Место под названием «Свобода»
Он ведь в каком-то смысле почти ничего не знал о своем отце. Хотя они жили вместе в семейном доме на Гровнор-сквер в Лондоне, сэр Джордж проводил почти все время на складе в Сити в компании Роберта. Джей целыми днями находился при своем полку. Они порой ненадолго встречались за завтраком или за ужином, но зачастую сэр Джордж предпочитал ужинать у себя в кабинете, продолжая работать с документами. И потому Джей понятия не имел, как поступит отец. Он играл вилкой в тарелке с едой и ждал.
Мистер Чешир оказался человеком неловким и смущал остальных гостей. Он несколько раз громко рыгнул за столом, опрокинул бокал с кларетом, разлив вино, а позже Джей несколько раз ловил его на том, как он излишне откровенно пялится на декольте сидевшей рядом с ним женщины.
Они начали ужин рано – часа в три пополудни, а к тому времени, когда женщинам настала пора выйти из-за стола, зимний день за окном уже начал переходить в сумрачный вечер. Как только представительницы прекрасного пола удалились, сэр Джордж заерзал в кресле, а потом с вулканическим грохотом выпустил газы.
– Вот так-то оно лучше, – заявил он затем.
Слуга подал бутылку портвейна, круглую жестянку с табаком и коробку с глиняными трубками. Молодой священник набил одну из трубок и заявил:
– Леди Джеймиссон чертовски хорошенькая женщина, если сэр Джордж позволит мне высказать свое мнение. Просто красавица, чтоб мне не сойти с этого места!
Он был явно пьян, но и это не извиняло дерзких слов, на которые следовало ответить должной отповедью. На защиту матери поспешил встать Джей.
– Я был бы весьма признателен, сэр, если бы вы прекратили отпускать неуместные ремарки по поводу леди Джеймиссон, – произнес он ледяным тоном.
Священник поднес к своей трубке огарок свечи, раскурил ее, вдохнул дым и тут же закашлялся. Стало очевидно, что он никогда прежде не курил. Слезы выступили у него на глазах, он задохнулся и снова зашелся в кашле. Причем все его тело так сильно сотрясалось, что с него свалились очки и парик. Джей мгновенно понял – это вовсе не священник.
И зашелся в приступе смеха. Остальные посмотрели на него с недоумением. Они пока ничего не смогли разглядеть.
– Неужели вы не видите, кто это на самом деле? – спросил он.
Роберт стал первым, кто распознал мнимого гостя.
– Боже милостивый, да это же мисс Хэллим, переодетая мужчиной! – воскликнул он.
Наступил момент изумленного молчания. А потом и сэр Джордж покатился со смеху. Остальные мужчины, увидев, что хозяин склонен отнестись к происшествию как к доброй шутке, тоже начали хихикать.
Лиззи выпила немного воды и еще некоторое время продолжала откашливаться. Пока она восстанавливала дыхание, Джей с восхищением рассматривал ее хитро придуманный наряд. Очки спрятали выразительные темные глаза, а завитки парика по бокам частично скрыли ее прелестный профиль. Белый полотняный воротник придал шее толщины и сделал невидимой нежную кожу ее девичьего горла. С помощью древесного угля или чего-то еще она нанесла на щеки подобие следов от оспы и пририсовала несколько редких волосков на подбородке, создававших видимость пушка юноши, еще не привыкшего к ежедневному бритью. В вечной полутьме замка, в мрачный зимний день, типичный для Шотландии, никто не узнал ее в столь искусной маскировке.
– Да уж, вы доказали, что смогли бы выдать себя за мужчину, – признал сэр Джордж, когда она окончательно перестала кашлять. – Но вас все равно не пустят в шахту. Будьте любезны, сходите и пригласите сюда остальных женщин. Нам пора вручить Джею подарок ко дню рождения.
Джей на несколько минут забыл обо всех своих тревогах, но теперь они сразу же вновь овладели его мыслями.
Мужчины сошлись с дамами в главном холле. Мать Джея и Лиззи продолжили смеяться вместе. Алисия явно была посвящена в замысел девушки, чем объяснялась ее лукавая и таинственная улыбка, замеченная сыном перед началом ужина. А вот мать самой Лиззи ни о чем не догадывалась и теперь смотрела на дочь с холодной неприязнью.
Сэр Джордж возглавил общее шествие наружу через парадную дверь замка. Сгустились сумерки. Снегопад прекратился.
– Вот, – сказал сэр Джордж. – Это и есть твой подарок к совершеннолетию.
Во дворе перед домом конюх держал под уздцы самого красивого коня, какого Джей когда-либо видел в жизни. Белого жеребца лет двух от роду с изысканными чертами чистокровного арабского скакуна. Появившаяся внезапно перед ним толпа людей заставила его занервничать, и он инстинктивно подался в сторону, но конюх натянул поводья и принудил коня к неподвижности. В его глазах отражалась неистовость норова, и Джей сразу понял, что он способен скакать быстрее ветра.
От восхищения Джей совершенно забылся, но голос матери рассек его мысли подобием острого ножа.
– И это все? – спросила она.
Отец отозвался:
– Что ты имеешь в виду, Алисия? Надеюсь, ты не проявишь неблагодарности…
– И это все? – повторила она, и Джей увидел, как ее лицо исказила гримаса гнева.
– Да, это все, – подтвердил он.
До Джея до сих пор не дошло, что этот подарок он получил взамен плантации на Барбадосе. Он непонимающе смотрел на родителей, постепенно осознавая смысл происходящего. Им овладела такая глубокая горечь, что он не сразу обрел дар речи.
За него продолжала говорить мать. Никогда прежде не видел он ее настолько разъяренной.
– Но он же твой сын! – воскликнула она визгливым от злости голосом. – Ему исполнился двадцать один год. Он должен получить часть наследства, чтобы вести достойную жизнь… А все, что ты ему даришь, – это всего лишь конь?
Гости наблюдали за ними, заинтригованные и испуганные в одно и то же время.
Сэр Джордж побагровел.
– Мне вообще никто ничего не подарил к моему совершеннолетию! – сказал он сердито. – Я не унаследовал даже пары поношенных башмаков…
– О, во имя всего святого, оставь свои лицемерные речи, – процедила она презрительно. – Мы все вдоволь наслушались душещипательных историй о том, как твой отец умер, когда тебе было всего четырнадцать лет, и ты вынужден был работать на мельнице, чтобы содержать сестер… Но разве это причина повергать в бедность собственного сына?
– Бедность? – Он развел руки в стороны, как бы указывая на замок, на земли вокруг него и на ту жизнь, какую можно было здесь вести. – О какой бедности ты толкуешь?
– Но он нуждается в независимых источниках существования. Бога ради, передай ему в дар плантацию на Барбадосе.
– Это моя собственность! – поспешил заявить Роберт.
Джей почувствовал, что охвативший его паралич миновал, и к нему вернулся голос.
– Той плантацией никогда по-настоящему никто не управлял, – сказал он. – Я рассчитывал, что стану командовать там, как командуют полком, заставлю ниггеров работать усерднее и так далее, чтобы сделать ее более прибыльной.
– Ты действительно считаешь себя способным на это? – спросил отец.
У Джея даже сердце зашлось: возможно, отец еще передумает.
– Да, я так считаю! – пылко ответил он.
– А я не разделяю твоего мнения, – резко сказал его отец.
Джей почувствовал, словно его с силой ударили ниже пояса.
– Я не верю, что ты имеешь хотя бы малейшее понятие о том, как управлять плантацией или любым другим предприятием, – с зубовным скрежетом произнес сэр Джордж. – По моему мнению, тебе лучше оставаться в армии, где тебе всегда подскажут, что нужно делать.
Джей был совершенно ошеломлен. Он снова посмотрел на роскошного белого скакуна.
– Я никогда не сяду в седло этого коня, – сказал он. – Уведите его прочь.
Алисия обратилась к сэру Джорджу:
– Роберт получает от тебя замок, угольные шахты, корабли и все остальное. Неужели так необходимо передавать ему и плантацию тоже?
– Он – мой старший сын.
– Да, Джей младше, но он не ничтожество. Почему же все должно достаться одному Роберту?
– Во имя его матери, – ответил сэр Джордж.
Алисия буквально прожигала сэра Джорджа взглядом, и Джей понял, до какой степени она его ненавидела. «И я тоже, – подумал он. – Я тоже ненавижу своего отца».
– Так будь ты проклят! – провозгласила она, и гости дружно охнули в шоке от ее слов. – Гореть тебе в адском пламени!
Алисия повернулась и вошла в двери замка.
Глава пятая
Близнецы Макэш обитали в доме, где была всего одна комната размером в пятнадцать квадратных футов с очагом у одной стены и двумя занавешенными альковами для кроватей у другой. Дверь выходила на вечно покрытую грязью тропу, спускавшуюся от шахты вдоль склона холма в низину долины, где вливалась в дорогу, ведшую в сторону церкви, замка и внешнего мира в целом. Источником воды служил горный ручей, протекавший позади выстроенных в ряд домов.
На всем обратном пути Мак мучительно обдумывал все, что произошло в церкви, но ничего не говорил, а Эстер хватало такта не задавать ему пока никаких вопросов. Утром перед уходом в церковь они успели сварить кусок бекона, и по возвращении его аромат пропитал всю комнату, вызвав у Мака здоровое чувство голода и слегка подняв ему настроение. Эстер накрошила в кастрюлю с мясом капусты, пока Мак ходил через дорогу в заведение миссис Уейгел за кувшином эля. Оба поели с огромным аппетитом, отличавшим людей, привычных к физическому труду. После того как с едой и питьем было покончено, Эстер сыто отрыгнула и спросила:
– Что ты теперь будешь делать?
Мак вздохнул. Теперь, когда вопрос был задан прямо, он понимал, что на него существует только один ответ.
– Мне нужно уехать отсюда. Я не могу оставаться здесь после всего случившегося. Гордость не позволит. Я превращусь в постоянное напоминание для каждого молодого человека в долине, что Джеймиссонам невозможно бросить вызов, одолеть их произвол. Я должен покинуть деревню.
Он старался сохранять спокойствие, но голос срывался от охвативших его эмоций.
– Так и думала, что ты это скажешь. – Слезы блеснули в глазах Эстер. – Ты превратил в своих врагов самых могущественных людей в этих краях.
– Но ведь я прав!
– Да. Но правду и ложь мало кто умеет различать в нашем мире. Правда торжествует только на небесах.
– Если не сделаю этого сейчас, то не смогу уже никогда, и мне останется только до конца жизни сожалеть о своей нерешительности.
Она с грустью кивнула.
– Наверняка так и будет. Но что, если они попытаются остановить тебя?
– Как?
– Поставят охрану на мосту.
Единственный другой путь из долины проходил через горы, но он не позволял двигаться быстро. Джеймиссоны могли уже поджидать его по ту сторону хребта, когда Мак доберется туда.
– Если они преградят мне переход через мост, я переплыву реку, – сказал он.
– Вода такая холодная в это время года, что ты можешь заболеть и умереть от простуды.
– Река всего в тридцать ярдов шириной. Как я прикинул, мне удастся перебраться на другой берег примерно за минуту или чуть больше.
– Но если тебя схватят, то приведут обратно с железным ошейником, как было с Джимми Ли.
Мак поморщился при этой мысли. Носить ошейник, как собака, было унижением, которого все горняки страшились больше всего.
– Я все-таки поумнее буду, чем Джимми, – объяснил он. – У него кончились деньги, и он попытался устроиться работать на шахте в Клакманнане, а владелец шахты донес на него, поскольку знал по имени.
– В том-то и беда. Тебе потребуется пропитание. Как еще ты сможешь заработать себе на хлеб насущный? Ты только и умеешь уголь добывать.
Мак отложил на черный день немного наличных, но хватило бы их ненадолго. И все же он на эти деньги рассчитывал.
– Я отправлюсь в Эдинбург, – сказал он. Можно было воспользоваться одной из тяжелых гужевых повозок, доставлявших в город уголь, добытый в шахте, хотя безопаснее для него стало бы добраться туда пешком. – Там найду корабль. Мне говорили, что на углевозы постоянно требуются крепкие молодые люди. Через три дня я покину пределы Шотландии. А они не смогут насильно вернуть меня сюда. Их законы не действуют по всей территории страны.
– Корабль, – повторила Эстер мечтательно, но с сомнением. Они никогда не видели настоящего корабля. Только картинки в книжках. – Куда же ты на нем поплывешь?
– Наверное, в Лондон. – Большинство судов с углем из Эдинбурга доставляли свой груз именно в Лондон. Некоторые ходили до Амстердама, как слышал Мак. – Или в Голландию. Или даже в Массачусетс.
– Но для нас это не более чем просто названия мест, – заметила Эстер. – Мы не знакомы ни с кем, кто побывал бы в Массачусетсе.
– Я предполагаю, что люди там едят хлеб, живут в своих домах и ложатся спать по ночам, как и везде по всему миру.
– Вероятно, так оно и есть. – В голосе сестры по-прежнему звучало сомнение.
– И вообще – мне все равно, – сказал он. – Я отправлюсь куда угодно за пределы Шотландии. Куда угодно, где человек может чувствовать себя свободным. Только подумай: жить, как захочешь, а не как тебе велят! Самому выбирать себе работу, зная, что в любой момент можешь уйти и найти другую, лучше оплачиваемую или безопасную, а может, просто более чистую. Стать хозяином собственной судьбы, а не чьим-то рабом. Разве это не здорово!
Теплые слезы заструились по щекам Эстер.
– Когда ты собираешься уходить?
– Задержусь еще на день или на два. Будем надеяться, что Джеймиссоны немного ослабят бдительность. Вот только во вторник мне исполняется двадцать два года. Если в среду я еще останусь в шахте, то отработаю положенный срок в год и один день, как взрослый мужчина, и тогда уже окончательно стану рабом по закону.
– На самом деле ты в любом случае раб, что бы ни говорилось в том письме.
– Но мне нравится считать, что закон пока на моей стороне. Сам не понимаю, почему для меня это так важно, но факт есть факт. Закон делает Джеймиссонов преступниками, пусть они не желают признавать реальности. А потому я устрою побег во вторник вечером.
– А как же я? – очень тихо спросила Эстер.
– Тебе лучше будет начать работать в паре с Джимми Ли. Он – хороший отбойщик, и ему давно нужна надежная помощница, чтобы транспортировать добытый им уголь по шахте. А Энни…
– Я хочу уйти вместе с тобой, – перебила его сестра.
Он был застигнут врасплох и удивлен.
– Но ты ни разу еще не упоминала об этом!
Она повысила голос:
– Почему, как ты думаешь, я до сих пор не вышла замуж? А потому, что если бы завела семью и детей, у меня не осталось бы ни шанса выбраться отсюда.
И ведь верно! Она была самой взрослой одинокой женщиной во всем Хьюке. Однако Мак привык считать, что для нее попросту не находилось в деревне подходящего мужчины. Ему ни разу в голову не пришла мысль о тайном желании сестры однажды сбежать с шахты, которое она вынашивала долгие годы.
– Я даже не догадывался ни о чем!
– А я боялась разговаривать с тобой об этом. Мне по-прежнему страшно. Но теперь, если ты уйдешь, я отправлюсь с тобой.
Мак ясно видел отчаяние в ее глазах, и ему причиняла боль необходимость отказать ей, но иначе поступить он не мог.
– Женщин не берут в моряки. А денег на билет пассажирки для тебя у нас нет. Отработать его ты никак не сможешь. В таком случае мне придется бросить тебя одну в Эдинбурге.
– Но и здесь я не останусь, если ты уедешь.
Мак любил сестру. При любом конфликте они неизменно поддерживали друг друга – от ссор с другими детьми до перепалок с родителями и даже в распрях с управляющим шахтой. Она могла порой сомневаться в правильности его решений, но всегда с яростью львицы вставала на защиту брата. Ему очень хотелось взять ее с собой, но сбежать вдвоем оказалось бы намного труднее, чем одному.
– Поживи здесь еще совсем недолго, Эстер, – сказал он. – Как только доберусь до нужного мне места, сразу же напишу тебе. А потом найду работу, сэкономлю денег и пришлю за тобой.
– Обещаешь?
– Можешь на меня положиться.
– Сплюнешь и поклянешься?
– Да.
Так они поступали еще в детстве, чтобы скрепить любое обещание.
– Я хочу, чтобы ты сделал это!
Он понял, насколько традиция важна для нее. Он сплюнул себе в ладонь, а потом протянул руку через дощатый стол и крепко взял ее за руку.
– Клянусь непременно послать за тобой.
– Спасибо, – простодушно отозвалась она.
Глава шестая
На следующее утро была запланирована охота на оленей, и Джей решил в ней поучаствовать. Он чувствовал необходимость пролить чужую кровь, убить хоть кого-то.
Завтракать ему не хотелось. Зато он набил карманы «пирожными с виски» – небольшими шариками из овсяной каши, пропитанными спиртным. После чего вышел из дома, чтобы взглянуть на погоду. Только-только начинало светать. Небо оставалось серым, но облака проплывали высоко, и дождя не намечалось. Видимость для стрельбы будет отменной.
Джей уселся на ступени перед входом в замок и принялся прилаживать новый клиновидный кремень к механизму запала своего ружья, основательно закрепив его с помощью свернутого в трубочку куска мягкой кожи. Возможность уложить пару рогатых самцов могла, наверное, дать хотя бы отчасти выход его гневу, но до чего же ему хотелось всадить пулю не в зверя, а в собственного брата Роберта!
Своим оружием он гордился. Это было заряжаемое со ствола кремниевое ружье, изготовленное прославленным мастером Гриффином с Бонд-стрит в Лондоне. Приклад отдельно доставили из Испании, инкрустировав серебром. Оно намного превосходило качеством простые ружья фирмы «Браун Бесс», которыми вооружили солдат его полка. Он взвел курок и прицелился в дерево, росшее по дальнюю сторону двора. Глядя на мушку и уперев приклад в плечо, он воображал, что видит перед собой могучего оленя с ветвистыми рогами. Он мысленно навел ствол в то место на груди, где могло бы биться могучее сердце животного. Но затем сменил воображаемый образ и увидел перед собой Роберта: угрюмого, упрямого Роберта, жадного и неутомимого, с темными волосами и откормленным лицом. Джей спустил курок. Кремень ударился в сталь, произведя достаточно густой выброс искр, но на полке не было пороха, как и пули в стволе.
Он зарядил ружье уверенными движениями знатока. С помощью мерного колпачка в крышке фляжки насыпал на полку ровно две с половиной драхмы[1] черного пороха. Достал из кармана шарообразную пулю, обернутую в кусок льняной ткани, и затолкал через дуло внутрь. Потом снял с крепления под стволом шомпол и с его помощью загнал пулю как можно дальше вглубь ствола. Пуля была около половины дюйма в диаметре. Ею можно убить наповал самого матерого самца оленя с дистанции в сто ярдов. Она бы сокрушила Роберту ребра, разорвала легкие и врезалась прямо в сердце, прикончив его за считаные секунды.
– Доброе утро, Джей, – услышал он голос своей матери.
Он поднялся и поцеловал ее. Они не встречались с того момента прошлым вечером, когда она прокляла его отца и бросилась вон из зала. Сейчас мама выглядела утомленной и печальной.
– Тебе плохо спалось, верно? – спросил он с сочувствием.
Она кивнула.
– Да, выдавались и более спокойные ночи.
– Бедная мамочка.
– Мне не следовало так ссориться с твоим отцом.
– Ты, должно быть, очень любила его… Когда-то, – не слишком уверенно предположил он.
Она вздохнула.
– Даже не знаю. Он был хорош собой, богат, носил титул баронета, и я действительно хотела стать его женой.
– Но сейчас ты его ненавидишь.
– С тех самых пор, когда он начал слишком явно отдавать предпочтение перед тобой своему старшему сыну.
В Джее снова вскипела злость.
– Мне казалось, даже Роберт мог бы видеть, какая вершится несправедливость!
– Уверена, в душе он все понимает. Однако боюсь, что Роберт слишком алчный молодой человек. Он хочет заполучить все.
– Таким он был всегда. – Джей вспомнил Роберта еще ребенком, получавшим особое удовольствие, если удавалось завладеть игрушечными солдатиками брата или перехватить его порцию сливового пудинга. – Помнишь лучшего пони Роберта по кличке Роб Рой?
– Да, а что?
– Ему было тринадцать лет, а мне восемь, когда он получил ту лошадку в подарок. Я тоже страстно мечтал иметь пони. Причем ездил верхом лучше его уже в то время. Но он ни разу не позволил мне прокатиться на нем. Если сам не хотел кататься, заставлял конюха выезжать Роб Роя у меня на глазах, но меня и близко не подпускал.
– Но ты мог пользоваться другими лошадьми.
– К десяти годам я уже успел посидеть в седлах всех скакунов из нашей конюшни, включая даже охотничьих коней отца. Но только ни разу не ездил на Роб Рое.
– Давай немного прогуляемся по лужайке двора.
На ней было отделанное мехом пальто с капюшоном, а Джей надел клетчатый плащ. Они пошли по лужайке, хрустя ступнями по промерзшей траве.
– Почему отец стал таким? – спросил Джей. – За что он ненавидит меня?
Она погладила сына по щеке.
– Он относится к тебе без ненависти, – ответила мать, – хотя понятно и простительно для тебя думать так.
– Отчего же он так дурно обращается со мной?
– Твой отец был бедняком, когда женился на Олив Дроум. Не имел ничего, кроме маленькой лавчонки в захудалом квартале Эдинбурга, где обитали представители низших сословий. А это место, которое сейчас называется замком Джеймиссона, принадлежало троюродному брату Олив – Уильяму Дроуму. Уильям оставался холостяком, жил совсем один, и когда он заболел, сюда приехала Олив, чтобы ухаживать за ним. В знак своей глубокой благодарности он изменил условия своего завещания, оставив все Олив, а потом, как ни старалась она выходить его, Уильям все-таки умер.
Джей кивнул.
– Я слышал эту историю не один раз.
– И дело как раз в том, что твой отец до сих пор воспринимает это поместье как собственность Олив. А эта усадьба стала основой, на которой он затем сумел построить всю свою деловую империю. Важно, кроме того, что угольные шахты до сих пор остаются самыми прибыльными из его предприятий.
– Это самый стабильный бизнес, как говорит он сам, – добавил Джей, вспомнив вчерашний разговор. – Судоходство подвержено капризам конъюнктуры и порой рискованно, а уголь продолжают добывать равномерно и непрерывно.
– Как бы то ни было, твой отец чувствует, что всем в своей жизни обязан Олив, и, по его понятиям, стало бы оскорблением ее памяти передача хоть какой-то собственности в твои руки.
Джей помотал головой.
– Нет, за этим должно крыться что-то еще. Меня не покидает ощущение, что мы знаем далеко не все.
– Возможно, ты прав. Но я рассказала тебе то, что извест-но мне.
Они дошли до конца лужайки и двинулись обратно в молчании. Джею стало интересно, проводили ли его родители хотя бы редкие ночи вместе. Он догадывался, что наверняка проводили. Отцу могло быть все равно, любит она его или нет, но он считал жену обязанной так или иначе давать ему необходимое утешение. Эта мысль показалась крайне неприятной.
Когда они снова добрались до входа в замок, она сказала:
– Я провела всю ночь, стараясь найти способ исправить твое положение, но пока безуспешно. Но не впадай в отчаяние. Счастливый случай непременно подвернется.
Джей неизменно полагался на силу воли своей матери. Она умела противостоять норову отца и заставлять его делать то, чего ей хотелось. Ей даже удалось убедить сэра Джорджа расплатиться по карточным долгам Джея. Но, как он опасался, на сей раз ее могла подстерегать неудача.
– Отец решил, что мне не достанется ничего. Он не мог не понимать, какие чувства это вызовет у меня. И все же принял такое решение. Нет никакого смысла умолять его передумать.
– Я и не думала ни о чем умолять его, – сухо отозвалась Алисия.
– Тогда как ты собираешься поступить?
– Еще не знаю, но я точно не собираюсь сдаваться. Доброе утро, мисс Хэллим.
Лиззи спускалась по ступеням от двери замка, одетая для охоты. Она выглядела как хорошенькая фея в черной меховой шапочке и в казавшихся до странности маленькими кожаных сапогах. Она улыбнулась и была откровенно рада встрече с ними.
– Доброе утро!
Один только ее вид поднял Джею настроение.
– Вы едете на охоту вместе с нами? – спросил он.
– Я бы ни за что на свете не пропустила бы ее.
Участие молодой женщины в охоте было не совсем обычным, но одновременно и вполне дозволенным в глазах общества, а Джей, хорошо знавший Лиззи, нисколько не удивился ее стремлению присоединиться к мужчинам.
– Превосходно! – воскликнул он. – Ваше присутствие добавит некоторый элемент утонченности и стиля тому, что в противном случае стало бы обычным грубым мужским развлечением.
– Надеюсь, моя роль не сведется только к этому, – откликнулась она.
– Я вернусь в дом, – сказала Алисия. – Хорошей охоты вам обоим.
Когда она удалилась, Лиззи сразу стала откровеннее:
– Мне очень жаль, что ваш день рождения оказался испорчен. – Она с неприкрытой симпатией пожала ему руку. – Но у вас, как я смею ожидать, будет повод забыть о своих огорчениях на ближайшую пару часов этим утром.