Сигнал

13

– Оливия, ты прекрасно знаешь, я не верю в эти сказки про вдохновение, – повторял Том. – Вдохновение для писателя – то же, что религия для человечества. И мне незачем успокаивать себя этими выдумками. Лично я верю в работу.

Оливия положила себя салат и поставила тарелку на стол, сказав:

– Да-да, знаю: «Душа обязана трудиться…» Я просто говорю, что перемена обстановки помогла бы тебе… Ну хорошо, не вдохновиться, но увидеть вещи под новым углом.

Том заметил, что ему приходится оправдываться, и рассердился. После провала его последней пьесы он был особенно чувствителен, его раздражали любые разговоры о творчестве, как будто простое упоминание его профессии было предлогом усомниться в его талант и мастерстве.

– Прости, ты права, – сказал он, кладя руку на руку жены. – Поэтому мы сюда и приехали. Я все ещё не написал ни строчки. Я обустраиваю рабочее место, занимаюсь уборкой… И одновременно я ищу. Это стало привычкой. Другие решили бы, что это просто слова, но ты знаешь, что, когда я просто хожу кругами, смотрю на природу, на людей и ничего не говорю, – на самом деле я работаю. Моё молчание свидетельствует о моем творчестве.

Оливия улыбнулась, потом погладила кончиками пальцев щеку мужа.

– Я в тебя верю. Ты найдёшь свою новую пьесу. Не важно, сколько времени это займёт. Ты писатель, пьесы – это вся твоя жизнь. Следующая будет иметь успех. Я это чувствую.

– Бу-ум! – крикнула Зоуи, роняя ложку с высоты своего детского стульчика.

– Зоуи! Если будешь шалить, на ужин будешь есть плюшевого мишку!

– Нет, не хотю миску! Миска фу!

Том посмотрел на жену влюблённым и благодарным взглядом. Она всегда была рядом, в горе и в радости, и это была правда, а не пустые слова со свадебной церемонии. Даже в тёмные деньки Оливия его не подведёт. Ему так с ней повезло! Заметив, что Зоуи сильно расшалилась, Том подошёл, чтобы сменить Оливию и покормить девочку.

– Зоуи, у папы куда меньше терпения, чем у мамы, так что советую тебе широко открыть рот и не глупить.

– Ну что, мальчики, – спросила мама, – как прошёл день? Не слишком расстроились, что Джемма не водила вас сегодня гулять?

– Все хорошо, – промямлил Оуэн неуверенно.

Чад молча кивнул.

– Что-то не так? – спросил Том. – Вам скучно, Оуэн?

Оуэн помотал головой, а Чад нахмурился.

– Вы поссорились, да? – догадался Том, вдруг понимая, что весь вечер мальчиков не было слышно.

Тогда Чад взорвался.

– Это он! – закричал он, указывая на двоюродного брата. – Он меня укусил!

– Это неправда!

– Конечно, правда! У меня след остался!

– Нет, не делал я ничего!

– Не купил! – строго заявила Зоуи.

Оливия подняла над столом руку, давая всем знак замолчать.

– Оуэн, что произошло?

– Это не я, – смущенно выдавил мальчик.

– Ты меня укусил до крови! – крикнул Чад с упрёком.

Том кивнул Чаду, чтобы он показал. Сын задрал ногу на скамейку и поднял штанину, показывая искусанную покрасневшую голень с характерными следами. С обеих сторон были фиолетовые и красные отпечатки в местах, где зубы впивались в кожу. Ещё немного, и они прокусили бы её до кости.

Оливия, которой из-за другого конца стола ничего не было видно, вопросительно посмотрела на мужа. Том мрачно глянул на Оуэна.

– Что вы такого наговорили друг другу, чтобы до этого докатиться? – спросил он.

Чад возмутился:

– Ничего! Мы играли! А он накинулся на меня, как зверь, и искусал!

Оуэн положил нож с вилкой, откинулся на спинку стула и скрестил на груди руки с видом человека, которого оскорбили до глубины души.

Тогда вмешалась Оливия:

– Мальчики, этого быть не должно. Вы знаете, как мы с Томом относимся к насилию. Как к физическому, так и к вербальному, – подчеркнула она, глядя на Оуэна и на Чада, который, казалось, был глубоко задет предположением, что он мог спровоцировать нападение. – Сегодня я не буду вас наказывать, но если вы не разберётесь со всем сами, нам придётся принять меры. Вы должны понимать: мы семья. Клан. Мы должны друг друга поддерживать, а не драться. Во внешнем мире достаточно насилия. Вы меня поняли?

Ответом было недовольное молчание.

Том повторил за женой:

– Вы поняли?

Чад кивнул, несмотря на сдерживаемое раздражение. Оуэн последовал его примеру.

– Пусть пройдёт ночь, и вы все объясните, – прибавила Оливия. – И чтобы завтра за ужином вы друг на друга не дулись. Поговорите, по очереди выскажите всё, что у вас на сердце. Постарайтесь друг друга выслушать и пожмите руки. Если я увижу завтра вечером, что вы ничего не уладили, я вмешаюсь.

Остаток ужина прошёл в мрачном молчании. Никто не стал задерживаться, и Чад с Оуэном сразу поднялись к себе, чтобы лечь спать, пока Том занимался Зоуи, которая широко зевала. Позже, лежа в постели, Том с Оливией вернулись к случившемуся. Она опасалась, что Оуэн был травмирован куда глубже, чем они могли подумать. Он почти всегда молчал, очень редко говорил о том несчастном случае и о погибших родителях, и Оливия беспокоилась, что этот удар даст о себе знать тем или иным образом. Укус, по-видимому, свидетельствовал о неконтролируемых эмоциях, которые обуревали мальчика.

– Или о потасовке двух тринадцатилетних пацанов, – возразил Том, потянувшись за книжкой. Зоуи не плакала уже вторую ночь, и это, вероятно, значило, что она наконец привыкла к новому дому и ночные кошмары остались в прошлом. Том чувствовал себя совсем выжатым, ему нужно было хорошо выспаться пару ночей подряд, чтобы восстановиться. Но этим вечером он заснул не сразу. Что-то смутно его беспокоило, но он никак не мог определить причину нервозности. Это не было воспоминание о старушке, прыгнувшей под автомобиль на Атлантик Драйв. Что-то другое тревожило его. Он уткнулся лицом в подушку и смог проспать около часа. Несколько раз просыпался и наконец забылся сном. В час ночи он встал. Сна не было ни в одном глазу. В полумраке он видел что-то на светлом шкафу в углу комнаты. Какие-то округлые коричневые пятна. Они дрожали в воздухе. Он испытал ледяной ужас. Теперь он знал, почему ему не спалось. Сердце его бешено заколотилось.

14

Старые сараи ржавели на пристани. Это были доки двух последних траулеров Мэхинган Фолз, составлявшие его стыд и позор. Из-за недостатка финансов всё ещё ничего не было сделано, чтобы снести их и заменить на другую, менее отталкивающую конструкцию. Они портили вид порта, несмотря даже на то, что на них часто падала тень скалы, словно стараясь скрыть их от взоров. Обычно доки пустовали, исключая раннее утро, когда отсюда отправлялись рыбаки. Но сейчас, когда Итан Кобб вышел из машины, он увидел человек десять, столпившихся здесь. Он натянул полицейскую фуражку и оценивающе посмотрел на собравшихся. Дейл Морган, стоя навытяжку в своей униформе, разговаривал со свидетелями и со скрупулезной должностью делал записи в блокноте. Шеф Ли Дж. Уорден был на месте и слушал какого-то мужчину. Когда своими маленькими живыми глазками он заметил Итана, то оставил своего собеседника и, растолкав, несмотря на свой маленький рост, толпу молодчиков, направился прямо к лейтенанту.

– Шеф, – поприветствовал его Итан, дотронувшись до козырьки своей фуражки. – Вы быстро явились, это хорошо. Медлительность вашего предшественника была беспредельна.

– Да, я слышал. Что произошло?

– Один парень ушёл в море сегодня утром, его лодка обнаружена дрейфующей неподалёку, и его рация не отвечает.

– Береговая охрана Ньюбери порта уже в курсе?

Уорден смерил Итана презрительным взглядом, и его седые безукоризненно ухоженные усы дрогнули.

– На кой черт вы хотите втягивать в это дело наших соседей, если мы можем отлично справиться сами? Седильо собирает нашу экипировку, он придёт с минуты на минуту. Вы пойдёте с ним.

– Хорошо, шеф.

Посыл ясен: сам Уорден не собирается в эту вылазку. За год работы Итан встречал его крайне редко: Уорден был дирижёром, он любил царить за пюпитром, видеть полную картину, но сам спускался в оркестровую яму нечасто.

– После бедного Мерфи и старой Дебби Манч, которая покончила с собой среди бела дня на глазах у всего города, мы теряем одного из наших ребят! – прорычал он хриплым голосом. – Дальше будет только хлеще, помяните моё слово. Это закон серийности – то весь год такая тишь, что взвоешь, то вдруг череда катастроф.

– Вы забываете ещё об исчезновении Лиз Робертс.

– О побеге, лейтенант, о побеге, – раздражённо возразил Уорден. – Слушайте, я тут узнал о вскрытии Рика Мерфи. Это что вам ещё взбрело в голову? Кромсать его, да ещё вдобавок поручить этому дилетанту Мордекаю?

– У меня появились сомнения. Мне жаль.

– Что ещё за сомнения? Что он действительно мертв? Я читал рапорт и честно скажу: у меня не возникло никаких сомнений. Кобб, послушайте меня хорошенько, здесь вам не Филадельфия, здесь не принято разделывать своих сограждан просто потому, что вам так захотелось. Если у вас будут сомнения, обращайтесь в следующий раз ко мне! Чтобы вы больше не делали подобные вещи без моего разрешения! Больше никогда, вы меня слышите? – Он выругался сквозь зубы, чтобы не привлекать всеобщего внимания.

Уорден выдохнул, чтобы успокоиться, и прошипел тихо и холодно, как змея:

– Если такое повторится, вы будете иметь дело со мной, ясно?

Итан кивнул, ликуя, что так легко отделался – Уорден не был похож на человека, который ограничивается отповедью, видимо, он был сейчас слишком занят, чтобы упорствовать. Главное – имидж, сообразил он, заметив, что на них смотрят. Этому старому волку нельзя показывать на публике слабость, нельзя допустить никаких вольностей внутри команды.

Они дождались Сезара Седильо, который, ловко управляя полицейским катером, пришвартовался к пристани напротив них.

– Как зовут этого типа, который молчит? – спросил Итан.

– Купер Вальдес, – объявил Уорден. – Он, скорее всего, потягивает бурбон в каюте, но если окажется, что с ним случился сердечный приступ, вы знаете, что делать. Сообщите по рации, если нужна «Скорая помощь» или если он уже склеил ласты.

Итан поздоровался и зашел на борт катера. Когда они удалялись от берега, они заметили, что машина Фостер припарковалась рядом с их автомобилем. Насколько было известно Итану, ей никто не звонил, и он подозревал даже, что сегодня у нее выходной.

– Фостер на дежурстве? – спросил он.

– Нет, не думаю. Но это же Фостер! – хохотнул Седильо. – Она не упустит возможности выйти на работу.

Ухмылка смуглого тридцатилетнего человечка была полна многозначительности.

– Потому что…

Седильо подхватил:

– Не ладится дома!

– А, в этом смысле. Да, и я через это проходил.

– Типично для копов, да?

Эти слова отдались неожиданной болью в сердце Итана. Ему нравилась Эшли Фостер, а мысль о том, что Эшли проходит через семейные неурядицы, напоминала ему собственные скандалы с Джанис. Однако он сомневался, что в данную секунду Эшли разделяет его симпатию. Он не только затащил ее на вскрытие Рика Мерфи, но вдобавок еще и в подвал, где произошел несчастный случай: два часа ползком, в пыли и паутине, они пытались разобрать горы щебня и найти какие-то зацепки. Они так и не нашли пропавшую ногу бедного сантехника, а камни были слишком тяжелыми, чтобы вытащить их голыми руками, так что единственной их находкой стали полуразложившиеся останки животных. Все подтверждало версию Эшли Фостер. Мерфи наткнулся на логово койота или какого-то зверя наподобие него и боролся с ним, спровоцировав обвал. Итана это не устраивало, но при отсутствии доказательств он ничего не мог поделать. С тех пор Эшли держалась от него на расстоянии. Он попал впросак. Если он не хочет полностью утратить ее доверие, в следующий раз ему надо не облажаться.

– Вот, эта черная точка впереди, – сказал Седильо, показывая на темное пятно, качавшееся на волнах. – Его заметила дочка одного рыбака, которая ждала отца и высматривала его лодку. Она знает все здешние суда. Способный ребенок.

– Этот Купер Вальдес ушел в море один?

– Да, он одиночка. Зарабатывает немного рыбалкой и разным мелким ремонтом. Я слышал, что он хороший механик. Со слов других рыбаков, его катера уже не было в доке, когда они отплывали, хотя накануне он был на месте.

– А во сколько это было?

– Около четырех утра. Очевидно, это для него необычно. Не удивлюсь, если он отправился кормить крабов, если хотите мое мнение.

– Вы его знаете?

– Ну, я знаю, о ком идет речь. Мы пересекались в «Банши».

«Банши» было название паба за пристанью – оживленное место, где любили собираться местные, избегая двух самых туристических баров в центре города.

– У него есть жена? Дети? – продолжал расспрашивать Итан, который предпочитал иметь полную картину события.

– Нет, никого. Он не отсюда, Он высадился здесь лет пять или шесть назад, а так он из Дерри, штат Мэн, кажется. Замкнутый тип.

– Известно о каких-то проблемах?

– Кроме бутылки? Без понятия.

– Алкоголик?

– М-м-м… Как это называется, когда это еще мягко сказано?..

– Эвфемизм?

– Так вот: алкоголик – это гребаный эвфемизм в его случае!

Итан нахмурился. Уорден не удосужился его об этом предупредить, а ведь он знает о местных лучше, чем кто-либо, и не мог не понимать, что, вероятно, посылает лейтенанта на место самоубийства. По крайней мере, все на это указывало. Еще один. Уорден был прав, этот закон серийности становился невыносимым.

Они плыли молча около четверти часа, пока не приблизились к белому судну длиной по меньшей мере метров десять, с маленькой каютой прямо под навигационной рубкой. Палуба казалась пустой, якорь был поднят. Седильо обогнул судно и остановился, чтобы плавно пришвартоваться. Итан Кобб поднялся на борт и несколько раз громко позвал рыбака, но ответом ему был только свист ветра. Он наклонился и постучал по люку, который вел в каюту. Затем открыл его и спустился. Итан обнаружил узкий стол, кухонную нишу, где было только необходимое, и койку, помещавшуюся под носовой частью палубы. Не было никаких следов Купера Вальдеса. Оглядевшись, Итан заметил под столом кожаную сумку. Он присел и обнаружил сброшенную в кучу одежду, фотографию 1980-х годов: семейная пара лет сорока с сыном, который с гордым видом держит в вытянутых руках крупную форель. На дне сумки лежал охотничий нож, который сделал бы честь Рембо. Нащупав что-то твердое, Итан вытащил из бокового кармана пачку купюр в десять, пять и двадцать долларов. Как минимум пятьсот или тысяча, прикинул он. Больше в каюте ничего не было. Он задумчиво поднялся обратно на палубу.

Седильо привязал швартовы, поднялся к лейтенанту и начал технический осмотр. В морском деле Кобб почти не разбирался, поэтому предоставил действовать Седильо. Волны тихо покачивали судно.

Итан промокнул пот со лба. Было мучительно жарко. Он посмотрел кругом, на море с белыми барашками пены, потом в направлении суши. Скала с маяком пламенела под полуденным солнцем, Мэхинган Фолз лежал внизу, уютно раскинувшись между изумрудных холмов. Вдалеке возвышалась гора Венди, ощерившись серебристой антенной. Остальная часть берега представляла собой отвесные скалы с изогнутыми деревьями. Далеко на юге он заметил темный массив Манчестера-у-Моря – ближайшего к ним города, контуры которого не были отсюда видны. Салем был в той же стороне, скрытый за линией горизонта.

– Двигатели заглохли, – заявил Седильо. – Когда это произошло, рычаг акселератора был поднят, судно двигалось на полной скорости.

– Кончилось топливо?

Седильо склонился над двумя черными кожухами.

– Баки полны. И я… Ох, черт. Лейтенант, идите взгляните.

Лейтенант подошел и посмотрел, куда указывал пальцем его подчиненный. По корпусу растеклись капли крови, забрызгав и борт.

– Он мог упасть в воду и попасть в винты? – спросил Итан. – И из-за этого судно застопорилось?

– Возможно. Я не большой эксперт.

Седильо схватил багор и стал исследовать воду вокруг винтов. После нескольких попыток он покачал головой.

– Ничего, – сообщил он. – Если он вывалился за борт, его уже унесло течением далеко отсюда.

Рация вдруг затрещала, и они оба вздрогнули от неожиданности. Должно быть, Уорден пытался с ними связаться. Седильо включил было микрофон, когда звук стал гораздо громче, и полицейский застыл на месте. Послышались помехи, и внезапно хриплый голос ледяным тоном произнес что-то неразборчивое. «Иностранный язык», – предположил Итан. Голос заглушили ужасающие крики боли, недолгие, но страшно громкие, затем приемник выключился сам собой.

– Куда вы нажали?

– Это не я, – оправдывался Седильо.

– А что это за крики?

– Да откуда я знаю?!

Голос Седильо звучал напряженно, он был сильно обеспокоен услышанным.

– Есть мысли, откуда это могло звучать?

Седильо покачал головой и широким жестом обвел рукой все побережье:

– Откуда угодно, возможно, даже из-за границы.

Итан нахмурился. Все это ему очень не понравилось. Люди кричали от боли. Им было действительно очень больно. Как он сможет определить источник сигнала? Такое казалось невозможным, но он был не силен в технике. Он решил, что сейчас это не самая приоритетная задача.

– Мы разберемся с этим… происшествием, когда вернемся. На такой посудине, думаю, нет черной коробки, как на самолете?

– Нет. Возможно, у меня получится извлечь какую-то информацию, когда мы вернемся. Но ничего не обещаю. Если хотите знать мое мнение, лейтенант, Купер Вальдес свалил далеко отсюда, и мы не скоро снова его увидим.

– В каюте его сумка с вещами.

– Он смотался рано утром на полной скорости и вовсе не на рыбалку.

– Откуда вы знаете?

Седильо лукаво улыбнулся, и это не вязалось с его обеспокоенным видом секундой раньше.

– На борту ни одной сети. Он отправился без рыболовных снастей.

Итан кивнул в знак согласия.

– Когда человек ускользает подобным образом, – настаивал Купер, – обычно это значит, что он замешан в какую-то мутную историю.

– Это не объясняет происхождение крови на борту. Разве что если он упал.

– Возможно, это не его кровь!

– Узнаем после анализов, – сказал Итан, сильно сомневаясь.

– Опытный моряк, хороший механик – странно, чтобы он мог допустить такую ошибку. Если лодка шла полным ходом, зачем бы он стал совать нос между двух винтов? Тем более, что была качка…

Итан посмотрел на укрывшийся между двумя холмами город. Он, казалось, их поджидал.

Итан представил себе побег Купера Вальдеса посреди ночи с сумкой в руках, как он прыгает в свою лодку и мчит на полном ходу, охваченный паническим страхом, пронизывающим ужасом, который подгоняет его, заставляя бежать без оглядки. Итан почти видел, как Купер оглядывается, чтобы бросить прощальный взгляд на Мэхинган Фолз, как слышит у кормы подозрительный шум, как, несмотря на скорость и качку, подходит, наклоняется и…

– Вернемся, – сказал он. – Я хочу осмотреть его дом.

Плеск океанских волн за бортом звучал как дьявольская насмешка.

15

С плохо скрываемым нетерпением Том Спенсер проводил жену до машины по аллее позади Фермы. Он обнял Оливию и одарил ее прекраснейшую из улыбок, пока она увозила Зоуи на прием к педиатру. Чад и Оуэн гуляли где-то со своими новыми приятелями, а Том наконец остался дома один.

Момент, которого он так долго и так нетерпеливо ждал.

Ночное пробуждение сильно его напугало. Пока темные пятна плясали под потолком, он чувствовал, как его сердце колотится все сильнее. Потом он вскочил, чтобы в ванной скорее умыться холодной водой. Там, при ослепительном освещении, он разглядывал себя в зеркале, желая понять, не лишился ли он рассудка.

И все же он знал, что ему не привидилось. Он именно потому не мог уснуть, что знал: его подсознание уже обо всем догадалось, и требовалось время, чтобы и разум принял факты, чтобы отважиться взглянуть правде в глаза, какой бы кошмарной она ни оказалась. Вот почему он не ощутил сначала весь ужас ситуации, когда осматривал укус на ноге Чада, хоть все и было очевидно.

Чтобы убедиться, что не сходит с ума, он тихо зашёл в комнату к сыну и попросил его задрать штанину, якобы желая проверить, что рана не воспалилась.

Рана, конечно, никуда не исчезла, но сам факт ее появления был пугающим для рационально устроенного мира. Глядя на нее во второй раз, Том окончательно понял, что столкнулся со следами иной реальности.

Никогда челюсти Оуэна не могли бы оставить подобных отпечатков. Даже зубы Тома были бы для этого недостаточно велики. То, что укусило его сына, обладало огромной челюстью. Это настолько бросалось в глаза, что Чад с высоты своего тринадцатилетнего опыта не то чтобы ничего не видел – он отказывался что-либо признать.

Большинство отцов семейства на его месте, столкнувшись с такой ситуацией, вызвали бы полицию, уверенные в том, что в дом пробрался незнакомец и напал на ребенка в темноте лабиринта. Пойимать незнакомца с такими физическими данными не составило бы труда. Но для Тома это было невозможно, даже странно. Все, чем он располагал, – это догадки, которые пришли ему в голову посреди ночи, когда он лежал без сна и с колотящимся сердцем наблюдал за движением темных пятен у потолка.

Все его предположения звучали как полная чушь. Возможно, опасная даже для его психического здоровья, хотя Том так не думал. Нескончаемые кошмары у Зоуи, перепуганная Оливия, а теперь этот неестественных размеров укус у Чада – все подтверждало его выводы. Не говоря уже об этой фантастической истории про ведьм, живших на Ферме, и о десятилетиями пустовавшем доме… Том обязан был проверить свою теорию.