Думаю, как все закончить
До сих пор не знаю, что на меня нашло. Это было не совсем правдой, и с чего бы мне вспоминать о другом бойфренде в такой момент? Джейк никак не отреагировал. Он просто повернул лицо ко мне, продолжая лежать, и сказал:
– Продолжай. Так приятно. Люблю, когда ты ко мне прикасаешься. Ты очень нежная. Терапевтическая.
– Твои прикосновения мне тоже приятны, – сказала я.
Через пять минут дыхание Джейка изменилось. Он заснул. Мне было жарко, и я не стала укрываться одеялом. В комнате стояла тьма, но глаза привыкли, и я все еще видела пальцы своих ног. Потом услышала, как на кухне зазвонил телефон. Было уже очень поздно. Слишком поздно для звонков. Я не встала, чтобы ответить. Никак не могла заснуть. Ворочалась с боку на бок. Телефон звонил еще три раза. Мы с Джейком остались в постели.
Когда я проснулась утром, позже обычного, Джейка уже не было. Я лежала под одеялом. У меня болела голова, пересохло во рту. Бутылка джина стояла на полу, пустая. На мне было нижнее белье и майка, но я не помнила, когда их надела.
Надо было сказать Джейку о Названивающем. Теперь я понимаю. Я обо всем должна была рассказать ему, когда все началось. Я должна была кому-нибудь рассказать. Но не сочла те звонки значительными, а потом они такими стали. Теперь-то я понимаю свою ошибку.
Когда он позвонил в первый раз, то ошибся номером. И все. Ничего серьезного. Никаких поводов для беспокойства. Звонок раздался в тот самый вечер, когда я встретила Джейка в пабе. Неправильный номер набирают нечасто, но случай вполне нормальный. Телефон вырвал меня из глубокого сна. Единственной странностью был голос Названивающего – напряженный, а говорил он медленно, размеренно и как-то устало.
С самого начала, с той первой недели с Джейком, даже с первого свидания, я замечала в нем странные мелочи. Мне не нравится, что я подмечаю такие вещи. Но так уж выходит. Даже сейчас, в машине. Я замечаю его запах. Он очень тонкий. Но в замкнутом пространстве ощущается. Он не дурной. Не знаю, как его описать. Это просто запах Джейка. Так много мелких деталей, которые мы узнаем за столь малое время. Прошли недели, а не годы. Очевидно, есть вещи, которых я о нем не знаю. И есть вещи, которых он обо мне не знает. Вроде Названивающего.
Названивающий был мужчиной, это я расслышала – средних лет, а может, и старше, – но с отчетливо женственным голосом, как будто он нарочно говорил как женщина, а то и просто выше и нежнее. Голос был неприятно искажен. Я его не узнавала. Этот человек был мне не знаком.
Я довольно долго снова и снова прослушивала его первое сообщение, пытаясь обнаружить что-нибудь знакомое. Не смогла. И до сих пор не могу.
После того, первого, звонка, когда я объяснила Названивающему, что он, наверное, ошибся номером, он сказал своим скрипучим женоподобным голосом: «Извините». Подождал еще пару секунд и повесил трубку. После этого я совсем забыла о случившемся.
На следующий день увидела уведомление о двух пропущенных звонках. Оба были приняты в середине ночи, когда я спала. Я проверила список пропущенных звонков и увидела, что они поступили с того же номера, с которого звонил вчерашний незнакомец. Это было странно. Зачем ему перезванивать? Но вот что действительно странно и необъяснимо, вот что расстраивает меня до сих пор: звонки поступили с моего собственного номера.
Сначала я в это не поверила. Даже не узнала свой номер. До меня не сразу дошло. Я подумала, это ошибка. Иначе никак. Но я перепроверила и убедилась, что смотрю на список пропущенных звонков, а не на что-то другое. Это определенно был список пропущенных звонков. И он там был. Мой номер.
Только через три или четыре дня Названивающий оставил свое первое голосовое сообщение. Вот тогда-то все стало по-настоящему жутко. Я все еще не удалила то сообщение. Как и остальные. Все семь штук. Не знаю, почему я их сохранила. Возможно, я все еще думаю, что смогу рассказать о них Джейку.
Я лезу в сумочку, достаю телефон и набираю номер.
– Кому звонишь? – спрашивает Джейк.
– Просто проверяю сообщения.
Я слушаю первое сохраненное сообщение. Это первое голосовое сообщение, которое оставил Названивающий.
«Остается решить только один вопрос. Мне страшно. Я чувствую себя немного сумасшедшим. Я не в себе. Предположения верны. Я ощущаю, как растет мой страх. Теперь настало время для ответа. Только один вопрос. Нужно ответить на один вопрос».
Сообщения не агрессивные и не угрожающие. И голос тоже. Я так не думаю. Хотя теперь уже не уверена. Они определенно грустные. Голос у Названивающего печальный, возможно немного разочарованный. Я не знаю, что означают его слова. Они кажутся бессмысленными, но бредом их не назовешь. И они всегда одни и те же. Слово в слово.
Ну вот и они, две самые интересные вещи в моей нынешней жизни. Я встречаюсь с Джейком, и кто-то другой, какой-то мужчина, оставляет мне странные голосовые сообщения. У меня мало секретов.
Иногда я лежу в постели и крепко сплю, а потом просыпаюсь и вижу пропущенный звонок. Он обычно звонит посреди ночи, где-то в три часа. И звонок всегда поступает с моего собственного номера.
Однажды он позвонил, когда мы с Джейком смотрели фильм в постели. Когда высветился мой номер, я ничего не сказала, но сделала вид, что жую, и передала трубку Джейку. Он ответил и сказал, что это какая-то старуха, которая ошиблась номером. Он казался равнодушным. Мы продолжили смотреть фильм. В ту ночь я плохо спала.
С тех пор как начались эти звонки, мне снились кошмары, очень страшные сны, и я дважды просыпалась среди ночи в некоторой панике, чувствуя, что кто-то находится в моей квартире. Такого со мной еще никогда не случалось. Это ужасное ощущение. На секунду или две мне кажется, что кто-то находится прямо в комнате, стоит в углу, совсем близко, наблюдает за мной. Это так реально и страшно. Я не могу пошевелиться.
Я плыву в полудреме, но через минуту или около того полностью просыпаюсь и иду в ванную. В квартире всегда очень тихо. Я включаю воду в раковине, и она журчит так громко, ведь вокруг ни звука. У меня сердце колотится. Я вся мокрая от пота, и однажды мне пришлось сменить пижаму, потому что она промокла насквозь. Обычно я не потею, по крайней мере так сильно. Такое неприятное чувство. Уже слишком поздно рассказывать Джейку. Я просто нервничаю чуть больше, чем обычно.
Однажды ночью, пока я спала, незнакомец позвонил двенадцать раз. В тот вечер он не оставил никакого сообщения. Но было двенадцать пропущенных звонков. Все с моего номера.
Большинство людей после такого попытались бы как-то решить проблему, но я ничего не сделала. Я не могла позвонить в полицию. Он никогда не угрожал мне, не говорил ничего плохого или жестокого. Вот что странно: он вообще не хочет говорить. Впрочем, нет, не так: именно говорить он хочет. А вот беседовать не желает. Всякий раз, когда я пыталась ответить на его звонок, он просто вешал трубку. Он предпочитает оставлять свои загадочные послания.
Джейк не обращает внимания. Он за рулем, так что я снова слушаю сообщение.
«Остается решить только один вопрос. Мне страшно. Я чувствую себя немного сумасшедшим. Я не в себе. Предположения верны. Я ощущаю, как растет мой страх. Теперь настало время для ответа. Только один вопрос. Нужно ответить на один вопрос».
Я столько раз его слушала. Снова и снова.
Внезапно все зашло слишком далеко. Это было то же самое сообщение, что и всегда, слово в слово, но на этот раз в конце появилось что-то новое. Последнее сообщение, которое я получила, изменило ситуацию. Оно было хуже всех. По-настоящему жутким. В ту ночь я вообще не могла заснуть. Чувствовала себя испуганной и глупой из-за того, что не прекратила звонки раньше. Я чувствовала себя глупо из-за того, что не рассказала о сообщениях Джейку. Я все еще расстроена из-за этого.
«Остается решить только один вопрос. Мне страшно. Я чувствую себя немного сумасшедшим. Я не в себе. Предположения верны. Я ощущаю, как растет мой страх. Теперь настало время для ответа. Только один вопрос. Нужно ответить на один вопрос».
И затем…
«А теперь я скажу то, что тебя расстроит: я знаю, как ты выглядишь. Я знаю твои ступни и ладони, твою кожу. Я знаю твою голову, твои волосы и твое сердце. Тебе не следует грызть ногти».
Я решила, что обязательно отвечу, когда он позвонит в следующий раз. Скажу, чтобы прекратил. Даже если он ничего не ответит, я все равно ему скажу. Может, этого хватит.
Зазвонил телефон.
– Зачем ты мне звонишь? Откуда у тебя мой номер телефона? Ты не можешь и дальше так продолжать, – сказала я вне себя от злости и страха. Его звонки больше не казались случайностью. Он не просто набрал номер наугад. Он не собирался останавливаться. Не собирался исчезать, ему что-то было нужно. Чего он от меня хочет? Почему именно я?
– С тобой что-то не так. Я не могу тебе помочь! – Я начала кричать.
– Но ты же сама мне позвонила, – сказал он.
– Что?
Я отключилась и отшвырнула телефон. Моя грудь тяжело вздымалась.
Знаю, это просто дурацкое совпадение, но я грызу ногти с пятого класса.
* * *
– В тот вечер, когда ты позвонил, у нас был званый ужин. Я приготовила на десерт пирог с пеканом и соленым карамельным соусом. И тут звонок. Когда мы обо всем узнали, вечер был испорчен. До сих пор помню каждое твое слово.
– Дети были на улице, когда я сам узнал. Сразу же позвонил тебе.
– Он был в депрессии или болен? Мы не в курсе, он страдал от депрессии?
– Судя по всему, антидепрессантов он не принимал. Но у него были секреты. Уверен, их было много.
– Да уж.
– Если бы мы только знали, насколько все серьезно. Если бы были хоть какие-то признаки. Всегда есть признаки. Люди не совершают подобное просто так.
– Его поступок продиктован не разумом.
– Это верно, хорошая мысль.
– Он не такой, как мы.
– Нет-нет. Совсем не такой, как мы.
– Когда у тебя ничего нет, то и терять нечего.
– Ага. Нечего терять.
* * *
Я думаю, мы многое узнаем о других не из того, что они нам говорят. Мы многое узнаём, когда наблюдаем за людьми. Они могут сказать нам все, что вздумается. Как однажды заметил Джейк, всякий раз, когда кто-то говорит «Рад познакомиться», он на самом деле думает о чем-то другом, выносит какое-то суждение. Чувство «радости» на самом деле не описывает то, что люди думают или ощущают, но они так говорят – и мы слушаем.
Джейк сказал мне, что наши отношения имеют свою валентность. Валентность. Вот какое слово он употребил.
И если все так, то отношения могут быть днем такие, а вечером – другие; от часа к часу они изменяются. Лежать в постели – это одно. Когда мы завтракаем вместе и когда еще рано, то почти не разговариваем. Я люблю поболтать, хотя бы немного. Это помогает мне проснуться. Особенно если беседа забавная. Ничто так не будит меня, как смех – достаточно всего разок рассмеяться, в особенности от души. Это лучше, чем кофеин.
Джейк предпочитает на завтрак хлопья или тосты. Он любит есть в тишине. А еще читать. Он всегда читает. В последнее время – эту книгу Кокто. Он, наверное, перечитал ее уже раз пять.
Но еще он просто читает все, что доступно. Сначала я думала, что он молчит за завтраком, потому что сильно увлекся книгой. Тут я бы его поняла, хотя сама устроена иначе. Сама я так читать не могу. Мне нравится, когда времени достаточно, когда можно по-настоящему погрузиться в историю. Я не люблю разом читать и есть.
Но чтение ради процесса как такового меня раздражает. Джейк способен читать все, что угодно: газету, журнал, надписи на коробках из-под хлопьев и на паршивых флаерах, меню на вынос – все подряд.
– Эй, как по-твоему, секреты в отношениях – изначально несправедливы, плохи или аморальны? – спрашиваю я.
Он застигнут врасплох. Смотрит на меня, потом снова на дорогу.
– Даже не знаю. Зависит от секрета. Он важный? Их больше одного? Сколько? И что человек скрывает? Впрочем, разве тебе не кажется, что в любых отношениях есть секреты? Даже в тех, которые длятся всю жизнь, даже в браках длиной в пятьдесят лет они тоже есть.
На пятое утро, когда мы завтракали вместе, я прекратила попытки завязать разговор. Я вообще не шутила. Села. Поела хлопья. Марку хлопьев выбрал Джейк. Я оглядела комнату. И стала наблюдать за ним. Подмечать детали. Я думала – это хорошо. Вот так мы по-настоящему узнаем друг друга.
Он читал журнал. Под нижней губой виднелась тонкая белая пленка или что-то вроде налета, образовавшегося в уголках рта, в ложбинках, где сходятся верхняя и нижняя губы. Это белое вещество я замечала на его губах почти каждое утро. После того, как он принимал душ, оно обычно исчезало.
Что это? Зубная паста? Или все дело в том, что он всю ночь дышал ртом? Или это нечто вроде козюлек из глаз, только по краям рта? Когда он читал, то жевал очень медленно, как будто экономил энергию, как будто, сосредоточившись на словах, не мог быстро глотать. Иногда между последним движением челюсти и глотанием наступала долгая пауза.
Он набирал из миски еще одну полную до краев ложку не сразу, потом рассеянно поднимал ее вверх. Я думала, он хоть раз капнет молоком себе на подбородок – так полна была каждая ложка. Но он этого не сделал. Все помещал в рот, не пролив ни единой капли. Он клал ложку в миску и вытирал подбородок, хотя на том ничего не было. И делал все это как будто в забытьи.
Его челюсть очень напряжена и мускулиста. Даже сейчас. Даже когда он сидит за рулем.
Как перестать думать о завтраке с ним через двадцать или тридцать лет? У него каждый день будет появляться этот белый налет? Или все станет хуже? Люди в отношениях часто о таком думают? Я увидела, как он сглотнул – этот его выпуклый кадык похож на корявую персиковую косточку, застрявшую в горле.
Иногда после еды, обычно после обильной трапезы, его тело издает звуки, как остывающий автомобиль после долгой езды. Я слышу, как жидкости перемещаются в небольших пространствах. За завтраком такое случается изредка, а после ужина – чаще.
Ненавижу зацикливаться на таких вещах. Они незначительны и банальны, но сейчас самое время подумать о них, прежде чем наши отношения станут глубже. Но, может, я сошла с ума? Чокнулась, раз думаю о подобном?
Джейк умен. Скоро он станет штатным профессором. Получит постоянный контракт, и все такое. Звучит привлекательно. Предвещает хорошую жизнь. Он высокий. В его неуклюжести есть нечто обаятельное. Он привлекательно мизантропичен. Когда я была моложе, то хотела именно такого мужа. Галочки по всем параметрам. Я просто не понимаю, что все это значит теперь, когда смотрю, как он ест хлопья, и слышу, как его тело издает гидравлические звуки.
– Думаешь, у твоих родителей есть секреты? – спрашиваю я.
– Безусловно. Не сомневаюсь. Без этого никак.
Самое странное – и это весьма беспримесная ирония, как выразился бы Джейк, – что я ничего не могу сказать ему о своих сомнениях. Они имеют к нему самое непосредственное отношение, и он единственный человек, с которым мне неудобно говорить о них. Я ничего не скажу, пока не буду уверена, что все кончено. Не могу. То, о чем я спрашиваю себя, касается нас обоих, влияет на нас обоих, но я могу все решить только одна. Что это говорит об отношениях? Еще одно противоречие в той длинной череде, что возникает на раннем этапе.
– К чему все эти вопросы о секретах?
– Да так, – говорю я. – Просто размышляю.
* * *
Может быть, мне лучше просто наслаждаться поездкой. Не переусердствовать с размышлениями. Выбраться из собственной головы. Развлечься; и пусть все идет естественным образом.
Я не знаю, что это значит: «пусть все идет естественным образом», но слышу это выражение снова и снова. Люди часто так мне говорят, когда речь заходит об отношениях. Разве не так все происходит? Я не сопротивляюсь: пусть мысли льются свободно. Это естественно. Я не собираюсь уничтожать сомнения на корню. Куда уж неестественней, верно?
Я спрашиваю, какие у меня есть причины для того, чтобы все закончить, и мне трудно подыскать сто́ящие аргументы. Но разве можно не задаваться этим вопросом в отношениях? Что в них такого? Зачем ими дорожить? Зачем их оправдывать? Чаще всего я просто прихожу к выводу, что мне было бы лучше без Джейка, что уйти от него было бы логичнее. Но я не уверена. Как я могу быть уверена? Я раньше никогда не расставалась с парнем.
Большинство отношений, в которых я побывала, похожи на коробку молока, у которого истек срок годности. Содержимое доходит до определенной точки и просто скисает, ничего тошнотворного, лишь меняется вкус. Возможно, вместо того чтобы думать о Джейке, мне следовало бы усомниться в своей способности испытывать страсть. Возможно, это все моя вина.
– Мне такой холод нравится, если небо ясное, – говорит Джейк. – Всегда можно завернуться во что-то теплое. В сильном холоде есть нечто освежающее.
– Летом лучше, – отвечаю я. – Ненавижу, когда мне холодно. До весны еще целый месяц. И он будет долгим.
– Однажды летом я видел Венеру без телескопа.
Такое мог сказать только Джейк.
– Это случилось однажды ночью, на закате. В следующий раз ее можно будет так увидеть где-то лет через сто. Это было очень редкое явление – планетарное выравнивание, когда Солнце и Венера оказываются на одной линии, и ее можно увидеть как крошечную черную точку, которая проходит между Землей и светилом. Это было и впрямь круто.
– Если бы мы тогда были знакомы, ты мог бы мне об этом рассказать. Я пропустила такое событие.
– В том-то и дело, что всем было все равно. Так странно. Появился шанс увидеть Венеру, а большинство людей вместо этого смотрели телевизор. Не обижайся, если и сама этим занималась.
Мне известно, что Венера – вторая планета от солнца. Я мало что знаю о ней, кроме этого.
– Тебе нравится Венера? – спрашиваю я.
– Конечно.
– Но почему? Почему она тебе нравится?
– Один день на Венере равен ста пятнадцати земным дням. Ее атмосфера состоит из азота и углекислого газа, сама планета имеет железное ядро. На ней полно вулканов и застывшей лавы, прямо как в Исландии. Мне следовало бы знать ее орбитальную скорость, но я лишь могу назвать какую-нибудь величину наобум.
– Звучит здорово, – говорю я.
– Но больше всего мне нравится то, что, кроме Солнца и Луны, это самое яркое небесное тело. Большинство людей не в курсе.
Мне нравится, когда он так говорит.
Я хочу услышать больше.
– Ты всегда интересовался космосом?
– Не знаю. Наверное. В космосе все имеет свое относительное положение. Космос – это сущность, верно, но еще он безграничен. Чем дальше продвигаешься, тем меньше плотность, но путь можно продолжать вечно. Нет четкой границы между началом и концом. Мы никогда полностью не поймем и не постигнем его. Это превосходит наши возможности.
– Да ладно?
– Темная материя составляет большую часть всей материи, и она все еще по сути тайна.
– Темная материя?
– Она невидима. Именно лишняя масса, которую мы не видим, делает образование галактик и скорости вращения звезд внутри галактик математически возможными.
– Я рада, что мы не знаем всего.
– Рада?
– Что мы не знаем всех ответов, что мы не можем объяснить все, как космос. Может быть, нам не положено знать все ответы. Вопросы – это хорошо. Они лучше, чем ответы. Если хочешь узнать больше о жизни, о том, как мы устроены, как мы развиваемся, важны именно вопросы. Они стимулируют наш интеллект, побуждают его изменяться. Я думаю, что вопросы заставляют нас чувствовать себя не такими одинокими, объединяют нас. Дело не всегда в знании. Я ценю неосведомленность. Она присуща человеку. Так и должно быть, как с космосом. Он неразрешим и темен, но не целиком.
Он смеется, и я чувствую себя глупо из-за того, что сказала все это.
– Прости, – говорит Джейк. – Я не смеюсь над тобой, мне просто смешно. Я никогда раньше не слышал, чтобы кто-то так говорил.
– Но ведь это правда, не так ли?
– Да. Он темен, но не целиком. Это правда. И это довольно хорошая идея.
* * *
– Я слышала, что некоторые помещения были разгромлены.
– Да, краска на полу, красная краска; и еще повреждения от воды. Ты знала, что он повесил цепь на дверь?
– Зачем?
– Наверное, хотел сделать какое-то заявление в своем эгоистичном, извращенном духе. Я без понятия.
– Он же не был вандалом, да?
– Нет, но есть один интересный момент: он начал рисовать граффити. Мы все знали, что это его работа. Его даже застали за этим делом. Он все отрицал, но каждый раз добровольно вызывался привести стену в порядок.
– Странно.
– Это даже не самое странное.
– Что?
– Самое странное в том, что он каждый раз писал одно и то же. Граффити. Одну и ту же фразу.
– Какая?
– «Нам остается решить только один вопрос».
– Нам остается решить только один вопрос?
– Ага. Вот что он писал.
– Что еще за вопрос?
– Понятия не имею.
* * *
– Мы еще не скоро приедем, да?
– Да, не скоро.
– Как насчет истории?
– Истории?
– Да, чтобы скоротать время, – говорю я. – Расскажу тебе одну историю. Подлинную. Ты ее никогда не слышал. Она из тех историй, которые тебе нравятся. Ну, я так думаю.
Я немного приглушаю музыку.
– Конечно, – говорит он.
– Это случилось со мной, когда я была моложе, подростком.
Я внимательно смотрю на него. За столом он часто кажется неуклюжим и неловким. За рулем выглядит слишком длинным, чтобы удобно устроиться, но осанка у него хорошая. Меня привлекает фигура Джейка благодаря его интеллекту. Острота ума делает его долговязость привлекательной. Они связаны между собой. По крайней мере, для меня.
– Готово, – говорит он. – Я весь внимание.
Я очень драматично откашливаюсь:
– Хорошо. Я прикрывала голову газетой. Серьезно. Что? Почему ты улыбаешься? Шел проливной дождь. Я схватила газету с пустого сиденья в автобусе. У меня были простые инструкции: приезжайте к дому в десять тридцать, вас встретят на подъездной дорожке. Мне сказали, что звонить не надо. Ты ведь слушаешь, да?
Он кивает, по-прежнему глядя через лобовое стекло на дорогу впереди.
– Когда я добралась туда, мне пришлось подождать – сколько-то там минут, а не секунд. Когда дверь наконец открылась, человек, которого я никогда раньше не видела, высунул голову наружу. Он посмотрел на небо и сказал что-то вроде: «Надеюсь, тебе не пришлось долго ждать». Он протянул руку ладонью вверх. Он выглядел измученным, как будто не спал несколько дней. Большие темные мешки под глазами. Щетина на щеках и подбородке. Взлохмаченный. Я попыталась заглянуть ему за спину. Дверь была приоткрыта лишь самую малость.
Он сказал: «Я Дуг. Дай мне минутку, держи ключи», – и бросил мне ключи, которые я поймала, прижав обе руки к животу, как будто меня ударили под дых. Дверь с грохотом захлопнулась.
Поначалу я оцепенела. Я была ошеломлена. Кто этот парень? Я ничего о нем не знала. Мы говорили по телефону, вот и все. Я посмотрела вниз на металлический брелок для ключей в руках, простую большую букву «J».
Я замолкаю. Бросаю взгляд на Джейка:
– Кажется, тебе скучно. Знаю, что деталей слишком много, но я их помню и пытаюсь рассказать правдивую историю. Тебе кажется странным, что я помню столько мелочей? Тебе скучно, потому что я рассказываю все?
– Просто рассказывай дальше. Почти все наши воспоминания – вымысел, причем сильно отредактированный. Так что продолжай.
– Не уверена, что согласна с этим, насчет воспоминаний. Но я знаю, что ты имеешь в виду.
– Продолжай, – отвечает Джейк. – Я слушаю.
– Прошло еще восемь минут, я, по крайней мере, дважды посмотрела на часы, прежде чем Дуг появился снова. Он рухнул на пассажирское сиденье и шумно вздохнул. Он переоделся в поношенные синие джинсы с дырками на коленях и клетчатую рубашку. Сиденья в его машине были покрыты рыжей кошачьей шерстью. Кошачья шерсть была повсюду.
– Так уж прям повсюду.
– Да, шерсти было в энной степени. Еще на Дуге была черная бейсболка, сдвинутая на затылок, со словом «Ядро» спереди, вышитым белым курсивом. Казалось, он создан для того, чтобы сидеть, а не стоять или идти.
Он ничего не сказал, и я приступила к рутине, которую до этого отработала с папой. Сдвинула сиденье вперед, трижды поправила зеркало заднего вида и убедилась, что ручник не поднят. Положила руки на руль на десять и два часа и выпрямила спину.
«Я никогда не любил дождь», – сказал Дуг. Это были его первые слова в машине. Он не упомянул про обучение, не спросил, как долго я практиковалась. Теперь, когда мы оказались в машине вдвоем, я увидела: он смущен и даже нервничает. Его колено неустанно подпрыгивало.