Та, которой не должно быть…

– Простите, – направился он к ней, – не подскажете, где найти Константина Леонидовича?

Женщина выпрямилась, беспардонно оглядела Эдгара с головы до рук, которыми он взялся за колышки ограды. Вопреки ожиданиям (и к его радости) она не проявила присущего жителям окраин любопытства, выясняя, что за гость пожаловал к соседу и зачем:

– Так нет его.

– Но, может, вы знаете, где найти?

– Так его совсем нет.

И на этот раз он не понял значения слов «совсем нет». Особенность Эдгара в том, что, наметив цель, он пропускает все второстепенное, незначительное, ему неинтересное. А женщина, заметив, как молодой человек поднял брови, подошла ближе и внесла ясность:

– Забили Константина зимой.

– Забили? То есть?..

– Разбойное нападение. Ночью шел домой и… Без сознания долго лежал и замерз, зима вон какая суровая стояла. Недалеко от дома замерз.

Стоило ли возвращаться, если во второй же день разочарование с тревожным волнением вытеснили с трудом добытое успокоение!

– А кто забил, почему? – спросил Эдгар упавшим голосом.

– Подонки какие-то. Напали, отобрали кошелек, телефон, часы… У Ганина не было богатств, а часы носил дорогие, памятные…

– Romanson, – чуть слышно вставил он.

– Ага, генерал подарил. Обчистили Ганина, вдобавок избили до полусмерти, – вздохнула женщина, жалея соседа. – Ездил он на машине, а тут сломалась она, в первый же день поломки его и… Каких-то двести метров не дошел.

– А что с его конторой стало? – не случайно поинтересовался Эдгар.

– Дела не очень шли, хотя работал он не за деньги, для души. Но, душа душой, а налоги да за аренду плати. Куда ж ему? Да и возраст свое брал: как молодой уже не побегаешь – одышка, сердце, ноги не те. Очень занимало его одно дело… У нас тут на дачах сгорели живьем люди, не слыхал? Ганин хвалился, будто полиция не раскрыла, а он к разгадке близко подобрался.

– Он сам из бывших, – заметил Эдгар.

– А старость не смотрит на бывшие заслуги, – резонно возразила она. – Не знаю, разгадал он или нет то дело, а деятельность частную прикрыл. Целый день перевозил из конторы имущество. Да неугомонный какой! Все ему куда-то надо бежать, все че-то писал в тетрадку толстую… Сидел бы дома, как положено пенсионеру, был бы жив. И наследников нет, вон стоит дом, ждет, когда его приберут к рукам начальнички. И приберут в личное пользование, участок-то вон какой большой.

– Жаль, как жаль… Спасибо, что уделили мне время.

– Не за что.

А Эдгар так спешил сюда…

В это неожиданно солнечное октябрьское утро Бородин сидел, подперев подбородок кулаком, болтая в чашке ложкой и о чем-то думая. Он обожал завтраки по выходным. Сначала Володя заваривал чай по собственному рецепту, пил его и балдел, сидя на кухне в углу и наблюдая, как Жанна укрощает плиту. Она никогда не занималась танцами, но ее манипуляции с посудой и конфорками отдаленно напоминали грациозные танцы дикарок у ритуального огня.

Жанна поставила перед ним тарелку с яичницей глазуньей и жареными помидорами, положила себе и села. Частенько еда подгорала, тогда он благородно делился с ней чаем, после «укротительница» делала новую попытку приготовить что-нибудь съедобное.

– Вова, ты все утро молчишь, в чем дело? – спросила Жанна.

В том, что спокойный Вова вчера лишился спокойствия. Он сознательно подчинил эмоции разуму, установив их на нулевую отметку. Достаточно того, что у Жанны характер непредсказуемый, хотя из психушки она вернулась неузнаваемой. Жаль, этого никто, кроме него, не заметил. Не хотят замечать – так будет точнее. Своим терпением и спокойствием он укрощал ее, кстати, более удачно, чем она – плиту.

Вчера Жанна его огорошила. Володя находился под впечатлением и, конечно, настроен против поисков убийц, считая это дело бессмысленной затеей. Вчера он воздержался от резких высказываний, сегодня искал подходящие слова, способные логически привести Жанну к его видению проблемы.

– Согласись, – наконец сказал, – тут есть над чем подумать.

Неважно, что человек говорит, главное, что за его словами. Идеальная пара – это когда мужчина и женщина чувствуют друг друга, отсюда в недосказанности быстро заполняют пробелы, понимая, что на самом деле он (она) думает. Жанна правильно прочла его мысли и сделала еще одну попытку объяснить, почему она не может смириться:

– Вова, ты не понимаешь? Мне страшно жить. Мне тяжело жить.

– Я-то как раз понимаю… Но если до убийц дойдет твоя настырная деятельность, тебя уничтожат.

– Ну почему четыре жизни, которые кто-то украл, я должна подарить? – В возбуждении Жанна стукнула по столу ладонями. – Слишком большая роскошь, знаешь ли! Кому они понадобились, зачем? Ответа нет ни на один вопрос, убийцы не пойманы – мне от этого плохо!

– Видишь ли… – потирая подбородок, начал он делиться мыслями, – в твоих расчетах мало убедительности. Это всего лишь фантазии без веских мотивов.

– Даже у Алексашки нет мотива?

Мучительная тема. А он не привык дипломатничать. Ему бы сказать: для меня важна только ты, если не станет тебя, зачем мне солнце, небо, земля, работа? – все это имеет смысл только с тобой, но ты хочешь уйти за Ниной и родителями. Сильно? Володя так не скажет, не сумеет.

Жанна тем временем разрезала его яичницу и снова поставила перед ним тарелку:

– Ешь.

Нехотя он взял вилку, ткнул ею в кусок, а в рот его отправил, когда сказал свое мнение по поводу Сашкиного мотива:

– Не знаю, по-моему, любовь не может стать поводом к зверству.

– Не любовь, – возразила Жанна. – А оскорбленное самолюбие. Унижение. Ревность. Наконец, страсть. Да, неутоленная, оборванная страсть на самом пике. Это очень сильная мотивировка для больного и озлобленного самолюбия.

– Допустим. Но Виталька не питал страсти к Нине, он лишний в твоем списке.

– А зачем твой и мой друг Виталик засунул меня в дурдом? Может, лично ему это было нужно, м? Что, если он дэв, а не агнец? Просто мы не знаем.

– Я не спрашивал, – ответил он.

– Почему?

– Разочаровываться не хотел.

Володя бросил вилку, уложил локти на стол и отвернул лицо в сторону. Тема еще и болезненная. Она касалась не просто друзей, а тех, кому он мог доверить себя целиком, жену, детей, да абсолютно все. И эти родственные души, мягко говоря, повели себя не совсем прилично по отношению к Жанне, стало быть, и к нему.

– Тогда спроси и разочаруйся, в конце концов! – резко бросила Жанна. – Чтобы потом не заплатить втридорога. А знаешь, идея засунуть меня в психушку принадлежала Лариске. Заодно спроси нашего друга Виталика, зачем она влезла. Кстати! Я нарочно оставила сюрприз на утро.

Жанна убежала в комнату. Тяжело вздохнув, Володя вынул из пачки сигарету, щелкнул зажигалкой и засмотрелся на огонек. В крошечном пламени он вдруг увидел проклятую дачу, охваченную пламенем, горящие тела внутри дома… и передернул плечами, потому что кожей ощутил нестерпимый жар. Бесследно такие события не проходят, та ночь обосновалась между ним и Жанной, как третий лишний, она мешала им, напоминая о незавершенности.

– Ты готов к потрясениям? – вбежала Жанна, плюхнулась на стул и, положив на стол большой конверт, накрыла его обеими ладонями. – Учти, моя бомба не для слабонервных.

– Готов, готов, – закивал Володя, прикуривая.

– Итак, Лариска не знает, какой жирный кусок отхватила в лице Витальки? Ну, да, она же возвышенная, социально ответственная, как комсомолка из старых фильмов. А теперь смотри. Узнаешь эту дэву?

Жанна положила перед ним на стол одну фотографию… вторую… третью… У Володи глаза полезли на лоб. Первое фото: голая Лариса сидит на голом мужике вдвое старше с внешностью жителя южных гор. Крупный план: Лариса взасос целуется с тем же мужиком, оба голые, его волосатая рука сжимает ее грудь. План стоя: она держится руками за край стола, он сзади… ну, очень подробное изображение. Четвертое фото: Лариса сидит на краю стола, нога заброшена на бедро джигита, который придерживает ее рукой, лица исказила мука… Володя провел по столу рукой, сгребая камасутру в сторону.

– Жесть, правда? – произнесла Жанна, закуривая. – Думаешь, Виталик об этом знает?

– Она что… и сейчас?.. – ужаснулся Володя.

– Про сейчас не знаю, а до Виталика – точно.

– Кому какое дело, с кем Лариса занималась сексом до Виталика.

– Согласна. Но ты ведь неприятно удивлен?.. Молчишь? Значит, Лариса тебе на этих снимках не симпатична.

– Думаю, такое же впечатление будет и от нас, если тайком снять…

Жанна загасила недокуренную сигарету и поднялась:

– Идем в комнату. Идем, идем…

Он поплелся за ней без желания, угадав, что наготове у нее вторая бомба, проникать в чужие тайны – это типично по-женски. Едва Володя вошел, Жанна нажала на пульт и началось. Одна из фоток ожила на экране телевизора.

– Тебе знакома эта Лариса? – спросила Жанна, подчеркнув слово «эта». – Спорим, ты не знаешь ее? Вчера с Виталиком была другая – благородная кровь, а не похотливая самка.

Порно и в Африке будет порно. И дело в качестве. Ни о какой любви, которая разрешает все мыслимые и немыслимые приемы, и речи быть не могло, здесь Лариса выдавала образцовое мастерство порочной шлюхи, являясь инициатором акробатики. Она очень старалась и в результате перешагнула грань, которая красоту превращает в омерзительную похабщину. Что там фото! На фото запечатлены скромняшки, потому что не видно процесса, следовательно, нюансов.

– Ну, как тебе? – спросила Жанна.

– Выключи, – попросил Володя, отвернувшись.

Вопли, стоны, рев животинушек, реплики прекратились, хотя дух помойки успел распространиться в воздухе, Бородину захотелось открыть балконную дверь и проветрить свою однушку.

– Ты и теперь будешь утверждать, что от нас такое же впечатление? – спросила Жанна. – Извини, но любовь сильно отличается от этого дерьма. Даю гарантию: и твоему другу Виталику все это не понравится, не-а. Джигит ему хорошо известен… Вова, какого черта молчишь?

Он молчал, потому что впервые она употребила слово «любовь», впервые оно объединяло их двоих, не было абстрактным обозначением каких-то далеких от реальности чувствований. Это победа Бородина, а она, как известно, пьянит. Но, вспомнив, как легко он может потерять Жанну в самом прямом смысле этого слова, Володя быстро отрезвел, взял ее за плечи и спросил:

– Что ты собираешься делать с диском?..