Путешествия с тетушкой. Комедианты (сборник)

– Вы рассказывали о моем дяде Джо, – напомнил я.

– Я знаю. Я говорила о том, что он хотел продлить себе жизнь. Поэтому он решил отправиться в кругосветное путешествие (в те дни не было никаких валютных ограничений). И он, что весьма любопытно, начал его с «Симплонского экспресса», того самого, на котором мы с тобой поедем на следующей неделе. После Турции он собирался посетить Персию, Россию, Индию, Гонконг, Малайский архипелаг, Китай, Японию, Гавайские острова, Таити, Соединенные Штаты, Южную Америку, Австралию, вероятно, еще Новую Зеландию и оттуда вернуться домой морем. К несчастью, в Венеции, в самом начале пути, его вынесли из вагона на носилках, так как его хватил удар.

– Какая печальная история.

– Но это не повлияло на его намерение удлинить себе жизнь. Я тогда работала в Венеции и пришла его навестить. Он решил, что, коли ему не суждено путешествовать физически, он будет путешествовать мысленно. Он просил меня подыскать ему дом в триста шестьдесят пять комнат, с тем чтобы он мог провести сутки в каждой. Он надеялся, что жизнь, прожитая таким образом, создаст иллюзию вечности. Мысль, что жить ему осталось совсем немного, подогревала его страстное желание протянуть время и отодвинуть конец. Я сказала ему, что вряд ли существует такой дом, кроме разве королевского дворца в Неаполе. Даже в римском дворце, судя по всему, не было такого количества комнат.

– В меньшем доме он мог бы реже менять комнаты, – сказал я.

– Он считал, что тогда не получится той смены впечатлений. Для него это было бы равносильно привычному путешествию между Ньюмаркетом, Эпсомом, Гудвудом и Брайтоном. Ему требовалось какое-то время, чтобы забыть, какие обои в комнате, до того как он снова туда вернется, и, кроме того, надо было дать декораторам возможность внести небольшие изменения в интерьер. Знаешь, Генри, в Париже между двумя последними войнами (ай, совсем забыла, что с тех пор было уже много войн, но все же они нас не так близко коснулись, как те две) на улице Прованс существовал бордель. Там были комнаты в разном стиле: Дальний Запад, Китай, Индия – и все в таком роде. У дяди Джо была почти та же идея в отношении своего огромного дома.

– Которого он, конечно, так и не нашел?

– В конце концов ему пришлось пойти на компромисс. Какое-то время я боялась, что дом из двенадцати комнат – по месяцу в каждой – это предел, на который мы можем рассчитывать, но тут вскоре один из моих миланских клиентов…

– Я думал, вы тогда работали в Венеции, – прервал я тетушку, усомнившись в правдивости ее рассказа.

– Дело, с которым я была связана, требовало передвижений. Мы часто переезжали – двухнедельный сезон в Венеции, потом такой же в Милане, Флоренции, Риме и снова в Венеции. Нас называли la quindicina[15].

– Вы были в театральной труппе?

– Можно и так назвать, – ответила тетушка уклончиво. – Не забывай, в те дни я была очень юной.

– Игра на сцене не нуждается в оправдании.

– Я и не думаю оправдываться, – отрезала тетушка. – Я просто объясняю. В такой профессии, как моя, возраст – главное препятствие. Я вовремя ушла. И все благодаря мистеру Висконти.

– А кто был этот Висконти?

– Мы говорили о твоем дяде Джо. Я нашла за городом старый дом – когда-то это был palazzo[16], или castello[17], или нечто подобное. А потом дом почти развалился, и в комнатах нижнего этажа и в погребе – погреб там был огромный, он тянулся подо всем первым этажом, – разместился цыганский табор. В погребе прежде хранили вино, и там стояла колоссальная пустая бочка – она треснула от времени, и ее поэтому бросили. Когда-то вокруг дома были виноградники, но затем прямо на территории имения, в ста ярдах от дома, проложили автостраду, и мимо целыми днями шли машины из Милана в Рим, а ночью громыхали тяжелые грузовики. Узловатые высохшие корни, торчащие из земли, – это все, что осталось от старой виноградной лозы. На весь дом была только одна ванная (воду давно отключили, так как вышел из строя электрический насос) и одна уборная на самом верхнем этаже в какой-то башне, но воды и там, конечно, не было. Можешь себе представить, Генри, продать такой дом было не так-то просто – двадцать лет прошло с тех пор, как объявили продажу, а владелец его, сирота-даун, находился в психиатрической больнице. Адвокаты говорили об исторической ценности дома, но мистер Висконти знал его историю не хуже, чем они, как ты догадываешься по его фамилии. Он, конечно, отговаривал меня, но было ясно, что бедный Джо долго не протянет, а дом мог бы скрасить ему остаток жизни. Я пересчитала комнаты: разделив погреб с помощью перегородок на четыре части, число помещений можно было довести до пятидесяти двух, включая уборную, ванную и кухню. Я сказала об этом Джо, и он очень обрадовался. «Каждую неделю новая комната, и так весь год!» – воскликнул он. Мне пришлось во все комнаты поставить кровати, даже в ванную и кухню. В уборной для кровати места не хватило, но я купила необыкновенно удобное кресло со скамеечкой для ног и решила, что уборную можно оставить на самый конец – я не думала, что Джо когда-нибудь доберется до нее. При нем находилась сиделка, которая должна была следовать за ним и ночевать в соседней комнате, из которой он уже переехал, отставая таким образом от него на неделю. Я боялась, что всякий раз при смене комнат он будет требовать новую сиделку, но, к счастью, ему нравилась та, что была при нем, и он легко согласился взять ее в постоянные попутчицы.

– Какая невероятная затея.

– Она, однако, удалась. Переехав в пятнадцатую комнату, Джо сказал мне – я в ту самую неделю вернулась в Милан на гастроли и в свой выходной день пришла проведать его вместе с мистером Висконти, – что у него чувство, будто он живет здесь не меньше года. На следующий день он собирался перебраться в шестнадцатую комнату, этажом выше, и все чемоданы были заранее упакованы. Он требовал, чтобы вещи переносили в чемоданах, и я нашла в комиссионном подержанный чемодан, весь в наклейках самых известных отелей – «Георг V» в Париже, «Квисисана» на Капри, «Эксельсиор» в Риме, «Рафлз» в Сингапуре, «Шеппард» в Каире, «Пера-палас» в Стамбуле. Бедный Джо! Я не видела человека счастливее. Он был уверен, что смерть не настигнет его раньше, чем он доберется до пятьдесят второй комнаты. Если путешествие до пятнадцатой растянулось, как ему казалось, почти на год, впереди оставалось еще несколько лет пути. Сиделка говорила мне, что в каждой из комнат примерно на четвертый день его охватывало какое-то беспокойство, дорожная лихорадка, и весь первый день в новой комнате он спал больше обычного, истомленный путешествием. Он начал с погреба и неуклонно двигался наверх, пока наконец не добрался до последнего этажа, после чего стал говорить о том, что пора ему снова посетить приют прежних дней. «Мы теперь будем двигаться в иной последовательности и подойдем с другой стороны», – говорил он. Он охотно согласился оставить уборную на самый конец. «После всей этой роскоши забавно пожить в простой обстановке. Лишения сохраняют молодость. Не хочу походить на этих старых мумий, что плавают на теплоходах Кьюнарда в каютах первого класса и жалуются на плохое качество паюсной икры». Второй удар настиг его в пятьдесят первой комнате. Одну сторону ему парализовало, и нарушилась речь. Я в это время жила в Венеции, но меня отпустили на пару дней. Мистер Висконти отвез меня в palazzo Джо. Там очень намучились с ним. До того как случился удар, он уже прожил в пятьдесят первой комнате семь дней, однако доктор считал, что ему надо еще по крайней мере десять дней пролежать неподвижно в той же кровати, и очень на этом настаивал. «Любой нормальный человек, – сказал он, – согласился бы без разговоров полежать спокойно некоторое время». «Он хочет прожить как можно дольше», – сказала я. «В таком случае пусть так и лежит. Тогда у него впереди верных два-три года, даже при самом неблагоприятном стечении обстоятельств».

Я передала Джо слова доктора, и в ответ он беззвучно пошевелил губами, но мне показалось, что я разобрала слово «недостаточно».

Он пролежал спокойно всю ночь и следующее утро, и поэтому сиделка решила, что он смирился и не будет больше никуда стремиться. Пока он спал, она потихоньку вышла и спустилась ко мне в комнату выпить чаю. В Милане мистер Висконти купил свежайшие пирожные с кремом в кондитерской возле собора. Неожиданно сверху донесся странный скрежет. «Mamma mia![18] – воскликнула сиделка. – Что это?» Звук был такой, будто двигали мебель. Мы бросились наверх, и как ты думаешь, что мы застали? Джо выбрался из постели и каким-то образом ухитрился привязать галстук клуба своей молодости – то ли «Любителей пива», то ли «Горчичного», то ли еще какого-то – к ручке чемодана. У него не хватило сил встать на ноги, и он полз по коридору прямо к башне, где находилась уборная, волоча за собой чемодан. Я крикнула, чтобы остановить его, но он не обратил на крик никакого внимания. Смотреть на него было мучительно – он полз очень медленно, с огромным напряжением. Пол в коридоре был выложен плиткой, и каждый квадрат стоил ему невероятных усилий. Он рухнул до того, как мы успели подбежать, и лежал, ловя ртом воздух, но меня больше всего огорчило то, что он сделал лужу прямо на плитках. Мы боялись тронуть его с места до прихода доктора. Мы принесли подушку и подложили ему под голову, а сиделка дала ему одну из предписанных пилюль. «Cattivo», – сказала она ему по-итальянски, что означает «несносный старик». Он улыбнулся нам обеим и произнес последнюю свою фразу, не очень отчетливо, но я сразу поняла. «Будто прожил целую жизнь», – сказал он и умер еще до прихода доктора. По-своему он был прав, пустившись в этот последний путь вопреки указаниям доктора. Доктор ведь обещал ему всего несколько лет.

– Он так и умер в коридоре? – спросил я.

– Он умер во время путешествия, – сказала тетушка с укором, – как и хотел.

– «Он хотел отдохнуть – он здесь отдохнет», – процитировал я, чтобы загладить свои слова, хотя я не мог забыть о том, что дядя Джо так и не добрался до двери уборной.

Примечания