Смертельная цена успеха

Как, по логике, должна была поступить в тот момент девушка? Разумеется, убежать. Кто угодно убежит, только не Алена. Ориентируясь лишь по звукам, она пошла на них. Вскоре набрела на углубление, где барахталась женщина в белом костюме, а на нее навалился здоровый мужик. Алена оказалась права – мужик насиловал женщину. Не раздумывая, она закричала, а голосок у нее зычный, недаром на концертах в колледже ей всегда поручают вести программу и в хор приглашают:

– Сашка! Колька! Сюда! Ко мне! Мужик трахает бабу! А она не хочет.

И булыжник запустила в спину мужику! Раздался стон. Алена заложила в рот два пальца и свистнула – точь-в-точь Соловей-разбойник. Не успела она опомниться, как мужик подскочил и вылетел из ямы, как пробка из бутылки, чуть не свалив Алену.

– Караул! – завизжала она. – Сашка! Где вы, ребята? Он и меня трахает! Колька! А!..

Через пару минут, послушав тишину, Алена закатилась от хохота. Женщина сидела в яме и всхлипывала, шаря по телу руками, будто ей не терпелось убедиться, что осталась невредимой. Длилось это пару минут, затем женщина сказала:

– Чего ржешь? Он убить меня хотел.

– А чего не убил? – полюбопытствовала Алена.

– Не успел. Я домой шла, и вдруг он. Ниоткуда появился… прямо передо мной. Испугалась я, – расплакалась она. – А он рот зажал и потащил… как будто то, что хотел сделать, нельзя было прямо на месте… никого же кругом. Потом бросил сюда. Я закричала. А он упал на меня, зажал рот, стал рвать колготки… а нож к горлу приставил. Поранил, сволочь. Смотри, кровь идет… – Но, догадавшись, что крови не видно, закончила свой рассказ: – Тут ты появилась. Спасибо тебе. А где Сашка и Колька?

– Нет их, – хихикнула Алена. – Это я с испугу звала на помощь. И, гляди-ка, помогло. Как тебя зовут?

– Римма. Ой, меня трясет всю. Когда он…

– По дороге расскажешь, – подскочила Алена и протянула ей руку. – Вставай, а то вернется еще, тогда нам обеим несдобровать, он здоровый. Кстати, меня Аленой зовут. У родителей не хватило ума имя подобрать красивое, самое примитивное дали… Бежим?

Уговаривать ту не потребовалось. Римма поднялась, уцепилась за руку Алены, вдвоем они помчались через пустырь, не оглянувшись ни разу.

Зря не оглядывались. Если бы оглянулись, то увидели бы, как в двадцати метрах от них с земли поднялась тень. Если бы оглянулись, когда миновали пустырь и с громким хохотом ступили на тротуар, увидели бы все ту же тень, следовавшую за ними. Если бы каждая из них оглянулась, когда расстались и побежали разными дорогами, то заметили бы, что тень последовала за Аленой. И если бы Алена оглянулась в последний момент, когда заходила в подъезд своего дома, то увидела бы тень недалеко.

Он остановился у детской площадки, всего в пятнадцати шагах от подъезда, но не вошел вслед за Аленой.

К понедельнику погода установилась не летняя, но все же теплая. Муж Жанны приехал с детьми в воскресенье вечером, но Оленька не нашла квартиру, а точнее, не искала.

К сожалению, не так-то это просто – сказать себе: катись все к черту, я начинаю новую жизнь! Может, и есть такие, кто легко относится к изменам, только не Оленька. Отправиться на поиски квартиры ей мешала депрессия. Правда, на работе ее состояние почти не отличалось от обычного. Разве что Оленька стала внешне более сдержанной. А внутренне она была натянута как струна. По ее лицу трудно было определить, насколько ей плохо, а переживала она очень сильно. Общения с сотрудниками на работе она избегала, но делала это тактично, ссылаясь на неотложное дело. Она заметила, что окружающим людям безумно интересно наблюдать за ней, они ждали выпадов против Витальки, какого-нибудь эксцентричного поступка. Хотя что может быть эксцентричней выставки нижнего белья и одежды соперницы на заборе? Оленька разочаровала коллег именно тем, что выпадов не делала. Виталька не пытался заговорить, давал жене время одуматься. Да, именно одуматься. Жанна передала его слова Оленьке, которая выслушала их с каменным выражением, будто к ней ультиматум мужа не относится.

Но наступил понедельник, следовало что-то придумать с жильем, иначе Оленька попадет в категорию бомжей. Просить Жанну выделить угол еще на пару дней она не стала. Если честно, ей хотелось убраться из гостеприимного дома как можно скорей, потому что была невыносима жалость и со стороны Жанны, и со стороны ее мужа. Они не давали забыть предательство Витальки даже тогда, когда молчали. Во время молчаливых пауз их лица все равно несли печать свершившейся драмы. Точно подмечено: в доме повешенного о веревке не говорят… но о ней постоянно думают. Трагические лица, а также сочувствие в глазах и натужное молчание – от всего этого сбежишь хоть на Луну. А Оленьке как раз было необходимо не вспоминать. От сознания, что внесла дискомфорт в жизнь друзей, она чувствовала себя виноватой, а переживания, которые со щепетильной стыдливостью загоняла глубоко внутрь, ждали одиночества.

Утром в понедельник она собрала вещи и приехала на работу. Первым делом попросила аудиенции у завотделением. Человек он вполне нормальный, без амбиций и заносчивости. Он принял ее безотлагательно. Оленька подумала, что пикантная история с вареньем на голове мужа и трусиками на заборе долетела и до него, в противном случае он бы назначил встречу на конец рабочего дня, ведь медсестра – не врач, проблемы которого безотлагательны. Оленька вошла в скромно обставленный кабинет, села на стул и опустила глаза, не зная, с чего начать.

– Ну-с, милая, – скрестил ее шеф пальцы и положил на стол жилистые руки. Глаза его обдали девушку холодком. – В чем проблема? Хотя не говори, я все знаю. Если ты пришла просить наказать Виталия Андреевича административно, то вынужден огорчить тебя. Шашни на рабочем месте – это, конечно, преступление, но ненаказуемое. Такой статьи не предусмотрено ни в законе, ни в нашем уставе. Вот если бы в это время, когда он… хм… кто-нибудь пострадал из больных, тогда… да. А так – нет.

– Извините, я не о наказании говорить пришла, – нетактично перебила его Оленька. Выслушивать дальше его бред она была просто не в состоянии, так и хотелось запустить графином в голову начальства. – Я прошу вас позволить ночевать мне в отделении. Это ненадолго, всего неделю-две, пока я не подыщу жилье.

Наступила пауза. Со всей очевидностью стало ясно, что завотделением не ожидал подобной просьбы. Зная женщин, поскольку прожил на свете аж шестьдесят семь лет, он ждал жалоб со стонами, слез вперемежку со злобой, но не невинной просьбы позволить ночевать в больнице.

– Детка, – обратился он к Оленьке по-отечески тепло, – ты ушла от него?

– А вы бы остались? – без эмоций спросила она.

– Мда… – произнес завотделением, откинувшись на спинку стула и постукивая по столу костяшками пальцев. Его «мда» означало большую озадаченность. – Выходит, жить тебе негде. А ты знаешь, сколько придется платить за квартиру? Это очень дорого.

– Но я жила на квартире после медицинского колледжа, – мягко возразила Оленька. – Я же не ищу отдельную, со всеми удобствами, мне сойдет и с хозяйкой, и пусть даже удобства будут во дворе. Квартира с хозяйкой стоит намного меньше, а я уживчивая.

Завотделением замер, с минуту буравил Оленьку умными глазами. Ему понравилось, что она не становилась в позу жертвы, избегала говорить об измене мужа. Она с честью приняла удар, следовательно, девочка достойна уважения.

– Можешь жить, – разрешил он. – Кстати, я подумаю, чем тебе помочь. Что, если побольше загрузить тебя? Еще полставки возьмешь, справишься?

Оленька заверила, что справится, поблагодарила шефа и покинула кабинет, чуть ли не взлетая к потолку от радости. Спиной она чувствовала, как все с удивлением глядят ей вслед. «Не дождетесь увидеть меня поверженной!» – думала она, приступая к работе.

В этот день Оленька действительно поразила всех. Казалось, история с мужем ее больше не волнует, она даже рада, что так вышло. Глупые, они не знают, что из всех проблем самая важная – крыша над головой. Когда эта самая крыша есть, остальные проблемы не кажутся столь страшными.

Правда, жизнь зависит даже не от количества проблем, а от качественного, так сказать, их состава. Проблемки ликвидируются достаточно скоро, а большие проблемы загоняют под стопудовый пресс. Такой проблемищей снабдила Оленьку реальная жизнь. Проблемищей с вытекающими отсюда особенностями. А особенности состояли в том, что общественное мнение вдруг кардинально изменилось – теперь сочувствие вызывала не она, а Виталька! Оленька вызывала у многих или открытое злорадство, или подчеркнутое равнодушие, или снисходительное внимание, если дело касалось работы. Это было похоже на бойкот!

Оленька не могла найти причину столь вопиющей несправедливости, но спросить напрямую: «А я в чем виновата?» – не решалась. Оставалось молча сносить обиды, доходя своим умом до сути. А суть, как она догадалась, состояла в том, что она в этом храме здоровья – никто. Ей непозволительно поступать в соответствии с личными моральными принципами, так как на это она не имеет права. Вот не имеет, и все! Никогда прежде девушке не приходилось сталкиваться с подобными проблемами, но даже Жанна стояла на позиции «непротивления», а отношение коллег назвала «солидарностью» с Виталиком. Никто не ожидал, что в Оленьке упрямства заложено выше крыши и что она там, где многие проявляют завидное смирение, восстанет.

Что же ей делать? Вернуться к маме и папе в «населенный пункт», из города – в провинциальную провинцию? Там перспектив – ноль. Нет, это не выход. Да, безмятежность канула безвозвратно, осталось выбрать единственно верное решение и жить, несмотря ни на что.

В среду ее позвали к телефону. Звонил Эмиль и пригласил поужинать. Собственно, почему нет? Оленька уже убедилась в своей ошибке – она неверно полагала, что наедине с собой ей будет легче пережить внезапное одиночество и обиды. Эмиль не знает, почему она ушла от мужа, и вряд ли будет расспрашивать об этом, потому что при первом знакомстве он показался ей тактичным и воспитанным человеком. Вторая причина, по которой она согласилась на ужин, состояла в том, что именно сейчас ей не помешает внимание импозантного мужчины. В конце концов, наверное, не зря говорят, что клин выбивают клином. Да и вырваться хоть на часок из больницы, где обструкция никак не шла на убыль, – все равно что свежего воздуха глотнуть.

Эмиль подъехал к служебному входу. О, как кстати она согласилась! Потому что в дверях служебного входа Оленька столкнулась с Виталиком. Только он входил в здание больницы, а она выходила. Виталик заговорил с ней, взял за руку и попросил отойти в сторону.

– Извини, мне некогда, – произнесла она холодно, высвобождая руку. – Меня ждут.

И спокойно села в шикарную машину. Когда «Фиат» Эмиля разворачивался, она краем глаза заметила лицо мужа – перекошенное, будто его укусила кобра. Оленька почувствовала торжество. Да, что называется, сразила мужа наповал. А что он себе вообразил? Что его жена никому не нужная замухрышка? Никто и ничто? А вот и нет! Жаль, больше никто этого не видел, кроме Эмиля, наблюдавшего за ее мужем в зеркале.

Настроение поднялось, и теперь Оленька легко общалась с новым знакомым, а он оказался необыкновенно интересным человеком. В ресторане, ожидая заказ, она осведомилась:

– Где ваша дочь Симона? У девочки красивое имя.

– Симоной ее назвала моя мама, она любила все неординарное, а во времена ее молодости была модной актриса Симона Синьоре. Что касается моей дочери, то она сейчас празднует день рождения подруги.

Симона ушла с вечеринки. Она брела домой, утирая слезы обиды, вызванные чужой завистью.

Особенно остро зависть проявляется у девчонок, и тогда они становятся ядовитыми, говорят колкости, открыто насмехаются без причин. Даже дорогой подарок, подаренный Симоной, явился лишним поводом к выпадам. Мальчишки проще относятся к успехам Симоны, однако есть и ребята наподобие девчонок. Если бы они все знали, с какой болезненностью воспринимает Симона их отношение! Она мечтала о признании одноклассников, с их стороны достаточно было бы одного слова «молодец», и все. Но они либо отмалчивались, либо засыпали насмешками.

Папа уверял, что зависть – самая древняя форма человеческого негатива. Пусть древняя, но Симона сейчас страдала непередаваемо. И когда она в последних соревнованиях одержала действительно большую победу, подружки словно получили долгожданную возможность забросать ее ядовитыми комплиментами.

Сегодня Симона не выдержала, ушла с вечеринки, сказав, что завтра у нее тяжелый день. В конце концов, она не заслуживает подобного отношения! Девчонки и на эту тему похихикали: дескать, знаем мы твои тяжелые дни, мол, представляешься великой труженицей, а на самом деле заучила несколько движений и теперь на них выезжаешь. От такой несправедливости Симону заклинило, она не вняла разуму, который утешал, как и папа: это всего лишь зависть. Девочка выбежала на улицу, за ней поплелся и влюбленный в нее одноклассник. Но она ужасно разозлилась на него. Кто должен был заступиться? Кто должен был прекратить поток несправедливостей? Он! Если действительно влюблен. А он смущенно опускал голову на грудь и делал вид, что не слышит. Это называется двуличием.

– Я не хочу тебя больше видеть, – гордо сказала Симона и ушла.

Она не стала звонить папе, чтобы приехал за ней. Ему кажется, что ее возмущение несправедливостью одноклассников ерунда, поэтому он не придает значения переживаниям Симоны. Кстати, и сама она ни за что не хотела появиться перед папой в образе мокрой курицы. После недавней-то победы. Предстать перед ним униженной и оскорбленной? Ни за что! Нет, сейчас лучше побыть одной, без папы. Да и время еще детское – сумерки только-только спустились на город, улицы кишат людьми. Что-что, а прогулка по городу ей не помешает. И подольше бы погуляла, если бы только не одна неприятность – новые туфли. Оказалось, что они жмут.

Чем ближе Симона приближалась к дому, тем больше соглашалась с внутренним голосом. А он нашептывал, что зависть – удел слабых и никчемных людей, которые ни на что полезное не способны. У Симоны талант, она прекрасная гимнастка, и скоро все будут гордиться, что знакомы с ней – высокотехничной и красивой гимнасткой. Когда Симона работает, то слышит, как замирает зал. Она долго готовила программу с тренером и хореографом, и программа получилась потрясающая, поражающая разнообразием пластики. Каждое ее выступление – маленькая миниатюра, насыщенная сложнейшими трюками, в которых успешно соединились спорт и настоящий балет. Это результат огромного и каждодневного труда. У нее не было детства, только работа с ранних лет. Когда обычные девочки идут домой и занимаются всем, чем пожелают, Симона едет на тренировки, а после, когда все сидят у телевизоров или уже спят, делает уроки. Один папа понимает, как тяжело дочери достаются победы, поэтому он не считает для себя зазорным гладить ее вещи. Хорошо хоть машина стирает и отжимает сама, а то Симоне было бы совсем стыдно.

Постепенно негодование и обида отдалялись, так как на первый план вышла заурядная физическая боль. Туфли, купленные в день соревнований, чуть не до крови натерли пятки. Симона слишком увлеклась в магазине, там ей показалось, что туфли приходятся впору, а они малы! Проходив в них целый день, она просто мечтала поскорей сбросить эти тиски. Ей осталось-то всего ничего дойти до дома. Не звонить же папе: приезжай, не могу дойти! Впрочем, можно сократить путь, если пройти через стройку. Это не такой уж и большой участок, да и не темно еще, а вокруг стройки люди.

Девушка остановилась. Снимая по очереди туфельки, она сжимала и разжимала пальцы на ногах, восстанавливая кровообращение. Мозоли она набила жуткие, завтра достанется от тренера, когда та увидит, во что Симона превратила свои ноги. Ну нет, она в раздевалке замаскирует мозоли и будет терпеть, но не допустит, чтобы тренер ругала ее. Симона вырвала из блокнота листочки, скомкала их в плотные комки и положила под пятки. Таким образом мозоли оказались выше краев обуви. Симона выпрямилась и разглядывала стройку, застывшую в сумерках, заодно высматривала дорогу, по которой перейдет жутковатое место, сокращающее путь к дому.

Долгострой занимает не очень большое пространство. Груды щебня, песка, обломков бетонных плит, брошенные корыта с застывшим раствором, ржавые бочки в потеках смолы, мусор – вот картина, которая бросается в глаза днем. Сумерки же скрасили неприглядный пейзаж, тем не менее он не казался привлекательным. Сто раз Симона пересекала покинутую стройку, хотя папа запрещал это делать даже днем, но именно сегодня у девочки странно сжалось сердце при виде многоэтажных домов с черными проемами окон и входов. Как будто кто-то подтолкнул ее в спину, и она пошла не в обход, а напрямую через стройку, хотя внутренний голос все же попытался удержать ее: не ходи. Но он был такой робкий, а ноги просто отваливались. И Симона заглушила его убедительным аргументом: еще довольно рано, стройку она пробежит за считаные минуты. Девушка ускорила шаг, огибая груды и перепрыгивая ямки…

Он возник сразу. За кучей кирпичей у входа в подъезд недостроенного дома на бетонной стене отчетливо обозначилась мужская фигура…

Им на стол принесли вино и закуски. Эмиль наполнил бокалы, поднял тост за Оленьку. Они выпили, после чего Эмиль продолжил начатый разговор:

– Симона категорически запретила мне караулить ее. И сегодня тоже. Хотя меня так и подмывает поехать и ее встретить. Я сдерживаю себя. Ведь Симона взрослая, надо давать ей немного свободы, верно?

– Разумеется, – согласилась Оленька, улыбаясь. – Иначе вырастите тепличное растение, не приспособленное к жизни.

– Знаю, – усмехнулся Эмиль с неподдельной досадой на себя. – Видел. Мои друзья уже вырастили такого домашнего монстра, которого будут, кажется, содержать до пенсии. Понимать – понимаю, а ничего не могу с собой поделать. Вот уж правильно говорят: маленькие дети – маленькие заботы, большие дети – и заботы выросли. Мне постоянно мерещится, что мою девочку хотят обидеть. Ладно, не будем на эту тему долго распространяться. А у вас тоже замечательное имя – Ольга. Носительница этого имени должна быть сильной личностью. Помните из истории про знаменитую княгиню Ольгу?

– Не помню, – созналась она.

– О! Это восхитительный образ. Кстати, если учесть, что женщина на Руси всегда была бесправной, то княгиня Ольга – весьма показательный пример именно русской женщины, которая ось земную сдвинет, если понадобится.

– Заинтриговали. И чем же она так восхищает вас?

– Ну, слушайте. Муж Ольги Игорь правил в Киеве. Не тот, который разбил половцев, наш Игорь жил раньше. И пошел он в поход собирать дань с древлян. Собрал. А был он жестоким человеком. Мало ему показалось. Берет он часть дружины и назад к древлянам, дескать, еще дайте. Древляне собирают совет и решают, что легче Игоря убить, чем платить. И убили его вместе с дружиной. Лишив киевлян главы, древляне возомнили себя непобедимыми и отправились на ладье по реке сватать жену Игоря за своего князя Мала. Княгиня Ольга приняла послов уважительно, согласилась выйти замуж. А ночью велела вырыть на дворе княжеского дома огромную яму. Утром с великими почестями киевляне понесли ладью с послами на двор княгини, а там сбросили в яму и зарыли древлян живьем. После этого Ольга отправила гонца к древлянам с просьбой прислать лучших мужей в Киев забрать ее: мол, киевляне не отпускают. Те прислали. Она их в баньку отвела помыться с дороги, а потом велела всех сжечь. После Ольга отправилась к древлянам с дружиной, оплакала мужа на могиле и попросила древлян устроить тризну по мужу, а потом сказала, что выйдет замуж за их князя. Ну, те спросили: «А где послы наши?» А она: едут, мол, за мной. Древляне напились хмельного свадебного меда и повалились пьяные, а дружина Ольги посекла пять тысяч врагов. В те времена это огромное количество людей.

– Какой ужас! – вставила Оленька.

– Сменив женское платье на мужские доспехи, отправилась Ольга в поход на древлян, покорила их города, а главный город все лето держала в осаде. Наконец ей это надоело, она схитрила. «С голоду, – говорит, – хотите умереть?» А те отвечают: «Мы рады бы дань платить, но ты же мстишь за мужа». Она им и говорит: «Я уже отомстила, а поскольку взять с вас нечего, принесите только от каждого дома по три голубя и три воробья». Те обрадовались, отловили по домам птиц и притащили Ольге. А княгиня велела к каждому голубю и воробью привязать трут, и ночью, подпалив его, отпустить птиц. Полетели они в свои гнезда и на голубятни, и вскоре город пылал в огне. Люди побежали из города, а Ольга приказала хватать их. Город же сожгла дотла.

– Простите, но эта Ольга была просто чудовищем. За смерть одного человека, к тому же тирана, она истребила тысячи людей. Чем тут восхищаться?

– По тем временам она совершила подвиг. Княгиню Ольгу можно назвать первой женщиной-феминисткой. Во-первых, отомстила за смерть мужа. Во-вторых, взяла в руки оружие и возглавила войско, проявив талант стратега и тактика. В-третьих, отстояла право собственной свободы, не выйдя замуж за князя Мала. В-четвертых, после Игоря она занялась делами княжества. Потом византийский цесарь хотел жениться на ней, но она и его провела – приняла от него крещение, стала первой русской христианкой. Цесарь при крещении назвал ее дочерью. А разве дочь может выйти замуж за отца? Так отвечала Ольга и сохранила верность мужу.

– Интересно, а Игорь изменял ей? – затронула больную тему Оленька.

– Думаю, да. Для мужчины в те времена связь на стороне была нормой, внебрачные дети толпами гуляли по княжескому двору. Тем не менее именно Ольга причислена к лику святых, и ее мужа упоминают, только когда идет речь о ней. А в вас, носящей то же имя, живет бунтарский дух княгини Ольги, ее сила и воля?

– Далеко не всегда, к сожалению.

– Тогда у вас есть перспектива роста. В одном я уверен: вы, как и та русская княгиня, красивая женщина. В летописях пишут, Ольга была очень красивой.

Она задумалась: на самом ли деле это так? Раньше Оленька не заостряла внимание на собственной персоне. Из женских хитростей знала несколько правил, позволяющих женщине выглядеть со знаком плюс. Правила простые, как сам мир: одеваться аккуратно, уметь пользоваться косметикой, ухаживать за волосами, ногтями и кожей, чтобы не попасть в разряд нерях. И Оленька выполняла эти правила, которые не считала обременительными.

До сих пор никто ей не говорил, что она красивая. Никто не называл женщиной. Хотя, пожалуй, из возраста девушки она уже действительно выросла. А насчет красоты… Интересно, Эмиль преувеличивает или сознательно лжет, добиваясь определенных целей? По правде говоря, он смахивает на профессионального соблазнителя.

Только вдруг Оленька обнаружила, что безумно хочет слыть красавицей. Наверняка красавицам не изменяют любимые, им живется проще, нежели серому большинству, и на дорогах, по которым они царственно ступают перед ними, поднимаются все шлагбаумы. Да, хочется быть красивой! Стоит внимательно к себе присмотреться, вдруг и правда у нее есть шанс переделать себя в красавицу. Тогда Виталька миллион раз пожалеет…

– Оленька, вы меня слышите? – вернул ее к действительности Эмиль.

– Д-да… – рассеянно промямлила она, смутившись, что позволила себе отвлечься. – Извините… случается, я задумываюсь…

– У вас много проблем? – спросил он, вновь разливая вино по бокалам.

– Проблемы? Да… есть… но это неинтересно.

– У вас было выражение, как у моей дочери, когда она о чем-то страстно мечтает. Я вдруг увидел совсем другую Оленьку…

– Какую? – испугалась она.

– Беззащитную в своей наивности девочку. А потом, вернувшись из мечтаний, вы снова надели маску взрослой и неприступной женщины.

– Неужели? – неприятно поразилась Оленька проницательности этого человека. – Если вы ясновидящий, проблемы должны преследовать и вас. Думаю, человеку трудно живется, когда он все знает.

– Проблемы? У кого их не бывает?! – весело воскликнул Эмиль. – Но человек тем и интересен, что его способность преодолевать трудности приравнивается к высшей силе, которая над нами. В этом-то и есть схожесть человека с богом, потому что сложную ситуацию он может преодолеть. И выбор притом у него всегда ограниченный: или – или. Падешь духом и пойдешь на поводу у ситуации, тогда ты сломаешься, незаметно придешь к деградации, затем окончательно опустишься. Мир будешь рассматривать в черных тонах, превратишься в занудного брюзгу, который только и делает, что копошится в мелочах, как червяк в навозе. Но есть и второй вариант. Ты поднимаешься над ситуацией, значит, побеждаешь себя. Это путь трудный, но результаты его неожиданные и великолепные. Судите сами, Оленька: допустим, вы перестали верить… Ну, во что, к примеру?

– В человеческую порядочность, – без труда подсказала Оленька.

– Подходит, – согласился он. – Порядочность вмещает в себя многие аспекты. Как правило, люди, столкнувшись с предательством, перестают верить в любовь, дружбу, честные партнерские отношения. Все эти понятия, на ваш взгляд, входят в определение порядочности, так?