– Конечно. В нашей ванной есть по меньшей мере три таких флакона. Почему люди вечно дарят друг другу тальковую присыпку и никогда не пользуются ею сами?
– Надо в этом разобраться, когда будет время. Я вернусь за всеми этими вещами.
Аллейн поцеловал жену и вернулся к доктору.
Комната Руперта Бартоломью была через две двери дальше по коридору. Доктор Кармайкл остановился.
– Он не знает, – сказал он. – Если, конечно, кто-нибудь не пришел и не сказал ему.
– Если он принял пилюлю Латтьенцо, то должен сейчас спать.
– По идее да. Но эти таблетки самого слабого действия.
Доктор Кармайкл открыл дверь, Аллейн вошел вслед за ним.
Руперт не спал. Он даже не разделся. Он сидел на кровати, выпрямившись и обхватив руками колени, и показался им совсем юным.
– Здравствуйте! – сказал доктор Кармайкл. – Это еще что такое? Вы должны были крепко спать. – Он взглянул на прикроватный столик с зажженной лампой, стаканом воды и лежащей рядом таблеткой. – Значит, вы не приняли таблетку, которую дал вам Латтьенцо. Почему?
– Не захотел. Я хочу знать, что происходит. Все эти крики и беготня. – Бартоломью посмотрел на Аллейна. – Это была она? Белла? Это из-за меня? Я хочу знать. Что я наделал?
Доктор Кармайкл взялся пальцами за запястье Руперта.
– Ничего вы не наделали. Успокойтесь.
– Тогда почему…
– Суматоха, – сказал Аллейн, – не имела к вам никакого отношения. Насколько нам известно. Абсолютно. Это кричала Мария.
На лице Руперта появилось и тут же исчезло выражение, которое при менее драматичных обстоятельствах можно было бы описать как обиженное; затем он искоса посмотрел на них и спросил:
– Тогда почему Мария кричала?
Аллейн обменялся взглядами с доктором, и тот едва заметно кивнул.
– Ну? – требовательно повторил Бартоломью.
– Потому, – сказал Аллейн, – что случилось несчастье. Трагедия. Смерть. Для вас это будет потрясением, но, насколько мы можем судить (надо признаться, не слишком глубоко), нет причин связывать это с тем, что произошло после спектакля. Вы все равно об этом узнаете, так что нет смысла утаивать это от вас.
– Смерть? Вы хотите сказать… Вы же не о… Белле?
– Боюсь, что так.
– Белла? – недоверчиво переспросил Руперт. – Белла? Мертва?
– В это трудно поверить, да?
Последовало долгое молчание, которое первым нарушил Руперт:
– Но… почему? Что случилось? Это сердечный приступ?
– Можно сказать, – заметил доктор Кармайкл с ноткой мрачной эксцентричности, свойственной врачам, – что все смерти являются следствием сердечной недостаточности.
– А вам известно, что у нее были какие-то проблемы с сердцем? – спросил Аллейн.
– У нее было высокое давление. Она обращалась к специалисту в Сиднее.
– Вы знаете, к кому именно?
– Я не помню. Монти должен знать. И Нед Хэнли.
– Это была серьезная проблема, как вам кажется?
– Врач велел ей… сбавить темп. Не слишком волноваться. Всякое такое. – Бартоломью посмотрел на них так, словно предчувствовал что-то. – Мне следует ее увидеть? – с запинкой спросил он.
– Нет, – быстро ответили оба.
Он выдохнул.
– Я не могу осознать это, – сказал он, медленно качая головой. – Совсем не могу это осознать. Я не могу в это поверить.
– Лучшее, что вы можете сделать, – заметил доктор Кармайкл, – это выпить таблетку и лечь спать. Вы абсолютно ничего больше не можете сделать.
– Ох. Понимаю. Ну, тогда ладно, – ответил Руперт, говоря словно бы наобум. – Но я лягу в постель, если вы не против.
Он взял таблетку, запил ее водой и откинулся назад, глядя прямо перед собой.
– Невероятно! – пробормотал он и закрыл глаза.
Аллейн и Кармайкл подождали пару минут. Руперт открыл глаза и выключил лампу у кровати. Они в замешательстве направились к двери.
– Спасибо, – сказал Руперт в темноте. – Доброй ночи.
В коридоре Кармайкл сказал:
– Очень странный вышел разговор.
– Да, весьма.
– Можно было почти уверенно сказать, что… то есть…
– Что?
– Что ему стало легче. Не поймите меня неправильно. Он испытал шок – я имею в виду это его поразительное извинение за оперу, которое я, признаться, не счел особенно впечатляющим, и его обморок. Пульс у него до сих пор неровный. Но его реакция, – повторил Кармайкл, – была странной, вы не находите?
– Люди склонны вести себя странно, когда слышат о смерти. Уверен, вы с этим сталкивались, разве нет? В этом же случае, мне кажется, присутствует чувство избавления.
– Избавления? От чего?
