Красивая как ночь
– Это мое дело. Я не терплю сплетен и пересудов среди моих слуг.
– Да, милорд, но как мы уже…
– А что касается миссис Нафлз, то, учитывая поведение моего отца, все остальное меркнет в сравнении с его проделками. Обитатели моего дома привыкли к скандалам.
– Я… но вы сказали…
– Не важно, что я сказал, мисс де Северз, – рявкнул Кэм. Его рот превратился в тонкую жесткую линию, и он скрестил руки на широкой груди. – Просто выполняйте работу, для которой вас наняли, и все будут очень довольны.
Хелен слегка оперлась пальцами о стол, изучая выражение лица графа. Она чувствовала, как к ее вискам приливает кровь, а в душе снова борются растерянность и унижение. Она не собачка этого человека, чтобы ей приказывали то сесть, то встать, то уйти, то остаться! Ей не нужны его подачки, а что касается ее репутации, то он первым выразил свою озабоченность по этому поводу. И Хелен еще чувствовала боль от такого отношения.
– Милорд, я не допущу, чтобы вы из-за меня оказались в неловком положении. Я приехала только потому, что приняла условия мистера Брайтсмита. – Она сделала шаг, собираясь отойти от стола.
Но Кэм, будто намереваясь подчинить ее своей воле, накрыл ладонью руку Хелен и сжал ее пальцы.
– Не приписывай мне чужие слова, Хелен, – произнес он вдруг охрипшим голосом. – Я не говорил, что стесняюсь нашей… дружбы. И впредь ты будешь воздерживаться от упоминания этого слова.
Он резко отвел руку в сторону, но лишь затем, чтобы вытащить из ящика книги, и, словно вопрос был решен, стал раскладывать их на столе. Хелен тут же проявила свое знаменитое упрямство, вознамерившись положить книги обратно.
– Перестань, Хелен, – вкрадчиво сказал граф и прижал руками книги к столу. – Посмотри на меня. Посмотри на меня, Хелен!
Та подняла глаза, с упрямым вызовом глядя на него.
– Пожалуйста, отдайте мои книги, – холодно процедила она. – Вы больно сжимаете мне руку.
– Я хочу, чтобы ты осталась, – заявил Кэм.
– Неужели? – Хелен вздернула подбородок. – А как же мои распущенные нравы? Моя дурная французская кровь? И тот беззаботный континентальный образ жизни, который я вела?
Он сурово взглянул на нее:
– Это твое дело, Хелен. Я не бросал тебе обвинений. И я хочу, чтобы ты осталась.
– Я служу, милорд, а не нахожусь в рабстве, – ответила Хелен, еще больше разозленная его покладистостью.
– Черт возьми, перестань со мной пререкаться, Хелен! – сквозь зубы прошипел Кэм. – Я больше не твой покорный обожатель, выполняющий любую прихоть. С твоей стороны весьма неразумно упорствовать.
Хелен все еще держала книги. Ей следовало бы отодвинуться от Кэма, но ее пальцы были зажаты под стопкой книг. По крайней мере, так она говорила себе. А Кэм все так же упорно продолжал смотреть на нее. Сейчас он выглядел другим, гораздо более жестким, чем она помнила.
– Я не пререкаюсь с вами, сэр! – возразила она, переводя взгляд на стопку книг.
Когда он склонился над ней, его лицо оказалось так близко, что Хелен чувствовала его дыхание, от которого даже слегка шевелились ее волосы, чувствовала жар его гнева, смешанный с чистым запахом мыла для бритья. В его хватке она ощутила неведомый ей раньше безжалостный напор. Хелен ощущала его пронзительный взгляд. Этот человек был ей незнаком. Но он стоял так близко, и она знала, что если сейчас опять посмотрит на него, то непременно коснется лбом его подбородка, а их губы окажутся рядом.
– Прошу прощения, – натянуто сказал он. – Я бы хотел, чтобы ты осталась.
Злясь на себя за нежелательное направление мыслей, Хелен выдернула пальцы из-под книг и слегка ободрала кожу, поэтому отвернулась к стене и поднесла руку ко рту. Она уже начинала понимать, и это понимание вызвало у нее неприятный осадок.
Кэм хотел ее. Но стыдился этого желания.
Мужчины часто ее хотели. Ей пришлось узнать, что реакция мужчины на его физическое желание – сложная вещь. Сейчас Кэм злился. На нее, на себя. И в ответ на свой гнев был готов выдвигать немыслимые требования, а потом сводить ее с ума, произвольно меняя их. Находясь слишком близко от нее, касаясь ее, дыша почти у самого уха.
Как же она глупа! Ведь Кэм не пытается ее соблазнить! Просто ему нравится подчинять ее своей воле, использовать мужскую силу, чтобы немного припугнуть ее. Но ей-то какая разница? Она вынуждена зарабатывать себе на жизнь и всегда кому-то подчиняться. Так имеет ли для нее значение, будет ли это Кэм или другой высокомерный аристократ?
Да, он делает скоропалительные выводы и ошибается, но в глубине души Кэм, по крайней мере, всегда был хорошим человеком. И что еще важнее, есть работа, которую необходимо выполнить. Нужно успокоить и утешить ребенка. Ведь она, Хелен, уже здесь, в Халкоте, одном из немногих мест, где обретается истинное счастье. Разве это не одна из причин, заставивших ее приехать сюда?
Внезапно напряженную тишину нарушило тихое, приглушенное чихание, и взгляд Кэма сразу устремился к большому старому шкафу в углу классной комнаты. Хелен вновь отступила к столу, но Кэм, видимо, ее уже не замечал.
– Ариана, – сказал он удивительно нежным голосом, – выходи из шкафа, дорогая.
Все мысли о только что произошедшем между ними сразу вылетели у Хелен из головы. Граф с тяжелым вздохом подошел к шкафу и открыл дверцу. Внутри, сжавшись в комочек, прижав колени к подбородку, сидела худенькая, светловолосая девочка. Она не издала ни звука, но все было ясно по мрачному выражению ее лица.
Кэм молча наклонился и протянул девочке руку. Моргая от неожиданного света, та послушно взяла ее и неохотно вылезла из своего убежища. Хелен удивилась, что она босая, а волосы у нее растрепаны. Малышка прижимала к себе потрепанную игрушку – зверя непонятной породы.
Кэм поднял девочку на руки и поверх ее всклокоченных светлых волос поймал взгляд Хелен. Нескрываемая боль в его глазах пронзила ее сердце так, как никогда бы не смогли даже самые гневные слова. Кэм любил свою дочь, в этом никто бы не усомнился. Сейчас на его лице были страдание и множество вопросов, остававшихся без ответов.
Сердце Хелен потянулось к нему, как оно тянулось к другим, до него, и внезапно она увидела в Кэме не бывшего возлюбленного или высокомерного лорда, а отца, переживающего за своего ребенка.
Малышка уткнулась в накрахмаленный шейный платок отца, не желая взглянуть на нее.
– Ариана, – спокойно сказал Кэм, – это твоя новая гувернантка, мисс де Северз.
– Доброе утро, Ариана, – бодро произнесла Хелен.
Зарываясь еще глубже в складки галстука, девочка крепче вцепилась в отца.
– Пожалуйста, милая, посмотри на мисс де Северз. Улыбнись ей, хорошо?
Помедлив, Ариана чуть повернула голову, искоса глядя на Хелен прищуренным глазом, но улыбка так и не появилась на ее лице. Хелен изучала девочку, радуясь уже тому, что она выглядит физически здоровой, даже высокой для своего возраста. Кудри были настолько светлы, что казались почти белыми, а глаза… по крайней мере тот, что смотрел на Хелен, был поразительного синего оттенка на фоне розовой прозрачной кожи, а ее личико было круглым, свежим и прекрасным. Вся она казалась воздушной и призрачной, словно была ангелом, а не обычным ребенком.
Хелен посмотрела на ее побелевшие пальцы, вцепившиеся в лацканы сюртука Кэма. Беспокойство девочки столь же очевидно, как и любовь Кэма к дочери. Она впервые ощутила неимоверную тяжесть ответственности, которую так необдуманно взвалила на себя. А если ничего не получится? Тогда она подведет Кэма, человека, который всегда будет значить для нее нечто большее, нежели просто хозяин, давший работу.
– Не беспокойся, Ариана. – Она слегка коснулась рукой худенького плеча девочки. – Я понимаю, тебе уже надоело каждый раз видеть новых гувернанток. Обещаю, что постараюсь научить тебя всему побыстрее.
У девочки мелькнуло подобие улыбки, но в этот момент на пороге комнаты появилась молодая служанка, держа в руке пару маленьких туфель.
– О, прошу прощения, милорд, – торопливо присела она. – Девочка убежала от меня. Я пошла за ее туфлями, а когда вернулась, она исчезла.
– Я понимаю. – Граф опустил Ариану на пол и по-отцовски слегка шлепнул девочку. – Ступай с Мартой, шалунья. И оденься, чтобы за ленчем я увидел тебя в чулочках и туфлях.
После их ухода в комнате словно повеяло холодом, и вернулась неловкость, которая ранее царила между ними. Хелен услышала шуршание книг, будто Кэм перебирал их на столе, но оборачиваться не стала.
– Ну, что же, – наконец печально сказал он. – Вы теперь видите… как она… нездорова, мисс де Северз.
Хелен резко повернулась:
– Я вижу только очень испуганного ребенка, милорд. Об остальном пока рано судить.
– Я всегда был с ней мягок. – В голосе Кэма послышались нотки горечи. – И полагаю, девочку мучает не просто страх.
– Извините, милорд, – ответила Хелен, тщательно подбирая слова. – Я не хотела сказать ничего плохого. И страх редко бывает простым. Особенно у таких маленьких детей, как Ариана, когда им трудно понять разницу между воображаемым страхом и реальной опасностью.
Кэм смотрел на стол, продолжая бесцельно перебирать книги.
– Ты сумеешь помочь ей, Хелен? – наконец спросил он безмерно усталым голосом. – Ты останешься? Пожалуйста…
– Я останусь, – кивнула она. – А смогу ли ей помочь… я молюсь, чтобы это было так. Но я никогда не обещаю… – Она беспомощно замолчала.
Кэм махнул рукой, потом взял одну из ее книг.
– Что это такое, черт возьми? – неожиданно спросил он, словно надеясь разрушить мучительную близость между ними. Потом медленно, как бы обдумывая слова, прочитал название: – «Медицинские исследования и наблюдения за расстройством рассудка»?..
– Ее автор, доктор Раш, учился в Эдинбурге, милорд. Он писал об особых медицинских случаях, касающихся болезней, которые могут воздействовать на умственные процессы человека, а не на физическое состояние тела.
– Осмелюсь утверждать, что имею некоторое представление о той области медицины, которую ты имеешь в виду, Хелен. Но тебе я могу показаться дилетантом.
Хелен не клюнула на эту уловку.
– Что же, – деловито сказала она, – как видите, это учебник Раша по умственным расстройствам. Боюсь, что он уже несколько устарел, но многие продолжили его исследования, и в моей работе гувернантки они мне помогают.
Грусть Кэма, поначалу сменившаяся высокомерием, теперь готовилась перейти в гнев. Яростным движением он бросил книгу на стол.
– Моя дочь, – прорычал он, – не безумная!
Хелен заставила себя рассмеяться и холодно парировала:
– Что вы, милорд, едва познакомившись с Арианой, я, безусловно, не стала бы применять слово «безумная». Однако если ее настроение столь же переменчиво, как ваше…
– Как мое? – прищурился он, потом, к ее огромному удивлению, уголок его рта слегка дрогнул. – Очень хорошо! Ты, черт побери, может, и права. Я безумец! – Он провел рукой по волосам. – Но только не Ариана, и я не позволю относиться к ней как к безумной.
Устыдившись собственного сарказма, Хелен смягчила тон:
– Она, конечно, разумная девочка, милорд. И вообще термин безумие несколько устарел. Я много лет работала с врачами, а также с их пациентами и встретила не более полудюжины случаев, которые можно было бы охарактеризовать как безумие. Однажды на лекции в Венском университете…
– Ты имеешь в виду медицинскую школу? – перебил он с сомнением в голосе. – Но ведь женщинам не разрешают изучать подобные вещи.
– Ну да, – признала Хелен. – Но если у человека есть хорошие друзья, можно иногда посещать больницы, незаметно присутствовать на лекциях.
– Хм! – такова была бесстрастная реакция Кэма. Он стал листать другую книгу, и в его глазах появилось любопытство. – А это что?
– Трактат по применению психотерапии, – быстро перевела с немецкого Хелен, радуясь, что Кэмден Ратледж хотя бы не вышвырнул ее книги в окно, как сделал один из ее прежних хозяев. – А вот эта, – сказала она, с нетерпением указывая на третью книгу с загнутыми уголками страниц, – написана моим соотечественником, мсье Пинелем, директором больницы Bicкtre. Он считал кровопускание или клизмы неэффективными методами лечения умственных расстройств и отверг их.
Кэм поморщился, затем взглянул на нее, подняв густые брови.
– Должен признаться, мисс де Северз, вы меня поражаете. Как, скажите на милость, можно поставить диагноз умственного расстройства? Кстати, я начинаю опасаться, что последние два дня страдаю этой болезнью!
Хелен бросила на него вопросительный взгляд.
– Надеюсь, милорд, вы согласитесь, что термин «умственное расстройство» более предпочтителен, нежели «безумие».
– А разве не может человек страдать и тем и другим? – спросил он с мрачной улыбкой.
Борясь со смехом, Хелен попыталась не обращать внимания на его поддразнивание.
– Возможно, у Арианы умственное расстройство. Я не вправе это утверждать, поскольку я не врач. Но если она сообразительная…
Кэм захохотал.
– Как лиса, – ответил он, возвращаясь к своей обычной серьезности. – Это мнение дилетанта. А ученые мужи настаивают, что она глуповата. Тем не менее год назад я нанял ей первую гувернантку, пытаясь научить ее читать и считать.
– Я не ошибаюсь, полагая, что она уже начинала говорить? – спросила Хелен, вспомнив слова Брайтсмита.
– Да, первоначально ее словарный запас был даже велик для ее лет.
– Она, конечно, выглядит физически здоровой. Но может ли она учиться? Например, может ли Ариана выполнять словесные приказы? Играть в простые игры? Может ли связно думать?
Кэм заколебался, озадаченный и обиженный натиском Хелен.
– Разумеется. Я убежден, что Ариана неглупа, просто она боится. А если человек не говорит…
– Вот именно, – сочувственно произнесла Хелен. – В таком случае трудно узнать причину, не так ли?
Она решила не мучить Кэма расспросами, пока не проведет больше времени с девочкой. Их разговор явно причинял ему боль, намного полезнее узнать все от самой Арианы.
Глава 4
Но от любви лекарства нет
Неожиданно Кэм придвинул стул, уселся возле письменного стола и жестом пригласил Хелен последовать его примеру. Чтобы сохранить дистанцию, Хелен предпочла сесть по другую сторону. Кэм вел себя так, словно они целую вечность были старыми друзьями, что, впрочем, было недалеко от истины. Поставив локоть на стол, граф оперся подбородком о кулак.
– Послушай меня, Хелен. – Взгляд серых глаз печально устремился куда-то вдаль. – Я желаю Ариане только лучшего, надеюсь, ты это понимаешь? Я хочу, чтобы у моей дочери была счастливая жизнь, и сделаю все от меня зависящее, чтобы она ни в чем не нуждалась. Как в материальном, так и в эмоциональном отношении. И я не допущу, чтобы она стыдилась за себя или за свою семью. Я не позволю, чтобы она росла, как Бентли и Кэтрин, – всегда на грани общественного унижения, когда их будущее определялось мнением света.
Хелен с недоумением посмотрела на него:
– Кэм, я не совсем понимаю, чего ты хочешь от меня.
Кэм слегка покраснел.
– Я слишком отклонился от темы, да? – спросил он с мрачной улыбкой. – На мою долю выпало исправлять положение семьи, как в прямом, так и в переносном смысле. Все, чего я прошу – ради Арианы! – помоги мне понять, что лучше всего сделать, чтобы она была счастлива. Я отказываюсь верить, что моему ребенку невозможно помочь! – Он ударил кулаком по столу. – Просто отказываюсь!
– Кэм, я сделаю все, что в моих силах. Обещаю тебе.
Словно устыдившись всплеска чувств, граф замолчал.
– Извини, – сказал он наконец, – что я поранил тебе палец.
Положив руку на стол, Хелен провела кончиком пальца по царапине.
– Может, я должна попросить еще десять фунтов за опасную работу?
Кэм взял ее за руку и повернул к свету, чтобы получше рассмотреть царапину.
– Думаю, жить будешь, – сухо произнес он, отпуская ее руку.
Хелен аккуратно сложила руки на коленях.
– Да, пожалуй. У меня были раны и посерьезнее.
Кэм никак не отреагировал на ее высказывание и снова замолчал.
– Значит, ты обещаешь остаться? – спросил он.
– Если ты этого хочешь, – ответила Хелен, понимая, сколь неразумно ее решение. – Я останусь по крайней мере на те шесть месяцев, за которые ты заплатил.
Вздохнув с явным облегчением, граф взглянул на пустой шкаф, дверца которого была по-прежнему открыта.
– Иногда я не могу не думать, что в этом и доля моей вины. То есть Ариана так замкнута, потому что я… Ну, ты наверняка знаешь, какой я.
Хелен откинулась на спинку стула и внимательно посмотрела на него.
– Когда-то я хорошо знала тебя, – тихо призналась она. – В молодости ты был достаточно молчаливым. И вообще чересчур серьезным.
– Это я и имею в виду.
– Вряд ли причина в этом, – сказала Хелен больше себе, нежели ему. – Хотя некоторые виды наследственных заболеваний переходят к детям, однако немота – крайне редко. У Арианы это скорее проявление внутреннего страха. Возможно, реакция на какую-то травму? Но совсем не то, что передается по наследству, вроде кривого носа или голубых глаз.
Кэм вдруг напрягся, и в его голосе зазвучали холодные нотки:
– Я говорю не о наследственной болезни. Я убежден, что дело не в этом. Возможно, страх, о котором ты говоришь, это страх вырасти такой же, как я, – чересчур серьезной, чересчур погруженной в себя. И теперь, когда ее мать умерла, перед ее глазами уже нет никого, кто мог бы служить ей примером обычного, нормального человека.
Хелен видела, что он говорит вполне серьезно.
– Ах, Кэм, это же совершенная ерунда! – успокаивающе засмеялась она. – Лучшего примера для подражания ребенку не найти, потому что с тобой все в порядке. А я, кстати, всегда считала тебя почти совершенством.
– Господи, Хелен! – Он был искренне поражен. – Надеюсь, ты так не считала.
Она даже не заметила, как они стали называть друг друга по имени, но сейчас это казалось вполне уместным.
– Да, ты был в моих глазах совершенством. Возможно, чересчур серьезным, но ведь на тебя всегда давило бремя семейных обязанностей. – Его брови удивленно приподнялись. – Господи, Кэм! Неужели ты считал, что я ничего не вижу? Пусть я была молода, но далеко не глупа. Однако теперь, когда ты повзрослел, я думаю… – Она замолчала.
– Ну, продолжай, Хелен! – проворчал он. – Скажи это.
Она покачала головой.
– Это было бы неприлично.
– Хелен, ты и приличия как-то не совмещаются в моей голове, – с полуулыбкой ответил Кэм. – Выскажись, и дело с концом!
– Извините, лорд Трейхерн, приличия я в себе выработала, и большой ценой. Теперь я стала невероятно скучной, но я все равно скажу. На мой взгляд, вы стали холодным и немного вспыльчивым, хотя я не понимаю, какое отношение это может иметь к проблеме Арианы. Вот! Я все сказала!
Кэм рассмеялся, и его глаза озорно прищурились. В отличие от большинства мужчин его возраста у него не было морщинок, образующихся от смеха в уголках глаз и вокруг рта, тем не менее его смех звучал искренне. Сердце Хелен неожиданно дрогнуло от этого милого знакомого смеха.
– Вспыльчивый и холодный? Только два определения, Хелли? – возразил он, употребив придуманное им для нее старое прозвище. – Боюсь, ты лопнешь, если начнешь сдерживаться и не скажешь всего. – Глаза у него подобрели, и вдруг он показался ей таким молодым и таким нежным.
– Может, в другой раз, – с наигранной легкостью ответила Хелен, вскочив со стула. – Я… мне нужно распаковать вещи и подготовиться. Я начну работу с Арианой, как только она привыкнет ко мне.
– Конечно, – сказал Кэм, тоже вставая. Он задумчиво провел рукой по ее дорожному чемодану, и его пальцы нащупали порванный ремень. – В деревне есть отличный мастер, – рассеянно произнес он. – Отдай чемодан Милфорду, он с удовольствием отнесет его в починку.
Хелен смотрела, как он гладит старую кожу.
– Нет! – воскликнула она, приходя в себя. – То есть… нет, благодарю. Пусть все останется так, как есть. Это напоминание о том, что мне… хотелось бы запомнить.
– Вроде нитки, завязанной вокруг пальца? – улыбнулся Кэм.
– Вот именно. – Чувствуя необходимость срочно занять себя чем-то, Хелен схватила первую попавшуюся на глаза стопку книг и понесла на другой конец длинного рабочего стола. – Вы сказали, что увидите Ариану за ленчем?
– Да, я стараюсь встречаться с нею за едой в полдень, если позволяет время. – Кэм неуверенно взглянул на нее. – А что? Ты бы хотела присоединиться к нам?
– Благодарю, не сегодня. Я уверена, что лучше всего дать ей постепенно привыкнуть к моему присутствию в доме.
– Конечно. – Тон Кэма стал несколько сдержанным.
Хелен начала вынимать из деревянного ящика крошечные музыкальные инструменты.
– Скажи, она была очень привязана к последней гувернантке?
– Нет. Более того, мисс Эггерз была лишь одной из нескольких гувернанток, которые так ничему и не смогли научить девочку. За последние двенадцать месяцев я нанял одну за другой трех гувернанток, и, должен признаться, мы все устали от их приездов и отъездов.
Хелен улыбнулась немного скованно.
– Дай мне знать, когда сочтешь, что она может остаться со мной наедине. А до того момента я понаблюдаю со стороны.
Кэм отвесил ей полупоклон.
– Разумеется, – учтиво произнес он и вышел из комнаты.
* * *Хелен так увлеклась работой, что пропустила ленч. Она разобрала все ящики и сделала перестановку в классной комнате. Теперь, когда она наконец увидела Ариану Ратледж, ей не терпелось подружиться с девочкой, оценить ее возможности. Но столь же горячо она желала избегать встреч с темноволосым красавцем, отцом Арианы.
Проведя утро в спорах с Кэмом, а затем посмеявшись вместе с ним, она чувствовала странную настороженность и какое-то смущение. Он выглядел на удивление непредсказуемым, его настроение быстро менялось, что ему абсолютно несвойственно. Все это весьма тревожило Хелен, а поскольку день выдался хотя и прохладным, но солнечным, она решила отправиться на долгую прогулку по окрестностям, надеясь, что воздух поможет ей привести в порядок свои мысли.
Выйдя через заднюю дверь, Хелен на минуту остановилась, изучая тропинки, которые вели от Халкота к близлежащим деревням. Ей пока не хотелось знакомиться с новыми людьми, поэтому она пошла по аллее, которая огибала имение, сбегая к нижним пастбищам и поднимаясь на холмы. Оттуда можно полюбоваться и домом, и деревней.
После получаса энергичной ходьбы Хелен нашла прекрасное место, возвышавшееся над Халкотом, и присела на траву отдохнуть. Вдали виднелось трехэтажное главное здание имения, которое грациозно, но отнюдь не величаво возвышалось над окрестностями. На расстоянии дом с его резко очерченными линиями крыши, выступающими боковыми крыльями и глубокими окнами выглядел почти великолепным. Лужайки вокруг него были прелестными, хотя и небольшими, потому что за стенами сада тянулись мили плодородных земель и лесов.
Хелен знала, что Халкот являлся значительной сельскохозяйственной областью еще со времен завоевания Англии норманнами, однако сам дом был выстроен позднее, где-то в 1620 году, одним из предков Кэма по материнской линии. Она вздрогнула при мысли о том, какое разорение земле нанесло безрассудство Рэндольфа Ратледжа, и с радостью увидела, что дом сумел избежать плачевной участи.
С западной стороны открывался прекрасный вид на Честон. Существовавшая с незапамятных времен извилистая дорога сбегала с холма, пробираясь между крошечными, аккуратными садами и деревьями, недавно шелестевшими зеленой листвой, а теперь осыпавшими землю красно-золотистыми листьями. Деревушка имела только улочку с магазинами, одну скромную гостиницу, дом пастора и около десятка коттеджей разной величины, построенных из того же светло-коричневого камня, что и Халкот-Корт.
В детстве Хелен много переезжала с места на место, причем не по своей воле. Но единственным графством Англии, куда она всегда возвращалась с удовольствием, был Глостершир. Возможно, из-за Кэма. Но никто бы не смог отрицать красоту и совершенную умиротворенность Котсуолдса, этого сельского уголка. В садах еще пестрели поздние осенние цветы, часто спускаясь с древних стен на выложенные камнем дорожки.
Впереди, как и девятьсот лет назад, возвышалась церковь Святого Михаила с ее приземистой саксонской башней. Несмотря на то что Хелен неоднократно бывала в Халкоте, она только раз заглянула туда – и то ради проделки с псалтырем. Святое причастие в местной церкви не относилось к развлечениям, которые любил Рэндольф Ратледж.
Церковь Хелен посещала ребенком в тех редких случаях, когда ее водила туда няня. Однако теперь она почувствовала совершенно необъяснимую тягу войти в храм. А почему нет? Ведь она тоже прихожанка, хотя и не постоянная, но имеет право заходить в церковь, как любой верующий.
Издалека древняя каменная церквушка, залитая осенним солнцем, манила к себе умиротворенностью, и Хелен инстинктивно почувствовала, что там успокоятся ее хаотические мысли.