшего на ногах, – его спутники, конечно же, не допустят, чтобы он позволил себе грубость по отношению к женщине. Чтобы избавиться от него, она взяла злополучный стакан и, поднырнув под его рукой, живо проскочила мимо остальных мужчин. Она так и побежала дальше – со стаканом в руке.

– Оставь ее, Дикки, – послышался голос кого-то из его приятелей. Сегодня здесь полно красоток из оперетты и весь полусвет. Ты сможешь подцепить любую, которая тебе приглянется. А эта, похоже, сейчас совсем не расположена к забавам.

Джулиана вспомнила слышанные ею раньше разговоры о том, что некоторые представители светского общества не одобряют маскарады – в особенности для молодых девушек, получивших благородное воспитание, и после всего, что она сегодня увидела и услышала, она поняла почему. Надежно спрятавшись под костюмами и масками, люди из высшего общества вели себя как… как обыкновенная чернь!

Глава 2

Скрывшись наконец в лабиринте, Джулиана бросилась направо и, повернув еще раз за угол, прижалась спиной к колючим веткам кустарника. Свободной рукой она попыталась прикрыть белые кружевные оборки, украшающие подол юбки и глубокий вырез, но они четко виднелись в темноте ночи, как яркие сигнальные огни.

Ее сердце бешено колотилось, но совсем не от усталости, а от волнения; она стояла затаившись, прислушиваясь, отделенная от парка лишь высокой тонкой стеной живой изгороди и невидимая со стороны входа в лабиринт. Пустым взглядом Джулиана смотрела в стакан с вином, который все еще сжимала в руке, и чувствовала, как в ней поднимается волна досады и гнева оттого, что она бессильна оградить мать от позора и насмешек и помешать ей разрушить ее, Джулианы, жизнь.

Пытаясь хоть как-то отвлечься от своих грустных мыслей, она поднесла стакан к губам и понюхала вино – ее всю сразу передернуло от резкого запаха.

Пахло точно так же, как та дрянь, что пил ее папаша. Это была не мадера, которую он потягивал с утра и до самого ужина, а некая золотистая жидкость, употребляемая им после ужина для медицинских целей, как он утверждал – чтобы успокоить нервы. Нервы самой Джулианы были напряжены до предела. В следующую секунду она услышала голос матери, доносившийся с противоположной стороны зеленого барьера, и ее сердце снова сильно забилось.

– Джулиана, где ты прячешься, детка? – звала мать. – Я тут с лордом Мейкписом, он просто мечтает с тобой познакомиться…

Перед мысленным взором Джулианы возникла печальная картина: растерянный и подавленный лорд Мейкпис – кто бы он ни был, – чуть ли не насильно увлекаемый под руку ее решительной мамашей по тропинкам и поворотам, закоулкам и тупикам хитроумного лабиринта и освещенного факелами парка. Не в силах вынести неловкость и смущение при очередном представлении очередному несчастному и, несомненно, отнюдь не добровольному претенденту на ее руку, попавшемуся на удочку ее матери, Джулиана так сильно прижалась к живой изгороди, что колючки безжалостно вцепились в светлые локоны замысловатой прически, над которой ее служанка билась не один час.

Но тут счастье улыбнулось девушке – месяц услужливо скользнул за плотную гряду облаков, и лабиринт погрузился в чернильную темноту. А в это время ее мамаша продолжала свой чудовищно бессовестный монолог, находясь в двух шагах от дочери по другую сторону изгороди.

– Джулиана – невероятная любительница приключений! – воскликнула леди Скеффингтон, но в голосе ее звучало скорее разочарование, нежели гордость. – Это так на нее похоже – из чистого любопытства отправиться в путешествие по этому лабиринту!

Джулиана мысленно перевела эти притворные слащавые измышления на язык суровой действительности: «Джулиана – несносная затворница, меня раздражают ее вечные бдения над книжками и писаниной – взяла бы все и выбросила прочь! И это так на нее похоже – сбежать с бала и спрятаться от всех в кустарнике!»

– В этом сезоне она пользовалась огромным успехом в обществе! Я просто удивляюсь, как это вы ни разу не встретились с ней ни на одном модном приеме! Мне пришлось настоять, чтобы она не принимала больше десяти приглашений в неделю – нужно же и отдыхать!

«Джулиана не получила и десяти приглашений за весь прошлый год, не то что за неделю, но мне же нужно как-то выразить свое удивление и объяснить, почему вы ее до сих пор нигде не встречали. Немножко везения – и вы вполне поверите моей болтовне» – именно эта тирада соответствовала бы действительности, произнеси ее леди Скеффингтон вслух, а не про себя.

Но лорд Мейкпис, похоже, не был так доверчив.

– Действительно? – уклончиво пробормотал он голосом человека, в котором боролись вежливость, раздражение и недоверие. – Она, наверное, очень странная… гм… необычная девушка, если не любит… развлекаться.

– Я не говорила ничего подобного! – поспешно возразила леди Скеффингтон. Джулиана больше всего на свете любит балы и званые вечера.

«Да Джулиане легче выдернуть зуб, чем ехать на бал», – мысленно добавила она.

– Я убеждена, что вы просто идеально подходите друг другу.

«Я хочу поскорее сбыть ее с рук и выдать замуж, мой дорогой, а вы во всех отношениях подходящий жених: зрелый мужчина, имеете благородное происхождение и соответствующее состояние» – именно так следовало понимать признание леди Скеффингтон.

– Она совсем не из тех нахальных особ, которых сейчас можно встретить на каждом шагу.

«Она и пальцем не пошевелит, чтобы хоть как-то постараться понравиться».

– С другой стороны, у нее есть определенные достоинства, которых мужчина не может не заметить.

«Чтобы быть спокойной на этот счет, я заставила ее надеть это открытое платье, хотя, если говорить честно, оно больше подошло бы замужней женщине без предрассудков, чем восемнадцатилетней девушке».

– Конечно, она девушка скромная. «Но вы не смотрите, что у нее такое декольте – даже и не пытайтесь к ней прикоснуться, пока не попросите руки».

В конце концов стремление лорда Мейкписа отстоять свою свободу возобладало над представлениями об учтивости.

– Леди Скеффингтон, я, к сожалению, должен вернуться в зал. Мне кажется, я танцую следующий танец с мисс Топем.

Сознание того, что добыча ускользает от нее, да еще в руки самой популярной невесты сезона, заставило мать Джулианы сделать ответный удар: то, что она сказала в следующую секунду, было самой беззастенчивой ложью из всего, что она говорила прежде, пытаясь сосватать свою дочь. Тут же, без всякого стыда выдумав какие-то несуществующие отношения между Джулианой и самым завидным женихом в Англии, она заявила:

– Мы тоже возвращаемся на бал! Кажется, сам Николас Дю Вилль пригласил мою дочь на следующий вальс!

Леди Скеффингтон, должно быть, поспешила за убегающим лордом, потому что их голоса стали удаляться.

– Мистер Дю Вилль все время оказывает нашей дорогой Джулиане особые знаки внимания. И мне не без основания кажется, что и сюда он сегодня приехал единственно ради того, чтобы провести с нею несколько минут! Нет, действительно, сэр, это правда, хотя мне не хотелось бы, чтобы кто-нибудь, кроме вас, узнал об этом…

А в это время за следующим поворотом лабиринта хозяйка загородного дома, очаровательная молодая вдова барона Пенуоррена, обнимая за шею Николаса Дю Вилля и заглядывая ему в глаза, со смехом прошептала:

– Только, пожалуйста, Ники, не говорите мне, что леди Скеффингтон действительно уговорила вас танцевать со своей дочерью. Кого угодно, только не вас! Если ей удастся добиться вашего согласия, то вы не сможете войти ни в одну гостиную Англии, не спровоцировав при этом изумленного шепота или язвительных замечаний. Если бы вы не пропадали целое лето в Италии, вам было бы известно, что среди холостяков уже стало своеобразным развлечением дразнить эту мерзкую особу, делая вид, что они поддаются на ее уговоры. Я говорю совершенно серьезно, – предостерегающе продолжала Валери, поскольку он лишь слегка улыбнулся в ответ на ее тираду, – эта женщина готова на все, лишь бы заполучить богатого женишка для дочери и укрепить свое положение в обществе! Буквально на все!

– Спасибо за предупреждение, моя дорогая, – сухо ответил Ники. – Я был представлен супругу леди Скеффингтон лишь перед самым отъездом в Италию. Но я и в глаза не видел ни матери, ни дочери и тем более не давал никаких обещаний танцевать с ними.

Валери с облегчением вздохнула.

– Я и мысли не допускала, что вы могли так глупо себя повести. Джулиана действительно необыкновенно симпатичное создание, но она совершенно не в вашем вкусе. Это слишком юная, неискушенная девица, а кроме того, у нее странная привычка прятаться за занавесками или что-то в этом роде.

– Похоже, она очаровательна, – усмехнулся Ники.

– Ну, по крайней мере она совершенно не похожа на свою мамашу. – Валери замолчала и красноречиво передернула плечами, давая понять, насколько ужасна эта особа. – Леди Скеффингтон так страстно желает войти в высшее общество, что готова на любые унижения. Если бы она не была столь бесцеремонна и честолюбива, то казалась бы просто жалкой.

– Если не сказать бестолковой, – добавил Ники, теряя в конце концов терпение – беседа непомерно затянулась. – И какого черта вы пригласили их на маскарад?

– Мой дорогой, – со вздохом сказала Валери, нежно поглаживая пальчиками его подбородок с той фамильярностью, которую допускают лишь очень близкие отношения, – да потому, что в это лето маленькая Джулиана каким-то образом познакомилась с новой графиней Лангфорд и с ее невесткой – герцогиней Клеймор.

В начале сезона графиня и герцогиня высказали пожелание, чтобы малышка Джулиана была принята в свете, а сами тут же укатили в Девон вместе со своими мужьями.

Поскольку никто не хочет раздражать Уэстморлендов, а леди Скеффингтон, напротив, раздражает всех нас, то мы и ждали последней недели сезона, чтобы выполнить свой долг и хотя бы куда-нибудь их пригласить. К несчастью, среди нескольких десятков приглашений, которые леди Скеффингтон получила сегодня, она выбрала именно мое – вполне возможно, потому, что увидела среди приглашенных вас.

Внезапно она замолчала, пораженная восхитительной догадкой.

– Всем страшно интересно, каким образом Джулиане и ее несносной мамаше удалось познакомиться с графиней и герцогиней, но – бьюсь об заклад – вы знаете ответ! Я права? Ходят слухи, что вы, еще до замужества обеих дам, были с ними в довольно близких отношениях.

К удивлению Валери, выражение лица Николоса стало сдержанным и холодным, а в голосе послышалось отчуждение. – Уточните, что вы подразумеваете под «довольно близкими отношениями», Валери.

С запозданием осознав, что невольно вторглась в запретные пределы, Валери поспешно сделала шаг назад, на нейтральную территорию.

– Я только хотела сказать – все знают, что вы в дружбе с обеими дамами.

Николас принял ее предложение пойти на мировую легким кивком и позволил ей достойно отступить, но все же многозначительно добавил:

– Их мужья – тоже мои близкие друзья.

Это было явным преувеличением. Он был на дружеской ноге со Стивеном и Клейтоном Уэстморлендами, но никто из обоих мужчин не был в особом восторге от того, что их жены дружили с Николосом. Как со смехом признавались обе дамы, это наверняка будет продолжаться до тех пор, пока «ты, Ники, не женишься и жена не вскружит тебе голову точно так же, как мы Клейтону и Стивену».

– Поскольку вы пока не обручены с мисс Скеффингтон, – мягко поддразнила его Валери, нежными круговыми движениями пальцев поглаживая его подбородок и пытаясь вновь обратить на себя внимание, – то ничто не мешает нам сейчас покинуть сей гостеприимный лабиринт и подняться в вашу спальню. С того самого момента, как она встретила его в своем доме, Николас не сомневался, что такое предложение обязательно последует, и сейчас молча обдумывал его. У него не было никаких особых причин отказывать ей. Никаких – за исключением ничем не объяснимого отсутствия интереса к тому, что, как он знал из предыдущих свиданий, должно было за этим последовать: словно кем-то отмеренные полтора часа весьма вольных плотских утех с искусной и страстной партнершей. Этому предшествовал обычно бокал прекрасного шампанского, а заканчивалось все полстаканом еще более замечательного коньяка. После этого он должен был непременно дать понять, что ему страшно жаль, что она должна вернуться в свою спальню – «чтобы слуги не сплетничали». Все очень цивилизованно, тактично и очень предсказуемо.

С недавних пор такая предсказуемость жизни вообще и всех ее проявлений в частности, как и его собственные поступки начали сильно раздражать Николаса. Был ли он в постели с женщиной, или играл в карты с друзьями, он совершенно автоматически делал все, что положено – и не положено – в совершенно определенное, предусмотренное для этого время. Он общался с мужчинами и женщинами своего круга, такими же выдержанными и безупречно воспитанными, как и он сам. Николас начал ощущать себя презренной марионеткой, кривляющейся на сцене вместе со своими собратьями: все они танцевали под один и тот же придуманный кем-то мотивчик.

И даже если дело касалось запретной любовной связи, к примеру, такой, что сейчас предлагала ему Валери, все равно существовали негласные правила; единственно возможными вариациями были: дама замужем или не замужем и он в роли либо соблазняемого, либо соблазнителя. И поскольку Валери – свободная женщина, вдова и взяла на себя сегодня роль соблазнительницы, он совершенно точно знал, какова будет ее реакция, если он отвергнет предложение. Сначала она надует губки, и премиленько, потом будет пытаться взять его лестью и наконец примется соблазнять. Он же – в роли соблазняемого – будет сначала разыгрывать нерешительность, затем начнет сопротивляться и всячески тянуть время до тех пор, пока она сама, поняв его нежелание, не оставит его в покое. Но он никогда не откажет ей напрямик. Поступить так было бы непростительной грубостью, неуклюжей и досадной ошибкой в том замысловатом светском танце, который все они исполняли безукоризненно, доведя до абсолютного совершенства.

Несмотря на все это, Николас медлил, прежде чем дать ответ, надеясь, что его тело благосклонно отзовется на предложение леди, хотя голова уже сказала «нет».

Не дождавшись этого, он покачал головой и сделал первое па в танце «нерешительность»:

– Мне, наверное, сначала стоит поспать, моя прелесть. У меня была трудная неделя, и я совершенно измотался за последние два дня.

– Но вы же не откажете мне, дорогой мой? – спросила она, очаровательно надув при этом губки. Николас попытался деликатно уйти от ответа.

– А как же ваш праздник?

– Мне больше бы хотелось побыть с вами. Мы уже несколько месяцев не виделись, а потом – праздник прекрасно пройдет и без меня. Мои слуги так вышколены, что все сделают сами.

– Но только не ваши гости, – со значением сказал Николас, все еще пытаясь ускользнуть, потому что она продолжала уговаривать.

– Они и не заметят, что нас нет.

– Но ведь комната, которую вы мне дали, – рядом со спальней вашей матушки.

– Она не услышит нас, даже если вы опять сломаете кровать, как в последний раз, когда мы были там вместе. Она глуха как пень.

Николас уже был готов перейти к следующей стадии и начать тянуть время, но тут Валери удивила его: она решительно приступила к соблазнению, не позволив ему самому продолжить свою роль в этой старой как мир пьесе. Встав на цыпочки, она страстно поцеловала Николаса, после чего ее руки стали нежно поглаживать его по груди, а губы призывно открылись, приглашая к ответным действиям.

Машинально подчинившись, он обнял ее за талию, но это был пустой жест, за которым стояла лишь учтивость, но никак не ответное желание. Когда же ее руки скользнули ниже, к поясу его брюк, Николас разомкнул объятия и отступил на шаг, внезапно взбунтовавшись против своего участия в этой давно тяготившей его сцене.

– Только не сегодня, – решительно сказал он. В ее глазах был укор – он непростительно нарушил правила. Николас взял ее за плечи и, развернув лицом к выходу, шутливо и ласково шлепнул чуть ниже спины. Стараясь придать голосу мягкость, сказал:

– Идите к своим гостям, детка.

И, уже сунув руку в карман, чтобы достать тонкую сигару, завершил разговор вежливым обещанием:

– Я скоро присоединюсь к вам.

Глава 3

Тем временем Джулиана, и не подозревая о том, что она не одна в этом извилистом лабиринте, стояла, прислушиваясь к тишине. Она хотела полностью убедиться, что ее мать не собирается возвращаться. Наконец, успокоившись, она прерывисто вздохнула и выбралась из своего убежища.

Поразмыслив, Джулиана решила, что лабиринт – самое подходящее место, где можно скрыться на ближайшие несколько часов. Она повернула налево и пошла по дорожке, которая привела ее к квадратной зеленой лужайке с каменной скамьей в центре.

Она мрачно размышляла о том, в какое унизительное и совершенно нетерпимое положение попала. Как же ей теперь выбраться из этой ловушки?

Джулиана с тоской в душе вынуждена была признаться себе, что нет никакой возможности избавиться от упорного желания матери выдать ее замуж за кого-нибудь из «важных персон», особенно теперь, когда у маменьки появился для этого такой шанс. До сих пор единственным препятствием для леди Скеффингтон на пути к осуществлению заветной цели было лишь то обстоятельство, что никто из подходящих претендентов не успел объясниться Джулиане в любви за те несколько недель, что они находились в Лондоне.

Но, к несчастью для Джулианы, прямо перед их отъездом из Лондона ее матери посчастливилось вырвать предложение руки и сердца у сэра Фрэнсиса Беллхейвена, омерзительного пожилого и напыщенного рыцаря с нездоровой бледной кожей, светлыми ореховыми глазами навыкате, бесстыдно заглядывающими Джулиане за корсаж, и толстыми белыми губами, которые всякий раз напоминали ей дохлую золотую рыбку. Сама мысль о том, чтобы провести с сэром Фрэнсисом хотя бы один вечер, не говоря о целой жизни, казалась ей нестерпимой. Просто неприличной и ужасающей!

Нельзя сказать, чтобы ее вообще привлекала возможность какого-то выбора.

Если бы Джулиана действительно хотела кого-то выбрать, то самое неподходящее, что она могла сделать, – это спрятаться здесь от потенциальных претендентов, которых сейчас вербовала ее мамаша. Она знала это, но не могла заставить себя вернуться в танцевальный зал. Она не хотела выходить замуж. Ей уже исполнилось восемнадцать, и у нее были другие планы на жизнь, другие мечты, но они не совпадали с планами матери и поэтому не имели права на существование. Ни сейчас, ни потом. Но самым безнадежным было то, что ее мать свято верила: действует в интересах Джулианы и лучше знает, чего дочери не хватает для счастья.

Луна показалась из-за облака, и Джулиана увидела, что все еще сжимает в руке стакан с золотистой жидкостью. Отец всегда повторял, что немного бренди никогда не повредит – оно лечит все болезни, улучшает пищеварение и поднимает настроение. Она некоторое время колебалась, потом вдруг в порыве возмущения и отчаяния решилась проверить последнее положение отцовской теории. Подняв стакан, Джулиана зажала свободной рукой нос и, запрокинув голову, сделала три больших глотка. Почти задохнувшись от неожиданности, она опустила стакан и стала ждать. Когда же наступит прилив блаженства? Бежали секунды… прошла минута. Ничего! Она лишь почувствовала легкую слабость в коленях и то, что готова расплакаться от осознания бесполезности своего протеста.

Из уважения к своим ослабевшим ногам Джулиана сделала шаг к каменной скамье и села. Кто-то явно уже успел посидеть на ней – на краю стоял полупустой бокал с вином, а несколько пустых валялись на земле. Она сделала еще один глоток бренди и, слегка качнув свой стакан, уставилась на поблескивающую в лунном свете жидкость и стала размышлять о сложившемся безвыходном положении.

Ах, если бы была жива ее бабушка! Бабуля наверняка сумела бы остановить безумную идею ее матери о блестящем замужестве. Она поняла бы отвращение Джулианы к насильственному браку неизвестно с кем. Из всех людей, которых знала Джулиана, мать ее отца – величественная, степенная женщина – была, казалось, единственным человеком, который понимал ее. Бабушка была ей и другом, и учителем, и наставником.

Именно от нее маленькая Джулиана узнала о том, как велик мир, как много на свете разных людей. Только бабушка научила ее думать и высказывать свои суждения, какими бы абсурдными или шокирующими они ни казались. В свою очередь, бабушка всегда относилась к внучке как к равной, делилась с ней своими философскими взглядами на все и вся – начиная с того, зачем Бог создал Землю, и заканчивая мифами о мужчинах и женщинах.

Бабушка Скеффингтон не считала, что замужество – это мечта каждой женщины или что мужчины благороднее и умнее женщин.

– Возьмем, к примеру, моего мужа, – со снисходительной улыбкой сказала она однажды зимним днем в канун Рождества. Джулиане было тогда пятнадцать лет.