– Пойдем дальше? – спросил Грант.
Себастьян Мейлер повел их в притвор храма, где находился обычный магазин, торговавший открытками, безделушками и цветными слайдами. Здесь он предъявил входные билеты для посещения нижних отделов церкви Сан-Томмазо.
III
Первый спуск представлял собой два пролета каменных ступеней с площадкой между ними. Воздух был свежий, сухой и пахнул только камнем. На площадке висела карта подземных помещений, и Мейлер указал на нее:
– Еще одна есть внизу. Попозже кто-нибудь из вас захочет там побродить. Заблудиться вы никак не сможете, а если вам все же покажется, что вы заблудились, поднимайтесь вверх по любой лестнице, которая вам попадется, и рано или поздно вы окажетесь здесь. Очень красивые, правда?
Он привлек их внимание к двум очаровательным колоннам, покрытым, словно кружевом, резными побегами вьюнка.
– Языческие, – проворковал мистер Мейлер, – восхитительно языческие. Извлеченные оттуда, где так гармонично смотрелись – из дома эпохи Флавиев внизу, старательными служителями Ватикана. На присвоение церковью разного имущества можно посмотреть со многих и разных точек зрения, не так ли?
Майор Свит изумил своих спутников согласным и одобрительным фырканьем.
Мистер Мейлер улыбнулся и продолжил:
– Прежде чем мы спустимся… оглянитесь, дамы и господа, назад.
Они обернулись. В двух нишах в стене позади них стояли терракотовые статуи: одна изображала мужчину, курчавого и улыбающегося, другая – высокую женщину с поврежденным ребенком на руках. Они были великолепно подсвечены снизу и, казалось, внезапно ожили в этот момент.
– Считается, что это Аполлон, – сказал мистер Мейлер, – и, предположительно, Афина. Разумеется, этрусские. Но эти архаичные улыбки – греческие. Греки, знаете ли, презирали этрусков за их жестокость в сражениях, и кое-кто усматривает жестокость в этих перенесенных на этрусские рты улыбках. – Он повернулся к Гранту: – Вы, мне кажется… – начал он и умолк. Грант пристально смотрел на Ван дер Вегелей с напряжением, которое передалось остальным.
Супруги стояли бок о бок, любуясь статуями. Уже подмеченная Грантом схожесть этой пары с этрусской терракотовой скульптурой с Виллы Джулия потрясающим образом проявилась здесь. Их лица казались зеркалами, в которых Аполлон и Афина улыбались своему отражению. Острые уголки улыбающихся губ, выпуклые глаза и та почти сверхъестественная живость – все вместе, подумал Аллейн.
Очевидно было, что вся компания поражена этим сходством, за исключением, возможно, леди Брейсли, которую Ван дер Вегели не интересовали. Но никто не отважился сказать об этом вслух, кроме Себастьяна Мейлера, который со странной ухмылкой пробормотал как бы про себя:
– Очень интересно. Оба.
Ван дер Вегели, возившиеся с камерами, кажется, не услышали его, да и никто из остальных, почти не сомневался Аллейн. Барнаби Грант уже вел их вниз по лестнице в церковь, которая в течение полутора тысяч лет была погребена под землей.
При ее раскопках были сооружены несколько стен, арок и колонн, чтобы поддержать новую базилику над ней. Сейчас древняя церковь, если не считать оригинальной апсиды, представляла собой сочетание низких и узких проходов, густых теней и эха. Всякий раз, когда группа замолкала, явственно слышался шум подземного потока. Через определенные промежутки помещение умело подсвечивалось, так что из темноты выплывали странные лица с большими глазами: стенная роспись сохранилась в течение своего долгого сна благодаря плотно лежавшей земле.
– Воздух повредил им, – проговорил Барнаби Грант. – Они постепенно тускнеют.
– Им нравилось задыхаться, – подал откуда-то сзади голос Себастьян Мейлер и тихонько хихикнул.
– Больше, чем мне, – заявила леди Брейсли. – Здесь внизу ужасно душно.
– Тут полно отдушин, – сказал майор Свит. – Воздух ощутимо свежий, леди Брейсли.
– Я так не думаю, – пожаловалась она. – Мне эта часть не так уж нравится, майор. Я, пожалуй, не хочу… – Она пронзительно вскрикнула.
Свернув за угол, они оказались лицом к лицу с обнаженным белым мужчиной, кудри которого венчала корона из листьев. У него были выпуклые, пристально смотревшие глаза и снова – уже знакомая улыбка. Он протягивал к ним правую руку.
– Тетя, дорогая, ну что ты, в самом деле! – воскликнул Кеннет. – Он великолепен. Кто это, Себ?
– Снова Аполлон. В митраистской мистерии Аполлон занимает одно из главных мест. Его подняли снизу во время недавних раскопок и украсили им этот коридор.
– Напыщенный вздор, черт бы его побрал, – буркнул майор Свит. Невозможно было понять, к какому лагерю он принадлежит.
Значит, Кеннет, заметил Аллейн, называет Мейлера «Себ». Быстро они спелись!
– А раскопки все еще ведутся? – спросил барон у Гранта, когда они двинулись дальше. – Этот Аполлон еще не восстал, когда ваш Саймон приходил в Сан-Томмазо? Его, стало быть, воздвигли недавно?
– Лазарь новых дней, – пропел мистер Мейлер. – Но насколько гораздо привлекательнее!
Где-то в темноте Кеннет эхом отозвался на его смешок.
Софи, шедшая между Аллейном и Грантом, прошептала: «Хоть бы они перестали», и Грант одобрительно поддакнул, с ним, похоже, согласился и майор Свит.
Они продолжали движение по крытой аркаде старой церкви.
Теперь уже барон Ван дер Вегель что-то задумал. Держа камеру наготове и мурлыча какой-то мотивчик, он повернул за угол и исчез в тени.
Мистер Мейлер же говорил безостановочно.
– Мы приближаемся к еще одному произведению этрусского искусства, – рассказывал он. – Считается, что это Меркурий. К нему попадаешь довольно внезапно, он слева.
Встреча получилась поистине внезапной. Меркурий стоял в глубокой нише, возможно, в начале забытого перехода. Освещен он был не так ярко, как Аполлон, но сияющая улыбка выделялась достаточно четко. Когда они подошли к нему, над плечом Меркурия поднялась вторая голова и глупо улыбнулась. Полыхнула, скрывая ее, вспышка, и эхом раскатился безудержный смех барона Ван дер Вегеля. Леди Брейсли снова заверещала.
– Это уже слишком! – кричала она. – Нет. Это уже слишком!
Но огромные Ван дер Вегели, развеселившись, едва ли не вприпрыжку устремились вперед. Майор Свит предал анафеме все розыгрыши, и компания двинулась дальше.
Шум подземного потока нарастал. Они повернули за очередной угол и вышли к другому огороженному колодцу. Грант пригласил их посмотреть вверх, и там, прямо над собой, они увидели нижнюю сторону того отверстия, в которое уже заглядывали в базилике.
– Но для чего они служили? – спросил майор Свит. – В чем смысл, Грант? – быстро добавил он, очевидно чтобы предотвратить любые комментарии мистера Мейлера.
– Возможно, – сказал Грант, – для отвода воды. Есть сведения, что на каком-то этапе раскопок просачивалась вода и даже случались наводнения.
– Ха, – вставил майор.
Баронесса наклонилась над ограждением, вглядываясь вниз.
– Геррит! – воскликнула она. – Посмотри-и-и! Там саркофаг! Где сидел и размышлял Саймон! – Ее голос, немного гнусавый, как у школьника, пробежался туда и обратно по всей шкале громкости. – Смотри! Внизу! Та-ам. – Вспышка камеры мужа на мгновение выхватила обширный зад жены, пока он весело подшучивал над баронессой. Она чересчур легкомысленно перегнулась через перила.
– Будь осторожна, дорогуша! – воскликнул муж. – Матильда! Не наклоняйся так! Подожди, пока мы спустимся.
Он оттянул ее от ограждения. Баронесса была очень возбуждена, и они вместе посмеялись.
Аллейн и Софи подошли к ограждению колодца и посмотрели вниз. Пространство внизу освещалось невидимым источником света, и ясно виднелся край саркофага. С высоты можно было рассмотреть каменную крышку, сплошь покрытую резьбой.
Пока они смотрели, по стене за саркофагом скользнула сильно искаженная тень, исчезла и снова появилась.
Софи вскрикнула:
– Смотрите! Это… это та женщина!
