Тени Мали

1

Птенчик

Регион Тимбукту, пять километров к юго-востоку от внутренней дельты реки Нигер

Место для засады на французов выбрали подходящее: посреди редколесья суковатых акаций у дороги из красного железистого гравия, почти забытой в нынешние военные времена. Высокая девушка в серой бейсболке положила калашников на капот большого щелястого внедорожника и принялась рассматривать свои руки. Нет, это уже не руки дочери шейха – на костяшках смуглых кулаков ощутимые мозоли от ежедневных отжиманий от пола; несколько мелких рубцов, оставшихся с детства после ударов по зубам каким-то мальчишкам; немного утолщенный сустав большого пальца после перелома пястной кости в финале первенства по тайскому боксу (выигранном!); с внешней и внутренней стороны левой кисти белесый гипертрофический шрам длиной в полтора сантиметра – следствие спарринга по ножевому бою в Военной академии, когда инструктор Гленн проткнул ей насквозь ладонь ножом из армированного пластика, а она в запальчивости в ответ рубящим ударом перебила британскому наемнику ключицу. Но это ладно. Хуже другое. За полгода, проведенные в пустыне, обезвоженная кожа на руках стала тусклой и покрылась белым налетом. Ногти словно припудрили. Они потеряли естественный блеск и стали как у покойника. Началось расслоение ногтевых пластин. Еще немного скитаний по дикой сухой местности, и она станет человеком без ногтей. Завтра они ограбят французов… нет, лучше сказать, экспроприируют. На родине дослужилась до капитана госбезопасности, а здесь, в Африке, вот-вот скатится до грабежа. О, Аллах, прости все грехи и проступки! Уже совсем скоро местный бандит Омар Хомахи расскажет ей о настоящих причинах смерти матери. И тогда можно эвакуироваться из проклятой пустыни. Она больше никогда не увидит людей с синими тряпками на лице.

Девушка запрыгнула на водительское сиденье внедорожника и без надежды покрутила ручку автомагнитолы. Ни радио, ни газет, ни фейсбука. Небольшой куполообразный шатер из козьих и муфлоньих шкур, окрашенных красноватой охрой, проржавевшая японская колымага – вот и весь их повстанческий лагерь.

Зимнее солнце стало посматривать в сторону Магриба, и человек без лица принялся разжигать огонь из колючек и сухого помета на ржавом, чуть теплом песке. Дядюшка Орион, старший партизанской группы, вместо обсуждения плана предстоящей операции потер неоднократно сломанный нос и безмятежно полез отдыхать в палатку. О Аллах! Она присела на корточки у костра, и человек без лица впервые (после утреннего знакомства) обратился непосредственно к ней:

– Медина – это имя или позывной?

– Имя.

– Знаешь, что оно означает?

Девица молчала.

– «Блистательный город», если перевести с арабского.

А этот тип не был простаком. Может, даже умел читать, что редкость для мужчин с синей тряпкой на лице.

– Медина, а ведь верно люди говорили, ты и вправду похожа на нашу царицу Тин-Хинан. Тоже высокая, зеленоглазая, сильная…

Как же они надоели с этой своей Тин-Хинан! В Мали она оказалась в начале жаркого лета, а сейчас уже зима, ветреный декабрь.

Человек без лица как бы в подтверждение своих слов несколько раз энергично кивнул синим тюрбаном. Его лицо было закрыто до самых глаз, и вот это раздражало больше всего. У здешних мужчин нет лиц, только глаза. Серые, голубые, черные или, как у этого типа, желтые, обведенные углем. Они смотрели из узкой щели между тюрбаном и вуалью, как из амбразуры. Говоря языком следователя или оперативника, а у себя на родине она успела поработать и тем и другим, составить словесный портрет мужчины-туарега невозможно. И понять, о чем он думает, тем более.

– Медина, а сколько тебе лет? Двадцать пять?

– Да.

– Значит, через пять лет ты сможешь выбрать себе мужа. Выберешь меня?

– Пока сюда ехали, ты болтал мало, и это было неплохо, – резко сказала, и ее ответ человеку без лица не понравился.

– Говорят, ты владеешь боевым джиу-джитсу? – Он недоуменно пожал плечами: мол, разве так бывает. – Такая красотка – и джиу-джитсу. Это забавно…

– Твое имя в переводе означает Орел? – спросила она недружелюбно и подложила хворостину в костер. В глазах цвета лесной ночи мелькнули два дракона. – А ты и вправду орел?

– Тебе виднее, Медина… Покажешь коронный удар?

– До ближайшего спортзала километров восемьсот. Если по прямой.

– А у нас тут свой стадион! – Оказывается, этот тип мог феноменально быстро переходить со спокойного тона на дерганый фальцет. – И стрелковый тир настоящий! Ну, давай! Покажи, что ты за боец! – Он вскочил на ноги, скинул плащ из тонкого серого войлока с капюшоном, отпрыгнул от огня и приготовился к воображаемому нападению: выставил перед собой левый кулак, а правым прикрыл подбородок. Сухой и длинный, как все туареги.

– Хорошо, Орел, раз ты настаиваешь. – Она встала с корточек и по привычке провела руками по волосам, убранным назад в несколько тугих косичек, поправила воображаемый хиджаб. Никак не привыкнет, что местные мусульманки платки не носят. – На все воля Аллаха, – и повернула серую, без надписей бейсболку козырьком назад. – Тебе уже есть восемнадцать?

– Конечно…

– То есть обряд посвящения в мужчины уже пройден? – уточнила скучным голосом и неожиданно оказалась рядом, на расстоянии удара. Быстро присела и без замаха ткнула Орла в голень подхваченным у костра камнем размером с незрелую грушу. Он охнул и согнулся. Она привстала и впечатала пустынный ботинок в его правое колено. Орел рухнул на песок и заклокотал горлом. – Сейчас добью… – Она приблизила камень к его лицу: – Добить?!

– Не-е-ет!

Бросила галечник и шагнула к костру. Ну хоть размялась под вечер.

– Разве это джиу-джитсу? – Орел сидел на песке, растирал ушибленное колено и рассматривал камень.

– А ты думал, я буду прыгать перед тобой и мяукать, как Брюс Ли?

– Да-а… А если булыжника под рукой не окажется?

– Плесну в лицо кипятком и перережу ножом бедренную артерию.

– А если я вытащу меч из шатра?

– Достану пистолет и прострелю руку.

– И это тоже будет джиу-джитсу?

– Да, боевое… Ну, хватит болтать! Приготовь ужин!

К ее удивлению, Орел… нет, не Орел, скорее птенчик… послушался и пополз на четвереньках к костру. На треть закопченного чайника он насыпал заварку и потом так же много сахару. Для туарегов жизнь без очень сладкого чая – не жизнь. С расстояния сантиметров в тридцать выливал кипяток из чайника в граненые стаканчики, потом обратно – и так несколько раз, покуда в посудинках не образовывался толстый слой белой грязноватой пенки. Виртуозными движениями и синим тюрбаном на голове он напомнил ей фокусника бродячего цирка из старого американского фильма «Что-то страшное грядет». Она вздохнула. Сейчас нельзя расслабляться, думать о странах, где хотелось бы побывать. В начале лета она впервые в жизни покинула всегда беспокойный родной горный Йемен (еле-еле выбралась) и планировала временно осесть в Европе, чтобы получить нормальный паспорт, потом путешествовать, повидать белый свет. Наконец-то побывать на футбольном стадионе в Португалии, о котором постоянно вспоминал отец, благородный йеменский шейх (мир его праху!). И еще обязательно научиться плавать, глядя из прохладной чистой воды на скандинав-ские фьорды… Но по пути в Европу прилетела на неделю в Мали, на родину давно умершей матери, и застряла среди взбунтовавшихся кочевников-туарегов на полгода…

– Пенка в чае – для красоты! Мы, туареги, любим, чтоб было красиво! – сказал Орел слишком громко. Нелепую для зимней Сахары фразу он явно скопировал у старших.

– Наверное, я скоро умру от сахарного диабета. – Одним глотком она допила невыносимо сладкий чай.

– А просто жизнь должна быть сладкой, – важно сказал птенчик.

– Забавно это слышать, сидя посреди верблюжьего дерьма.

– А ты не задавайся! – крикнул он фальцетом. – Мне говорили, твой отец – араб из Саудии. Но у нас, у туарегов, родство передается по матери. Значит, ты – туарег, причем знатного рода! И твоя настоящая родина – наша пустыня!

Прокричавшись, он опустил завесу из синей ткани до подбородка, чтобы самому насладиться напитком. По привычке сравнивать людей с героями фильмов она решила, что птенчик похож на киноактера Нортона, игравшего психа в «Бойцовском клубе», только глаза у него не синие, а желтые, аккуратно обведенные черным углем.

Орел допил чай и принялся распечатывать коробки с сухими пайками французской армии: пакеты с супом-пюре, мясное ассорти с утиным конфи, свинина по-креольски, паштет из оленины Le pâté de la venaison de cerf, пакетики с майонезом, мюсли, карамель Dupont d’Isigny, одноразовые ложки, салфетки. Жестяную банку со свининой он брезгливо взял двумя пальцами и бросил в сторону, как мусор. Туда же последовал шоколадный крем-десерт.

– Э-э, полегче! – она даже чуть повысила голос. – Пудинг-то чем тебе не угодил?!

– На упаковке написано, – со значением сказал птенчик и даже поднял вверх указательный палец, – что среди ингредиентов есть ликер, то есть алкоголь! Харам для мусульман! Строго запрещено!

Она взяла сухой крекер и намазала оленьим паштетом.

– Ты знаешь французский?

– Только упаковки могу прочитать. – Он с наслаждением перекатывал во рту разогретое мясное ассорти с утиным конфи. – Скажи, пожалуйста, Медина, а где сейчас твоя мама-туарег?

Птенчик пытался ею манипулировать. Слишком мягко, доброжелательно спросил о матери. Однако надо же как-то налаживать «боевое сотрудничество».

– Моей мамы давно нет.

– Как ее звали?

– Таназар.

– Как она умерла?

– Змеи покусали.

Маленькая девочка стоит в коридоре за кухней. Ей всего пять лет, и ее зовут совсем не Медина. Ядовитые змеи – песчаные эфы – извиваются и трещат на каменном полу кухни их большого особняка у Соляного рынка. Так трещит на сковородке раскаленное масло… Мама страшно кричит, шарит вокруг себя руками, словно слепая, находит в углу кухни винтовку. Оглушительный грохот. Оружие стреляет несколько раз. Из глаз мамы бегут слезы странного красного цвета. Из ее носа, из ушей сочится такая же красная жидкость…

– А почему твоя мама уехала из Африки? Как она оказалась среди арабов в Саудии?

– Для меня самой загадка.

– А змея почему напала?

– Один тип принес в наш дом заднюю часть горного козла ибекса, а в мешке были змеи.

– И где сейчас тот тип?

– Его убили прошлой весной.

– Ты убила?

Она промолчала, принялась за суп-пюре из консервной банки. Не дождавшись ответа, птенчик домыслил самостоятельно и снова одобрительно закивал синим тюрбаном.

– Ты будешь сильной и авторитетной женой! – теперь он говорил почти солидным баритоном. – Нашу с тобой семью будут очень уважать! Если в доме все хорошо, значит, мама хорошая. Не отец, а именно мама хорошая. Если с воспитанием не очень, значит, и мама – не очень. До прихода ислама у нас был матриархат. И традиции мы сохранили. Наши женщины могут выходить замуж несколько раз. И это нормально. Если случается развод, муж оставляет имущество жене. Очень некрасиво, если не оставит…

Птенчик повторял то, о чем еще летом талдычила новоприобретенная родственница, старшая сестра матери тетушка Лемтуна. Но как же они надоели с бесконечной говорильней об уникальных туарегских традициях, немыслимых для ее родного арабского мира. У туарегов все шиворот-навыворот. Например, раньше тридцати замуж выходить не принято. Девушка обязана накопить жизненный опыт, чтобы к тридцати годам получить право самой выбрать себе подходящего мужа. Замужняя женщина руководит хозяйством и принимает стратегические решения о переезде на новую стоянку на основе информации, полученной от мужчины-разведчика. На вечеринке жена может при муже запросто подойти к другому мужчине и сесть ему на колени или обнять… Большего себе, конечно, не позволяет, за большее убивают… Если муж вдруг погибнет, женщина без особых проблем найдет себе нового супруга. Мужчина у кочевников – расходный материал, а женщина – драйвер жизни…

– Давай обговорим план завтрашней работы, – предложила она. – Ты разговаривал со связником.

– Да, он еле дозвонился на мой спутник. Сказал, что французы наняли себе в телохранители догонов. И это просто умора.

– Почему умора?

– Догоны – хорошие охотники, но война – не их профиль. Догоны дожили до наших дней только потому, что их скалы в местности Бандиагара никому не нужны.

– Догоны – мусульмане?

– Нет, Медина, они – хранители анимистских культов. Их божества – полулюди-полузмеи.

Она глянула на Орла. Да, этот тип, похожий на того психа из голливудского фильма, совсем не простак.

– Если догоны – хорошие охотники, значит, могут оказаться профи и в военном деле.

– Не могут, Медина! У них традиция – ни с кем не ссориться. Ты бы видела догонские деревни севернее Мопти! Там даже дома специально с такими низкими потолками, чтобы мужчины не могли выпрямиться во весь рост…

– Хорошо, но предположим…

– Поверь, с догонами проблем у нас не будет. – Он помолчал и нехотя добавил: – Правда, выяснилось, калашниковы у них имеются. Два автомата и какой-то ручной пулемет.

– А вот это плохо.

– Почему плохо? Мне говорили, ты настоящий воин, как наша царица Тин-Хинан.

– У водителей оружие есть? Пистолеты?

– Нет.

– Так у них нет оружия? Или твой связник не знает?

– Честно говоря, про водителей я не спрашивал… – Он пожал плечами и вдруг шумно, как верблюд, вдохнул носом: – Медина, а что у тебя за духи? Какой парфюм?

– Я умывалась с мылом. И тебе советую.

– Знаешь, я весь день рассматриваю тебя. Ты как модель из журнала.

– Осторожнее, Орел. – Бирюзовые глаза девицы приняли цвет штормовой зелени.

– Повторяю для всех рогатых гадюк и шакалов! – вдруг взвизгнул птенчик. – Ты красива, как царица Тин-Хинан, прародительница всех туарегов!

– Мы с тобой на задании, Орел.

– Я бы очень хотел увидеть твою грудь, Медина… – Орел облизнул тонкие губы. – Без куртки и футболки. Какой у тебя размер, первый или второй?

– Орел, ты слышал хоть что-нибудь о дисциплинарной ответственности у военных?

– Под штанами карго не особо видно, Медина. Но, похоже, и задница у тебя что надо…

– Тебе следует нарастить мышечную массу, – не повышая голоса, она попыталась направить разговор в нужное деловое русло. – Сможешь сорок раз на руках отжаться?

– Медина, у нас считается нормальным, если девушка до замужества спит с мужчинами, которые ей по вкусу…

– Орел, давай обсудим наши отношения после операции. А пока ты будешь помалкивать, согласен?

– Задница у тебя небольшая и крепкая. Обычно у арабок огромные задницы, но ты ведь полукровка, поэтому…

– Посмотри-ка, французский истребитель «Мираж»… – Она перебила и показала поверх его головы: – Заходит прямо на нас… – Одновременно зачерпнула горсть прохладного песка и движением бас-кетболистки закинула его в поднятые к небу желтые глаза, обведенные черным углем. Птенчик охнул, вцепился руками в лицо и попытался встать. Девушка схватила банку со свининой по-креольски и ударила ребром плоской жестянки в шею, чуть ниже уха. В горле парня заклокотало, и он свалился набок.

В куполообразной бедуинской палатке послышался кашель и сопение. Из шатра на четвереньках вылез седой коротко стриженный человек:

– Bonsoir, мадемуазель Медина. Ты его не убила?

– Bonsoir, дядюшка Орион. Нет, не убила.

– Это хорошо. Хвала Аллаху! Его бабушка бы очень расстроилась.

Старик медленно поднялся на ноги, расправил накидку из тонкого красного войлока с капюшоном и потер суковатыми пальцами крупный сломанный нос. Лицо у него было большое и морщинистое, как у Жана Габена из гангстерского фильма «Не тронь добычу».

– Я ударила по задней ушной артерии, – сказала девушка. – Может, задела блуждающий нерв. Он просто без сознания.

– Слышал, как еще раньше ты огрела этого олуха камнем. Хотел предотвратить дальнейшую ссору, но уснул. Это старость, увы.

Старик принялся наматывать на голову тагельмуст, превращая в тюрбан многометровый кусок ткани из синего хлопка.

– Почему вы взяли его на операцию? – спросила она. – Он же совсем не умеет работать в команде.

– Твоя правда, мальчик немного избалован. В детстве мама затоптала насмерть на верблюде его брата-близнеца…

– А потом из чувства вины окружила ребенка таким вниманием, – продолжила за него девушка, – что превратила в конченого эгоиста.

– Я не понимаю, о чем ты сейчас говоришь, мадемуазель Медина. Мама научила его читать книжки, а это против наших правил. Специально заказывала по почте писанину разных бумагомарак из Франции, думая, что малыш умнее станет…

– Разве плохо уметь читать?

– Бедуину не надо быть умным, мадемуазель Медина. Он должен быть собранным двадцать четыре часа в сутки. И разбираться в приметах природы, в повадках животных и поведении людей.

– Чтобы эффективно грабить караваны…

– Вообще-то раньше мы их не грабили, а, скорее, охраняли. А карательные набеги совершали только на тех, кто пытался пройти, не уплатив дани.

– Зачем нам этот парень? Он эмоционально нестабилен.

– Что?

– Он псих.

– Но сейчас-то мы не можем его заменить…

– Вы не ответили на мой вопрос.

– Какой?

– Почему он здесь?

– У него, как и у меня, нет традиционных татуировок на лице, а это большая редкость для наших мужчин. В предстоящем деле мы должны выглядеть как обычные бандиты, случайно заскочившие из Алжира.

– Нельзя допускать нестабильных людей даже на простые операции…

– Мадемуазель Медина, у нас нет регулярной армии, как в твоей Саудии.

Дома, на другом континенте, ей нередко указывали на нечистую арабскую кровь, а здесь намекают, что она неполноценный туарег.

– У нас нет главного, дядюшка Орион, – дисциплины. И это никуда не годится.

– Ну что ж… ведь мы партизаны. Воюем мелкими группами, как Аллах подскажет… Вот прогоним французов, добьемся независимости государства Азавад, и ты возьмешься за организацию нашей армии, как царица Тин-Хинан.

– Про независимость я уже что-то сомневаюсь.

Зря сказала. Пожилой повстанец внимательно разглядывал смуглую девицу с глазами цвета зеленого питона, слишком уж необычную для унылой зимней пустыни.

– Орел – хороший боец, сильный, – наконец сказал старик.

Она покачала головой:

– Солдат должен понимать, что такое дисциплина.

– Он отчаянный, – продолжил старик спокойным голосом.

– Вот поэтому мы и проигрываем. Туареги воюют с французами, словно перед ними очередной караван, который надо ограбить…

Лежавший на песке птенчик зашевелился, встал на четвереньки, откашлялся и принялся стряхивать с лица песок и тереть кулаками глаза.

– Я вовсе не псих, – тихо произнес он. – Псих тот, кто решился дважды меня ударить.

– Орел, тебе пора взять себя в руки, – заметила она.

– Стань туарегу другом, чтобы не стать его товаром. – Он поднялся на ноги, поправил тюрбан на голове и прикрыл синей вуалью рот и нос. – Небось не слыхала такую поговорку? – и ушел в палатку.

Начало «боевого сотрудничества» получилось скомканным.

2

Задание

В пустыне ее удерживало важное семейное дело. В Тимбукту, древний городишко на окраине Сахары, она прилетела прямо с Аравийского полуострова. В невыносимо жаркой местности Араван, где температура летом достигала пятидесяти пяти градусов по Цельсию, ей удалось разыскать родственников по материнской линии. Напрочь лишенная деликатности толстая-претолстая тетка Лемтуна рассказывала: «Твоя мамаша Таназар имела слишком смазливую внешность… извини, конечно, дорогуша… Да и чересчур буйный характер. Только и думала, что о дикой охоте да о бешеных скачках на верблюдах. У нее был леопард. Она нашла раненого зверя в пустыне и вылечила. Он ходил за ней по пятам, как охотничья собака. И пугал всех страшно! Однажды Таназар узнала, что Каддафи в Ливии набирает девушек-бойцов в Панафриканский легион, и пропала навсегда. Больше мы ее не видели, дорогуша».

Через знакомого туарега, также служившего у лидера ливийской революции, семья узнала, что сначала Таназар училась управлять противоракетным зенитным комплексом, а потом «какой-то очень большой ливийский начальник явно не просто так» перевел девушку в сверхсекретное подразделение в столицу. Воспоминания тетки Лемтуны были переполнены завистью и многозначительными подмигиваниями. «Такое смазливое личико и стройную фигурку не могли не заметить на самом верху Ливийской Джамахирии».

После стычки с Орлом на Бенфику накатила волна дурных предчувствий. Чтобы отвлечься, она вымела песок из багажника и перетащила в шатер – не обращая внимания на обиженного юношу – сумки с калашниковыми, ручными гранатометами и боезапасом. Покончив с обустройством лагеря, вернулась в машину и достала из-под сиденья спутниковый телефон. После паузы услышала знакомый баритон бывшего шефа в Отделе йеменской госбезопасности с позывным «Стайер».

– Ассаламу алейкум, господин майор. Как ваши дела?

– Ва алейкум ассалам! Мы благодарим Всевышнего за все, не только за хорошее! Ты где сейчас?

– Во Фредериксхавне.

– Во Фрихаф… равне… О Аллах! Где это?

– Коммуна в Ютландии.

– Это на севере Европы?

– Да, в Дании.

– Хвала Аллаху! Должно быть, спокойное место.

– Очень спокойное.

– Осенью ты звонила мне из Франции, а в конце лета – из Лондона.

– Так точно.

– И как там в твоем Фрихаф…

– Скаген, сам городок называется Скаген…

– Хвала Аллаху. Так проще произнести. И как тебе город Скаген?

– Он находится на мысе у проливов Скагеррак и Каттегат.

– Пожалуйста, не пугай меня датскими названиями.

– Сейчас я стою на скалистом мысе между Северным и Балтийским морями.

– Хвала Аллаху! Так понятнее. И что за люди там живут?

– Температура ноль градусов. Дует ветер с мокрым снегом. Но местные гуляют в шортах, легких свитерах и непромокаемых ветровках. И все в летних кедах.

– Ты шутишь?

– На завтрак они едят бутерброды с морской рыбой, вымоченной в соли, и запивают холодным пивом.

– Прибегаю к помощи Всевышнего Аллаха от проклятого шайтана!

– И еще тут нет арабов…

– А ты?

– Если не считать меня.

– И что ты там делаешь? Прости за любопытство.

– Сегодня купила красивую фаянсовую тарелку с эмблемой зимней Олимпиады в Лиллехаммере девяносто четвертого года. По выходным в Скагене прекрасный блошиный рынок.

– Какой рынок?

– Место, где местные жители продают ненужные вещи.

– Тогда наш с тобой Йемен – сплошной блошиный рынок.

– Господин майор, а как ваши дела?

– Саудовская Аравия бомбит время от времени. На днях бомба упала близ Соляного рынка и мечети Аль-Джами-аль-Кабир. Погибло несколько прохожих…

– Там мой бывший дом.

– Я знаю. Твой особняк цел и невредим. Хвала Аллаху!

– Господин майор, хочу с вами посоветоваться как с шефом Отдела специальных расследований.

– Бывшим шефом. Такой службы в стране больше нет. Прибегаю к помощи Всевышнего Аллаха от проклятого шайтана! Я тебя слушаю.

– Вы бы стали грабить гражданских людей ради благого дела?

– Нет.

– Вот так сразу ответили?

– Да.

– И не спросите, для какого дела?

– А я совсем не удивлен. В прошлый раз ты звонила из Лондона и сначала поведала мне об удачной покупке твидового пальто в районе Оксфорд-стрит, а потом попросила рассказать о способах обезвреживания противопехотной мины-«чернильницы».

– Тут в Европе теракт за терактом. Надо быть готовой ко всему.

– А в Париже ты приобретала дизайнерский костюм в универмаге «Галери Лафайет». А у меня уточняла, какие боеприпасы к пулемету «Утес» более эффективны в борьбе с низколетящими воздушными целями – патроны МДЗ или БС.

– Я решала кроссворд в ресторане Kaspia, пока ждала карпаччо из лосося.

– Ты по-прежнему работаешь в организации по защите прав мигрантов?

– Да, и недавно стала координатором по странам Северной Европы.

– Поздравляю. Хвала Аллаху! Но ты же сказала, в этом твоем Скагене нет арабов.

– Здесь полно африканцев. Беспокойный народ. И время от времени у них возникают странные вопросы.

– Береги себя.

– Мне пора идти, господин майор.

– Постой… Кажется, ты хотела продолжить расследование обстоятельств убийства твоей матери…

– Да… И я наводила справки в транзитных центрах мигрантов в немецкой Баварии. И здесь в общинах беженцев.