Дело закрыто. Опасная тропа
Он пропел это едва слышным шепотом прямо в ухо Хилари. Искра гнева грозила превратиться в пожар. Генри просто чудовище, настоящее чудовище. Мужчины в фильме падали к ногам главной героини. Нет никакого проку и дальше строить Генри глазки. Даже если он окажется последним оставшимся в Лондоне мужчиной, она ни за что не выйдет за него. Уж лучше быть замужем за Мерсером. Хотя нет, ничуть не лучше. По спине побежали мурашки, и она поспешно пояснила:
– Ты понимаешь, что я хотела сказать? Думаю, такой человек, как он, любого способен довести до сумасшедшего дома.
– Значит, ты согласна с тем, что она больна?
– Нет, несогласна. И чем больше Мерсер пытается меня в этом убедить, все время твердя о безумии своей жены, тем меньше я ему верю.
Генри поднялся.
– О чем ты?
– О Мерсере. Генри, его зовут Альфред. Разве это не ужасно?
– Хилари, он тебя преследовал?
Она кивнула:
– Да, дорогой, я же тебе сказала, и довольно долго. Думаю, он шел за мной от Солуэй-Лодж до Пинмэнс-лейн, где я села в автобус. Он говорил почти всю дорогу и постоянно твердил, что миссис Мерсер не в своем уме. Когда он произнес это в шестой раз, меня стало мучить любопытство, зачем он это делает.
Генри сел на ручку кресла позади нее. Мир за пределами комнаты перестал для них существовать.
– Возможно потому, что это правда, – ответил он.
– Или же потому, что это ложь.
Их плечи соприкасались. Она обернулась, сердито сверкнув глазами и приготовившись к жаркому спору, но Генри не собирался ругаться. Он обнял ее в такой же непринужденной манере, как это было во времена их помолвки, и произнес:
– Странно.
– Что именно?
– То, что он следил за тобой.
Хилари кивнула. Рука Генри пришлась очень кстати: на нее было удобно опереться.
– Он узнал, что это я ехала в поезде. Уверена, он угрозами заставил эту бедняжку рассказать ему. Он, вероятно, хотел узнать, не сообщила ли она мне какую-нибудь информацию, и попытался убедить меня, что в любом случае ей нельзя верить. А если бы ему действительно удалось заставить меня поверить в ее болезнь, Генри, разве ты не понимаешь?
Рука Генри пододвинулась чуть ближе.
– Не знаю, может, она и вправду сошла с ума, – ответил он. – Но это странно. Он следил за тобой сегодня?
– Да, сегодня. Как раз перед тем, как я пришла сюда. Почему ты спрашиваешь, Генри?
– Странно, он убеждал тебя в этом как раз в то самое время, когда Берти Эвертон пытался то же самое внушить мне.
Хилари подскочила так внезапно, что упала бы, если бы Генри не подхватил ее.
– Осторожно! Держись!
– Берти Эвертон! – воскликнула Хилари, не замечая, что находится в его руках.
– Именно он. Он уходил, когда ты вошла. Разве ты его не заметила?
– Разумеется, заметила. Он из тех, кто сразу бросается в глаза. И он сказал тебе, что миссис Мерсер сошла с ума?
– Несколько раз. Так же, как Мерсер говорил тебе.
– Генри, надеюсь ты не придумал это, чтобы подурачить меня или что-то в этом роде? Если это так…
– То что? – спросил Генри заинтересованно.
Хилари наморщила носик.
– Не знаю, но думаю, тогда мы опять перестанем разговаривать.
– Зато у тебя появится масса времени, чтобы обдумать, как ты поступишь дальше. Ладно, сегодня я не собираюсь ругаться. И я не вожу тебя за нос.
– Берти Эвертон приходил сюда, чтобы сообщить тебе о болезни миссис Мерсер?
– Ну, не так очевидно. Это было бы слишком невоспитанно. Он знал покойного Генри Юстатиуса и покупал у него гарнитур из стульев в стиле чиппендейл, а сейчас вышивает для них чехлы – стежком petit point[2] или чем-то в этом духе. Боюсь, он догадался, что я имею весьма слабое представление о том, что такое петит-пойнт. Я попытался увлечь его беседой о китайском фарфоре – в последнее время я все ночи напролет читаю о китайском фарфоре, – и он несколько раз повторил «да, да» и «я все понял». А потом вспомнил о тебе и спросил, по-прежнему ли мы с тобой друзья. Я ответил «да», хотя это и неправда.
Тут Генри замолчал. По-видимому, он надеялся, что Хилари расплачется, возразит ему или кинется в объятия.
Но Хилари оставалась невозмутимой, хотя щеки рдели от румянца. Она высунула язычок и быстро убрала его обратно.
Генри нахмурился и продолжил, будто этой паузы и не было:
– А потом он вспомнил Мэрион и начал пространно рассуждать на эту тему. Сказал, как это было ужасно для всей семьи, упомянул о характере Джеффри и о том, что все его любили. И вот здесь он заговорил о миссис Мерсер. Буквально: «Экономка дяди так и не оправилась после того, как ей пришлось давать показания против него. Думаю, она тронулась умом». И сразу же перевел разговор на большой синий кувшин, который продается в магазине. Но затем опять вернулся к миссис Мерсер, сказав, как ему жаль, что она страдает из-за дела Эвертона. «Только об этом думает и говорит, – произнес он. – Нелегко же приходится ее мужу со всем этим». Потом еще пару слов о том, какой достойный человек этот Мерсер, и еще пару слов о синем кувшине. Но здесь вошла ты, и он удалился. Вот так.
– Н-да, – произнесла Хилари.
Она начала легонько покачиваться взад и вперед. Ей бы хотелось, чтобы и Генри покачивался вместе с ней, но это было не в его стиле. У него оказалась такая гибкая рука, но, к счастью, на нее можно опереться. Она перестала покачиваться и начала всерьез размышлять о поведении Берти Эвертона.
– Он прекрасно подошел бы на роль убийцы, если бы не его алиби. Дорогой, скажи, что ты ненавидишь алиби. Я их ненавижу.
– О ком ты говоришь?
– О Берти Эвертоне, разумеется.
– У него есть алиби.
– И не одно, – ответила Хилари. – У него их целый десяток на выбор. Понимаешь, Генри, они оказались ему нужны, поскольку бедный старина Джеймс перед смертью изменил завещание в его пользу. И это после того, как они несколько лет почти не разговаривали. Поэтому у Берти был серьезный мотив. Но при любом мотиве нельзя застрелить человека, если он находится в Патни, а ты – в Эдинбурге.
– А Берти был в Эдинбурге?
Хилари удрученно кивнула.
– Его видело множество людей в гостинице «Шотландия». Джеймс был убит в восемь вечера 16 июля. Берти обедал с ним вечером 15 июля – за двадцать четыре часа до того, как он мог бы стать убийцей. После обеда он сел в поезд на Кингс-Кросс и прибыл в гостиницу «Шотландия» как раз к позднему завтраку утром 16 июля. С этого момента до половины пятого он все время находился на глазах у многих людей. Пожаловался на звонок в комнате, потом горничная видела, как он писал письма, а вскоре после четырех осведомлялся у администратора, не было ли ему телефонных звонков. А затем отправился на прогулку и, кажется, слишком много выпил. Горничная снова видела его где-то в половине девятого, он просил ее принести печенье. А потом она зашла к нему на следующее утро в девять часов, чтобы оставить чай. Если у тебя есть какие-нибудь предположения о том, как он мог застрелить беднягу Джеймса, с удовольствием тебя выслушаю. Я всю прошлую ночь перечитывала материалы дознания и судебного процесса, но не вижу никого, кто мог бы совершить это преступление, кроме Джеффа. А сегодня я разыскала приходящую работницу, которая раньше помогала в Солуэй-Лодж, и она сообщила то, что лишило меня последней надежды. И все же я не верю в виновность Джеффа. Генри, я не верю, не верю, не верю!
– Что она тебе рассказала? – поспешно спросил Генри.
– Не могу сказать, не могу. Я заставила ее раскрыть мне эту тайну, но я не могу говорить об этом тебе.
– Хилари, – решительно произнес Генри, – ты должна бросить эту затею! Ты только мутишь воду, и Мэрион вряд ли скажет тебе за это спасибо. Зачем ты это делаешь?
Она отстранилась от него и поднялась с кресла.
– Я хочу выяснить, что известно миссис Мерсер.
– Брось это! – ответил Генри, тоже встав. – Пусть все успокоится. Ты не поможешь Джеффу и Мэрион. Оставь все как есть!
– Не могу, – ответила Хилари.
Глава 14
Хилари покинула антикварный магазин Генри Юстатиуса с пунцовыми щеками и твердой решимостью не позволить Генри Каннингему одержать над ней верх. Если она хоть раз даст этому случиться, ее дух будет сломлен и она быстро превратится в забитое существо. Такое же, как миссис Мерсер. Или как миссис Эшли. Ужасная и отвратительная перспектива. Возможно, они тоже когда-то были молодыми и хорошенькими девушками – приходящая работница Эшли наверняка, – а потом какие-то мужчины подавили их волю, втоптали в грязь, и они стали покорными рабынями. Мистер Мерсер способен сломить дух любой женщины, если она настолько глупа, чтобы позволить ему сделать это. А у другой бедняжки тоже, видимо, был муж, который с ней не считался. Вот в чем состоит проблема Генри – он родился тираном и продолжает им оставаться. Если ему нужен бессловесный коврик перед дверью, он спокойно может жениться на таком коврике, но это не будет Хилари Кэрью.
Она прошла около четверти мили, прежде чем к ней вернулось спокойствие. Она перестала сердиться и очень пожалела, что они с Генри не успели поесть до того, как поссорились. Для Генри самым важным приемом пищи был завтрак. Наверное, он позавтракал яйцами, сосисками и беконом не позже девяти, а Хилари съела только бутерброд и выпила чай в восемь утра. Это случилось так давно, что она совсем забыла о еде. Прогулки по Патни, разговоры с экономками и приходящими работницами и ссора с Генри пробудили немалый аппетит, особенно ссора с Генри. Если бы Генри не собирался ссориться, он бы сразу пригласил ее на ленч, а теперь ей придется довольствоваться булочкой с молоком в молочном магазине вместе с другими женщинами, пришедшими перекусить булочками с молоком, бутербродами с пастой «Боврил», кофе с молоком или чашечкой чая. Невыносимо грустно об этом думать, так как одна булочка вряд ли утолит ее голод, но она не могла позволить себе более дорогую еду. Ужасно глупо со стороны Генри не угостить ее ленчем. Раз уж ему оказалось невтерпеж поругаться, было бы гораздо лучше сделать это за кофе, а не в кабинете магазина. Мало того что она осталась без ленча, теперь еще придется обходиться булочкой. Все это ужасно жестоко, горько и невыносимо. И вина за это полностью лежала на Генри.
Хилари нашла молочный магазин и съела булочку, необычайно черствую булочку. Крошечные черные шарики, когда-то называвшиеся изюмом, давно превратились в окаменелости. Плохая булочка. Бесенок Хилари затянул печальную песенку:
Как грустно голодному человекуЕсть булку, которой не меньше полвека.Покончив с ленчем, она достала кошелек и пересчитала деньги. Оставшейся суммы оказалось достаточно, чтобы купить билет третьего класса до Ледлингтона. Глядя на монеты, она засомневалась, а нужно ли ей туда ехать. Не было никаких оснований считать, что поездка окажется удачной. Она кивнула. Всегда можно найти немало причин отказаться от своей цели, но если мы не будем двигаться вперед, преодолевая собственные сомнения, у нас никогда ничего не получится. Она не знала, что доктор Джонсон уже рассуждал на эту тему в Босуэлле и назвал внутреннюю движущую силу давлением необходимости. Существует немало насущных потребностей, и для каждой из них можно найти свой стимул, который невозможно отрицать. Для Хилари таким стимулом оказалось желание узнать, что скрывала миссис Мерсер. Ни о чем другом она не хотела думать. А если бы стала размышлять, здравый смысл подсказал бы ей, что Ледлингтон находится далеко и у нее нет ни малейшего представления о том, как найти Мерсеров. Она даже не знает, с чего начинать поиск. Но все это блекло перед безрассудной решимостью добиться своей цели. Она купит билет в третий класс, отправится в Ледлингтон и найдет миссис Мерсер.
Ленч у Генри оказался намного приятнее, чем у Хилари. Он испытывал мрачное удовлетворение при мысли, что сумел настоять на своем. Если он хоть раз предоставит Хилари возможность поступать, как ей вздумается, не обращая внимание на его мнение и советы, их семейная жизнь превратится в настоящий кошмар. Хилари всегда хотелось все делать по-своему, так как она не сомневалась в правильности своих решений. Она не прислушивалась к голосу разума и к его, Генри, словам, а сразу же, закусив удила, начинала действовать. Жаль, поскольку – здесь Генри немного замялся – это ведь… что ж… это ведь Хилари, которую он любит больше всего на свете, несмотря на ее упрямство и глупости. Даже когда она вела себя совершенно несносно, в ней было нечто такое, что отличало ее от остальных людей. Вот почему он не мог позволить себе сдаться. Если бы он уступил, она одурачила бы его, обвела вокруг пальца. При мысли об этом его взгляд становился непреклонным, а в голосе начинали звенеть стальные нотки. Но за всей этой броней скрывался настоящий Генри, которого приводила в ужас мысль, что Хилари навсегда исчезнет из его мира и из его жизни. Как она могла оставить его, ведь он принадлежит ей, а она ему? Они были суждены друг другу и должны оставаться вместе.
Генри нахмурился, разглядывая отбивную и размышляя о дальнейших действиях. Хилари непременно вернется. Сейчас он позволил ей уйти, так как был уверен в ее возвращении. Все упирается в это проклятое дело Эвертона. Его закрыли год назад, и вот пожалуйста, оно опять всплыло на поверхность, превратившись в источник множества проблем. А если Хилари будет и дальше мутить воду, проблем окажется еще больше. Он стал еще мрачнее. Этот негодяй Мерсер следил за ней на улице. В этом есть что-то подозрительное; все подозрительно в этих Мерсерах. Хотя он скорее умер бы, чем признался Хилари, что верит всему этому вздору.
Доедая отбивную и продолжая хмуриться, он принялся размышлять, что неплохо было бы привлечь какого-нибудь специалиста к выяснению обстоятельств жизни Мерсеров. Этот человек мог бы узнать, где они живут и чем занимаются со дня гибели Джеймса Эвертона. Или попытаться исследовать их финансовое состояние. Есть ли основания предполагать, что они извлекли выгоду из смерти Джеймса Эвертона? Ему казалось, они получили небольшое наследство, которое вряд ли можно считать крупной финансовой поддержкой, но если их материальное состояние с тех пор упрочилось, было бы нелишним в этом разобраться. Кроме того, специалист мог был покопаться в прошлом Мерсеров. Наверняка это уже сделали во время дознания, но поскольку все считали Джеффри Грея заведомо виновным, едва ли справки наводились со всей тщательностью. Он окончательно решил: здесь явно требуется помощь специалиста.
Вернувшись в магазин, он позвонил Чарлзу Морею, который приходился ему очень дальним родственником и хорошим другом.
– Привет, Чарлз! Это Генри.
– Какой Генри? – спросил Чарлз с улыбкой в голосе. Его было слышно так хорошо, будто он находился в соседней комнате.
– Каннингем, – ответил Генри.
– Привет, привет, привет! Как идут дела в антикварном магазине?
Генри нетерпеливо нахмурился.
– Я звоню тебе по другому вопросу. Я хочу спросить: недавно ты говорил…
– Давай облегчи наконец душу! – воскликнул Чарлз.
– Ну, несколько дней назад ты упоминал о детективе…
Чарлз удивленно присвистнул.
– Тебя кто-то надул?
– Это не для меня, а для одного знакомого. Мне нужно провести расследование, и я должен быть уверен в профессионализме этого человека. Я не хочу, чтобы он терял время попусту, считая ворон.
– Наша мисс Сильвер сделает все, что нужно, – ответил Чарлз Морей.
– Женщина? Ну не знаю…
– Сначала поговори с ней. Или лучше подожди, пока она во всем разберется. Уж будь уверен, она это сделает. Она помогла мне выпутаться из очень сложной ситуации в моей жизни, и это случилось не в дебрях Южной Америки, а здесь, в Лондоне. Если у тебя конфиденциальное дело, можешь ей всецело доверять. Ее адрес… Подожди секунду у трубки и возьми карандаш… Да, вот же он. Монтегю-Мэншнс, 16, Уэст-Лиам-стрит, на северо-западе Лондона. Номер телефона?.. Нет, у меня нет, только старый номер. Ты можешь найти его в телефонном справочнике – Мод Сильвер. У тебя есть справочник?
– Да, большое спасибо.
– Заходи к нам, – любезно пригласил Чарлз. – Маргарет приглашает тебя на обед. В будущий понедельник или среду?
Генри пообещал прийти в понедельник и повесил трубку. Потом он направился в Британский музей и провел там два часа, изучая дело Эвертона. Он прочитал все материалы дознания и судебного процесса и заключил, что Джеффри Грей, должно быть, родился в рубашке, если ему повезло избежать виселицы. По прочтении дело выглядело проще некуда. Все стало ясно как белый день. У Джеймса Эвертона было три племянника. Он любил Джеффри Грея. И терпеть не мог Берти Эвертона. А Фрэнк Эвертон давно жил далеко от дома, получая регулярное пособие. Все предназначалось Джеффри: место в дядюшкином предприятии, дядюшкином доме и дядюшкином завещании. Но вдруг появляется Берти и рассказывает невероятную историю. Он обедает с дядей, после чего Джеймс Эвертон в невероятной спешке лишает Джеффри наследства и завещает все Берти. Между прочим, он и Фрэнку отказывает в содержании, но, возможно, эти две вещи между собой не связаны. Изменение завещания становится ключевым событием, на котором основано обвинение. Джеффри совершает какую-то оплошность, а Берти оказывается рядом как нельзя кстати. Дядя Джеймс изменяет завещание, зовет Джеффри, чтобы сообщить ему о своем решении, а Джеффри убивает его вследствие приступа ярости. Никто так и не смог объяснить, в чем состояла оплошность Джеффри. Возможно, его проступок был настолько серьезным, что он просто не мог позволить этому выйти наружу. Не исключено, дядя угрожал ему разоблачением. Скорее всего, Джеффри был уверен: Берти не выдаст его, он даже мог не догадываться, что Берти обо всем известно. Он теряет голову, звучит выстрел, и Берти получает причитающееся ему наследство.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Персонаж пьесы Т. Мортона (1798) – олицетворение общественного мнения в вопросах приличия.
2
Петит-пойнт, или гобеленовый стежок. Одна из разновидностей вышивки.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги